Борейко В.Е. 5 страница

Язычники сочиняли своим священным природным объектам славословия, в случае какого-нибудь нарушения запрета просили у них прощения. Охрана священных рощ опиралась на страх и совесть каждого.

Язычество берет под защиту различных тотемных, священных животных и растения. Для перечисления таких примеров можно было бы написать не одну книжку. Так, удмурты-язычники ежегодно отлавливали лебедей, оказывали им большие почести, кланялись в землю, а по окончании моления отпускали птиц, предупредив жителей соседних деревень, чтобы те не стреляли священных лебедей (и даже откупившись от них деньгами и подарками) (Владыкин, 1994).

Известны следующие формы религиозного почитания растений и животных у язычников, имеющие экологическое звучание: тотемы; духи-хозяева; духи-покровители; культ предков в облике животных и растений; священные животные и растения.

Представление о родстве между человеком и тотемом приводят к запрету наносить вред тотему, убивать животное, губить растение, употреблять его в пищу. Со своей стороны тотем тоже полезен человеку - он охраняет своих почитателей, защищает их и изображение тотема.

Животные и растения в виде духов-хозяев обычно почитаются как властелины дичи, рыбы, леса при промысловом культе. Уважение их связано с достижением удачи на промысле.

Духи-покровители в образе животного покровительствуют человеку, а тот в свою очередь почитает этот вид животного.

Коюконы Аляски, например, считают, что природа обладает духовной силой, имеет право на уважение и включается в их религиозный кодекс морали и этикета. Коюконы берут у природы только то, что могут использовать, не убивают гнездящихся самок водоплавающих птиц, молодых животных. Они боятся возмездия в виде неудачи, если нарушат табу или будут неуважительны к животным.

Культ предков в облике животных выражается в вере в оборотничество, в переселение душ умерших в зверей, птиц, змей и т.д. Причем в разных селениях одного народа могут почитаться различные животные в виде культа предков. Манси на Сосьве разных деревень почитают ястреба, крохаля, соболя, орла, лягушку.

Культ животных и растений как священных - высшая форма почитания флоры и фауны. Можно отметить такие экологически полезные формы почитания священных растений и животных: - молитвы, устройство алтарей, ритуальная пляска, украшение священного дерева, его поливка, оказывание внешних знаков почитания, заповедание территории, посадка священных деревьев, запрет на убийство животных или рубку деревьев (Борейко, 1999).

Так, древние инки во время религиозных фестивалей кормили и поили кондоров, которых они почитали как посланников богов.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что религиозное почитание животных не всегда означает автоматически взятие их под охрану. Своих священных животных некоторые языческие народы убивают для использования в религиозных обрядах.

Религия природоохраны

Моя религия - это любовь

ко всему живому.

Арабское изречение

Когда я вижу какой-нибудь

уголок дикой природы, меня

охватывает священный трепет,

когда мне удаётся добиться

его заповедания, меня охватывает

священный восторг.

В. Борейко

Понятый Бог не является Богом.

Древний афоризм

Великая божия дикая природа

Постепенно к нам возвращается древняя мысль, что природа дикая одновременно является природой хорошей и природой священной. Пионеры охраны дикой природы всегда признавались, что основным толчком к заповеданию была забота об уголках свободной природы, понимаемых ими как священных. Эти люди были часто необычайно верующие. Не в церкви находили они свои храмы, но в дикой природе. Они относились к природе как к божеству. Пионер американского заповедного дела Джон Мюир был уверен, что всё, что он делал, спасало священные места дикой природы. Он говорил о диких горах и лугах как о местах исцеления, обновления и молитвы. "Скалы и величественные каньоны, вода и ветер, и все жизненные структуры - животные, озера, луга и рощи, и серебряные звёзды - слова Бога, и они текут плавно и зрело из его губ" - писал он в своих книгах (цит. по Борейко, 2000).

Для Джона Мюира защита дикой природы была почти актом поклонения. Он понимал уважение дикой природы как религиозный опыт. Когда долину Хетч-Хетчи в Йосемитском национальном парке собирались залить водой, он провозгласил принцип священности этого места.

Он писал: "Плотина Хетч Хетчи! Плотина для резервуаров воды на месте соборов, церквей, чтобы не было больше святых храмов в сердцах людей!" Чтобы ободрить защитников заповедной долины, Мюир уверял, что им в этом деле помогает Бог, а сама Хетч-Хетчи имеет божественное начало.

