Революция в Вене

II

I

Кёльн, 19 сентября, 7 часов вечера. Германо‑датское перемирие породило бурю. Во Франкфурте разразилось кровопролитное восстание. Честь Германии, преданную Национальным собранием прусскому министерству, с позором ушедшему в отставку, защищают ценой собственной жизни рабочие Франкфурта, Оффенбаха и Ханау, а также крестьяне окрестных деревень.

Исход борьбы еще не решен. До вчерашнего вечера солдаты добились, по‑видимому, небольших успехов. Артиллерию во Франкфурте, за исключением улицы Цейль, да разве еще некоторых других улиц и площадей, применить трудно, а кавалерию почти совсем нельзя использовать. С этой стороны шансы народа благоприятны. На помощь пришли жители Ханау, вооружившиеся в результате штурма цейхгауза. Пришли также крестьяне из многочисленных окрестных селений. Численность войска ко вчерашнему вечеру составляла, по‑видимому, около 10000 человек при небольшом количестве артиллерии. Приток крестьян за ночь, вероятно, был весьма велик, а приток солдат уже значительно меньше, так как из ближайших окрестностей были стянуты все войска. Ввиду революционного настроения крестьян Оденвальда, Нассау и Кургессена дальнейшая отправка войск стала невозможной; коммуникации, по‑видимому, были прерваны. Если только восставшим удалось продержаться в течение сегодняшнего дня, то под ружьем окажется весь Оденвальд, Нассау, Кургессен и Рейнгессен, все население между Фульдой, Кобленцом, Мангеймом и Ашаффенбургом, тогда как войск для подавления восстания не хватает. А кто поручится за Майнц, Мангейм, Марбург, Кассель, Висбаден – все эти города, в которых ненависть к солдатне, в результате кровавых эксцессов так называемых «имперских войск», достигла наивысшей степени? Кто поручится за крестьян на Рейне, которые легко могут воспрепятствовать отправке войск водным путем?

И все же, признаться, у нас мало надежды на победу храбрых повстанцев. Франкфурт слишком небольшой город, а несоразмерная сила войск и всем известные контрреволюционные симпатии франкфуртских мещан создают слишком большой перевес, чтобы мы могли питать преувеличенные надежды.

Но даже если повстанцы окажутся побежденными, это еще ничего не решает. Контрреволюция обнаглеет, введет осадное положение, уничтожит свободу печати, запретит клубы и народные собрания и тем самым поставит нас в положение рабов, по не надолго. Крик галльского петуха возвестит час освобождения, час возмездия.

Кёльн, 20 сентября. Известия из Франкфурта начинают постепенно подтверждать наши вчерашние опасения. По‑видимому достоверно, что повстанцы выбиты из Франкфурта и держатся еще только в Саксенхаузене, где они, должно быть, возвели сильные укрепления. Во Франкфурте объявлено осадное положение; всякий, захваченный с оружием в руках или при оказании сопротивления «имперской власти», подлежит военному суду.

Итак, господа из собора св. Павла оказались теперь в таком же положении, как и их парижские коллеги. В полном спокойствии и при господстве осадного положения они могут сводить до «минимума» основные права германского народа.

Железная дорога на Майнц во многих местах разобрана, и почта приходит слишком поздно или вовсе не приходит.

По‑видимому, артиллерия решила исход боя на более широких улицах и открыла войскам дорогу в тыл баррикадных бойцов., Рвение, с которым франкфуртские мещане открыли свои дома солдатам, предоставляя им, таким образом, все преимущества в уличной борьбе, а также перевес сил быстро подтянутых по железным дорогам войск над крестьянскими пополнениями, медленно прибывавшими пешком, довершили остальное.

Но даже если в самом Франкфурте борьба и не возобновилась, это еще не означает, что восстание подавлено. Приведенные в бешенство крестьяне так просто не сложат оружия. Если они не смогут разогнать Национальное собрание, то дома у них еще много такого, что надо убрать с пути. Натиск, отбитый от собора св. Павла, может обратиться против шести‑восьми мелких резиденций и сотен дворянских поместий; крестьянская война, начавшаяся этой весной, не окончится до тех пор, пока не достигнет своей цели – освобождения крестьян от феодализма.

