Как я чёрта искушал 11 страница

Но батюшка снова расставил всё по местам:

– Говорю же тебе, твоя Оля, которая тебя простила и поверила в то, что ты искуситель Бориса, сейчас у отца Льва. В параллельной реальности ты привёз Олю в город, о чём тебе сказала вчера её мама, а в нашей реальности Оли, как и отца Льва, не существует и никогда не существовало.

Видя мой перепуганный вид, он сказал:

– Если нам удастся победить в этой гонке, всё стане на свои места, как и было прежде.

– А если нет?

– Ты хочешь услышать ответ?

– Нет! – спохватился я. – Я пошутил.

Полдня мы выискивали следующий монастырь. Заехали в такие дебри, что насилу потом выбрались. Нас вновь ожидал облом. Никаких новых беспамятных просительниц к ним за последние месяцы не поступало. Мы немного приуныли и ещё потому, что на выезде из монастыря застряли в грязи. Ребятам пришлось толкать, хотя Борюне этого делать было и необязательно. А смысл? Батюшка, наверное, и вагон сдвинет, если захочет, а тут – какая-то «девяносто девятая». Но упрямый чёрт честно измазал свои туфельки в грязи и мог теперь с уверенностью считать, что в процессе решения проблемы поучаствовал. Такие вот теперь черти пошли, с достоинством!

Когда небо уже начало озаряться звёздами, мы достигли стен очередного женского монастыря. Судьба, наверное, к вечеру этого дня уже устала мучить сердце отца Виталия, поэтому, снова отыскав настоятельницу монастыря – тщедушную мрачную старушку с неприветливым лицом, – мы чуть было не прыгнули на неё от радости, услышав заветное «да, она у нас».

– Вы уверены, что это именно она? – дрожа, уточнял байкер, потрясая перед лицом матушки паспортом Варвары.

– Как вы сказали вас звать? Отец Виталий? Я вам повторяю: да, эта девушка… сейчас припомню… около пяти месяцев назад появилась у нас. Сидела у ворот и просила милостыню. На эти деньги покупала свечи, ходила на службы, молилась. Мне сразу же донесли о ней. Я пыталась выяснить, откуда она, но она и сама не знала. Память утратила. Я сжалилась над ней и разрешила ей жить в монастыре и работать. Она трудолюбива и верна Богу.

– Значит, она до сих пор у вас?

– А куда же ей податься, когда без памяти она. Скажите, а вы, собственно, кто такой? Нет, то, что батюшка, я поняла. – Она покосилась ни сколько на его крест, сколько на синий глаз. – Я имею в виду, кем вы приходитесь нашей Олесе?

– Вообще-то её зовут Варвара, – поправил священник. – А я её муж. Вот её паспорт, а вот мой. Вот, видите, отмечена регистрация нашего брака. Пожалуйста, – нетерпеливо сунул он ей в руки паспорта. – Да и повенчаны мы.

– Да, вижу, что муж, – как-то не очень радостно произнесла настоятельница, возвращая документы.

– Пожалуйста, позовите её, я забираю её домой,– настойчиво произнёс байкер.

– Конечно, вы вправе забрать свою жену, но позвольте прежде спросить: что с ней случилось?

– Она ушла из дома и не вернулась. Много позже я узнал, что она была сбита машиной, доставлена в больницу, а после каким-то невероятным образом добралась до вашего монастыря. Позовите мою Варвару.

Настоятельница замялась:

– Мы все усердно молились Господу нашему о том, чтобы происхождение Олеси открылось. Бог услышал наши молитвы. Я счастлива, что нашёлся её муж. Только сегодня уже поздно, вы сможете встретиться со своей женой завтра.

– Как так? Почему? – по-детски обиделся батюшка.

– Отец Виталий, у нас здесь свои порядки. После пяти вечера любые визиты запрещены.