Джон Мюир говорил, что дикая природа это "открытое окно в небеса, зеркало, отражающее творца".

Американский путешественник Эствик Эванс один из первых, ещё в 1818г. связал почитание дикой природы с религией: "Каким величественным является безмолвие вечно активных энергий природы! Существует нечто в самом имени дикой природы, которое очаровывает ухо и успокаивает дух человека. В нем содержится религия".

Спустя полтора столетия руководитель Сьерра-Клуба Дэвид Броуэр высказался более определённо: "Мы имеем своего рода религию, этику в отношении земли, и эта религия является, я полагаю, наиболее близкой к буддийской".

Немецкий философ и писатель Тик полагал: "Природа даёт нам предчувствие Бога: нет, не ожидание и не предчувствие - это подлинное чувство, и в глубинах, и на высотах, видимая всеми, здесь шествует религия". Ему вторил Шеллинг: - "Только та религия истинна, которая открывается нам в камне и в сплетении мхов, в цветах и металлах..." (цит. по Борейко, 2000).

Дикая природа как проявление святого хорошо описана Джоном Рескином в его объяснении своего собственного восприятия божественного: " - Хотя в этом и не присутствовало определённое религиозное чувство, я ощущал святость во всей природе, от самого малого до самого большого: это было инстинктивное благоговение, смешанное с восхищением; невыразимое волнение, которое обычно бывает при ощущении безтелесого духа: я лучше всего это ощущал, когда я был наедине, и тогда я мог дрожать и от радости и от страха перед ним. Когда я впервые подхожу к берегу горной речки или вижу горизонт, оттенённый вечерним закатом или вижу развалины, поросшие мхом, я не могу описать это чувство радости, которое, как мне кажется, приходит благодаря своего рода сердечному голоду, удовлетворённого наконец присутствием Великого и Святого духа. Эти чувства переполняли меня, пока мне не исполнилось 20 лет: когда же доля практицизма и чёткого рационального мышления во мне увеличилась и "мирская суета" меня не поглотила, эти чувства постоянно работали, как это описывает Вордсворт в его "Признании бессмертия" (цит. по Борейко, 2000).

Как справедливо утверждает Ф.Р. Штильмарк, - "... истинные корни природоохранного дела лежат в самых глубинных слоях общественной нравственности, в его религиозно-моральных основах". И дальше: " - Человек, искренне любящий дикую природу, остаётся скорее язычником, чем христианином. Утром я, как правило, предпочитаю пойти в ближний лес, а не стоять со свечкой в храме, дыша чужим потом и ладаном. Вид старого дерева, живописной скалы или бурного моря восхищает меня более, чем икона" (Штильмарк, 1999).

Действительно, в дикой природе мы чувствуем что-то находящееся за пределами нас самих, что-то более высокое, чем мы сами, что и называют божественным. Одним из знаков священной дикой природы является её существенная непостижимость.

Встреча с божественным в дикой природе во многом аналогична встречам с великими произведениями искусства, с их волнующей властью, способной производить внезапные перемены в восприятии многих умов в разное время и в разных странах.

Святое место и святая сила

Мишель Малерб так описывает священное: "Трудно сказать, куда простирается священное, но оно проявляется: отблеск сверхъестественной силы - священное - можно увидеть, с ним можно встретиться, к нему можно прикоснуться. Существуют святые места (храмы и святые города), священные тенеты, священные предметы, такие как мощи. (...). Однако священное неуловимо, оно часто скрыто или, по крайней мере, завуалировано. Встретить священное - результат веры: то, что мы видим с внешней стороны, - обыкновенно, профанно, а лежащее в глубине священное - невидимо, о нём можно говорить лишь с помощью аналогий, символов" (Малерб, 1997).

Все приверженцы той или иной религии ощущают сакральность места. Эти святые места имеют особый магнетизм, который воздействует на тело человека, независимо от того, осознаёт он это или нет.

Американский экофилософ Долорес Ла Шапель приводит такое определение священного: священное - это сделанное и провозглашенное святым или посвященное единственному использованию или цели, достойной почтения или уважения.

