Безусловного подчинения фюреру 3 страница

Таким образом, намереваясь воспрепятствовать концу владыче­ства белой расы, Гитлер в конечном счете ускорил этот процесс: Британская империя пережила крах Третьего рейха всего на несколько лет. Ведь после разгрома гитлеровского «тысячелетнего рейха», ко­торый довел расистский империализм до абсурда, не могла суще­ствовать и британская колониальная империя, основой которой был именно расизм (хоть и несравненно более умеренный). Так эту ситу­ацию прокомментировало радио Лондона (Би-Би-Си) в 1996 r.^112Od

Прежде лорд Альфред Милнер подчеркивал, что Британская империя опирается на расу: «Именно британская раса создала им­перию... только британская раса может сохранить ее»^112Ое. Потому и невозможно было сохранить Британскую империю после победы над Гитлером, показавшим истинное лицо любого расизма.

Первым великим принципом британского государства... было следование расе.

Альфред Милнер

Должны ли мы предпринять попытку создания новой Гер­мании по английским образцам?

Мелкие немецкие души поддавались английскому духу мас­совости — тем вернее_} нем больше они сами принадлежали к массе. Но все по-настоящему великие немцы, такие, как Гете и Бисмарк, отвергали Англию в целом при всем признании ее отдельных достоинств.

Вильгельм Дибелиус, 1923^|1Ж

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Уже в 1930 г. Ёме и Каро назвали национал-социалистов Гитле­ра «борцами за Британскую империю». Альфред Розенберг также заявлял, что «Британскую империю будет защищать и борьба Гер­мании с Россией и большевизмом» — благодаря походу Гитлера на Восток. Здесь же будет интересно привести последний политичес­кий анекдот Третьего рейха. «После 8 мая 1945 г. в офисе британс­ких секретных служб появляется человек с усиками и характерным австрийским акцентом. Человек отклеивает усы и докладывает: "Тайный агент под номером 51. Задание выполнено. Вся Германия лежит в руинах"».

Известно, что Гитлер «с удовольствием вел бы борьбу против большевизма, используя в качестве партнеров английские флот и авиацию». (Возможно, именно на это рассчитывал фюрер, начи­ная эту войну.) Предполагалось, что контактное лицо Рудольфа Гесса — герцог Гамильтон — должен был вступить в переговоры с вероятным «главой британской "Партии мира"» — не кем иным, как королем Георгом VI. В результате этих переговоров Британия долж­на была заключить мирное соглашение с Гитлером, который соби­рался после этого напасть на Советский союз. Об этом в 1941 г. из Лондона сообщал американский военный атташе, об этом гово­рила и советская разведка. Предпринимая постоянные попытки заполучить поддержку Англии в войне против Советского Союза (настолько постоянные, что они уже граничили с одержимостью),

Гитлер, вероятно, собирался добиться мира с Англией, развязав вой­ну на Востоке. Таким образом, Гитлер рассчитывал, что ему не придется воевать на два фронта после нападения на Советский Союз¹¹²¹.

Как известно, из этого ничего не вышло. В своей новаторс­кой истории немецкой внешней политики Клаус Хильдебранд задается вопросом: «Почему Гитлер... верил, что на фоне пора­жения ему удастся... сойтись с Великобританией» и «вместе с Великобританией загнать век в рамки»? («А ведь если бы к вла­сти не пришел «полуамериканец» Уинстон Черчилль, Гитлер впол­не мог бы дождаться исполнения своих мечтаний», — напоминал автор книги «Десять дней, которые спасли Запад».) Даже в 1944 г. в гитлеровской Германии «многочисленные представители го­сударства и вермахта, экономических кругов и высшего обще­ства цеплялись за английскую иллюзию»¹¹²¹³. В конце концов, ни одно немецкое правительство в своей силовой политической экс­пансии никогда не получало такой поддержки со стороны Англии, как правительство Адольфа Гитлера. И, пожалуй, ни один глава немецкого государства так не идеализировал Англию, как Гитлер. Нацистский режим всегда относился к британской империи как к «старшему брату Третьего рейха», связанному с Германией об­щими постулатами о расовом превосходстве. Нацисты считали, что англичане, критикующие Третий рейх, отрекаются от исто­рии собственной страны, от ее подлинной сути. Однако в реша­ющие предвоенные годы таких в Британии было меньшинство, и к тому же они почти не имели влияния. И заявление, сделанное Гитлером в 1931 г. о том, что Германия заинтересована в сохра­нении британской власти над Индией, произвело «особое впе­чатление в Лондоне»¹¹²¹⁰.