Чем объясняется эта постоянная победа «порядка» во всех частях Европы, откуда этот ряд многочисленных, все повторяющихся поражений революционной партии от Неаполя, Праги, Парижа до Милана, Вены и Франкфурта?

Объясняется это тем, что все партии знают, насколько борьба, подготовляющаяся во всех цивилизованных странах, имеет совершенно иной, неизмеримо более значительный характер, чем все происходившие до сих пор революции. Ибо в Вене как и в Париже, в Берлине как и во Франкфурте, в Лондоне как и в Милане дело идет о свержении политического господства буржуазии, о таком перевороте, даже ближайшие последствия которого наполняют ужасом всех солидных и занимающихся спекуляцией буржуа.

Разве есть еще в мире какой‑нибудь революционный центр, где бы в течение последних пяти месяцев не развевалось на баррикадах красное знамя, боевой символ связанного братскими узами европейского пролетариата?

И во Франкфурте борьба против парламента объединенных юнкеров и буржуа велась под красным знаменем.

Именно потому, что каждое происходящее сейчас восстание прямо угрожает политическому положению буржуазии и косвенно – ее общественному положению, именно поэтому происходят все эти поражения. Безоружный в большинстве своем народ должен бороться не только против перешедшей в руки буржуазии силы организованного чиновничьего и военного государства, – он должен также бороться и против самой вооруженной буржуазии. Против неорганизованного и плохо вооруженного народа стоят все остальные классы общества, хорошо организованные и хорошо вооруженные. Вот чем объясняется, что народ до сих пор терпел поражения и будет терпеть поражения до тех пор, пока его противники не будут ослаблены либо вследствие участия армии в войне, либо вследствие раскола в их рядах, или же пока какое‑нибудь крупное событие не толкнет народ на отчаянную борьбу и не деморализует его противников.

И такое крупное событие подготовляется во Франции.

Поэтому мы не должны отчаиваться из‑за того, что за последние четыре месяца картечь повсюду одерживала победу над баррикадами. Напротив, каждая победа наших противников была в то же время их поражением. Она раскалывала их, она укрепляла господство не победившей партии, ставшей консервативной с февраля и марта, а той партии, которая была свергнута в феврале и марте. Июньская победа в Париже только вначале установила господство мелкой буржуазии, чистых республиканцев. Не прошло и трех месяцев, а уже крупная буржуазия, конституционная партия, угрожает свергнуть Кавеньяка и бросить «чистых» в объятия «красных». То же произойдет и во Франкфурте: победа послужит на пользу не добропорядочным из обоих центров, а правым; буржуазия обеспечит преобладание господам, представляющим государство военщины, бюрократии и юнкерства, и довольно скоро ей придется вкусить горькие плоды своей победы.

Ну, и на здоровье! А мы тем временем будем ждать момента, когда в Париже пробьет для Европы час освобождения.

Написано Ф. Энгельсом 19–20 сентября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в приложении к «Neue Rheinische Zeitung» № 107 и в № 108; 20 и 21 сентября 1848 г.

Перевод с немецкого

МИНИСТЕРСТВО КОНТРРЕВОЛЮЦИИ

Кёльн, 22 сентября. Итак, свершилось! Министерство принца Прусского сформировано, контрреволюция хочет рискнуть нанести последний, решительный удар.

Вот что пишет один депутат:

«Берлин, 20 сентября, 10 часов вечера. Только что мы получили достоверные сведения о сформировании абсолютно контрреволюционного министерства, а именно» (далее следует список министров, который мы перепечатали вчера из экстренного выпуска «Zeitungs‑Halle»). «На завтрашнем заседании это министерство огласит королевское послание, в котором выдвигается перспектива роспуска Собрания. В результате Собрание объявит свое заседание перманентным, что вызовет, вероятно, новую кровавую революцию. Все партии Национального собрания непрерывно совещаются в своих обычных местах. В народе царит сильное возбуждение. Врангель произвел сегодня смотр войскам. Все поставлено на карту!»