Американские философы-антропологи Д. Хьюз и Д. Свэн полагают, что святое место - это такое, где человек находит проявление священной власти, где он ощущает себя неотделимой частью Вселенной. Там человеку является дух (Hughes, Swan, 1994). В другой своей книге Д.Свэн пишет, что вещь или место становится святым, "когда оно воспринимается как нечто способное наполнить в нас энергией те чувства и концепции, которые мы ассоциируем с духовной стороной жизни" (цит. по Борейко, 2000). Согласно словарю Колликса Кобилда "святое место это то, что по особому связано с богом или богами". Иными словами, святое место - это что-то исключительное, необычное, часто касается той особой части, что задействует наши мечты, наши метаморфозы и наши личные взгляды на мир, место, которое ощущается человеком как священное.

Кстати, ещё Платон в своей предупредительной записке к планировщикам и архитекторам писал, что определённые места могут обладать некими экологическими и духовными качествами, влияющими на человеческий характер.

Наверное, у человека имеется универсальная внутренняя потребность почитать во внешнем мире некую маленькую часть земли как святую. Мы порой не замечаем и не задумываемся над тем, что наше поведение в отношении отдельных мест часто носит религиозный характер. Это может быть домашний очаг, место первой любви и т.п. Даже для атеиста эти места сохраняют исключительное, уникальное качество, для него они являются особыми местами, "святыми местами" в его личной вселенной, так как получают иное воспрятие реальности.

Американский экофилософ и географ Линда Грэбер права: "современные люди со светским образованием ищут и желают божественного восприятия во многом так, как этого желали их древние предки" (Грэбер, 1999).

Существует несколько концепций священных мест. Американские индейцы считали священной всю землю. Многие языческие религии ограничивали священную территорию до размера рощи, горы, острова, ключа, дерева. Христианство ещё более сузило священную территорию до размера храма (Hughes, Swan, 1994).

В Японии существует целых три вида священного пространства - полагает Долорес Ла Шапель. Первая и самая старая форма обнаруживается в ранних синтоистских мифах и ритуалах. Это - реальное пространство вокруг "ками" или божественное бытие природы. Священным местом в этом случае может быть либо само "ками" - священное дерево, скала, водопад и т.д. или определенный объект, который является точкой контакта божества с землею. Такие места могут быть связаны с: 1) красотой местности; 2) "силой" природы, например, вулканом, землетрясением, водопадом; 3) важным источником события; 4) мифом или сном (мечтой).

Вторая категория священного пространства развилась с приходом в Японию буддизма. Это священное пространство является более широкой областью, именно такой, какую покрывает паломник, или даже территорией, на которую спроецирована буддийская мандала. Считалось, что эта область была местом, где могло осуществиться царство Будды.

Третьей категорией была сама Япония или священная земля.

Природоохранники могут предложить мировой культуре свой взгляд на священное место, объявив священным пространством участки дикой природы. Эта идея должна войти в современную цивилизацию. Тогда участки дикой природы из неудобий, бросовых земель и кладовых ресурсов перейдут в разряд священного центра современного мира.

Дикая природа чаще всего рассматривается природоохранниками как святое место потому, что там действует святая власть, вдохновляющая к восприятию божественного. Дикая природа - это проявление Абсолютного. Так как дикая природа считается проявлением святой силы, то любые перемены, произведённые человеком, низводят с её лика совершенство.

Всякое вторжение на территорию дикой природы как священного пространства убивает священную силу, уменьшает волшебные качества и уничтожает принцип религиозной ценности святого места.

Однако давайте подробнее разберём, почему природоохранники часто сравнивают дикую природу с храмом? Почему всё-таки в качестве святых мест они выбирают не парки в городах, не могилы героев, а участки дикой природы? Почему энтузиазм вокруг защиты свободной природы носит таинственно религиозный оттенок?

Всё дело в том, что в дикой природе, как в Совершенно Ином, проявляется святая сила. Она даёт религиозное ощущение, помогает достичь возвышенного состояния.

Линда Грэбер пишет: "Достижение такого состояния в природе требует наличия двух психологических моментов. Первое, человек должен полностью проникнуться своей незначительностью в отношении к природе, являющейся проявлением святой власти (...). Любители природы наслаждаются своей собственной незначительностью как условием видения в природе святой силы (...). Чтобы достичь возвышенного состояния, истинный любитель природы должен также проникнуться и ощущением того, что он часть природы. Истинный ценитель природы для достижения пантеистического видения себя как части целого, должен не допускать мысли о человеческом превосходстве (...).

