Рождение исторической феминологии

В среде западных историков на появление women studies вначале откликнулись феминистки. Они первыми решили разобраться, как случилось, что прежняя картина прошлого, в которой женщин почти не видно, усвоена как «нормальная» и «всеобщая» и почему на долю женщин выпало особое забвение, как бы подчеркивающее их неглавное место в этом мире, меру уважения к ним. Забвение женщин веками распространялось на нескольких уровнях, перекрывающих друг друга (Boxer et al. 1987).

О женщинах долго молчало общество, поскольку их не было в общественном пространстве («Женщине не место на публике», – полагали еще во времена Пифагора, но сам-то он женился на Теано, одной из своих учениц, которые все-таки были в его окружении… Однако не только тогда, но и многие века спустя женщин в общественном пространстве было очень и очень мало).

Следствием молчания общества была скудость следов, оставленных женщинами, скрывавшимися вечно за бесполым «они» и поздно обретшими право голоса в мемуарах, письмах и дневниках.

Наконец, последней толщей молчания – можно сказать и так – было молчание исторического повествования (Lerner 1989: 454). Историческое повествование отдавало пальму первенства публичному пространству: событиям политическим, военным, религиозным. Даже школу «Анналов», критиковавшую традиционную историю, женщины поначалу не заинтересовали. Ее внимание было отдано экономике и социальным проблемам, классам, а не полу, коллективному (и количественному), а не индивидуальному или биографическому. Таков был исторический пейзаж 1970-х годов, когда родился призыв написать историю «глазами женщин», с позиций женского социального опыта.

«Женские исследования» в истории рождались в муках, преодолевая насмешки. Так и положено рождаться новому. Чтобы отличить «женскую историю» от описания прошлого в общепринятом ключе, придумали даже новый термин. Поскольку привычное слово history (прочитывали как «HIS story», «Его история», «история мужчины»), положение должен был исправить неологизм herstory («HER story», «Ее история», «история женщины») (Davin 1988).

Термин не прижился, но число «историков женщин» стремительно росло. Сначала в США, а затем во многих странах Европы возникли факультеты и исследовательские проекты, группы и лаборатории, работающие в этой области. Лозунг феминисток «второй волны»: «Все женщины – сестры!» – услышали во многих странах.
В Англии роль первопроходца сыграл журнал «Историческая лаборатория» (History Workshop). В США расширяющееся поле «женских исследований» породило такие журналы, как «Знаки» (Signs) и «Феминистские исследования» (Feminist Studies). В других странах возникли «Журнал женской истории» (The Journal of Women’s History), австро-германский ежегодник «Человек» (L’Homm. Zeitschrift für feministische Geschichtswissenschaften), французский «Клио» (Clio: Histoire, Femmes et Societe) (Kandel 1980). Историки из восточноевропейских стран предпочитали не замечать нарождающегося направления. Исключением была Польша – там женская история развивалась (Пушкарева 1998).

С начала 1980-х годов «история женщин» стала сближаться с феминистской теорией. Но поскольку не все ученые согласились разделить феминистские воззрения, с того времени «женские исследования в истории» оказались разделены на два течения. Одно выражено попытками изучать женщин в истории, опираясь на понятия феминизма: женский социальный опыт, женское сообщество, женское письмо, женская идентичность, женская аксиосфера, женское видение мира и т. п. Другое открещивается от феминизма как теории и политического движения, претендуя на создание исследований, свободных от идеологического давления и «заданности». Приверженцы обоих течений представлены в созданной в 1989 году и существующей поныне Международной федерации исследователей женской истории (МФИЖИ). На первом конгрессе МФИЖИ историков женщин было около восьмидесяти, и представляли они около полусотни стран. Ныне, спустя почти три десятилетия, в МФИЖИ входят почти 100 стран, и на конгресс ее съезжаются по нескольку сотен участниц (Пушкарева 1996).

Дата добавления: 2015-05-29