Бегство на восток

БЛУДНЫЙ СЫН

Новорожденные, только появившись на свет, умеют плакать, но не умеют смеяться. Однако, знакомясь с миром, они быстро приобретают этот навык. Так происходит сейчас и так было тогда, в эпоху, когда земля была плоской. И, возможно, это врожденное знание горя и быстрое знакомство с радостью очень много говорят о том, что из себя представляет школа жизни.

Конечно же, богач, слыша крики и плач своего новорожденного сына, говорит себе: «Скоро его настроение изменится». И думает о всех тех радостях, которые ждут мальчика на его жизненном пути.

И действительно эти радости к приходят. Он живет во дворце, где ему прислуживает бесчисленная челядь. Огромные покои отданы ему для игр и прочих развлечений. А когда он вырастает, получает в распоряжение целую анфиладу комнат. Стоит ему захотеть чего‑нибудь, желание тотчас исполняется. Он вступает в юность, а на конюшне уже дожидаются белоснежные скакуны, на псарне – гончие, в птичнике – соколы с серебряными колокольчиками. Стоит ему назвать какое‑нибудь редкое блюдо или вино, и ему тут же доставляют его. А чтобы утолить другие желания барчука, к нему в сумерках приводят прекрасных женщин с волосами, умащенными кедровым маслом. Он получает княжеское образование.

Отец часто отсутствует. Однако, когда он дома и не занят делами, он кидает взгляд на подрастающего мальчика и говорит себе: «Я дал ему все, что мог».

Так было и с Джайрешем. Его отец считал, что сын любит его и испытывает благодарность. Но это было не так. Мальчик, ни в чем не испытывая недостатка, начал ощущать неизъяснимую тоску, словно от него что‑то утаивали, а он не мог ни назвать, ни определить предмет своего желания. Поэтому он стал превращаться в обидчивое, вялое и разочарованное существо. Он постоянно испытывал тревогу и не находил себе места. Он чувствовал, что волшебная птица его неведомой мечты улетает все дальше и дальше. В надежде догнать ее он устраивал сумасбродные пиры, от которых потом по несколько дней не мог придти в себя, или скупал целые библиотеки и запирался с книгами на несколько недель. Он делал ставки в гонках колесниц и на лошадиных бегах, он играл в кости и не выигрывал. Он отправлялся охотиться на редких животных и исчезал на месяцы. Раза два он влюблялся в чужих жен и соблазнял их или сам оказывался соблазненным, а потом, устав от этих радостей, бросался в объятия самых низменных и грубых женщин, которые хотели от него только денег, как и его низменные и грубые приятели, собутыльники, знакомые по скачкам, хитрые охотники и торговцы.

В один прекрасный день Джайреша призвал к себе отец.

– Сын мой, – промолвил он, – смотрю я, чем ты занимаешься, и мне это не очень нравится. Что скажешь?

Джайреш ответил ему невозмутимым взглядом и не сдержал зевок.

Отец нахмурился.

– Я вижу, что ты разбазариваешь богатства нашей семьи, впустую тратишь состояние, которое накапливали три поколения. Однако ты должен знать, что тебе здесь не принадлежит ни гроша, пока я не умер, о чем, надеюсь, ты не очень мечтаешь.

При этих словах Джайреш опустил глаза. Его отец счел это за проявление стыда, что, впрочем, соответствовало действительности, так как юноша с некоторой неловкостью понял, что ему совершенно безразлична жизнь отца.

– А потому я решил, что разгульной и беспечной вольнице пора положить конец, и я намерен воспользоваться средствами, которые почерпнул из древних легенд и сказаний. Вот что я собираюсь сделать. Все твои глупости проистекают из моего попустительства. До сих пор ты научился только бросать деньги на ветер. Поэтому я решил отослать тебя к моему другу и деловому партнеру. Он примет тебя в свой дом как необученного слугу, иными словами, ты займешь самое низкое положение. Днем будешь выполнять любые поручения этого человека или его управляющего – подметать пол, выносить помои. А по ночам – кормиться из общего котла и спать на полу в кухне. С рассветом тебе предстоит вставать и возвращаться к своим обязанностям. По прошествии девяти месяцев, если ты проявишь трудолюбие и усердие, мой друг вознаградит тебя и отправит домой. Если же он останется недоволен, тебя ждет жестокая порка, и ты прослужишь ему еще девять месяцев уже без всякой надежды на вознаграждение. И спать будешь на голой земле, а питаться тем, что сумеешь выпросить или украсть у скотины.