– Но послушайте, матушка Алевтина, я не видел свою жену полгода, нельзя ли в виде исключения…

– Нельзя, – даже жёстко остановила его настоятельница. – Порядок есть порядок, и вы должны это понимать, если утверждаете, что имеете свой приход. Со своими спутниками вы можете переночевать в комнатах близ монастыря. Они предназначены для гостей-мужчин. Я могу распорядиться.

Виталик посмотрел на нас. Борька согласно кивнул, я тоже. А что, есть другой выход? То есть вход! Не ломиться же нам по спальням монашек!

Было видно, что наш байкер обижен, подавлен и возмущён. Я его поддерживаю. Всему же есть свои границы. Муж с таким трудом отыскал, спустя полгода, свою потерявшуюся жену, а эта ему «порядок есть порядок». И ведь думает, что своим занудством Богу служит. Вот таких, наверное, Христос и называл фарисеями…

Недалеко от монастыря располагались скромные номера. Длинное двухэтажное здание с верандой на первом этаже и балконом на втором, было разбито на большие комнаты, в каждой из которых помещалось шесть панцирных кроватей. Эта гостиница своей структурой напомнила мне общежития в детских летних лагерях, которые я в своё время посещал, а комната, честно говоря, больничную палату. Но это было не важно – лишь бы переночевать. Столовой здесь, к сожалению, не было, но продуктовый магазин был недалеко. И ещё был душ. Обо всём этом рассказал нам молодой мастер печных дел Бронислав, работающий в монастыре и живущий в домике неподалёку. Он предоставил нам комнату на втором этаже и замечательнейшим образом поднял настроение. Дело в том, что работал молодой парень Бронислав в женском монастыре по одной простой причине. Он был гей.

* * *

На вид Бронислав был немногим старше нас с Борькой и немногим младше Виталия. Выглядел он соответствующе своей сексуальной ориентации. Белые модно стриженые волосы блестели, будто намазанные гелем (других мыслей и допускать не хочется), и были тщательно зализаны на бок. Тоненькая бородка и усики, окаймляющие детский ротик, ярко подчёркивала пухлые алые губки, которые, наверное, были самой выразительной частью его лица. Хотя глазам тоже следует уделить внимание. У Бронислава они были грустные и добрые как у слона в зоопарке. Сам он был, как говорится, в теле и не без лишнего веса, но не толстяком. Внезапной компании он очень обрадовался, а удостоверившись в нашей дружелюбности, так и совсем расцвёл весенним бутоном.

Он показал мне, где припарковать машину, и поднялся вместе с нами в комнату.

– Ой, мальчики, как я рад, что вы остановились у нас. Вокруг одни женщины, никакого мужского общения! – с типичным женским капризным акцентом восклицал он.

– Спокойно, Броня, мы натуралы! – сразу развеял я его надежды.

– Броня? Ах! Как романтично звучит! – актерским манером он забросил голову назад. – Но нет, что ты, Киря, я имел в виду простое человеческое мужское общение. Поверьте мне, оттого, что я работаю в женском монастыре, моя личная жизнь нисколько не страдает.

– Киря? – поднял я бровь. – Ладно, буду Кирей. Как живёшь, Бронислав?

– Ах, пупсик, живу и радуюсь! Работы хватает, штаны не просиживаю. Печи они, шалуньи, привередливые, особенно большие – монастырские. За ними уход тщательный нужен. Я ведь не только за кладку отвечаю, но и за то, чтобы они функционировали исправно. Вот и трубочистом приходится бывать. Я такой секси, когда с головы до ног в саже!

– Верю! – подмигнул я и посмотрел на своих друзей.

Батюшка, как ни странно, отнёсся к нашему новому знакомому без какого либо осуждения или неприятия. Правда, сразу дал понять, что он человек другого склада и подобная ерунда его не интересует. Но напоказ свою прямую принадлежность к православной церкви выставлять не стал и нравоучений не закатывал. По-моему, ему даже забавно было наблюдать за поведением гея Бронислава. Сам Бронька тоже прекрасно понял, что суровый рокер – священник, но служителем церкви его было не удивить.