Итак, свершилось! Корона ищет защиты у укермаркских грандов, а укермаркские гранды изо всех сил оказывают сопротивление революционному движению 1848 года. Дон Кихоты из Восточной Померании, старые вояки, обремененные долгам и помещики получат, наконец, возможность омыть свои заржавевшие мечи в крови смутьянов[244]. Гвардия, увенчанная дешевой славой в Шлезвиге, должна нанести решающий удар революции; ведь революция посягает на права короны, хочет запретить офицерам устраивать тайные заговоры и безжалостной рукой финансовых мероприятий Ганземана намеревается совершить страшно «смелый поступок» – залезть в кошельки и без того уж отощавших бранденбургских юнкеров. Гвардия отомстит за позор 18 марта, она разгонит Берлинское собрание, и господа офицеры будут скакать по Унтер‑ден‑Линден через трупы революционеров.

Ну, что же! Вперед с богом за короля и отечество!

Написано 22 сентября 1848 г.

Печатается по тексту газеты Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 110, 23 сентября 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

ОСАДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В КЁЛЬНЕ [245]

Кёльн, 26 сентября. Сегодня мы снова печатаем номер без оглавления. Мы спешим выпустить газету. Из достоверных источников нам стало известно, что

в ближайшие часы город будет объявлен на осадном положении, гражданское ополчение распущено и разоружено, выпуск «Neue Rheinische Zeitung», «Neue Kolnische Zeitung»[246], «ArbeiterZeitung»[247]и «Wachter am Rhein»[248]приостановлен, учреждены военные суды и ликвидированы все завоеванные в марте права. Ходят слухи, что гражданское ополчение не намерено допустить, чтобы его разоружили.

Написано 26 сентября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 113, 27 сентября 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

ВОЗОБНОВЛЕНИЕ ВЫХОДА «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG»

Благодаря той поддержке, которая была оказана «Neue Rheinische Zeitung», особенно в Кёльне, в целях ее сохранения, нам удалось преодолеть вызванные осадным положением финансовые затруднения и возобновить выпуск газеты. Редакционный комитет остается в прежнем составе. Недавно в него вошел Фердинанд Фрейлиграт.

Карл Маркс, главный редактор «Neue Rheinische Zeitung»

Написано 11 октября 1848 г.

Печатается по тексту газеты Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 114, 12 октября 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Кёльн, 11 октября. В своем первом номере (от первого июня) «Neue Rheinische Zeitung» сообщала о революции в Вене (25 мая). Сегодня, в первый день возобновления выпуска нашей газеты после перерыва, вызванного введением осадного положения в Кёльне, мы помещаем сообщение о несравненно более важной венской революции 6 и 7 октября. Подробные сообщения о событиях в Вене заставляют нас отказаться сегодня от каких‑либо статей комментирующего характера. Поэтому ограничимся лишь несколькими словами, а именно о революции в Вене. Из сообщений венского корреспондента наши читатели могут убедиться, что недоверие буржуазии к рабочему классу угрожает этой революции, если не поражением, то, по крайней мере, тем, что ее развитие будет парализовано. Но как бы то ни было, влияние венской революции на Венгрию, Италию и Германию расстраивает весь план похода контрреволюции. Бегство императора и чешских депутатов из Вены[249]вынуждает венскую буржуазию продолжать борьбу, если она не хочет сдаться на милость победителя. События в Вене неприятно нарушат грезы Франкфуртского собрания, которое сейчас занято тем, что готовится даровать нам, немцам, общенациональную тюрьму и общую плеть[250], а берлинское министерство усомнится в таком универсальном средстве, как осадное положение. Осадное положение, как и революция, совершило кругосветное путешествие. Только что была сделана попытка провести этот эксперимент в больших масштабах, распространить его на целое государство, на Венгрию. Эта попытка, вместо того чтобы вызвать контрреволюцию в Венгрии, вызвала революцию в Вене. Осадное положение уже не сможет оправиться после такого удара. Осадное положение скомпрометировано навсегда. Ирония судьбы такова, что одновременно с Елачичем западный герой осадного положения, Кавеньяк, сделался мишенью для нападок всех тех фракций, которые он спас в июне с помощью картечи. Он сможет еще некоторое время продержаться лишь в том случае, если решительно перейдет на сторону революции.