Закончив свою речь, богач сложил руки на животе. Он полагал, что избалованный сын, которого он знал не слишком хорошо, бросится ему в ноги и взмолится о снисхождении.

Однако Джайреш, от ярости едва способный говорить, сказал совсем другие слова:

– Если такова ваша воля, я спрошу лишь об одном: когда мне уйти?

Богач растерялся. Он ожидал любого ответа, кроме этого. Он и не собирался никуда отправлять юношу, однако теперь его тоже охватил гнев.

– У тебя есть три дня, – провозгласил он.

– Я не хочу обременять вас своим присутствием и отправлюсь завтра же, – вскричал Джайреш. – Где живет ваш друг?

– Тебе сообщат об этом на рассвете, – ответил богач. – И одновременно дадут осла, чтобы ты мог добраться до места назначения.

– Я дойду пешком, – объявил сын.

– Он живет не близко.

– Тогда я отправляюсь нынче же вечером, – решил Джайреш.

И в некотором замешательстве богач сел и написал письмо своему бывшему партнеру, который жил в шести днях хода, на востоке.

Вечерняя звезда начала спускаться с небосклона, когда Джайреш вышел из отчего дома. Привратник, полагая, что барчук отправляется на очередную пирушку, с сомнением поприветствовал его и удивился, что он покидает усадьбу без слуги и лошади. Джайреш двинулся на восток, навстречу восходящей луне. Та взирала на него холодно и надменно, ибо в эту ночь она была идеально кругла и под стать Джайрешу высокомерна.

Несмотря на то, что Джайреш жил в роскоши, физические нагрузки не были для него в новинку, и шестидневное пешее путешествие не пугало его. К тому же его подгонял гнев. А кроме гнева, одна странная вещь: время от времени до него долетали приглушенные звуки музыки.

Большей частью дорога проходила через возделанные поля, сады и террасы с виноградниками. На горизонте мирно раскинулись холмы, позолоченные лунным светом. И, несмотря на то, что Джайреш часто бывал в этих местах, сейчас они выглядели по‑новому. Он вдыхал ароматы фруктов и прислушивался к соловьиному пению. А когда луна зашла, он лег под дикой смоковницей и задремал. Он проснулся от первых солнечных лучей, как от поцелуя, встал, искупался в пруду и нарвал смокв, – покидая родительский дом, он был в такой ярости, что даже не прихватил провизии.

Все утро он шел и остановился лишь в полдень у колодца. Там уже сидели путники; приняв Джайреша за такого же, как они сами, бродягу, они втянули его в разговор о торговле, повадках собак и верблюдов и капризах служанок в тавернах. Джайреш, получая удовольствие от их болтовни, притворялся, что тоже принадлежит к их братству, и рассказывал байки, которые звучали почти правдоподобно. На склоне дня он пошел дальше, и на закате его догнал караван. Из раскачивающегося паланкина, занавешенного шелком, выглянула женщина с чадрой на лице и послала к Джайрешу слугу.

– Моя госпожа спрашивает, чем ты торгуешь?

– Скажи ей, что ничем, – ответил Джайреш.

Слуга вернулся к паланкину и вновь поспешил к Джайрешу.

– Тогда моя великодушная госпожа просит тебя принять это серебряное кольцо.

Джайреш рассмеялся. Удивительная легкость охватила его, и он ответил:

– Скажи своей доброй госпоже, что я не могу принять от нее такого дорогого подарка. Я выброшен из дома как дырявый башмак и держу путь на восток, чтобы искупить свои грехи.

Слуга ухмыльнулся, ибо ему были известны намерения его госпожи, но ничего не оставалось, как передать ей слова Джайреша. Занавеси тут же задернулись, и караван двинулся дальше.

Тем же вечером после захода солнца Джайреш вошел в таверну, где за хороший обед расплатился золотой пряжкой от своего ремня. Эта пряжка не была куплена на деньги отца – ее с полгода тому назад подарила юноше любовница. Затем Джайреш покинул таверну и провел ночь на голой земле под холодными звездами.

И еще четыре дня изгнанник шел на восток. Перед ним открывались то знакомые, то незнакомые виды, но и знакомые дышали новизной и свежестью. На третий вечер, когда небо покраснело от закатного солнца, он увидел огни города, где прежде часто бывал, играл в кости, пил и занимался любовью. Но теперь, когда он знал, что не переступит околицу, город показался совсем иным. Он источал таинственность и вызывал благоговение, из самого его сердца поднималась чистейшая тьма, а за каждым горящим окном, казалось, пировали и веселились.

