Каким образом категории выражают социальные явления

Мы видели, что по меньшей мере;некоторые из категорий суть явления социальные. Спрашивается, как приобрели они этот характер?

Так как они сами являются концептами, то нетрудно понять, что они должны быть результатом коллективной работы общества.

И действительно, их устойчивость и их безличность таковы, что они часто считались за абсолютно общезначимые и неизмен­ные. Они суть явления социальные. Содержанием их служат раз­личные стороны общественного бытия. Так, категория рода пер­воначально была неотделима от понятий о человеческой душе; в основании категории времени лежит ритм совместной жизни; ка­тегория пространства образовалась по образцу пространства заня­того; коллективная сила послужила прототипом для понятия о действенной силе⁵— этого существенного элемента категории при­чинности. Однако категории не имеют целью одно лишь приме­нение свое¹ к социальному быту; значение их простирается на всю природу. Почему же именно общество дало образцы, по которым они строились?

Речь идет о выдающихся концептах, играющих в сфере поз­нания преобладающую роль и обнимающих, в силу своей функ­ции, все другие концепты. Это — постоянные рамки умственной жизни. А чтобы обладать такой широтой, им, очевидно, надо было образоваться по типу действительности равного объема или полноты:

Конечно, отношения, выражаемые ими, в потенциальном виде существуют уже и в индивидуальных сознаниях. Индивид живет во времени, и он имеет, как мы уже сказали, известное чувство, позволяющее ему ориентироваться во времени. Он находится в определенном пункте пространства, и потому можно утверждать; что все его ощущения имеют нечто пространственное. Он может ощущать сходства вещей, причем схожие представления его вызы­вают друг друга, сближаются и дают начало новому, уже отчасти родовому понятию: Равным образом мы имеем ощущение некото­рого постоянства в порядке, в котором явления следуют друг за другом, даже животное в известной степени обладает такой спо­собностью. Но все эти отношения составляют предмет личных индивидуальных переживаний,; и, следовательно, понятие,,которое индивид может извлечь из:них, ни в коем случае, не..может быть распространено за пределы его узкого горизонта. Родовые образы, возникающие в моем) сознании путем сочетания сходных черт и признаков, представляют лишь явления, которые я, непо­средственно воспринял; в них нет-ничего, что могло бы дать мне понятие о классе, т.е. рамку, способную вместить в себе полную группу всех возможных предметов, удовлетворяющих одному.и тому же условию. Для этого предварительно нужно иметьсще идею груп­пы, которую одно созерцание нашей внутренней жизни не может пробудить в нас. И нет'вообще индивидуального опыта, как бы широк и глубок он'ни был,'который'мог бы'вызвать в нас даже догадку о существовании обширного рода, обнимающего все (без исключения, существа и вещи. Понятие целого, лежащее в основе всякой классификации, не может исходить от индивида, являю­щегося лишь частью по отношению 'к целому-и: составляющего лишь ничтожную долю реального мира.Аведь понятие представ­ляет собой едва ли'не самую важную категорию, 'ибо 'если роль категорий^; заключается! в том, чтобы содержать всебе все другие понятия, то категорией, по преимуществу'стоящей в углу'всей иерархии их,' должен быть 'именно концепт целокупности.

Теоретики познания обычно постулируют этот концепт, как будто бы речь идет о чем-то самб'собой разумеющемся; между тем понятие о целом бесконечно превышает содержание каждого' ин­дивидуального сознания, взятого порознь.

В силу тех же оснований пространство, которое я познаю из моих восприятий и где все расположено по отношению ко мне как к центру, не может быть пространством, содержащим в себе всё частичные протяжения. Точно так же и конкретная длительность, которую я переживаю, которая'протекает во мне и со мной, не может мне дать идею целого времени; Одно выражает лишь ритм моей индивидуальной жизни, другое должно соответствовать рит­му жизни, не являющейся жизнью какого-либо индивида в'от­дельности, а жизнью, к которой причастны все люди¹⁶.