Вслед за последними известиями из Вены мы помещаем также несколько корреспонденции от 5 октября, так как: они являются отголосками царящих в Вене надежд и опасений по поводу судьбы Венгрии.

Написано К. Марксом 11 октября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 114, 12 октября 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

«КЁЛЬНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ»

Кёльн, 12 октября. «Кёльнская революция» 25 сентября была карнавальной комедией, – заявляет «Kolnische Zeitung», и «Kolnische Zeitung» права. «Кёльнская комендатура» 26 сентября разыгрывает из себя Кавеньяка, и «Kolnische Zeitung» восхищается мудростью и умеренностью «кёльнской комендатуры». Кто же, однако, выглядит более смешным – рабочие, которые 25 сентября упражнялись в постройке баррикад, или Кавеньяк, который 26 сентября с самым серьезным видом объявил осадное положение, приостановил выпуск газет, разоружил гражданское ополчение, запретил союзы?

Бедная «Kolnische Zeitung»! Кавеньяк «кёльнской революции» ни на один дюйм не может быть выше, чем сама «кёльнская революция». Бедная «Kolnische Zeitung»! «Революцию» ей приходится воспринимать как шутку, а «Кавеньяка» этой забавной революции – принимать всерьез. Досадная, неблагодарная, полная противоречий тема!

По поводу правомочности комендатуры мы не будем терять лишних слов: Д'Эстер исчерпал этот вопрос[251]. К тому же мы рассматриваем комендатуру как послушное орудие. Подлинными авторами этой странной трагедии были «благонамеренные граждане», Дюмоны и компания. Не приходится поэтому удивляться, что г‑н Дюмон отдал распоряжение распространить при помощи своих газет адрес против Д'Эстера, Борхардта и Килля[252]. То, что приходилось защищать этим «благонамеренным», – это были не действия комендатуры, а их собственные действия.

Кёльнские события путешествовали через пустыню Сахару немецкой прессы в той форме, какую придал им кёльнский «Journal des Debats». Тем больше основания вернуться к ним.

Молля, одного из самых любимых вождей Рабочего союза[253], собирались арестовать. Шаппер и Беккеруже были арестованы.

Для осуществления этих мер избрали понедельник – день, когда большая часть рабочих, как известно, не работает. Стало быть, заранее знали, что эти аресты могли вызвать среди рабочих большое возмущение и даже дать повод к насильственному сопротивлению. Странная случайность, что эти аресты пришлись как раз на понедельник! Возмущение тем легче было предвидеть, что в связи со штейновским приказом по армии, а также после прокламации Врангеля[254]и назначения Пфуля министром‑президентом каждую минуту следовало ожидать решительного контрреволюционного удара, а стало быть, и революции, исходным пунктом которой был бы Берлин. Рабочие должны были поэтому рассматривать аресты не как судебные, а как политические меры. В прокуратуре рабочие видели только лишь контрреволюционное учреждение. Они считали, что накануне важных событий их хотят лишить вождей. Рабочие решили любой ценой не допустить ареста Молля. И они покинули поле сражения только после того, как их цель была достигнута. Баррикады были построены лишь тогда, когда собравшиеся на Старом рынке рабочие получили известие, что со всех сторон на них надвигаются войска. Но они не были атакованы. Стало быть, им и не пришлось защищаться. К тому же им стало известно, что из Берлина не поступило никаких важных сообщений. Рабочие, следовательно, разошлись после того, как в течение значительной части ночи они напрасно прождали врага.

Поэтому нет ничего смехотворнее, чем брошенный кёльнским рабочим упрек в малодушии.

Но им были брошены и другие упреки, чтобы оправдать осадное положение и выдать кёльнские события за маленькую июньскую революцию. Подлинный план рабочих состоял якобы в разграблении славного города Кёльна. Это обвинение покоится на будто бы имевшем место ограблении одной суконной лавки. Как будто в каждом городе нет своего контингента воров, использующих, естественно, дни общественных волнений. Или, быть может, под ограблением разумеют ограбление оружейных магазинов? Пусть пошлют тогда кёльнскую прокуратуру в Берлин для возбуждения судебного процесса против мартовской революции. Не будь ограбления оружейных магазинов, мы, быть может, никогда не имели бы удовольствия видеть г‑на Ганземана директором банка, а г‑на Мюллера – статс‑секретарем.