После того как в НСДАП победила ориентация Гитлера на Анг­лию (в противовес ориентации Отто Штрассера на Россию* и коло­ниальные народы), судьба Германии во второй мировой войне гео­политически была предрешена. Была предрешена роль Германии, которую Ханс Гримм определял не в последнюю очередь как роль «британского форпоста на Востоке»¹¹²¹⁰. Неоднократный отказ Гер­мании в прошлом «таскать для Англии каштаны из огня» был ошиб­кой — прямо заявляет Гитлер в «Mein Kampf»: еще в 1904 г. немцам следовало напасть на Россию, чтобы добиться благоволения Анг-

* Ориентация на Россию соответствовала тогда представлениям именно наци­ональных, консервативных мыслителей Германии, — таких, как Освальд Шпен-глер, Эрнст Юнгер, Мёллер ван дер Брук (прим. автора) (Мёллер ван дер Брук, Артур (1876—1925) — нем. писатель, автор книги «Третий рейх» (прим. перев.У).

11 Зак 4322 ^

лии*... Именно таким образом Германская империя должна была сделаться мечом Британии на континенте, используемым против Востока. «Конечная цель политики Гитлера... состояла в присоеди­нении к Британской империи»: он хотел любыми способами войти в мир англичан — самый привилегированный из миров — сначала на правах поверенного в делах, а затем и в качестве руководителя (писал Н. Зомбарт, ссылаясь на Карла Шмидта)^112ld.

Расизм завоевал уважение — начиная со времен кайзера — имен­но благодаря престижу его британских моделей. И этот вывод легко подтверждается документами. Добровольная зависимость от англо­саксонских ориентиров пережила и вильгельмовскую империю, и Третий рейх. Так, один бывший заместитель шефа имперской прес­сы нацистской Германии даже в 1955 г. приписывал «большинству немцев тридцать три почтительных поклона» перед англичанами^1121е. Оценивая себя, немцы два века оглядывались на Англию. Генрих фон Трейчке, например, отмечал «космополитизм» немцев в отли­чие от врожденной «ограниченности» англичан. «Им [немцам] при­дется работать над собой, пока... они не станут думать и о себе са­мих», — такой вывод делал Трейчке^1112f. Гете также ставил англичан в пример: «Если бы немцам, по образцу англичан, привить меньше любви к философии и больше энергии, меньше интереса к теории и больше — к практике...»¹¹²¹⁸. Тот же Гете в беседе с Эккерманом заметил: «Немцы бьются над разрешением философских проблем, а тем временем англичане, с их практической сметкой, смеются над нами и завоевывают мир»^П21\ Однако недостижимое должно было стать реальностью — при посредстве «патологического комплекса неполноценности национал-социалистов по отношению к англича­нам... превратившегося в высокомерие»¹¹²¹¹.

Ведь Англия как самое раннее национальное государство, как первая индустриальная держава и как империя с самыми протя­женными заморскими владениями была субъектом как кальвинис­тского сознания избранности, так позже и социал-дарвинистского сознания права сильного: «Постепенное угасание низших рас — не только закон природы, но и благо для человечества, — подбадривал англичан сэр Чарлз Дилк. —...Наша британская кровь... немало потрудилась над распространением людей нашей расы по всему миру». «Империю сформировали расовые инстинкты», — уверял, начиная с 1889 г., Джордж Паркин как примас миссионеров империализма¹¹²¹^ Подобные заявления вполне соответствовали

* В «Mein Kampf» сказано: Германия должна была сыграть «роль Японии в 1904 году». То, что в виду имеется именно нападение на Россию, однозначно следует из замечания: при этом Германии пришлось бы пролить меньше кро­ви, чем в мировой войне против Англии {прим. автора).