Джайреш делил хлеб и дикие плоды с другими путниками на обочинах дорог. Он утолял жажду водой из источников, которые бьют из‑под земли для всех людей, и молоком, которое ему подносили на фермах, а однажды вечером, когда он повстречал процессию счастливого жениха, его даже угостили вином.

На пятый день Джайреш сошел с дороги и углубился в скалистые, поросшие лесом горы. Целый день он карабкался под свисающими с ветвей лианами, и птицы разлетались в стороны при его приближении, а однажды в зарослях он увидел робкую олениху. Когда солнце двинулось вниз, заливая все вокруг позолотой, а на небе появились звезды, Джайреш увидел перед собой тропинку, которая спускалась в долину. Там, среди древних темных деревьев, возвышался огромный каменный дворец. У Джайреша екнуло сердце. Здесь заканчивалось его путешествие, ибо это не могло быть ни чем другим, как домом отцовского приятеля – какого‑нибудь строгого и чопорного старика.

«Ну что ж, я вдоволь вкусил свободы, – подумал Джайреш. – Теперь мой удел – неволя». И он пошел к дворцу.

Размеры и архитектурное великолепие дворца затмевали не только родительский дом Джайреша, но и все виденное им ранее. Террасы крыш налегали друг на друга, а над ними высились огромные башни. Колоннады, обрамлявшие длинную широкую лестницу, поддерживали крышу портика. За полверсты от дворца тропинка переходила в мощеную дорогу, по обеим сторонам ее стояли на мраморных постаментах изваяния зверей и птиц – львов, ибисов, журавлей и обезьян; их фигуры призрачно мерцали в угасающем вечернем свете. У подножия дворца в мрачном величии раскинулись сады с султанами пышных деревьев и гребнями водопадов. Все это тоже было позолочено заходящим солнцем, оно распадалось на тысячи осколков в бронзовых веерах хвостов разгуливавших по лужайкам павлинов. Однако в самом дворце не было видно ни огонька.

Достигнув мощеной дороги, Джайреш ощутил совсем иные чувства. Что‑то в этом месте, в ароматах садов, золотых павлинах и самой тишине настораживало и зачаровывало. Все здесь отличалось от привычной атмосферы его дома. И в этот момент на дороге перед Джайрешем возникла чья‑то фигура, прямая как постамент и облаченная в черное. Она напоминала исполинскую птицу, стоящую на одной ноге и держащую в другой тонкий жезл.

– Сообщи мне, кто ты таков и чего желаешь, – произнес незнакомец.

Джайреш ответил надменно, не упустив ни единой подробности. Он полагал, что с этого мгновения его начнут унижать, и не желал, чтобы его приняли за безвольного труса.

Посланец внимательно выслушал его, после чего издал странный звук, свидетельствовавший, возможно, об удовольствии. Джайреш с высокомерным видом пропустил его мимо ушей. Он прекрасно понимал, что, заняв самое низкое положение среди прислуги этого дома, он подвергнется всеобщим насмешкам и издевательству. И если обращать на них внимание, это лишь усугубит его положение.

– Ну что ж, если ты готов к примерной службе, пойдем, – изрек его собеседник. – Человек, которому ты будешь отныне служить, живет в этом доме.

Посланец посторонился, и Джайреш двинулся к дому, услышав за спиной троекратный удар жезлом.

И внезапно во дворце зажглись все окна, озарив все вокруг таким сиянием, словно взошло солнце. На всех крышах и у всех дверей загорелись факелы.

Джайреш в изумлении остановился, и в то же мгновение хлопанье крыльев над головой заставило его поднять глаза. Огромная птица, похожая на цаплю, пролетела над садом и скрылась в сверкающем дворце.

Юноша двинулся дальше, поднялся по лестнице и оказался под крышей портика. Дверь в дом была распахнута, за ней виднелись два зала, один прекраснее другого. Они были обставлены с такой изысканной роскошью, что Джайреш долго не мог придти в себя от удивления. За украшенными позолотой и драгоценной мозаикой дверями виднелся третий зал с черным, как уголь, полом.

В центре зала бил фонтан, окруженный бассейном из прозрачного зеленого стекла, в колоннах, увитых живым виноградом, резвились птицы. В глубине зала на ложе покоилось какое‑то существо. Оно не спеша приподнялось и взглянуло на Джайреша.

