Уголовное право. Проводимый советским государством курс на укрепление законности, охрану нрав трудящихся и предпринимателей-нэпманов

Проводимый советским государством курс на укрепление законности, охрану нрав трудящихся и предпринимателей-нэпманов, требовал издания Уголовного кодекса, устанавливающего перечень деяний, которые признаются преступлениями и запрещаются под страхом уголовного наказания. 26 мая 1922 г. ВЦИК принял Уголовный кодекс и незамедлительно ввел его в действие. Уголовный кодекс основывался на действовавших законах, сложившейся к тому времени судебной практике и отражал взгляды ученых-юристов на понятие преступления, а также задачи и цели уголовного законодательства.

Уголовный кодекс состоял из Общей и Особенной частей. В свою очередь Общая часть состояла из норм, закрепляющих пределы действия УК, общие начала применения наказания, порядок определения мер наказания, видов наказания, порядок отбывания наказания.

Особенная часть подразделялась на восемь глав: 1) Государственные преступления, 2) Должностные (служебные) преступления, 3) Нарушения прав отделения церкви от государства, 4) Преступления хозяйственные, 5) Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности, 6) Имущественные преступления, 7) Воинские преступления, 8) Нарушения правил, охраняющих народное здравие, общественную безопасность и публичный порядок.

Уголовный кодекс не был до конца последовательным в понимании преступления как основания уголовной ответственности. С одной стороны, он признавал, что наказанию подлежат действия, совершенные умышленно или по неосторожности. С другой, преступлением признавалось всякое действие или бездействие, угрожающее основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью, т.е. независимо от вины преступника и без учета какой-либо связи с нею. Более того, как показали последующие события, ни законодательные, ни правоохранительные органы не придерживались ни той, ни другой трактовок преступления, а продолжали свой прежний курс на привлечение к уголовной ответственности по одним мотивам социальной опасности отдельных социальных слоев и лиц. 10 августа 1922 г. ВЦИК разрешил особой комиссии при Наркомате внутренних дел высылать в административном порядке в определенные местности или за границу лиц, причастных к совершению контрреволюционных преступлений. 16 октября 1922 г. ВЦИК предоставил этой же комиссии при Наркомате внутренних дел право высылать и заключать в исправительно-трудовой лагерь сроком до трех лет деятелей антисоветских политических партий и лиц, дважды судившихся за опасные преступления.

Расхождения в понимании преступления не удалось преодолеть и Основам уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, принятым ЦИК СССР 31 октября 1924 г. Они также признавали вину как необходимое условие уголовной ответственности и одновременно разрешали суду применять меры социальной защиты к лицам, признанным социально опасными в силу своей связи с преступной средой. Применение меры социальной защиты к этой категории лиц предписывалось в случаях, когда они «будучи привлечены по обвинению в совершении определенного преступления, будут судом оправданы, но признаны социально опасными».

Советский законодатель в данном случае придерживается самых реакционных позиций в уголовном праве и ставит человека, личность в полную зависимость от судебного произвола, судебного усмотрения. Если не всегда можно было доказать свое алиби, то уже совсем невозможно отвести подозрения суда в неблагонадежности, показать свою полную лояльность государству и обществу. Ибо основной аргумент — прошлое безупречное поведение — в этом случае не действует. Социально опасное лицо подвергается наказанию не за свое прошлое, а за возможное будущее поведение. Между тем в демократическом государстве внутренний мир человека, его мысли, чувства, переживания, не объективированные в конкретном поведении, для государства не существуют. «Законы, — писал К. Маркс, — которые делают главным критерием не действия как таковые, а образ мыслей действующего лица, — это не что иное, как позитивные санкции беззакония».

Другое существенное противоречие Уголовного кодекса видится в том, что он устанавливал исчерпывающим образом составы деяний, которые признаются преступными, и одновременно допускал применение аналогии. «В случае отсутствия в Уголовном кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений наказание или меры социальной защиты применяются согласно статьям Уголовного кодекса, предусматривающим наиболее сходные по важности и роду преступления, с соблюдением правил общей части настоящего Кодекса».