британским представлениям об избранности, которые опосредо­ванно (через кальвинистское пуританство) проистекали из ветхоза­ветных источников.

Пуританские корни продолжали определять характер английс­кого национализма. Англия была первой страной, где все населе­ние поголовно обладало национальным сознанием. «Господь, наш Бог, Высочайший... Он проложил нам путь до краев земли», а «если кровь есть цена... Господь Бог, мы заплатили ее сполна», — писал в 1893 г. Киплинг. Вполне в соответствии с ветхозаветным духом Израиль стал для Англии Мильтона, Англии XVII века, образцом при покорении Ирландии^{1 l21k}.

Для подобных английских расистов как библейского, так и со­циал-дарвинистского толка кельты были почти такой же низшей расой, как «ниггеры». Согласно «научным» представлениям англи­чан, по степени развития мозга ирландцы приближались к малай­цам. Самым же большим мозгом обладали, конечно, англичане — если верить исследованиям в области мозга Сэмуэля Мортона. Низкий уровень развития ирландцев объяснялся их происхождени­ем от «иберо-монголоидной расы». Эта смесь якобы и породила ленивых и шумных, невоздержанных ирландцев¹¹²¹¹.

«Если б только каждый ирландец прикончил по негру — и был бы за это повешен...» — мечтал в 1881 г. профессор оксфордского университета Эдвард Фримэн. Этот же профессор высказывался за то, чтобы предоставлять «нетевтонским [non-Dutch] арийцам» аме­риканское гражданство лишь в третьем поколении, а неарицам — вообще не давать гражданства, не говоря уж о неграх, этих «ог­ромных черных обезьянах», как он называл их. «Евреи не могут не лгать», — еще один тезис этого уважаемого оксфордского профес­сора; ему же принадлежит и следующая фраза: «Каждая нация вправе притеснять своих евреев»¹¹²¹"¹.

Другой оксфордский профессор истории Джеймс Энтони Фрод учил своих студентов, что туземцы — неполноценны в расовом от­ношении, и что рабство является для них благом. Все эти идеи полностью соответствовали учению Карлейля ^1121п. Следуя этой же традиции, автор школьного учебника «Введение в историю Анг­лии», переизданного десять раз (до 1954 г.), Флетчер (кстати, тоже преподаватель оксфордского университета) решительно порывал с «пустыми мечтаниями демократии» об «Индии, полностью остав­ленной на милость евреев, чиновников-индусов, пищущих по-анг­лийски, и мадрасских адвокатов» ¹¹²¹°.

Даже якобы научная антропология в 1900-х годах определяла англосакса как прирожденного «господина по натуре» с «врожден-

ным чувством превосходства»¹¹²¹¹¹. В «социал-дарвинистском» духе эта антропология поощряла прежде всего волю среднего класса — уже выказавшего свои пробивные способности — к подъему. В Гер­мании же потенциальные сторонники социал-дарвинизма принад­лежали к менее обеспеченным слоям среднего класса — группе, по большей части подверженной антисемитизму^1121г.

