После этих слов Государь грустно опустил голову и задумался

В 1852 году Император Николай Павлович в последний раз посетил дорогой его сердцу Киев незадолго до начала войны с Турцией, приведшей к несчастной Крымской кампании, уложившей Государя в безвременную могилу. Николай Павлович прибыл в Киев с великими князьями Николаем и Михаилом Николаевичами в 11 часов утра по тракту из Николаева.

Сентября утром Государь неожиданно посетил Лавру и без всякой встречи вошел в соборную церковь, где шла Литургия и пели Достойно есть. Государь, устранив торжественные проводы от церкви до святых врат, принял благословение от митрополита и отправился в дальнейший путь в Петербург.

Николай Павлович оглянулся и вопросительно посмотрел на свитских. Те, крайне смущенные таким ответом старца, поспешили сделать пояснение, что этот встречный простец — юродивый монах Феофил.

Заинтересованный Государь, увидев близ себя встречного в оборванном полукафтане монаха, пожелал узнать кто он такой. Свитские Государя, городские власти немедленно бросились к Феофилу и подвели к царскому экипажу.

Из военного Собора Государь направился к Аскольдовой могиле, которая, по предположениям местного начальства, предназначалась к срытию, так как через это место должны были проводить шоссейный спуск к мосту. Государь приказал провести шоссе мимо Аскольдовой могилы, сохранив существующее кладбище, из которого начали было уже вывозить покойников. Затем Николай Павлович продолжал осмотр крепости и цитадели до половины четвертого. В половине четвертого Государь сел в экипаж и в сопровождении свиты, инженеров и городских властей отправился на квартиру. При этом произошел весьма знаменательный случай.

Потом, заметив протоиерею, что в соборе на стенах находятся иконы и народ стоит к ним спиной, велел снять их оттуда и поставить ближе к иконостасу и в алтаре.

Когда экипаж проезжал по Печерску и сворачивал на одну из прилегающих улиц, навстречу из-за угла попался Государю о Феофил на своем бычке, и едва только царские лошади поравнялись с телегою старца, как остановились против быка, точно вкопанные. Все усилия кучера направить их вперед были напрасны. Лошади рвались то вправо, то влево, но сдвинуть экипажа с места не могли.

— Ты что за человек? — Сурово вопросил Феофила Николай Павлович, окидывая его проницательным взглядом.

— Божий я человек, — с детским простодушием отвечал блаженный.

— Знаю, что Божий, но откуда ты и куда едешь?

— Видкиля я, там мене вже нема. Де нахожусь теперь, там мене всяк бачит. Бе буду посля, одни Бог знае.

— Юродивый монах? — Переспросил Николай Павлович с удивлением. — Странно. — И желая затем прекратить смущение сопровождавших его лиц, добродушно обратился к Феофилу и сказал: — Ну поезжай с Богом. Пожелай и мне счастливого пути.

— Ни, Государь. Тоби треба пройти через терние, — отвечал на это блаженный, спокойно взбираясь на свою повозку.

В эту минуту лошади рванулись в сторону, и царский экипаж помчался вперед. Государь слышал эти пророческие знаменательные слова старца Феофила и с любопытством еще раз пристально оглянулся на странного монаха.

В час пополудни Государь был в Лавре. Там посетил митрополита и, беседуя с ним наедине в его покоях, был крайне угрюм и невесел. Чело и взор его были омрачены неотвязной думой. Николай Павлович вспомнил о покровительствуемых им христианах на Востоке, которых снова угнетали теперь жестокие турки, и размягченное молитвой в храме сердце русского царя прониклось жалостью к несчастным страдальцам. Вспомнил он также, что турки и раньше угнетали славян и греков и как русские государи старались облегчить их участь; и даже он, Император Николай Павлович, обязан объявить им войну. Но теперь силы турецкие увеличились втрое: англичане и французы, желая ослабить могущество России, готовы помогать им. В конце разговора Государь, как бы намекая Владыке на тревожное состояние политических дел, отрыто выразился, что над отечеством расстилается грозная туча, но он употребит всевозможные усилия, чтобы не допустить опятнаться дорогой родине, и сумеет проучить дерзких врагов по достоинству.

— Я не желаю проливать напрасной крови верных сынов моего отечества, но тщеславные враги заставляют меня обнажить меч. Планы мои не решены пока...нет! Но сердце чувствует, что время приближается, и скоро они будут приведены в исполнение.

— Ах, как бы я желал знать, что ожидает Россию в будущем, — после некоторого молчания продолжал он.

— Но сего никто не весть, токмо Един Бог, — со вздохом ответил ему митрополит.

— Знаю, знаю что так, — отвечал Государь. — Но знаю и то, что святая Киево-Печерская Лавра, искони служащая рассадником веры и благочестия, всегда была богата благочестивыми иноками, носящими в себе дух истинно-подвижнической жизни. Нет ли и теперь у вас одухотворенных благодатью старцев, у которых я мог бы испросить совета на мои предстоящие политические проекты?

— Есть, Государь, — отвечал на это митрополит. — Есть такой. И хотя образ жизни его нисколько не походит на образ жизни остальных, смелостью могу уверить Ваше Императорское Величество, что под покровом его простоты и юродства скрывается благодать Святого Духа и несомненный дар прозорливости.

— Уж не тот ли это высокий монах, которого я встречал некогда по пути в город? Насколько мне помнится, он проезжал тогда на телеге, запряженной быком.

— Вы не ошиблись, Государь, — отвечал владыка митрополит. — Это он. Это — схимонах Феофил. Если угодно будет Вашему Императорскому Величеству, я не замедлю представить его перед Ваши светлые очи. Он живет в Китаевской пустыни и через час мой экипаж доставит его сюда.

— Нет, не надо. Мы лично отправимся к нему. Это будет гораздо лучше.

Дата добавления: 2015-06-26