Таким образом, войти в дикую природу означает оставить позади светский, меняющийся, с доминирующим человечеством мир, ради совершенного мира, являющегося проявлением святой власти (...). Пространство не является однородной массой или суммой многочисленных частей. Местность подобна мгновениям во времени: они специфичны, независимы, уникальны. Пространство становится местом, когда человек выбирает из обширной протяжённости мира "позицию", занимает её и обосновывается на ней (...). Одни части пространства совершенно отличаются от других" (Грэбер, 1999).

Святое место в сравнении со светским очень внушительно и импозантно. Когда святое появляется в пространстве, человек получает фиксированное ориентирование в хаотической относительности светского мира. Святое пространство является местом власти и проявляется благодаря самой власти или посредством ритуала человека.

Как пишет М. Элиаде, человек никогда не избирает священное пространство, а находит его. Священное пространство тем или иным способом само "открывается" человеку (Eliade, 1961).

"Термин "священный" может быть применён ко всему, ценность чего не основана на суждении, но испытывается посредством органов чувств, и когда необходимо, утверждается догматически. Священность, таким образом, связана с эстетикой, с эмоциональным опытом", - пишет Кай Милтон, английский экофилософ (Milton, 1999).

Люди не хотят менять святые места: мы можем это видеть на примере того, как часто христианские церкви строились на местах языческих святынь.

Почти все цивилизации имеют отдельные, ограждённые святые места. Святые места восхищают и привлекают, но страх перед святой силой добавляет элемент абсолютной неприступности. Ритуал пытается решить этот конфликт путём установления правил, касающихся того, кому можно приближаться к этим объектам, когда, как и т.д.

К святому пространству следует подходить с уважением и осторожностью из-за его импозантности, но и потому, что оно является местом "разрыва в плоскости". Для небес это зона "свободного огня", место онтологического перехода от одного способа бытия к другому. Войти в святое пространство - значит желать "религиозного восприятия".

Таким образом, в святых местах заключается святая сила, которую человеческий разум воспринимает через посредство конкретных объектов, событий, личностей и мест. Как полагает Линда Грэбер, святая сила, подобно радиоактивности, морально нейтральна и сжигает лишь тех, кто приближается слишком близко. Когда человек совершает контакт со святой силой, можно сказать, что он ощущает контакт с "божественным".

Чаще всего святую силу, присущую дикой природе, старались показать писатели. Таких примеров достаточно много. Взять хотя бы описание Виктором Астафьевым нетронутой сибирской тайги в "Царь-рыбе". Эту же задачу пытались решить и художники. Китайские живописцы династий Танг и Шунг изображали святую силу в дикой природе путём показа на картинах пустого пространства. Поэзия о природе почти всегда скрыто носит религиозный характер. Однако из этого обычно вытекает ослабление или отказ от ортодоксальных постулатов в христианстве. Пример тому - стихи Вордсворта, Кольриджа, Блэйка, Лермонтова, Северянина.

В дикой природе мы встречаемся со священным в его иррациональном могуществе, с его чарующим побуждением в сильных эмоциях и ритмах. Конечно, невосприимчивому, светскому человеку святое в дикой природе очень часто почти или совсем не является очевидным. Святое не передаётся, а только пробуждается в душе. Действие святого схоже по своей колдовской психологии воздействию на человека прекрасной музыки или красоты "возвышенного" пейзажа.

Действительно, божественное (святое) во многом сходно с возвышенным (хотя последнее является эстетической, а не религиозной категорией).

Во-первых, как считает Отто Рудольф, возвышенное как и божественное является во многом нераскрываемым, и несёт в себе нечто таинственное.

Во-вторых, в возвышенном, как и в божественном существует своеобразный двойственный фактор, отталкивающий и одновременно привлекающий. Он унижает душу и одновременно и возвышает, ограничивает и возносит, возбуждает чувство, которое с одной стороны имеет сходство со страхом, а с другой стороны - со счастьем. Так, благодаря такому сходству, понятие возвышенного "тесно смыкается с понятием божественного (святого) и служит для того, чтобы возбудить его, также возбуждаясь от него, в него "перейти", также позволяет ему "перейти" в себя и там замереть", - заключает автор (Rudolf, 1950).

Несомненная заслуга Отто Рудольфа также в том, что он постарался показать те иррациональные факторы, которыми святое (божественное), в том числе и в дикой природе, воздействует на человека.