«Нормы, принятые в области человеческих взаимоотношений, мог­ли по крайней мере частично не браться в расчет — в отношениях с чужими и неравноценными культурами»^112Ь. Причины очевидны. Ав­тор книги «Британское лидерство и паблик-скул» так объяснял сло­жившуюся ситуацию: само понятие лидерства в этих учебных заведе­ниях для элиты элитной нации выявляло его иррациональность: право рукоюдить являлось лишь результатом социального положения лиде­ров. «Английский джентльмен присваивал себе... право командовать... исходя из инстинктивных побуждений [а не из интеллектуальных спо­собностей]. Именно инстинкт формировал те особые, специфические манеры, вызывавшие такое почтение у низов». Писатели, не учившие­ся в паблик-скул, писали об этих школах с нежностью, а юноши из рабочих кварталов могли только мечтать о них, заключал автор книги «Империализм и культура масс». «Приоритет инстинктивного обуслав­ливал... зависимость понятия «лидерства» в паблик-скул от иррацио­нальной идеологической обработки». Выпускники паблик-скул опре­деляли образ Англии — и даже ее представление о себе, имевшее в историческом плане решающее значение.

В строптивых туземцах незачем видеть людей: их следует ис­треблять как врагов Господа, по примеру героев Ветхого Завета, — такой вывод делал англиканский богослов, профессор истории и популярный британский писатель Чарлз Кингсли. Богословы, с порога отметавшие идею происхождения человека от обезьяны, аплодировали (по выражению одного либерального критика бри­танской империи) претензиям на «право тигра», утверждавшее, что сила означает право¹¹²². Однако «право», добытое силой, еще нуждалось в освящении волей Всевышнего, «провидения». И по­этому в 1937 г. Ханс Франк оповещал Третий рейх: «Христос... сегодня был бы немцем»; немцы — истинные «орудия Бога для уничтожения зла»; «мы сражаемся во имя Бога с евреями и боль­шевизмом. Бог хранит нас»^1122а. Идея выживания сильнейшего почти полностью отвечала германскому «праву» англосаксов, «при­вычных к командной власти»¹¹²³ — привычных, так сказать, заво­евывать землю молотом. И даже если бы они не происходили из «рода бога-молотобойца», они бы все равно стремились унаследо­вать «его всемирное царство». В свою очередь, «Гитлер, скорее

всего, был рад считать свой политический цинизм разновиднос­тью британского цинизма». Именно поэтому (как отмечал Штробль) критика Британии «за попытки следовать ее примеру» не имела ни малейшего воздействия на нацистов. И Гитлер был убежден, что он следует ему.

Во всяком случае, Адольф Гитлер не оставил подобные притяза­ния без признания: «англичане — тоже чисто германский народ», — аттестовал он их в одном монологе в ставке. (До войны даже члены СС публично восхищались «чистой нордической кровью» англичан.)¹¹²⁴

Более раннее заявление Гитлера в речи, разнесшейся по всему миру на коротких волнах: «Пусть нас и не любят, зато боятся и уважают», — было встречено бурными аплодисментами. Но ведь такая прикладная этика явно была им выведена не из личного опы­та жизни в Вене и Мюнхене. Она брала свое начало в гораздо более удаленных местах. Это была «характерная, непреодолимая и над­менная отстраненность английских колониальных чиновников, за которую их ненавидели», и о которой напоминает Ханна Арендт^1124а. Представление всех англичан о себе как о нации аристократов (вы­росшее из феодального самосознания времен норманнского завое­вания) поднимало их в собственных глазах высоко над другими народами, а идея «расы господ», которую кальвинизация сделала «холодней» и «тверже», наложила отпечаток на отношение «импер­ской расы» к чужим народам.

В Германии заявление Рёскина о будущем, которое ожидает Ан­глию, восприняли как напоминание о том, что британская раса яв­ляется первой среди сильных, а, значит, предназначена править всем миром. Такие настроения царили и после окончания первой миро­вой войны, несмотря на упадок империи. Во времена подъема фа­шизма «национальное самосознание [британцев] продолжало связы­ваться с расовым превосходством» — и не только в отношении чер­нокожих Британской империи. «В то время, как [британская] импе­рия умирала, [английский] расизм процветал». «Превосходство, дос­тигаемое без каких-либо усилий, стало неотъемлемой чертой анг­лийского характера», отмечал Фрейер. «Все, что относилось... к бри­танскому расовому владычеству... подразумевало... и консерватив­ное почтительное отношение [к вышестоящим]», — напоминал ав­тор книги «Англия навсегда. Мужественность и Империя». Ведь от превосходства англосаксов зависела и «возможность свободы», на практике означавшая свободу подчиняться и приспосабливаться¹¹²⁵.