Таким же образом правильность и постоянство, которые я могу воспринять в порядке следования друг за другом моих ощущений, имеют ценность для меня постольку, поскольку они объясняют, почему я ожидаю известные события как обычные следствия других.-

Но это состояние личного ожидания не может быть смешивае­мо с понятием всеобщего порядка последовательности, одинаково управляющего и совокупностью умов, и совокупностью явлений.

Так как мир, выражаемый'полной системой концептов, есть мир, представляемый себе обществом, то только одно последнее и может снабдить нас его наиболее общими признаками. Только субъ­ект, вмещающий в себе всех отдельных субъектов, способен объять такой объект; Поскольку вселенная существует лишь постольку, поскольку она мыслится, и так как в своей целостности она мыс­лится только обществом, то она и становится элементом его внут­ренней жизни, а само общество становится иродовым понятием, вне которого не существует ничего. Понятие целостности есть толь­ко абстрактная форма понятия общества. Но если весь мир заклю­чается в понятии об обществе, то пространство, занимаемое пос­ледним, должно совпасть с понятием о «всем» пространстве. Дей­ствительно мы видели, каким образом каждая вещь получает свое место в плоскости общественного пространства и чем эта, идеаль­ная локализация отличается от той, к которой мог бы прибегнуть, в отдельных конкретных случаях, чувственный.опыт¹⁷. В силу тех же причин ритм коллективной жизни обнимает собой разнообраз­ные ритмы всех элементарных жизней, которые дают ему начало; а потому и время, которое выражает этот ритм, обнимает собой все отдельные длительности. История мира в течение долгого вре­мени была лишь другой стороной истории общества, причем пе­риоды первой определялись периодами второй. То, что измеряет это общее и безличное время, что устанавливает в нем те или дру­гие подразделения,.всецело сводится к внутренним движениям обществ, к процессам их сосредоточения или рассеяния. Если эти критические моменты чаще всего приурочиваются к некоторым материальным явлениям, например, к периодическому обраще­нию звезд или к чередованию времен года, то потому только, что объективные знаки необходимы, чтобы сделать ощутимой для всех эту существенно социальную организацию. Точно так же, нако­нец, и отношение причинности с той минуты, когда оно коллек­тивно устанавливается группой, оказывается независимым от вся­кого индивидуального сознания; оно парит высоко над всеми от­дельными умами и частными событиями. Это — закон, имеющий безличную ценность.

Еще одно соображение объясняет нам, почему существенные элементы категорий должны были быть заимствованы из жизни общественной, а именно отношения, выражаемые 'категориями, могли -быть созданы лишь в обществе и через общество,: Если,;в известном смысле, категории и присущи сознанию индивида, то последний все-таки не имел никаких; средств определить,., объяс­нить их и вознести на степень отдельных понятий. Для того;чтобы лично ориентироваться в пространстве, чтобы знать, в какие мо­менты ему надлежит удовлетворить те? или другие; органические потребности, индивид не нуждался в концептах абстрактного; вре­мени или пространства.

Многие животные умеют находить дорогу, которая ведет к зна­комым им местностям; они туда возвращаются в нужный момент, не имея, однако, никаких отвлеченных идей. Ощущения направ­ляют их в:этом случае автоматически. Ощущениями же: мог бы довольствоваться и человек, если бы его движения должны были удовлетворять одним индивидуальным потребностям его; Чтобы узнать,- что одни вещи похожи на другие, с которыми мы;:уже имели дело, вовсе не обязательно,;чтобы мы распределяли:те<и другие в родовые и видовые группы; чувство сходства может-быть вызвано просто ассоциацией конкретных представлений и обра­зов. Впечатление виденного уже или испытанного не требует ни­какой классификации. Чтобы отличать вещи, к которым.нам по-лезно стремиться, от тех,:которых нам следует -избегать, нет на­добности связывать причины и.следствия логическими узами;

Чисто эмпирические последовательности и; прочные ассоциации между конкретными представлениями.тут вполне достаточны для руководства нами.

Не только-животное не имеет иных путеводных нитей, но' сплошь и рядом наша личная практика не предполагает ничего большего.