Джайреш окаменел. Несколько мгновений он не мог решить – не то уносить ноги, не то вытащить короткий клинок и вступить в схватку, ибо на ложе восседал черный ягуар из рода пантер, с горящими, как угли, глазами.

А еще через мгновение он раскрыл пасть.

– Подойди ближе, – отчетливо произнес он, обращаясь к Джайрешу. – Я уже не так молод и плохо вижу на таком расстоянии.

Джайреш в изумлении повиновался. Он остановился в нескольких шагах от ложа.

– Не бойся, – сказал ягуар. – Я уже пообедал. К тому же ты, кажется, мой гость. Есть тебя будет не слишком‑то вежливо.

При этих словах Джайреш рассмеялся. А ягуар наградил его явно неодобрительным взглядом.

– Прошу прощения, господин, – произнес Джайреш. – Но я еще никогда в жизни не встречал зверя, который владел бы даром человеческой речи.

– Позволю себе не поверить, – откликнулся ягуар. – Возможно, ты неоднократно встречался с такими зверями, просто они не удостаивали тебя беседой.

– Не смею возражать, – ответил Джайреш. – А смех мой был вызван лишь изумлением. Ваш господин – волшебник? Это он научил вас разговаривать?

– Господин? – удивился ягуар. – Я здесь господин.

Джайреш едва не рассмеялся вновь.

– Неужто ты друг и партнер моего отца? – пробормотал он. – Если там, мне придется признать, что я недооценил родителя.

– Скажу лишь одно, – ответил ягуар. – Мне известно о намерении твоего отца сделать тебя нижайшим из слуг, дабы это принесло тебе пользу. Должен добавить, что я в некоторой растерянности. Ибо в этом доме все делается с помощью волшебства, и здешние обитатели проводят свою жизнь, не обременяя себя службой. В настоящий момент я ничего не могу тебе поручить. Однако я все как следует обдумаю. Завтра мы вновь увидимся и поговорим, а пока чувствуй себя как дома. Стоит только попросить, и ты получишь все, что захочешь. За исключением женщин, в моих владениях нет людей. Тем же особам, которых ты здесь встретишь, включая моих жен, ты должен оказывать самое глубокое уважение.

– Мой повелитель, вы так великодушны, что я готов повиноваться вашей воле. Позвольте узнать лишь одно – каких еще особ, кроме ваших жен, я могу здесь встретить, чтобы я смог к ним обратиться должным образом?

– Кроме пантер, здесь есть несколько тигриц, гиен и лисиц, одна пифия и целый гарем питона. Здесь также обитает благочестивое семейство волчиц, поклоняющихся луне, и бесчисленное количество крылатых дам, которых ты уже видел. Хочешь, здоровайся с ними, хочешь, нет. От тебя требуется лишь обычная учтивость, поскольку ты еще не сведущ в наших обычаях.

Ягуар и прикрыл глаза, показывая, что аудиенция закончена.

Двери тут же распахнулись, и Джайреш как во сне вышел из зала в богато убранный коридор.

Миновав анфиладу комнат, чьи двери сами распахивались при его приближении, Джайреш достиг покоев, сдержанная пышность которых превосходила все, что ему когда‑либо доводилось видеть. Здесь невидимые слуги нежно и тщательно вымыли Джайреша в бирюзовой ванне и умастили его тело благовониями. Потом невидимые джинны подали ему ужин на золотых блюдах. И он лег на постель божественной мягкости. Балдахин над кроватью был расшит сияющими звездами, над ними виднелось изображение луны. Когда Джайреш проснулся, и на балдахине, и в окне уже сияли солнца. Не успел он встать, как снова оказался в руках невидимой прислуги: его накормили редкими блюдами, облачили в княжескую одежду, и он, вновь пройдя сквозь анфиладу, оказался в зале ягуара.

На этот раз хозяин дома был не один – его окружала свита.

На кушетках восседали и возлежали его жены в драгоценных серьгах и ожерельях, рядом стояли советники: тигры, обезьяны и старый бык, который за свою проницательность пользовался всеобщим уважением. Повсюду в зале виднелись и другие животные, зачастую рядом стояли представители видов, обычно не ладящих друг с другом. Львы беседовали с ягнятами, газели прогуливались с волками, а в нише лиса играла в шахматы с гусем.

Огромная цапля, стоявшая у трона, трижды стукнула жезлом по полу.

Под неотрывными взглядами прекрасных звериных глаз Джайреш приблизился к ягуару и учтиво поклонился.