А поскольку Гитлер планировал сделать Россию своей колонией и пытался практиковать колониальную эксплуатацию, британский

пример никогда не выходил у него из головы. «Как ни неприятна нам эта мысль... нет никакого сомнения в том, что нацистские лидеры чувствовали прямую связь между Третьим рейхом и британской импе­рией и стремились найти в ее примере законные оправдания для соб­ственной колониальной экспансии», — к такому выводу приходят ав­торы книги, изданной в 2000 г. в Англии (Cambridge University Press).

Элита нации внутри нации элит четко усвоила рефлексы коман­дования и повиновения. Готовность масс строго соблюдать иерар­хию внутри британского общества, «примириться с положением эксплуатируемых» удивляла даже англичанина, автора книги «Ма­гия Просперо»^1125а.

Доктор Геббельс считал, что эта нация элит есть результат образ­цовой «селекции для политики» — успешно проведенной благодаря социальным условиям, которые были для нее естественными и не подлежали обсуждению. Вожди в Англии никогда бы не столкну­лись с внутренним политическим сопротивлением, весь народ ин­стинктивно был солидарен с ними. «Сила и величие Англии — путе­водные звезды для... политического инстинкта». И в 1930 г. Геббельс хотел видеть Германию такой, как британская нация элит^1125Ь.

Классовую элиту Англии воспитывали как лидеров, воспитание основывалось «на принципе фюрерства, который гарантированно обеспечивал им здоровое презрение к демократии». Это был класс прирожденных властителей, предназначенных для этого судьбой. Даже в 1940 г. это «в целом признавала остальная часть нации», — писал автор «Barbarians and Philistines» Т. Уорсли во время кризиса 1940 г. Английские паблик-скул стали образцом для гитлеровских «наполас», рассчитанных на селекцию фюреров, образцом для под­готовки элиты нации с типичным для них «прославлением спорта, стоящего выше культуры, варварской мужественности, значащей больше, чем... достижения цивилизации»¹¹²⁵⁰. Для них «самый тя­желый грех... — выделяться» (ибо свобода — привилегия тех, кто подчиняется добровольно). Идеолог нацизма Альфред Розенберг напоминал, что и нация, и государство нуждаются в типах, в разве­дении типов, так что тут «неуместно даже говорить о личностях». Ханс Тост, английский корреспондент «Völkischer Beobachter», отме­чал аналогичную ситуацию в паблик-скул: «Они не замечают, что их воспитание... в принципе приучило их думать намного более одинаково, чем... прусских кадетов... Если они — индивидуалисты, то выпускаемые серийно, как наши "Фольксвагены"»¹¹²⁵⁴¹. «Травля [непохожих,] эксцентричных и слабых в сущности была для них отдыхом. Солидарность с коллективом была важнее, чем совесть и... честь. И таким образом они приучились смело лгать и никогда не

выдавать никого из членов группы». И все это несмотря на то, что директора паблик-скул были капелланами: непосвященный, миря­нин (до 1890-х годов) не мог занять эту должность^1125е.