Иначе обстоит дело с обществом.'Оно возможно лишь при том условии, если индивиды и вещи, входящие в его состав, распреде­лены между различными группами, т.е. классифицированы, и если сами эти группы, всвою очередь, классифицированы одни по от­ношению к другим. Общество поэтому предполагает сознающую себя организацию, которая есть не что иное,; как классификация. Эта организация общества вполне-естественно придается им и пространству, которое оно занимает. Чтобы предупредить всякое столкновение, нужно, чтобы всякой отдельной группе была.отве-дена определенная часть пространства: иными словами, необходи­мо, чтобы пространство было разделено, дифференцировано и распределено и чтобы эти разделения,, и распределения были из­вестны всем. С другой стороны, всякий созыв на празднество, на охоту, на военный набег предполагает, что назначаются сроки и, следовательно, что устанавливается всем одинаково известное общее время. Наконец, соединение многих усилий, ввиду достижения одной и той же цели, возможно лишь при допущении однообраз­ного понимания связи между целью и средствами, служащими для ее осуществления. Поэтому неудивительно, что общественное вре­мя, общественное пространство, общественные классы и коллек­тивная причинность лежат в основе соответствующих категорий; только в таких общественных формах и могли впервые быть схваче­ны человеческим умом с известной ясностью все эти отношения.

В конечном итоге общество вовсе не является тем нелогичным или алогичным, бессвязным и фантастическим существом, каким так часто хотят его представить. Напротив, коллективное созна­ние есть высшая форма^; психической жизни, оно есть сознание сознаний. Находясь вне и выше местных и индивидуальных слу­чайностей, оно видит вещи лишь с их постоянной и существенной стороны/которую оно и закрепляет в передаваемых понятиях:

Смотря сверху вниз, оно видит и дальше в сторону. В каждый данный момент оно обнимает всю наличную и известную дейст­вительность, а потому оно может дать уму рамки, пригодные для вмещения в них всей совокупности существ и позволяющие нам сделать из этой совокупности предмет нашего мышления. Но оно не создает эти рамки искусственно; оно их находит в самомсебе. Приписывать логической мысли социальное происхождение не значит ее унижать,; уменьшать ее ценность, сводить ее к системе искусственных сочетаний; напротив, это значит относить ее кшри-чине, котррая необходимо содержит ее в себе. Этим, конечно, мы не хотим сказать, что понятия, выработанные таким путем, долж­ны быть непосредственно адекватны их объектам. Если общество есть нечто универсальное по отношению к индивиду, то оно само, однако, не перестает быть индивидуальностью, имеющей свою собственную физиономию и свою идиосинкразию; Поэтому и кол­лективные представления содержат в себе субъективные элемен­ты, от которых их и необходимо постепенно очищать.

Впрочем, причины, вызвавшие дальнейшее развитие концеп­тов, специфически не отличаются от тех, которые дали им начало. Если логическая мысль стремится все болеет более освободиться от личных и субъективных элементов, с которыми она смешалась при зарождении, то это зависит не от вмешательства каких-либо внеобщественных факторов, "а от естественного 'развития самой общественной жизни. Истинно человеческая мысль не есть нечто первоначально данное; она— продукт истории, это — идеальный предел, к которому мы все более и более приближаемся, но кото­рого мы, вероятно, никогда не достигнем.'

