Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Психологический диагноз 2 страница




3. Осуществление диагноза механизмов регуляции, механизмов психических
процессов, от которых зависит их протекание — диагностика систем нерв­
ных связей.

4. Диагностика генезиса механизмов регуляции или ответ на вопрос о том, как
и в каких условиях формировалась психика данного индивида.

Деятельность понимается как направленный на определенный результат про­цесс. При диагнозе деятельности Рейковский предлагает различать ее два наибо­лее общих аспекта: инструментальный (качество, скорость и адекватность дей­ствий) и аспект отношений, т. е. те характеристики, которые выражают отноше­ние субъекта к выполняемым им действиям, к окружению и к самому себе. Задача j психологического диагноза не только в том, чтобы выявить, какие действия про­текают ошибочно, но также и то, в каких действиях индивидуум может быть успе­шен. Для получения систематизированных характеристик деятельности предлага­ется использовать систему основных ролей, выполняемых человеком в обществе. Рейковский отмечает, что в клинической диагностике чаще всего учитывается ас­пект отношения, а в профессиональной наибольшую ценность имеет учет аспекта инструментального. Для того чтобы ответить на вопрос о том, почему действия протекают неправильно, необходим диагноз процессов регуляции.

В диагностике процессов регуляции Рейковский также условно выделяет два класса явлений: процессы типа инструментальных и процессы типа отношений] К процессам типа инструментальных относятся три группы процессов регуляции] каждая из которых выполняет свою функцию: ориентационные, интеллектуалы ные и исполнительские. Диагноз ориентационных процессов включает оценку адекватности восприятия, способности осмысления явлений и формирования понятий. Интеллектуальные функции обусловливают создание программ дея| тельности, их диагноз связан с оценкой эффективности планирования, решения проблем. К исполнительским функциям относятся психомоторные и вербальный реакции. Под процессами типа отношений Рейковский понимает эмоциональны| и мотивационные процессы. При диагностике эмоциональных процессов опреде ляют, какова степень соответствия между характеристиками ситуации и особей ностями эмоциональных реакций по длительности, силе, знаку и содержании эмоций. Диагностика мотивационных процессов — это оценка вида и интенсив] ности мотивов, побуждающих индивидуума к действию.


Процессы регуляции осуществляются благодаря сложным системам нервных связей (динамические стереотипы), вырабатывающимся в течение жизни челове­ка. Эти механизмы регуляции обеспечивают устойчивость и организованность человеческого поведения. Для описания механизмов регуляции автор предлагает выделять два класса динамических схем: операционные (системы навыков, уме­ний, знаний) и динамические (личностные проявления). Личность характеризу­ется Рейковским как особая система, благодаря которой человеческое поведение приобретает постоянство, специфичность и ориентацию на определенные цели. Цель диагноза личности — не только определение источников патологии, но и зон эффективного функционирования.

В диагностике генезиса механизмов регуляции Рейковский особое внимание уделяет изучению «истории дидактических процессов» индивида, важной для анализа приобретенных знаний и умений, а также рекомендует внимательно изу­чать «историю воспитательных процессов», в которой формируются системы ожиданий, потребностей и отношений. При анализе «истории дидактических про­цессов следует опираться на хронологию образования, а упорядочение истории воспитательных воздействий возможно в ходе детального анамнестического ин­тервью.

Представляет интерес соотнесение диагноза медицинского и диагноза психо­логического, что позволяет глубже понять особенности последнего. Основное в медицинском диагнозе — определение и классификация имеющихся проявлений заболевания, которые выясняются через их связь с типичным для данного синд­рома патофизиологическим механизмом. При постановке медицинского диагно­за обычно не возникает вопроса о том, что именно вызвало такие, а не иные рас­стройства, так как ответ содержится в уже готовой этиологической характеристи­ке болезни (Watson, 1963; Sanocki, 1978; и др.).

Известно, что значительная часть диагностических методик разрабатывалась в соответствии с потребностями клиники. Поэтому наиболее разработанными в современной психодиагностике считаются представления о клинико-психологи-ческом диагнозе. Обобщая взгляды разных исследователей, А. Левицкий к основ­ным задачам клинико-психологического диагноза относит описание нарушений поведения, проявляющихся у обследуемого в его профессиональной, семейной жизни, общении с людьми, а также обнаруживающихся в ходе исследования; вы­яснение лежащих в их основе психических дисфункций в области мотивации и познавательных процессов; определение значения психологических механизмов в генезисе имеющихся нарушений, а именно: обусловлены нарушения ситуаци­онными или личностными факторами; в какой степени расстройства личности детерминированы органическими факторами, а в какой — психологическими (Le-wicki, 1969, p. 81).