Появления «божественных фельдфебелей» ожидал уже Томас Карлейль. По его представлениям, они должны были выстроить затылок в затылок самых бедных (и, следовательно, не признанных достойными свободы) и привести их в рабство — в соответствии с чем-то вроде ветхозаветного предопределения — точно так же «ниг-герам» суждено было рабство под «благодетельным бичом» в рам­ках нового (точнее, возобновленного) порядка при чаемом гряду­щем великом вожде. Карлейль, сам того не зная, принадлежал к фёлькише байрейтскому кружку, «духовной родине» Гитлера, — полагал X. С. Чемберлен^1125Г. Пуританские представления о предоп­ределении, претерпев биологизацию, превратились в расизм в Ан­глии, который послужил образцом для Германии. Расовая гордость должна была сделать империализм популярным в низших слоях, оттеснив классовую солидарность, — этого добился (и надолго) Бен­джамин Дизраэли, премьер-министр Англии в 1868 г. и в 1874— 1880 гг. (Дизраэли ненавидел гуманные порывы и считал учение о равенстве людей пагубным для будущего примата империализма.) В Германии модель Дизраэли (расовая солидарность низших слоев во имя социального империализма) была подхвачена националис­тами, сторонниками фёлькише убеждений. Так, в 1900 г. поборник интересов среднего класса Фридрих Ланге напоминал «аристокра­тии расы» о «дворянской грамоте... положенной в колыбель всем... кто принадлежит к белой расе. По сравнению с этим... расстояния между классами среди самих белых незначительны. Если бы [толь­ко]... вся белая раса... приобрела сознание... превосходства... со­гласно дворянской грамоте своей крови, над... другими расами!»¹¹²⁵⁸

Однако даже некоторые англичане сознавали, что практикуемый в Индии расизм может угрожать правовому государству и в самой Анг­лии. В 1902 г. Джон Гобсон предупреждал, что автократические мето­ды колониального владычества отравляют источники демократии в самой Англии и грозят ее конституционным свободам. Действитель­но, британский фашизм изначально был теснейшим образом связан с самыми твердолобыми из «хранителей империи». Джавахарлал Неру предупреждал, что расистский фашизм означает применение колони­ально-империалистических методов и в самой Европе.

Ханна Арендт показала, что корни европейского расистского фашизма произрастают из опыта властвования европейцев над тро­пическими колониями.

Истребление евреев Гитлером неотделимо от его навязчивой мании завоевания «пространства на Востоке», покорения России

— его «Индии». В войне против великой державы применялись те методы, что до этого были приняты «только» в колониальных вой­нах вне Европы. Новым было стремление низвести великую держа­ву-соперника до уровня колонии для своих поселенцев, истребив коренное население, мешавшее колонизации. Такая радикализа­ция колониально-империалистических традиций «последовательно вела саму Германию не только к военно-политической, но и к мо­ральной катастрофе, атрофируя ее духовную сущность»¹¹²⁵¹¹.

Не случайно именно немецкий центр изучения истории нацио­нал-социализма опубликовал исследование, посвященное колони­альному господству и социальным структурам в Германской Юго-Западной Африке¹¹²⁶. В этой работе опыт колониального империа­лизма в Африке помогает выявить элементы — если не истоки — тотальной власти. Отношения, установившиеся между европейс­кой «расой господ» и «туземцами», сказались и на колониальных методах обращения с людьми и в самой метрополии¹¹²⁷. Одним из примеров такого обратного влияния было участие защитника Гер­манской Восточной Африки генерала Пауля фон Леттов-Форбека в 1920 г. (во время капповского путча) в свержении демократии в Мекленбурге. Возможно, высказывания типа: «порог тоталитарно­го мышления и поведения... [был] перейден» уже в методах осуще­ствления немецкой колониальной власти в Африке¹¹²⁸; так называ­емый «колониализм» есть не что иное, как «периферийный фа­шизм»¹¹²⁹ — являются преувеличением. Однако бесспорно, что на­следие колониально-империалистических мотиваций в Британии — под видом «политики умиротворения» — стало решающим фак­тором, позволившим Третьему рейху осуществить агрессию.