Таким образом, мы не только не допускаем,! как это часто де­лается, • существования какой-то антиномии между наукой,, с одной стороны, и моралью и религией — с другой, а убеждены, что^;эти различные виды человеческой деятельности; проистекают из одного и того же источника.' Это уже хорошо понял Кант, и поэтому-то он: и сделал из теоретического и практического разума две различные стороны одной и той же способности. То, что по мнению.Канта, придает единство им, заключается в одинаковом стрем­лении их к общезначимости своих, положений. Мыслить рационально — значит мыслить согласно законам, общеобязательным для всех разумных'существ; действовать нравственно — значит поступать согласно правилам, которые без противоречия могут.быть i распространены на всю совокупность воли. Другими словами, и наука и'нравственность предполагают, что индивид способен подняться выше своей личной точки зрения и жить безличной жизнью. >; ' Нет сомнения, i что именно в этом заключается, общая черта свойственная всем высшим формам мышления и поведения. Но учение Канта не объясняет, как возможно то: противоречие, в, ко­торое человек при этом так часто попадает. Почему он принуж­ден делать-над собой усилие, чтобы превзойти свою индивидуаль­ность, и обратно, почему безличный закон должен обесценивать­ся, воплощаясь в индивиде? Можно ли сказать, что существуют два противоположных мира, к которым мы одинаково причаст­ные мир материи и чувственных восприятий, с одной стороны, и мир чистого и безличного разума — с другой? Но ведь это только повторение вопроса в почти одинаковых терминах, так как речь идет именно;о'том, почему нам нужно вести совместно эти два существования. Почему эти два мира, кажущиеся'противополож­ными, не остаются'один вне другого и что заставляет их стре­миться'проникнуть друг в друга, вопреки их антагонизму? Един­ственной попыткой объяснить эту странную необходимость была мистическая гипотеза.грехопадения.; Напротив, всякая тайна ис­чезает вместе с признанием, что безличный разум есть лишь дру­гое имя,-данное коллективной мысли.' Последняя возможна лишь благодаря группировке индивидов; она предполагает эту/группи­ровку и, в свою очередь, предполагается ею, так как'индивиды могут существовать, только группируясь. Царство целей ибезлич-ных истин может осуществиться!лишь при условии согласования отдельных волений и чувствительностей. Одним словом, в насесть безличное начало, потому что в'нас есть начало общественное; а так как общественная жизнь обнимает одновременно и представ­лениями действия, то эта.безличность простирается, естественно, и на.идеи и поступки. Может быть, найдут странным, что мы видим в обществе ис­точник наиболее высоких форм человеческого духа: причина по­кажется, пожалуй, ничтожной для той ценности, которую мы при­писываем следствию; Между миром чувств и влечений, с одной стороны, и между миром разума и моралью — с другой, расстоя­ние так значительно, что второй мир мог присоединиться к перво­му лишь путем творческого акта. Но приписывать обществу глав­ную роль в генезисе человеческой природы не значит отрицать такое творчество; ибо именно общество располагает созидающей мощью, которой не имеет никакое другое существо. Всякое твор­чество в действительности, помимо той мистической операции, которая ускользает от разума и науки, есть продукт синтеза. И ес­ли уже синтезы отдельных представлений, совершающиеся в глу­бине каждого индивидуального сознания, могут быть творцами нового, то насколько же более действенны те обширные синтезы множества индивидуальных сознаний, какими являются общества!

Общество — это наиболее могущественный фокус физических и моральных сил, какой только существует в мире. Нигде в приро­де не встречается такое богатство разнообразных материалов, со­средоточенных в такой степени. Неудивительно поэтому, что из общества выделяется своеобразная жизнь, которая, реагируя на элементы, ее составляющие, преобразует их и поднимает до выс­шей формы существования.

Таким образом, социология кажется призванной открыть но­вые пути к науке о человеке. До настоящего времени приходилось стоять перед дилеммой: или объяснять высшие и специфические способности человека путем сведения их к низшим формам бы­тия, разума—к ощущениям, духа — к материи, что в конечном результате приводило к отрицанию их специфического характера или же связывать их с какой-то сверхэкспериментальной реаль­ностью, которую можно было постулировать, но существование которой нельзя было установить никаким наблюдением.

Особенно затрудняло наш ум то, что индивид считался целью природы, finis naturae, казалось, что за ним не было ничего такого, что наука могла бы достичь и понять; Но с того момента, когда было признано, что, над индивидом;есть общество и что оно не есть воображаемое'и номинальное существо, а система действи­тельных сил, новыйспособ объяснения человека становится воз­можным. Чтобы сохранить человеку его отличительные атрибуты, нет больше надобности ставить; их вне. опыта. Во всяком.случае, прежде чем прибегнуть к этому крайнему средству, следует задать­ся вопросом, не. проистекает ли то, что в индивиде превышает индивида, от этой надындивидуальной реальности, данной нам в