– Я ведь не только здесь работаю, – говорил он. – Бывает, на вызовы по другим монастырям езжу. И, между прочим, не только в женские…

А вот Борьке почему-то Брониславчик не очень понравился. Нечистый с ним не разговаривал, на вопросы отвечал сухо и кратко. Я думаю, это объясняется тем, что печник с нетрадиционной ориентацией сразу положил на Бориса глаз, чего тот, конечно, не мог не заметить.

– А как ты стал работать в монастыре? – поинтересовался батюшка.

– Ой, мальчишки, это драматическая история, я, как её вспоминаю, не могу сдержать слёз обиды. А всё любовь тому виной, – манерно вздохнул он. – Я встречался тогда с одним душкой – бабник несчастный! Через два совместно прожитых года он изменил мне с женщиной, хотя твердил и клялся, что любит только меня! Он бросил меня, нахал, и разбил моё сердце! Я не мог видеть его, этого лживого распутника, и уехал за город, как раз сюда, где и купил себе маленький домик. – Поджав губки, он утёр несуществующие слёзы. – Я узнал, что печника в женском монастыре не имеется, предложил свои услуги и был принят на работу.

– А как ты вообще приобрёл себе такую странную должность? – спросил я.

– Папашка передал мне своё ремесло незадолго до того как узнал о моих взглядах на мир. Дед мой и прадед тоже были печниками, у нас это наследственное.

– И что произошло, когда он узнал?

– Он выгнал меня из дома, диктатор! – Броня всхлипнул. – Мама пыталась меня защитить, но он был непреклонен. Я стал снимать квартиру, работал в рекламном агентстве. А сейчас рукой Господа заброшен сюда.

– Ты верующий? – удивился батюшка.

– А разве таким людям, как я, это запрещено?

– Нет, что ты, разве можно кому-то запретить верить в Бога!

– Я не просто так выбрал местом работы монастырь, здесь моей душе спокойней. В мужской монастырь меня, конечно, не пустят, а женский для меня в самый раз! Когда хочу, могу и свечи поставить, и помолиться о спасении души. Я, к вашему сведению, крещёный! – объявил нам Бронислав, хвастаясь крестиком на груди. – Вот так, мальчики!

– Похвально! – пробормотал байкер и почему-то покраснел.

Наверное, не очень понимал, как гей может быть православным верующим христианином. Честно говоря, я этого тоже не понимал, но умничать не стал. Не так давно, помнится, я и в чёрта не верил…

Отец Виталий, показав фотографию Варвары, спросил Бронислава, что ему известно о ней, но тот лишь ответил:

– Видел я её всего несколько раз. Впервые, когда она, бедняжка, ещё милостыню у ворот просила. Несчастная такая была, потерянная. Я за ней особо не следил, здесь много нищенствующих у ворот собирается. Потом пару раз видел её, когда она уже здесь работать стала. Посвежела она, румянец на щеках появился. О ней ходили разговоры, говорили, без памяти она, вот я её и узнал.

– А кем она работает? – прослезившись, спросил священник.

– Уборщицей. Полы в храмах моет. Ой, душечка, что с тобой? Киря, почему у батюшки глаза на мокром месте? Разве я не так что-то сказал?

– Это его жена, Броня. Полгода как пропала без вести. А теперь нашлась. Только ваша матушка Алевтина сказала, что раньше утра нам её не увидеть. Поэтому мы и ночуем здесь.

– Какая бездушная мымра! – фыркнул, приглаживая причёску, Бронислав. – Пусть она и главная в монастыре, но она не имеет права так поступать! Это бездушно! Она никогда мне не нравилась!

– Ничего, подождём до завтра, – посветлел отец Виталий. – Главное, мы нашли её. А мои слёзы от счастья! Пока ещё не поздно, предлагаю поехать купить продуктов к ужину.

– Если надо, я могу открыть вам кухню на первом этаже. Там есть газовая плита, – предложил Броня.

– Отлично, открывай, мы скоро вернёмся.

Борис ни за что не пожелал составить компанию нашему «голубому» приятелю, как он его ни упрашивал. Чёрт даже надулся на нас с батюшкой за то, что мы из вежливости пригласили Броньку поужинать с нами.