Но довольно о кёльнских рабочих. Перейдем к так называемым демократам. В чем упрекают их «Kolnische Zeitung», «Deutsche Zeitung», аугсбургская «Allgemeine Zeitung» и прочие «благонамеренные» газеты?

Героические Брюггеманы, Бассерманы и т. д. жаждали крови, а мягкосердечные демократы якобы из трусости не позволили им пролить эту кровь.

В действительности суть дела такова. Демократы заявили рабочим в гостинице «Им Кранц» (на Старом рынке), в зале Эйзера и на баррикадах, что они ни в коем случае не желают «путча». В такой момент, когда ни один крупный вопрос не толкает все население на борьбу и когда всякое восстание должно в силу этого потерпеть поражение, такое выступление было бы тем более безрассудно, что в ближайшие дни могли произойти серьезные события и поэтому нельзя было лишать себя боеспособности как раз накануне решающего дня. Если бы министерство в Берлине решилось на контрреволюцию, тогда для народа наступил бы день решиться на революцию. Судебное расследование подтвердит наше изложение событий. Господам из «Kolnische Zeitung» следовало бы лучше – вместо того чтобы в «ночной темноте» стоять перед баррикадами, «скрестив руки с мрачным видом», и «раздумывать о будущности своего народа»[255]– обратиться с высоты баррикад к ослепленной массе с мудрым словом. Какой толк в мудрости post festum^{154}?

В связи с кёльнскими событиями больше всего досталось от «хорошей» печати гражданскому ополчению. Надо различать следующее. Если гражданское ополчение отказалось унизиться до роли безвольного слуги полиции, то это была его обязанность. Но то, что оно добровольно сдало оружие, может быть оправдано лишь одним обстоятельством. Либеральной части ополчения было известно, что нелиберальная часть с радостью воспользовалась случаем, чтобы избавиться от оружия. Сопротивление же одной части было бы бесполезно.

Результатом «кёльнской революции» было только одно. Она показала воочию существование фаланги из двух с лишним тысяч святых, «сытая добродетель и платежеспособная мораль»[256]которых может «существовать привольно» лишь в условиях осадного положения. Быть может, когда‑нибудь представится повод написать «acta sanctorum»^{155}, биографии этих святых. Наши читатели узнают тогда, как приобретаются «сокровища», которых не берет «ни моль, ни ржа», и они поймут, каким образом завоевывается экономическая подоплека «благонамеренности».

Написано К. Марксом 12 октября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 115, 13 октября 1848 г

Перевод с немецкого

МИНИСТЕРСТВО ПФУЛЯ

Кёльн, 13 октября. Когда пало министерство Кампгаузена, мы писали:

«Министерство Кампгаузена облачило контрреволюцию в свой буржуазно‑либеральный наряд. Контрреволюция чувствует себя достаточно сильной, чтобы сбросить эту стеснительную маску. Какое‑нибудь нежизнеспособное министерство левого центра (Ганземан) может, пожалуй, на сколько‑то дней сменить министерство 30 марта. Но подлинным его преемником является министерство принца Прусского» («Neue Rheinische Zeitung» № 23 от 23 июня)^{156}.

И действительно, за министерством Ганземана последовало министерство Пфуля (Невшательского).

Министерство Пфуля носится с конституционными фразами, как франкфуртская центральная власть – с «немецким единством». Если сравнить corpus delicti^{157}, подлинную сущность этого министерства, с его эхом, его конституционными заявлениями, успокоительными заверениями, компромиссами, соглашениями в Берлинском собрании, то к нему можно применить только следующие слова – слова Фальстафа:

«До чего же мы, старики, подвержены пороку лжи!»[257]

За министерством Пфуля может последовать лишь министерство революции.

Написано К. Марксом 13 октября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 116, 14 октября 1848 г.

Перевод с немецкого

Дата добавления: 2015-06-04