опыте, т.е. от общества. Конечно, нельзя сказать теперь, до'какой степени, могут расшириться эти объяснения и способны ли они; упразднить все проблемы. Но, с другой стороны, столь же невоз-' можно заранее обозначить границу, которую они не могли бы переступить. Что нужно, так это проверить гипотезу; подвергнуть ее наивозможнр более методическому контролю фактов. А это мы и пытались сделать;

¹ Очевидно, что мы придаем слову «истоки» («origins»), так же как и слову «первобытный», совершенно относительный смысл. Мы понимаем под ним не абсолютное начало, но наиболее простое общественное состояние, известное в настоящий момент, такое, дальше которого углубиться сейчас невозможно. Когда мы говорим об истоках, о начале истории или религиозного мышления, то эти выражения надо принимать именно в отмеченном смысле.

² Время и пространство мы называем категориями потому, что нет никакого различия между ролью, которую играют эти понятия и умственной жизни, и ро­лью, которая принадлежит понятиям рода и причины.

³ Отсюда видно все различие между комплексом ощущений и представлений, служащих для нашего ориентирования среди следующих друг за другом событий и категорией времени. Первые — результат индивидуального опыта, имеющего зна­чение только для индивида, который его пережил, а вторая выражает время, оди­наковое для всей группы, время социальное, если так можно выразиться. Оно само по себе уже является настоящим социальным институтом. Сверх того, оно свойственно только человеку, животное не имеет представлений этого рода. Это различие между категорией времени и соответствующими ощущениями может быть одинаково проведено и по отношению к пространству и причинности.

⁴ Иначе для объяснения подобного согласия необходимо было бы допустить, что все индивиды, в-силу их мозгового устройства, аффектируются одинаковым образом — различными частями пространства; а это тем более невероятно, что многие страны сами по себе в этом отношении безразличны. К тому же деления пространства меняются с обществами, а это доказывает, что они не основаны исключительно на прирожденных свойствах человека.

⁵ Мы не хотим сказать этим, что мысль мифологическая игнорирует принцип тождественности, но лишь то, что она более часто и более открыто его нарушает, чем мысль научная. И обратно, мы покажем, что и наука не может не нарушать его, несмотря на то, что она более добросовестно сообразуется с ним, чем мысль религиозная. Между наукой и религией как в этом, так и в Других отношениях существует только различие в степени

⁶ Даже по теории Спенсера, категории — результат индивидуального опыта. Единственное различие, имеющееся на этот счет между заурядным эмпиризмом и эмпиризмом эволюционным, заключается'в том, что, согласно последнему, ре­зультаты индивидуального опыта закрепляются при помощи наследственности. Но это закрепление не придает им ничего существенно нового; оно не вводит-в них никакого элемента, который бы возник помимо индивидуального опыта. А та. необходимость, с какой категории мыслятся нами теперь, в глазах эволюционной теории есть лишь продукт иллюзии, предрассудок, пустивший прочные корни в нашу мозговую организацию, но не'имеющий основания в природе вещей.

⁷ Может быть, удивятся томуу'что мы не определяем априоризм как гипотезу врожденных идей, но в действительности понятие врожденности играет лишь вто-ростепенную роль в априорической доктрине.

⁸ Не нужно, однако, понимать эту несводимость абсолютным образом: мы не хотим сказать, что в эмпирических представлениях нет ничего, что не предвещало бы.представлений рациональных, а равно, что в индивиде нет ничего, что не могло бы рассматриваться как проявление социальной жизни. Если опыт был бы чужд всего рационального, то разум не мог бы к нему прилагаться; точно так же, как если бы психическая природа индивида была абсолютно неспособна к соци­альной жизни, общество было бы невозможно'.' Полный анализ категорий должен, следовательно, найти, даже и в индивидуальном сознании, зародыши рациональ­ности. Мы в дальнейшем изложении вернемся к этому вопросу. Все, что мы хотим обосновать здесь, сводится к тому, что между нерасчлененными зародышами ра­зума и разумом в собственном смысле имеется расстояние, близкое к тому, какое отделяет свойства минеральных элементов, из которых состоит живое существо, • от характеристических атрибутов жизни после, ее возникновения.