– Это же противоестественно! – размахивал руками Борюня в машине. – И мне не нравиться ваша идея оставить его с нами на ужин.

– Да ладно тебе, Борюнь, – успокаивал его я, – Бронислав – неплохой парень, какая тебе разница, к какому сексуальному течению он принадлежит?

– Ты видел, как он на меня смотрел?

– Борис, – вступил в разговор священник, еле сдерживая смех, – Бог велит любить ближнего своего и не судить о нём. Не разделять на хорошего и плохого, понимаешь?

– На шалуна или душку! – не удержался я, чем заставил батюшку всё-таки взорваться от смеха. – Не бойся, Борька, мы тебя в обиду не дадим! Ты нам с отцом Виталием больше нравишься.

– Да ну вас! Вам лишь бы издеваться! – дёрнул он плечом и отвернулся.

– Эй, преподобный, а не ты ли меня недавно в багажник запихивал?

– Ну ладно, ладно тебе. Даже обидеться разок нельзя, – буркнул он, уставившись в окно.

– А вот нельзя! Я, как его высокоблагородие искуситель, запрещаю! А вот и магазин.

Когда мы вернулись назад, Бронислав свистнул нам из кухни, приглашая войти. На уже сервированном приборами столе красовалась пятилитровая бутыль с бардовой жидкостью.

– Что это, Броня? – настороженно спросил я.

– Это рябиновая настойка. Моё хобби. В смысле, не пить, а делать всякого рода вкусняшки. Настойки, наливочки…

– А-а, – хором протянули мы, всё поражаясь оригинальности этого гея-непоседы.

Пить мы начали раньше, чем есть. Пока готовили ужин, в качестве аперитива пробовали настойку, которая оказалась отнюдь не крепкой – градусов двадцать пять-тридцать, – но отменно приятной на вкус. Даже батюшка не погнушался отведать «стопочку во славу Божию», а Борька уже после третьей и думать забыл о своей предвзятости к Брониславу. Я понятия не имею, что этот «голубой» химик туда добавлял, но пилась рябиновка как компот, а в голову шибала не хуже абсента.

Бронька был человеком общительным, поэтому заливал он нас всевозможными историями из своей жизни, на которые просто невозможно было реагировать без смеха. Среди них были и случаи из его армейской жизни, и то, как он был боксёром и хореографом одновременно, и то, как работал в охране.

Когда «рогатый» попросил у меня телефон, чтобы позвонить Жаннетт, я вдруг вспомнил, что обещал маме приехать сегодня домой. Созвонившись с ней, пришлось зарядить беспроигрышную пластинку о том, как бы мне хотелось сегодняшний вечер посвятить Оле, с которой я был в разлуке целую неделю. Мама растрогалась и сказала, что любовь важнее всего, но вновь взяла с меня обещание моего присутствия на семейном ужине завтра.

Засиделись мы до поздней ночи. Почему-то никто из нас не успел заметить, когда мы допили пятилитровую бутыль… Я, лично, проснулся в кровати. Глянув в окно, сообразил, что уже утро. На соседней койке в обнимку спали Бронька и Борька, слава Богу, в одежде. Во рту сушило, поэтому я встал и тяжёлым шагом спустился в кухню. На столе, подперев под голову кирзовый сапог, храпел батюшка. Что же вчера случилось?

* * *

Утолив жажду водой, я попытался растолкать его.

– Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам, ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. Но сегодня уж моя Варварушка непременно со мною будет. Хоть и бедный я раб Божий, тоскою замученный, кручиною битый! – всё ещё во сне слезливо бубнил священник. – Ей Отче, вот и хищник на возглавие мое прельстился, да токмо смиренно склоняю я главу свою и на сапог и прославляю благоутробие Твое. Только ланиты что-то кирзой больно отлежал, да и уста мои взалкали исступлённо, влаги животворящей требуют, грешныя. Но как подняться мне расслабленному, коли в голове кимвалы марш выстукивают… Э-гей, виночерпий, поди ко мне!