Этих основных факторов два: ощущение "чувства незначительности" (ничтожества, зависимости) и осознание "mysterium tremendum" ("ужасной тайны"). Ощущение "чувства незначительности" подразумевает, что в присутствии святой силы (власти) человек ощущает себя созданным из глины: хрупким, мимолётным и почти бесформенным в сравнении с абсолютным могуществом святого.

"Mysterium tremendum" - состоит из многих переменных. Его основной элемент "mysterium" ("таинство") состоит из двух составляющих; 1) "Совершенно Иного" (чужого, странного) и 2) "Очарования" (восхищения, удивления). "Совершенно Иное" - это то в святом, что поражает нас своим непостижимым, безрассудочным, одновременно привлекает и отпугивает. Элемент "очарования" заставляет восхищаться святым, заставляет, чтобы контакт с ним продолжался как можно дольше.

Сопутствующий элемент - "Tremendum" ("содрогание"). В свою очередь он состоит из трёх переменных 1) "богобоязнь"; 2) фактор "величественной власти"; и 3) фактор "энергии божественности". "Богобоязнь" (божественный трепет) - это страх перед Богом, который вызывает священное, "удивительная дрожь опасения". Фактор "величественной власти" предполагает ощущение сверхмогущества, безусловного превосходства святого места или святой вещи.

Последний фактор - "энергия божественности" заставляет человека ощущать, что священное полно энергии и динамизма (Rudolf, 1950).

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что все перечисленные факторы ощущения святого не проявляются отдельно, они взаимопроникаемые, как ноты в музыкальной гамме только вместе создают ощущение гармонии, а в нашем случае - святого.

Власть священного может принять форму как всеохватывающей любви, так и всепоглощающего гнева. Оно не просто показывает себя, оно может охватить нас обжигающим захватом. Священное может дать нам чувство умиротворяющего спокойствия и свершения, очарования, которое ведёт нас к любви и преданности, таким сильным, что мы отдали бы всё, лишь бы остаться в его присутствии. Священное - это не просто неизвестное, но неизвестное, которое мы считаем выражением конечной священной силы и реальности. Многие рассматривают священное как абсолютное воплощение красивого и величественного.

Однако по мнению Мирчи Элиаде, "... думая о священном, не надо сводить его только к божественным фигурам. Священное не подразумевает веру в Бога, в богов или духов. Оно, повторяю, есть опыт некой реальности и источник осознания бытия (...). Священное... и влечёт и устрашает" (Eliade, 1961).

Американский альпинист и исследователь священных гор Эдвин Бернбаум пишет: "Священное является глубоко таинственным, не просто как Совершенно Иное, но как воплощение неизвестного самого себя. Нас привлекает именно аура тайны, чего-то за пределами нашего кругозора. Мы тянемся к священному потому, что оно является непознаваемым - это что-то такое остаётся таинственным, даже если мы находимся в его присутствии (...). Есть глубокая привлекательность в самом факте того, что гора является неисследованной и непокорённой. Подобным образом, священное по самой своей природе избегает всех наших попыток определить и понять его. Без какого-то внутреннего содержания непостижимой тайны оно прекращает быть священным" (Bernbaum, 1998).

Мирча Элиаде ввёл термин "иерофания", означающий "нечто, являющее нам священное". "Иерофания" обнаруживается в объектах, имеющих нечто из Совершенно Иного (Eliade, 1961).

Cвященные камни, деревья, родники почитаются не ради самих себя, а ради этого загадочного Совершенно Иного, в качестве "иерофании". Такой святой объект, как считает Линда Грэбер, продолжает оставаться самим собой, но, проявляя святое, он становится и "чем-то ещё". В принципе любой объект может стать иерофанией благодаря власти религиозного восприятия. Более того, всё, что не освящается непосредственно иерофанией, может стать сакральным через причастность к символу.

Религиозное мышление способно всю природу воспринимать как потенциальное вместилище космической святости. Поклоняются не самой природе, но святой силе (власти), проявляющейся в природе (Грэбер, 1999).

Везде горы почитаются как места власти Совершенно Иного. Эдвин Бернбаум полагает, что наложение в одном предмете двух образов (например, гора и храм) также может пробудить чувство священного само по себе. Наложение образов во взгляде на гору работает подобно слиянию нот в музыкальном аккорде (Bernbaum, 1998).