⁹ Наблюдения показывают, что социальные волнения имели почти всегда своим следствием усиление умственной анархии. Это служит лучшим доказательством того, что логическая:дисциплина есть лишь особый вид социальной дисциплины. Первая ослабляется, когда ослабляется вторая. •

¹⁰ Между этой логической необходимостью и моральным долгом есть анало­гия, но нет тождества; по'крайней мере в настоящее время. Теперь общество иначе обходится с преступниками, чем с субъектами, одержимыми лишь-умствен-ной ненормальностью, а это.служит доказательством, что авторитет логических норм и авторитет, принадлежащий нормам моральным, несмотря на значитель­ные сходства, имеют все же различную природу. Это два различных вида одного и того же рода; Было бы интересно исследовать, в чем состоит и откуда'проистекает это различие, которое 'едва ли можно считать первобытным, <так как в течение долгого времени общественное мнение плохо различало помешанного от преступ­ника. Мы ограничиваемся здесь простым указанием проблемы. Из сказанного выше видно, сколько интересных задач может возбудить анализ понятий, считаю­щихся обычно элементарными и простыми, в действительности же'являющихся'в высшей степени сложными.

¹¹Рационализм, свойственный социологической теории познания, занимает среднее место между эмпиризмом и классическим априоризмом. Для первого ка­тегории суть чисто, искусственные построения, для второго,.наоборот, они —дан­ные чисто естественные; для нас они в известном смысле произведения искусства, подражающего природе с совершенством, способным увеличиваться безгранично;

¹² Например, в основе'категории времени лежит ритм социальной'жизни. Но можно быть уверенным, что есть, другой: ритм и в жизни, индивидуальной, и,в жизни вселенной..Первый лишь более ясно отмечен и более заметен, чем другие. Далее, понятие рода образовано по аналогии с человеческой группой.'Но если люди образуют естественные группы, то можио'предположить,' что и между веща­ми, существуют группы, одновременно'и сходные, и различные. Это естественные группы вещей, составляющие роды и виды. Очень многие еще думают, что нельзя приписывать социальное происхождение категориям, не лишая их всякой теоре­тической ценности.'Это происходит оттого, что общество еще весьма часто при­знается явлением неестественным. Отсюда и'заключают, что представления, вы­ражающие общество, не выражают ничего из реально существующего в природе.

¹³ Потому позволительно сравнивать категории с орудиями, что и орудия суть сбереженный материальный капитал. Вообще между тремя понятиями: орудие, категория и институт—существует тесное родство.

¹⁴ Эта общезначимость концепта не должна быть смешиваема с его общнос­тью:'это вещи различные. То, что мы называем'общезначимостью, есть свойство концепта, в силу которого он может быть сообщен множеству умов и даже, в принципе, всем умам; а эта сообшаемость совершен но независима от степени его общности или объёма. Концепт, приложимый лишь к одному объекту, следова­тельно; имеющий минимальный объем, может быть универсальным в том смысле, что он понимается всеми одинаково; таков, например, концепт божества.

¹⁵ Может быть, возразят на это, что часто у индивида, в силу простого повто­рения, способы действия или мышления фиксируются и кристаллизуются в фор­му привычек, нелегко изменяемых; но привычка.есть лищь тенденция автомати­чески повторять акт или идею всякий раз, как только даны.одни и,те же усло.вия, ее вызывающие. Привычка не предполагает предварительногосуществовация,обя-' зательных Типов мышления или действия. Только, тогда, когда такие нормы-уже установились; можно и должно предполагать соответствующее общественноевоз­действие на индивида..

¹⁶О пространстве и времени часто' говорят так,' как будто бы они были лишь конкретным протяжением и конкретной длительностью, какими их воспринима-' ет индивидуальное сознание, понимаемое отвлечённо. В действительности же это представления совершенно иного рода, построенные из других элементов, соглас­но иному плану и ввиду других целей

¹⁷ В конечном итоге три понятия: целого, общества и божества — составляют, южет быть, лишь различные стороны одного и того же понятия.

Дата добавления: 2015-05-26