Зима 1536 4 страница

Ее место всегда рядом с креслом Генриха. Справа от королевского трона, как положено, трон королевы, но слева – скамеечка для Джейн, она там отдыхает, накатавшись на коньках. Сам король не катается – нога беспокоит, поговаривают о том, чтобы пригласить французских лекарей или отправиться в паломничество в Кентербери. Только Джейн может его развеселить, как это у нее получается – безо всяких усилий? Она то сидит рядом, то позволяет катать ее на коньках прямо перед ним, вздрагивает от страха при виде петушиных боев, замирает в восторге, глядя на пожирателей огня, ведет себя как всегда, маленькая дурочка, доставляя королю такое удовольствие, на какое Анна совершенно не способна.

Каждые три дня Анна появляется за обедом, подаваемом на льду, смотрит, как Джейн с неуклюжей грацией танцоров‑москвитян движется на острых, сделанных из китового уса, коньках, а мне думается о том, что этой зимой все мы, Болейны, катимся по тонкому льду. Даже самое невинное словцо Анны вызывает раздражение короля, ему все неприятно. Он все время наблюдает за Анной, не сводит с нее подозрительных поросячьих глазок. Смотрит на нее и потирает руки, вертит на мизинце кольцо.

Анна дразнит его своей красотой и заразительным весельем. Она больше не ссорится с ним, какой бы он ни был кислый и скучный. Она танцует, играет в карты, смеется, катается на коньках, она вся радость, легкомыслие и веселье. Джейн Сеймур где‑то позади, кто может отвести взгляд от Анны, посмотреть на другую женщину, когда моя сестра в таком радужном настроении. Даже король не спускает с нее глаз, когда она танцует, голова гордо поднята, шея чуть повернута, будто кто‑то с ней разговаривает. Вокруг толпятся придворные кавалеры, пишут поэмы, воспевающие ее красоту, музыканты играют только для нее одной, она – центр всех развлечений двора. Король не сводит с нее глаз, но он больше не приходит в восторг. Глядит на нее, словно пытается что‑то понять, будто раскрыл тайну ее колдовского очарования. Все, что когда‑то было ему так дорого, теперь исчезло. Глядит на мою сестру с выражением человека, который купил дорогущий гобелен, стоивший целое состояние, и неожиданно обнаружил – это подделка, пора ее распускать на нитки. Глядит, словно не может поверить – она обошлась ему так дорого, а взамен не дала ничего. Сколько бы Анна ни старалась, ее очарование и живость ума не убедят его, что сделка того стоила.

Пока я смотрю на Анну, Георг и Франциск наблюдают за секретарем Кромвелем. По дворцу хотят слухи – от Анны избавятся, признают брак недействительным. Мы с Георгом только смеемся над этим, но сэр Франциск напоминает нам – в апреле, безо всякой видимой причины, был распущен парламент.

– И какое нам до того дело? – спрашивает брат.

– Все эти добрые деревенские рыцари разъехались по поместьям, никого здесь не будет, если король решит отделаться от королевы.

– С чего они вообще станут ее защищать, – удивляюсь я. – Они ее ненавидят.

– Они могут подняться на защиту самого принципа, – объясняет Франциск. – Их силой заставили выступить против королевы Екатерины, отречься от клятв верности принцессе Марии и признать наследницей принцессу Елизавету. Если теперь король захочет избавиться от Анны, они будут чувствовать себя последними идиотами, им опять указывают, что делать, кому это понравится. Если он теперь снова ухватится за решение Папы, им нелегко будет проглотить без звука подобные перемены – уж больно быстро все меняется.

– Но королева мертва. – Я подумала о своей покойной госпоже, Екатерине. – Даже если брак с Анной будет признан недействительным, он не сможет вернуться к ней.

Георг нетерпеливо присвистнул – ну до чего же я тупа, но Франциск спокойно объяснил:

– По решению Папы брак с Анной недействителен. В таком случае Генрих – вдовец и может жениться снова.

Мы все трое, не сговариваясь, взглянули на короля. Вот он встает с трона, поставленного на помост на льду. Рядом с ним сэр Джон Сеймур и сэр Эдуард Сеймур,[31]помогают ему подняться. Джейн тут же, на губах улыбка, словно видит перед собой молодого красавчика, а не старую, толстую развалину.

Анна, на коньках, в сопровождении Генриха Норриса и Томаса Уайетта. Скользит к мужу, спрашивает:

– Как вы себя чувствуете, дорогой муж? Уже уходите?

Он глядит на Анну. Холодный ветер разгорячил щеки, на ней алая шляпка для верховой езды с длинным, белоснежным пером, прядь волос выбилась из‑за уха. Такая веселая, такая невероятно красивая.

– Нога болит, – медленно отвечает он. – Вы тут резвитесь, развлекаетесь, а я страдаю. Пойду к себе, отдохну.

– Я пойду с вами. – Она приближается к нему. – Если бы знала, провела бы все время подле вас, вы сами сказали – иди покатайся. Мой бедный муженек, я вам приготовлю ячменный отвар и почитаю, если хотите.

Он качает головой:

– Мне лучше поспать. Предпочитаю тишину вашему чтению.

Анна вспыхивает. Генрих Норрис и Томас Уайетт отводят глаза, им, наверное, хочется под лед провалиться. Сеймуры делают вид, что ничего не слышат.

– Тогда увидимся за ужином. – Анна сдерживается, не дает себе высказать обиду. – Я помолюсь, чтобы вам стало лучше и боль прошла.

Генрих кивает, отворачивается. Сеймуры берут его под руки, помогают пройти по роскошным коврам, которыми, чтобы не поскользнуться, устлан лед. Джейн с кроткой улыбкой, словно извиняется за то, что выбор пал на нее, семенит вслед за ним.

– И куда это вы направляетесь, мисс Сеймур? – Голос Анны хлещет как кнут.

Девушка оборачивается, делает королеве реверанс.

– Король приказал мне сопровождать его, почитать перед сном. – Глазки опущены, сама невинность. – Я не знаю латыни, но немного читаю по‑французски.

– Немного читаю по‑французски! – восклицает моя сестра, она‑то свободно владела тремя языками еще в шесть лет.

– Да, – гордо отвечает Джейн. – Только я не все понимаю.

– Вы, похоже, вообще мало что понимаете. – Последнее слово за королевой. – Можете идти.

Дата добавления: 2015-05-29