Да, растолкать не получится. Попробуем иным способом. Отыскав в кухне ведро, я налил в него воды с крана и, не скупясь, выплеснул на голову батюшке. Тот подскочил как ошпаренный.

– А! Что?! Поди вон, химера, от меня! – взмахнул он кулаком, но я предугадал эту реакцию, поэтому уже успел отшагнуть от него.

– Отец Виталий! Как не стыдно? Виночерпия звали, а теперь дерётесь.

– Какого виночерпия? Кирилл, ты зачем меня водой облил?

Всё нормально. В себя пришёл, значит, можно спокойно присесть, а то ноги как-то слабо держат. Я протянул ему кружку с водой, сел на стул и посмотрел байкеру в мутные глаза.

– Облил, потому что тебя не добудишься, отец Виталий, а уже утро на дворе, солнышко светит, птички поют. О Варваре не забыл?

– Как можно, Кирилл? Не забыл, конечно. Спасибо, – поблагодарил он за воду и одним махом опустошил литровую кружку.

Не знаю, как я сам, зеркала под рукой не было, но священник выглядел слегка помятым и, подобно мне, ещё не совсем трезвым.

– Это что же за ехидна меня соблазнила вчера? – почёсывая затылок, задумался батюшка.

– Не одного тебя, – изрёк я. – А ехидна эта – Бронислав со своей рябиновкой.

– А где она?

– Кто? Рябиновка? Если рассудить чисто гипотетически, то думаю, что мы её выпили.

– Всю? – Виталий грустно посмотрел на пустую бутыль.

– Согласен. Похмелиться бы не мешало.

– Да упаси тебя Бог, Кирилл! – строгим выпившим взглядом прожёг меня он. – Не хватало ещё пить с утра! И думать забудь. Головная боль тебе в наставление будет, дабы умел думать прежде, чем делать. Никакого опохмела! – безоговорочно отрезал священник таким тоном, будто он сам чувствовал себя свежей лилией на летнем пруду.

– Ты сам-то как? Не плохо?

– Бесы голову мутят, наверное, парами вашими вчера надышался…

Да-а! Именно, что парами! Да от тебя перегар на гектар, дружище! – подумал я, но вслух сказал только:

– Вы уж простите нас, отец Виталий, что в рот вам дышали!

– Да ну тебя, Кирилл, со своими издёвками. Воды лучше ещё подай.

Наполнив себя ещё одним литром, он спросил:

– А где Бронислав с Борисом?

– Они наверху. Спят ещё. В одной кровати. В обнимочку.

– Да что ты мелешь? Как в обнимочку? Они же мужчины!

– Ну, Боря, положим, да, а вот Бронислав, если ты помнишь, и не совсем мужчина.

– Господи Исусе! – перекрестился батюшка.

– Радует то, что они в одежде, – успокоил я его.

– Ну, и то слава Богу!

– То есть, я так понимаю, ты тоже ничего не помнишь?

В ответ байкер только печально покачал головой.

– Тогда пойдём будить наших любовников. Может, они расскажут.

Когда мы поднялись в комнату, наш ненавистник геев заботливо обнимал Брониславчика не только рукой, но ещё и забросил на него свою ногу, а тот тихонько посапывал с блаженной улыбкой пухленьких губ.

– Рота, подъём!!! – на три-четыре прогремели мы хором с батюшкой, заставив Бориса слететь с кровати.

– Куда же ты, милашка, побудь ещё со мной, – стихотворным манером сонно произнёс Броня, открывая глаза.

– Что это?! Что здесь произошло?!! – вскричал перепугано чёрт.

– Мы бы сами хотели это узнать. С добрым утром! Как спалось? – весело помахал я рукой.

– Я ничего не понимаю! Почему я оказался в одной кровати с этим…

– Повежливее, пуся! Нам ведь было хорошо вдвоём! – подтрунивал над «рогатым» Бронька.