"Природа нигде не является просто "природой". Это божественное творение, которое наполнено религиозной ценностью", - пишет Линда Грэбер. По её мнению, дикая природа в наше время стала "современным видом святого пространства, ценящегося как символ геонабожности и как фокус религиозных чувств".

По-видимому, она права, когда утверждает, что светские доводы в защиту свободной природы "не всегда то, что надо" (Грэбер, 1999).

Ощущения участков дикой природы как святых мест можно назвать современной формой религиозного экспериментирования. Оно способствует контакту человека со святой силой через иерофанию дикой природы как святого пространства.

Святая сила дикой природы истинному природоохраннику раскрывается мощным потоком нового понимания. После получения божественных ощущений у разума нет сомнений в её реальности. Вместе с тем священная сила дикой природы не имеет ничего общего с церквями и традиционными верованиями.

Природоохранные усилия, основанные только на экологических теориях и экономических оценках, навряд ли смогут поколебать мощные политические силы, настроенные использовать дикую природу как ресурс. Без пробуждения у людей чувства священного в природоохране не обойтись.

Чувство священного само по себе, однако, не гарантирует сохранение окружающей среды. Хотя японцы почитают гору Фудзи как религиозный символ, они засыпали её мусором. Индусы почитают Ганг, пьют его священную воду, однако превратили в сточную канаву. Некоторые языческие народы ради своих ритуалов убивают своих священных птиц и зверей (Борейко, 1999-а).

Может возникнуть опасение, что объявив дикую природу священной, природоохранники могут оказать ей медвежью услугу, привлекая туда таким образом зевак и паломников. Это может случиться в том случае, если дикая природа будет считаться сакральной ради достижения каких-либо отличных от защиты природы религиозных целей. В отличие от язычества и других религий, в религии природоохраны дикая природа священна ради самой себя. Более того, концепция священности вообще имеет хождение за пределы религии. То есть люди могут охотно утверждать, что считают определённые вещи священными (например, рубежи своей родины), при этом не чувствуя, что их верования являются религиозными. Не обязательно ощущать священность дикой природы, достаточно в это верить. Верить в священность дикой природы - означает относиться к ней с осторожностью, благоговением, защищать, спасать от уничтожения, не получая ничего взамен. Именно такой подход должен лечь в разработку обрядов религии природоохраны.

Долорес Ла Шапель полагает, что может быть использован особый "священный" ритуал, что может вывести человека из его узкого искусственного мира. Разработанный ею ритуал начинается так: "В Земле есть Сила - сила и жизнь. Но мы слепы к ним, потому что не достаточно общаемся с Землей и друг с другом. Сегодня мы собираемся построить колдовское колесо, чтобы пригласить другие существа этой Земли на наше собрание: вместе мы можем начать укрепление Силы Земли среди всех нас присутствующих, людей и не людей" (La Chapelle, 1988).

По её мнению, иногда нет необходимости брать людей на дикую природу, прикосновение к ней как к священному пространству может произойти посредством ритуала.

Объявление дикой природы священным пространством означает служение не богу, не человеку, но природе, ради её самой, ради её спасения. Объявление дикой природы священным пространством предусматривает взятие под защиту всех без исключения оставшихся её участков. Объявление всех территорий дикой природы священным пространством не означает введение запрета на их посещение человеком. Просто некоторые из них, обладающие "максимумом сакральности и дикости", например, заповедники, будут полностью закрыты для туризма.

По аналогии с иудаизмом запрет на посещение заповедников как "супер" священной территории можно сравнить с запретом на посещение особой части иудейского храма, называемого "святая святых". Во времена существования Храма в Иерусалиме (разрушен в 70 г.) бог иудеев обитал в части храма, называемой "святая святых". Это помещение было настолько священно, что входить туда мог лишь первосвященник, рискующий быть пораженным молнией, если бы он не находился в состоянии ритуальной чистоты. Несмотря на то, что этот случай был маловероятным, всё равно, на всякий пожарный случай, когда он входил в "святая святых", привязывали к его ноге верёвку, если бы ему стало дурно, его так можно было бы вытянуть наружу - иначе никто не смог бы прийти ему на помощь в столь священном месте (Малерб, 1997).

Что касается окультуренной природы, то она уже не может считаться священной, ибо её сакральность разрушена человеком. Полудикая природа обладает минимумом сакральности, максимумом - наиболее дикая, недоступная человеку.

Дата добавления: 2015-05-31