– Юноша, – промолвил тот, – мы обсудили твое появление и пожелание твоего отца. Я всегда стараюсь оказывать помощь, когда это в моих силах. Я посоветовался с ученым быком и решил отправить тебя к свиньям, которые живут в саду.

– Вы хотите сказать, мой господин, что поручаете мне пасти стадо свиней? – переспросил Джайреш.

Ягуар скрестил лапы.

– Не совсем. Впрочем, свиньи объяснят тебе лучше, ведь они великие философы. Можешь отправляться прямо сейчас. Цапля, мой управляющий, отведет тебя.

Было совершенно ясно, что аудиенция закончена. Звери позабыли о Джайреше и вернулись к светским беседам.

Джайреш последовал за цаплей, торжественно скакавшей на одной ноге и державший церемониальный жезл в другой, и вскоре вышел из дворца. Они пересекли сады и оказались на девственной земле. Они спустились по склонам холмов в мшистый овраг. Перед ними высились исполинские деревья, поросшие лианами, на черных стволах виднелись отметины от огромных клыков. Джайреш, пребывавший все это время словно в веселом сне, слегка растерялся.

– Подождите, господин цапля, – промолвил он. – Похоже, эти свиньи очень велики.

– Это действительно так, но тебе не о чем беспокоиться. Мы ведем здесь мирную жизнь и никому не причиняем вреда. Даже плоды и мясо, которые ты ел вчера и которыми подкреплялся сегодня утром, ни что иное как иллюзия, хотя они и очень питательны. Мы владеем могущественными чарами, а потому не испытываем необходимости в насилии. Мой господин шутил, когда вслух размышлял, нельзя ли тобой пообедать. С твоей головы не упадет ни единый волос.

Нельзя сказать, что эти слова вполне успокоили Джайреша. Он хотел задать цапле еще один вопрос, но тут в кустах раздались громкий шум и треск, и выскочили три белоснежных кабана с горящими как расплавленное золото глазами. Джайреш решил, что настал его последний час, и повалился на колени.

– Он молится? – осведомился один из кабанов. – Не следует его беспокоить, пока он не закончит.

– Господин, – пролепетал Джайреш, – у меня при себе нож. Однако силы наши не равны, и поэтому я не буду сопротивляться. Так что, если вы намерены убить меня, прошу лишь об одном – сделайте это быстро. Я не хотел бы показаться вам трусом, а надолго мужества у меня не достанет.

Цапля многозначительно ухнула, говоривший кабан приблизился к Джайрешу и заглянул ему в лицо.

– Мы не причиним тебе вреда.

– Но я же охотился на ваших братьев, убивал их, – невольно вырвалось у Джайреша, – хотя должен признать, они были гораздо меньше и не разговаривали со мной.

– Вашему роду свойственно убивать, вы расправляетесь даже с теми, кто умеет говорить, – ответил кабан. – Однако вставай. Благочестивые волчицы принесли нам послание от нашего господина ягуара, которое было доставлено им зябликами. Тебя препоручили нашей заботе. Поэтому пойдем.

Джайреш, изумляясь происходящему и снова глуповато улыбаясь, встал и пошел за тремя белоснежными кабанами в заросли к югу от сада.

Они шли все утро. К полудню достигли густого древнего леса, росшего во владениях ягуара, и вышли на берег виноградно‑зеленой реки, где жило стадо свиней – кабаны со своими женами и многочисленным потомством. Пока они подходили к берегу, Джайреш обратил внимание на странную противоестественность. Все стадо было белоснежным и золотоглазым. Чистые, опрятные, блестящие свиньи прохаживались или отдыхали под лучами полуденного солнца, пробивавшегося сквозь кроны деревьев, и тихими приятными голосами вели мирные беседы.

«Нет, это точно не сон», – подумал Джайреш, и смущение, смешливость, а вместе с ними и страх наконец покинули его. Какой бы странной ни была реальность, она рано или поздно становится очевидной.

Свиньи поприветствовали его с легким оживлением и совсем не в той манере, что придворные.

– Кажется, твой отец хотел, чтобы ты спал на голой земле и вел простую жизнь, – промолвил кабан, который первым заговорил с Джайрешем. – По крайней мере, здесь тебе не придется подметать полы, это делает ветер. Не надо и выносить помои, так как грязь разводит только людской род, а также звери, которых люди держат в плену. Но жизнь твоя действительно будет простой, ты сможешь делить с нами все, что мы имеем, включая нашу долю чар. Точно так же, как придворные нашего господина ягуара, мы – волшебники, а кроме того, владеем человеческой речью и некоторыми человеческими манерами.