– Нет!!! Ничего не было! Я в одежде! И ты тоже! – горячился чёрт. – Ведь не было?

– Не было, не было, – остудил его монастырский печник, хоть и с явным сочувствием. – Я принёс тебя на руках и уложил спать. А сам рядом прилёг. Ты такой лапа! Шептал мне в ушко разные нежности!

– Ничего я тебе не шептал! – отчаянно защищался Борис.

– Ну ладно тебе, пошутить нельзя.

– Что вчера было? – посмотрел на нас нечистый, чуть не плача.

Мы с батюшкой бестолково пожали плечами.

– Бронислав, ты-то помнишь? – спросил я.

– Я помню, – трезво произнёс он, сладко потянулся и встал с постели. – Мы поужинали, стали решать, кто будет мыть посуду. Сыграли в игру – кто последний выпьет три рюмки подряд, тот и моет. Проиграл Борюсик, он просто поперхнулся на первой рюмке… Я несколько раз предупреждал вас, что мою настоечку нужно употреблять аккуратно, но вам она так понравилась, что я уж и не стал отговаривать. Потом отец Виталий предложил поиграть в армрестлинг, и мы боролись на руках.

– Кстати, да, бицепсы болят! – заметил я. – Что дальше?

– После того как отец Виталий всех победил, Кирилл предложил пойти выкрасть Варвару, и мне пришлось вас отговаривать от этого предприятия. Ещё отец Виталий учил нас правильно молиться, отбивать поклоны, по просьбе Кирилла он освятил его машину, мы нараспев читали псалмы, а потом пили за каждого святого в отдельности.

– Освятил машину? – рассмеялся я.

– Да. Я принёс ему церковных свечей, святой воды, и он ходил с крестом вокруг твоего авто и читал над ней молитвы.

– Спасибо! – по-дружески хлопнул я по плечу батюшку. – Вообще я давно собирался её освятить.

– На здоровье, – отмахнулся байкер и принялся усиленно растирать виски.

– Позже мы пошли ко мне домой, – продолжал Бронька, – где взяли мою гитару (с музыкальной школы ещё осталась) и ещё небольшую бутылочку настойки, но выпили её по дороге. Потом Кирилл пошёл спать, а я начал учить Бориса танцевать танго. Отец Виталий сначала просто аккомпанировал нам на гитаре, а когда мы устали, то начал петь песни Розенбаума и Окуджавы. Вскоре Борюнчик вырубился, и я отнес его в комнату. Когда вернулся в кухню, отец Виталий уже спал, поэтому и мне ничего не оставалось, как лечь под бочок этому душечке, – лукаво подмигнул он Борису.

– Никакой я тебе не душечка! – покраснев, бросил Борис и отвернулся, наверно, силясь припомнить события прошедшей ночи.

– А как ты всё это запомнил? – удивлённо спросил я.

– Ой, ну что тут непонятного, – смущённо повёл плечиком гей. – Просто я к своей настойке уже привык и знаю, как её нужно пить.

Сказать было нечего. Мы втроём стыдливо повесили головы. Благородных рыцарей добра посрамил и перепил «голубой» печник. Я имею в виду, посрамил в переносном смысле, конечно…

– Я могу ещё принести, если хотите! – радостно предложил Броня. – У меня этих настоек целый погреб. И не только рябиновых!

– Спасибо, Бронислав, как-нибудь в другой раз,– ответил за всех батюшка.

* * *

Бронислав отправился по своим делам, а мы, приведя себя в должный вид, пошли добывать батюшке его супругу. Зайдя в лавку у входа в монастырь, мы справились у молодой хрупкой монашки Глафиры, которая имела бледное лицо, а своей миниатюрностью походила на дюймовочку, где нам отыскать матушку Алевтину. Девушка сморщила носик, перекрестилась (понятное дело – от нас разило за километр!) и сказала, что матушка Алевтина сейчас занята. Мы были вежливы, но настойчивы в своём требовании увидеть настоятельницу, поэтому девушке Глашке пришлось бежать оповещать главу монастыря о нашем визите. Матушка Алевтина вышла к нам и, несмотря на нашу непрезентабельную внешность, вела себя с нами предельно тактично, в отличие от вчерашнего вечера. Это было обусловлено её известием о том, что «Олесю сегодня ночью сковал тяжкий недуг». Отец Виталий побелел.