Вновь Уголовный кодекс РСФСР идет па поводу у практических работников. Законодательное закрепление составов преступлений должно было положить конец произволу судебных органов, которые на протяжении четырех с лишним лет, руководствуясь революционным правосознанием, проявляли завидную изобретательность в трактовке составов преступления и назначении мер наказания. Судьи ставились в конкретные и строго определенные рамки: преступным считалось то, что прямо запрещает УК РСФСР. Но законодателя никак не устраивает такой исход, и он предоставляет судьям возможность не только применять уголовное право, но и творить его, руководствуясь принципом аналогии, признавать преступным любое деяние, которое революционное правосознание, озаренное классовой ненавистью, было способно усмотреть в поведении социально опасной личности, принадлежащей к имущим слоям общества.

Оказалась нереальной и третья прогрессивная норма УК РСФСР, согласно которой право налагать наказание предоставляется только судебным органам. Через три с половиной месяца после вступления УК РСФСР в силу ВЦИК предоставил ГПУ право внесудебной расправы, вплоть до расстрела, в отношении всех лиц, взятых с поличным на месте преступления при бандитских налетах и вооруженных ограблениях. Затем ОГПУ было предоставлено право применять уголовную репрессию в отношении лиц, совершивших контрреволюционные преступлении.

Таким образом, значительная часть демократичных норм УК РСФСР, призванных защитить гражданина от произвола государства, оказалась преждевременной. Действие таких норм тормозилось либо с помощью исключений, предусмотренных УК РСФСР, либо специальными законодательными актами, принятыми впоследствии. Советское государство никак не хотело признавать личность, ее права в качестве самостоятельной социальной ценности.

Из особенной части УК РСФСР наибольший интерес представляют составы контрреволюционных и хозяйственных преступлений. Ибо они раскрывают позицию советского государства в отношении деяний, которые оно находило для себя наиболее опасными как в сфере политики, так и хозяйственных отношений. Оказывается, что в число контрреволюционных действий включаются не только действия, совершаемые с целью свержения «завоеванной пролетарской революцией власти» путем интервенции, блокады, шпионажа, бандитских нападений, террористических актов и диверсий, но и оказание какой-либо помощи этим действиям. В частности, под страхом уголовного наказания за контрреволюционные преступления запрещалось финансировать буржуазную прессу, призывать к невыполнению или противодействию распоряжениям центральной или местной власти и даже распространять ложные слухи и непроверенные сведения, могущие вызывать общественную панику, возбудить недоверие к власти или дискредитировать ее.

Формулируя столь широко и недостаточно четко составы контрреволюционных преступлений, советское государство хотело полностью ликвидировать в стране какое-либо инакомыслие, любые критические выступления по адресу советской власти. Ибо кто мог поручиться, что критические оценки действий советской власти, данные и узком кругу, не могут быть признаны «непроверенными слухами, могущими возбудить недоверие к советской власти», тем более что у значительной части населения эта власть никогда не пользовалась доверием.

Изменения в экономической политике советской власти повлекли изменения и в совокупности действий, признаваемых преступлениями в сфере хозяйственного оборота. В частности, закон перестал признавать спекуляцией скупку и перепродажу продуктов с целью наживы. В то же время были введены нормы, устанавливающие уголовную ответственность за использование советских учреждений в интересах бывших собственников или заинтересованных частнособственнических организаций; за незаконное проникновение частника, пользовавшегося неопытностью и доверчивостью советских руководителей, в государственную торговлю и др. Государство пыталось с помощью уголовной репрессии не только сохранить свою власть, но и упрочить командные высоты в экономике, заставив частника, нэпмана честно и добросовестно работать на цели построения социализма. Однако в понимании преступного в хозяйственной сфере государство действовало таким же образом, что и в определении системы контрреволюционных преступлений — ряд распространенных отношений, вытекающих из сути товарно-денежных отношений, признало преступными и запретило под страхом уголовного наказания. Тем самым УК РСФСР не только способствовал укреплению правопорядка в обществе, но в известной мере дестабилизировал его, возводя достаточно распространенные отношения в ранг преступных.

Дата добавления: 2015-05-10