Джайреш устроился на земле среди свиней, которые любезно сотворили для него из воздуха вкусную пищу и свежую воду, и начал расспрашивать их о том, о сем. Свиньи отвечали спокойно и охотно. Таким образом он познакомился с забавными сторонами их жизни.

Они сообщили, что в царствах зверей, как и в царствах людей, есть свои боги, только боги животных с любовью относятся к своим творениям. (Следует вспомнить, что боги Плоской Земли давно уже отвернулись от людей. Поскольку Джайрешу ничего не было известно об этом, он не спорил. К тому же он был молод, и боги человечества еще мало тревожили его.)

Большинство зверей на земле рождались, жили и умирали самым естественным образом. В отличие от людей, эти звери не обладали индивидуальными душами, но были частью одной общей души, то есть самого бога, который выпускал из себя бесчисленное количество тварей, существовавших отдельно, но связанных с животворным источником психическими нитями. Таким образом, звериные боги, которых было столько же, сколько видов зверей на земле, включая птиц, рыб, рептилий и насекомых, могли ощущать в каждое мгновение бесчисленное количество земных жизней и одновременно свою собственную вечную жизнь.

Однако время от времени звериное божество производило на свет создание, исключительно одаренное духом. Такое животное отличалось от всех остальных представителей своего рода. И, поскольку звериные боги по своей божественной сути обладали даром человеческого разумения, эти высшие животные, стоящие недалеко от них, выделялись как гении в обществе людей. Они умели разговаривать и мыслить, они становились философами, художниками, магами и чародеями. Одновременно они утрачивали всю звериную свирепость и свойственное людям варварство. Они вели чистый, хотя иногда и фривольный образ жизни и, подражая людям, объединялись в сообщества, в которых бытовала своя система правосудия и которыми правил избранный ими повелитель. Иногда они даже облачались в человеческие одеяния, соблюдали человеческие обряды и исповедывали человеческую веру, как, например, поклонявшиеся луне волчицы, считающие ее белым волком. Другие, в свою очередь, становились отшельниками, как семь сов, обитавших в лесу и не произносящих ни слова. Из ночи в ночь они занимались лишь тем, что составляли воображаемые карты движения звезд, которые на самом деле были неподвижными в силу плоской конфигурации земли.

Эти разнообразные и эксцентричные занятия также высоко ценились звериными богами, хотя после своей смерти высокоморальное существо вновь поглощалось создателем наравне с низшими представителями его рода.

Все это Джайрешу рассказали свиньи, пока он сидел с ними на берегу виноградно‑зеленой реки, и он всему поверил. И пока они говорили, юноша вдруг ощутил, как отличаются от них души людей, и почувствовал страстную тягу к грубой звериной простоте. Ему захотелось стать котом, гончей, лошадью или молочно‑белым кабаном…

– Считается, – добавил кабан, обратившийся к Джайрешу первым, – что люди на короткое время могут вселяться в тела зверей. Не с помощью магических средств, как это делает перевоплощающийся чародей, но после смерти, чтобы приобрести новый опыт и знания. Точно так же, как иногда после умершего на земле остается его призрак. Однако мы в это не верим.

Так блудный сын богача прожил несколько месяцев в лесу со свиньями‑философами.

Туманная зелень лета начала медленно сменяться багрецом, а река потемнела как солод от отражений глядящихся в нее с берегов черных и пурпурных ирисов. Холодало, изморозь дымкой покрыла лес, как выдыхаемый пар замутняет зеркало. Свиньи переместились в высокие сводчатые пещеры на берегу реки. С помощью чар они создали жаровни, в которых полыхали ароматные поленья, и меховую накидку для Джайреша. Мороз окостенил землю, сковал нежные цветы. И свиньи согревали друг друга и Джайреша теплотой своих сердец и огнем жаровен. Они рассказывали красивые истории о князьях и благородных дамах своего племени, но, поскольку им было чуждо насилие и тщеславие, и они относились к любви как к неизбежному факту, а не как к проявлению судьбы, их рассказы не захватывали воображение.

И юноша начал подумывать о том, что настанет день и он вернется в реальный мир, и будет там любить и ненавидеть, грешить и раскаиваться. Пока же он ложился и засыпал рядом со своим другом, белым кабаном, опустив голову ему на бок. Холодный ветер поднимал на реке барашки, а Джайреш ощущал в своей душе такой невозмутимый покой, какого он не испытывал ни с одним человеком.

Дата добавления: 2015-06-04