– Какой недуг? – прошептал он.

– Недуг… – замялась старушка, – женского характера.

– Я должен увидеть её! – воскликнул батюшка.

– Это невозможно. В здание, где живут монахини, мужчинам вход воспрещён.

– И что вы предлагаете?

– Ждать. Вы можете продолжить находиться в комнатах, которые вам предоставил Бронислав. Я не думаю, что недуг Олеси продлится долго.

– Её зовут Варвара! – металлически произнёс байкер.

– В монастыре её нарекли Олесей.

– Она не монахиня, а мирянка, и я требую её немедленной выдачи.

– Если вы не успокоитесь, я буду вынуждена сообщить в соответствующие органы защиты о том смущении, которое вы производите своим присутствием в монастыре. Чего вы волнуетесь? Как только ваша жена поправится, мы тотчас отдадим её вам. Уж поверьте, насильно держать не станем. Вас будут информировать об её состоянии здоровья.

Развернувшись, настоятельница засеменила прочь. За ворота монастыря мы вышли растерянные и озадаченные. Ситуация получалась донельзя глупой. Монастыри всегда были убежищами, как для праведников, так и для преступников, но сейчас это сыграло не в нашу пользу.

Борька внёс предложение:

– Я надеюсь, Бог простит меня, если я немного позже вновь наведаюсь в монастырь и попробую выведать у молодой Глафиры правдивые сведения о твоей жене, Виталий. Я не верю словам матушки Алевтины.

– Борис, разве можно соблазнять монахинь! – нахмурился священник.

– Я и не думал! – залился краской чёрт. – Просто совершу психологический трюк, не более.

– В таком случае Бог простит тебя. У меня тоже нет сомнений в том, что настоятельница нам солгала. Причина того, что мою жену удерживают в монастыре, иная. И я обязан докопаться до истины! – решительно произнёс байкер.

– Тогда давайте сделаем так, – подытожил я. – Сегодня я должен быть дома, маме обещал. Вечером мы с вами созвонимся. Если вам не удастся ничего узнать за день, поступим следующим образом. Мы можем попросить, например, твою Жаннетт, Борюнь, приехать сюда вместе со мной. Она представится здесь как сестра Варвары. Женщину они не посмеют не впустить, пусть даже и в комнаты к монахиням. Вот она нам и расскажет, действительно ли Варвара больна или же нет. Как вам предложение?

– Хорошее предложение, – оценил Виталик. – Так и сделаем. Борис, твоя девушка не будет против?

– Я думаю, нет, – отозвался нечистый. – Я её хорошо об этом попрошу.

Через несколько часов всяческих обдумываний и новых предположений я всё-таки выехал в город. Сегодня было воскресенье, поэтому мои родители были дома. Тепло встретившись с матерью и по-мужски сдержанно с отцом, я принялся утолять их интерес подробным описанием своей деревенской, в некоторых моментах вымышленной, жизни. В конце моего рассказа отец сказал:

– Я слышал, ты и тамошнему батюшке помогал. Это так?

– Да, пришлось помочь немного, – пространственно ответил я.

– Это похвально. Я же говорил, что отпуск в деревне пойдёт тебе на пользу.

– Я с тобой полностью согласен! – правдиво согласился я.

– Не юли!

– Нет, правда, папа! Я многое переосмыслил за это время.

– Что-то слабо вериться, – ухмыльнулся отец.

Вот как с ним бороться? Если обманываю его – верит редко, но и если правду говорю – тоже иногда!

– Перестань сына допрашивать! – вступилась за меня мама. – Не видишь, у него глаза уставшие, ему отдохнуть надо. – Я прильнул к маминой груди.

– Да на нём ещё пахать можно! – засмеялся отец.– Ну, будем считать, что вину свою искупил.