Лорд Альфред Милнер (1854—1925), вдохновитель англо-бурской войны 1899—1901 гг., «проконсул» Великобритании в Южной Аф­рике и военный министр в 1918 г., считал империю настолько жиз­ненно важной для британской расы господ, парламентаризм — столь тягостным для империализма, а демократию — такой серьезной уг­розой национальной безопасности, что (в 1912 г.) воспринял приме­нение парламентского принципа большинства как узурпацию и хо­тел вместе со своими сторонниками призвать к военному мятежу. Еще в 1903 г. Милнер видел единственную возможность спасения «национального дела» (т. е. империализма) от демократии в некоем демагоге, который обольстил бы народ, который смог бы вдохно­вить «каждого рабочего». Милнер мечтал, чтобы повсюду были орга­низованы «юношеские бригады, и все молодые люди в возрасте от 14 до 18 лет были обязаны вступать в них»; «тренировка и дисципли­на... — благословение, которому суждено стать всеобщим», «чтобы

создать сильную... имперскую расу». Эти мечты вскоре были реали­зованы на практике — сначала в Италии Муссолини, а потом и в Германии Гитлера. Милнер — задолго до этих двух фашистских дик­таторов — настаивал на ограничении урбанизации, с тем, чтобы обес­печить наилучшие условия для процветания империализма. Милнер подчеркивал, что «империализм... как кислород... необходим для возрождения затхлой атмосферы в британской политике... Импери­ализм... обладает глубиной и полнотой религии»¹¹³⁰. От Милнера и его «твердолобых» довоенного времени ведет свое происхождение британский фашизм, приверженцы которого даже в 1987 г. в одной британской оксфордской публикации были — обоснованно — на­званы «фашистскими патриотами Британской империи». В связи с этим один британский историк социал-империализма делает следу­ющее точное замечание: «Фашистские» принципы напрямую выво­дились из взглядов и принципов, а также программ некоторых вид­нейших представителей британской политики и науки». «Некоторые важные идеи нацизма были напрямую заимствованы из английских источников», из идеологии английского расового империализма¹¹³⁰³. Из имперского опыта фашисты позаимствовали идеи «расы господ» и неравенства людей, а также волю к власти. Англичане считали, что их власти в Британской Индии угрожает мировое «еврейство». Са­мый знаменитый британский вице-король Индии, лорд Керзон, за­являл (в 1924 г.), что оно уже властвует над Россией¹¹³⁰⁵. Именно эти намерения воплотили в жизнь в Германии в 1919—1920 гг. антиде­мократические добровольческие корпуса, «бойцы бригады Эрхард-та», — напоминал Ханс Гримм^113Ос.

Один из питомцев лорда Милнера, Невилл Чемберлен, с 1937 г. пассивно, а с 1938 г. активно поощрял приготовления Гитлера к агрессивной войне, рассчитывая, что экспансия расистского Третье­го рейха будет направлена против антирасистского Советского Со­юза, укрепив в конечном счете расистскую Британскую империю.

Закат имперского могущества Британии вовсе не означал упад­ка империалистического расизма. Скорее наоборот. Сильная раси­стская идеология, противодействовавшая деколонизации, укрепля­ла распадавшуюся империю. Чемберленовскую «политику умирот­ворения» не раз характеризовали как политику, призванную сохра­нить империю, и, следовательно, социально-экономический строй страны — чтобы защитить экономические интересы консерваторов и людей, стоявших за ними. Симпатии членов консервативной партии в парламенте к нацистам позволяли усомниться в их готов­ности противостоять агрессии фашистских держав¹¹³⁰⁰.

«Политика умиротворения», которую проводил Невилл Чембер­лен, и его отказ помешать гитлеровской экспансии в 1938 г. спасли

режим Гитлера от заговора прусских генералов. Мало того, что — благодаря нажиму Чемберлена в 1938 г. — Гитлеру в 1939 г. достал­ся чехословацкий арсенал, которого хватало для укомплектации не менее пяти (если не сорока) новых дивизий. По некоторым сведе­ниям, каждый третий танк, использовавшийся Германией при втор­жении во Францию, был чехословацкого производства. За время, прошедшее между фактической передачей Чемберленом чехосло­вацких заводов Шкода Гитлеру, и началом войны между Англией и Германией (октябрь 1938 г. — сентябрь 1939 г) эти заводы успели произвести для Гитлера столько оружия, сколько произвели все британские заводы за тот же период времени^113Ое.