– И на том спасибо, – слабо улыбнулся я.

А глаза у меня и вправду уставшие. Это оттого, что головонька «бо-бо». Я прилёг в своей комнате на кровать и закрыл глаза.

Ближе к вечеру меня разбудила мама и пригласила к столу. Семейный ужин прошёл мирно, весело и приятно. По-моему, они действительно по мне соскучились, потому что проявляли уж чрезмерную заботу, даже отец. Да и я вовсе не равнодушно сидел, напротив – оживлённо поддерживал беседу и усердно вникал в проблемы и достижения семьи. В общем, хорошо мне было дома. Идиллию нарушил телефонный звонок. Тревожный голос батюшки сообщил:

– Они выкрали Бориса.

Боже мой, в каком же мире мы живём! Всех крадут! Если так пойдёт и дальше, по закономерности следующая очередь – моя.

Извинившись перед родителями, я собрался и через несколько минут уже сидел в машине. Мама с папой не сильно расстроились, они уже давно махнули руками на мою непоседливость и склонность к активной жизни.

Да, что-то краски над нами сгущаются всё больше! Если и Борюня пропал, то это совсем не радует. В монастырь долетел быстро, вбежал по лестнице на второй этаж, вошёл в нашу комнату и увидел батюшку, мирно читающего на кровати книжку.

– Это была шутка?

– О, Кирилл, это ты… Быстро доехал. Какие могут быть шутки! – тут же отложив книгу, возбуждённо подскочил священник.

– Я слушаю, – присев на кровать, посмотрел я на байкера.

– Особо рассказывать нечего. Борис, как и обещал, вскоре после твоего отъезда снова пошёл в лавку к Глафире. Я ждал его несколько часов, но он не возвращался. В конце концов, не выдержал и пошёл узнать, почему он так долго. И что же? Глафира сказала мне, что Борис сегодня в лавку не заходил. Я вновь стал требовать матушку Алевтину, но мне категорично отказали. Что делать – ума не приложу.

– Что делать? – повторил я. – Пробиваться в монастырь и выяснять, куда они дели нашего чёрта.

– Они нас не впустят.

– А мы у них и спрашивать не будем.

– Это как? – удивился Виталий.

– Перелезем через забор, и всё тут.

– Нехорошо это, не законно.

– А законно удерживать силой двоих человек по прихоти одной маразматичной настоятельницы?

– И то верно. – Батюшка помолчал, наверное, находя в этом компромисс. Затем решил: – Я должен вернуть свою жену. Что конкретно ты предлагаешь?

– Пробираемся внутрь монастыря и ищем Глашку.

– Как ты себе это представляешь? Почти ночь на дворе. Монахини уже наверняка разошлись по кельям. Это шаткий план. А если, не дай Бог, нарвёмся на кого-нибудь? Скандал! От позора потом не отмоемся.

– Можно подключить Брониславчика, – предложил я.

– Опасно. Мы его толком не знаем. А если он с ними заодно?

– Другого варианта я не вижу. Надо с ним поговорить, Виталик.

– Ладно, другой альтернативы у нас всё равно нет. Людям надо верить, хоть и не всем, – скорее себе, чем мне, сказал он, и в ту же минуту мы двинулись в гости.

Я и сам понимал, что посвящать в наши намерения Бронислава крайне рискованно, но больше нам ничего не оставалось. Батюшка прав – найти одну рядовую монахиню на огромной территории монастыря, да ещё и ночью, да ещё и мужчинам, среди которых один – священник, – мероприятие опасное и малоуспешное. Пришлось на свой страх и риск пробовать заручиться поддержкой знакомого гея.

– Они сцапали Борюсика? Вы уверены? – не наигранно округлил глазки Бронька, когда я осветил ему проблему.

– Уверены. И ещё больше уверены, что Варвару они тоже удерживают силой, – сказал я, глядя на его реакцию.

– Какой кошмар! Да как они посмели забрать моего Бореньку!

Дата добавления: 2015-06-25