Отдав без борьбы территории, завоевание которых силой стало бы самоубийством для Третьего рейха, Чемберлен создал для «фю­рера» авторитет непогрешимости, непобедимости: «Если бы Анг­лия вместе с Францией вступили в войну на стороне оборонявшей­ся Чехословакии [в 1938 г.], Германия, без сомнения, вскоре потер­пела бы поражение»^ll3Of. Такого мнения придерживались даже в став­ке верховного командования Гитлера. Но Британские начальники штабов в то время даже не собирались предпринимать в Европе никаких военных операций: для них важнее была защита Индии и Египта^1130g. «Аргументы» о мнимой военной слабости Великобрита­нии представляли собой «рационализацию инстинктивного жела­ния прыгнуть на подножку к диктаторам [оси]»¹¹³⁰\

Совершенно очевидно, что интересы британских империалистов не шли вразрез с представлениями о господстве белой расы над ту­земцами колоний — господстве, которое тоталитарный расизм Гит­лера мог только усилить. Ведь расизм, ставший тоталитарным, очень соблазнительно было использовать для укрепления расового влады­чества европейцев над цветными — вопреки учениям о равенстве и тенденциям к эмансипации¹¹³⁰¹. Так, в 1937 г. в Третьем рейхе, к примеру, пообещали ввести смертную казнь для цветных за сексу­альную связь с белой женщиной — во имя борьбы с «расовым кро­восмешением» в колониях и более развитого «апартеида»¹¹³**. Безус­ловно, немецкий расизм был гораздо более радикального толка, чем его английский собрат в парламентской Великобритании. И поскольку такой объем власти, как при Гитлере, расисты не могли получить ни в Англии, ни из рук Англии, то тем более соблазнительным пред­ставлялось использовать Третий рейх во внешней политике Вели­кобритании, направленной на сохранение расовой империи. Однако желание Чемберлена укрепить Третий рейх вытекало не только из утилитаристских соображений — к ним примешивалось и инстинк­тивное ощущение избирательного сродства британской и австро-ба-

варской «расы господ». «С тем типом человека, которого знаешь уже долгое время, сразу начинаешь чувствовать себя, как дома». «Дикта­тор — ближе всего к крупному английскому землевладельцу», — го­ворил виконт Лимингтон, восхищавшийся Гитлером и прочими дик­таторами за то, что они возрождали истинные английские качества. Это и вправду было истинное, инстинктивное сродство^113()к. Такое развитие событий предчувствовал и Альфред Розенберг, утверждав­ший: «Расистская Германия... в конце концов непременно вызовет симпатию у Британии. Ведь в основе Британской империи лежат те же заявления о господстве, обоснованные расой»¹¹³⁰¹. Это было не только узнавание (упомянутое во многих публикациях) в гитлеровс­ких «наполас» духа английских паблик-скул. Прежде всего здесь имело место узнавание родства по сути (отраженного в публикациях сла­бее) — хоть и разного по степени радикализма, но все-таки бесспор­ного — родства в представлениях о расе, об интересах государства, о силе и бессилии. Это родство лучше, чем любые поверхностные ана­логии, объясняет привлекательность Третьего рейха в глазах сэров невиллов гендерсонов, маркизов Лондондерри, сэров сэмюэлей хо­ров, лордов ллойдов и лотианов. В документах германского МИДа отмечено, что лорд Лотиан давал «инстинктивно верную оценку ве­личия нашего фюрера. Он видит в фюрере empire builder [строителя империи]... наподобие Сесила Родса... Лотиан... ощущает внутрен­нее родство немецких и британских притязаний на власть...»¹¹³⁰"¹. И это при том, что лорд Лотиан был либералом — по крайней мере, в духе империалистического «либерализма лорда Розбери». Каковы же тогда были английские не-либералы?

Дата добавления: 2015-05-08