В западной литературе неоднократно обсуждался вопрос о том, должен ли кли-нико-психологический диагноз ограничиваемся выявлением нарушений поведе­ния (т. е. изучать только тот фрагмент психической деятельности, который по той или иной причине оказался нарушенным) или представить полную картину лич­ности, выделив в ней элементы с временной (стойкой) дисфункцией. Многие


известные клинические психологи (Shapiro, 1957; Eysenck, 1960; и др.) настаива­ют на парциальной диагностике, считая, что обследование личности «в целом» должно предполагать взаимосвязь отдельных психических функций, которая яко­бы не доказана, требует подтверждения. Такую точку зрения следует признать ошибочной, не соответствующей современному состоянию психологических ис­следований. Реализация личностного подхода в клинико-психологическом диаг­нозе в той мере, в какой это осуществимо сегодня, позволяет не только избежать многих ошибок. Лишь на этой основе возможны прогноз и выработка эффектив­ных рекомендаций для реабилитационной или психотерапевтической работы. Сказанное, конечно, не следует понимать в том смысле, что для парциального диагноза нет места в работе психолога (подробнее об уровнях диагноза см. в раз­деле «Психодиагностический процесс»).

Клинический и психологический диагнозы не должны конкурировать друг с другом. А. Левицкий (1969), подчеркивая необходимость сотрудничества врача и психолога, отмечает, что в ряде случаев психологический диагноз должен осно­вываться на клиническом. В клиническом диагнозе психолог находит сведения о тех или иных расстройствах, которые могут «психологическим путем» повлиять на нарушение поведения. В свою очередь врач должен учитывать данные, полу­ченные психологом. Это позволяет преодолеть достаточно типичный для меди­цинского мышления прямой переход от свойств нервной или эндокринной систе­мы, конституции, темперамента к особенностям личности, восстановить важней­шее из утраченных при таком переходе звеньев — формирование психических свойств личности. Так, обнаруженное у больного эпилепсией органическое пора­жение головного мозга (клинический диагноз) нередко рассматривается в каче­стве причины имеющихся у него изменений личности. При этом игнорируется то, что больной находится в сложной социальной ситуации, стыдится проявлений болезни, нарушается его контакт с людьми, что наряду с другими факторами и определяет черты так называемой «эпилептической личности».

В психиатрии ограниченность нозологического (синдромологического) диаг­ноза особенно отчетливо осознается в связи с задачами реабилитации психиче­ски больных. В связи с этим разрабатывается теория функционального диагно­за. Этот диагноз складывается из трех частей: клинической, психологической и со­циальной (М. М. Кабанов, 1978; и др.). Функциональный диагноз дает врачу не только «название» болезни, но и позволяет ответить на вопросы о том, у кого (ка­кой личности) и в какой среде (социальная микросреда) возникает болезнь.

В психологическом диагнозе, в отличие от медицинского, мы сталкиваемся с необходимостью выяснения в каждом отдельном случае того, почему данные про­явления обнаруживаются в поведении обследуемого, каковы их причины и след­ствия.

Можно представить себе, что по мере обогащения психологического знания элемент выяснения в психологическом диагнозе, во всяком случае в текущей прак­тической работе, не будет иметь столь существенного значения. Сегодня же ситу­ация специалиста в области психодиагностики отчасти сравнима с той, в которой оказывается путешественник, очутившийся в незнакомой местности. Он может


более или менее точно описать то место, где находится, но не имеет представле­ния о том, какова местность в целом (Reykowski, 1966).

Психологический диагноз не ограничивается констатацией1, а необходимо включает предвидение и выработку рекомендаций, вытекающих из анализа всей совокупности данных, полученных в ходе обследования в соответствии с его за­дачами. Таким образом:

психологический диагноз — конечный результат деятельности психолога, направленной на описание и выяснение сущности индивидуально-психологических особенностей личности с целью оценки их актуального состояния, прогноза дальнейшего развития и разработки ре­комендаций, определяемых целью исследования.

Порой не всегда достигаемая в психологическом диагнозе однозначность, опре­деленность, а также ошибки считаются следствием несовершенства психодиагно­стических методик. Следует согласиться с А. Левицким (Lewiski, 1969) в том, что этот источник ошибок не играет определяющей роли, ибо практически ни одна из диагностических методик не применяется изолированно, без привлечения других. В качестве источников неточностей, ошибок в диагнозе этим автором усматрива­ются: недостаточность времени, отпущенного на обследование, отсутствие надеж­ных источников информации об испытуемом и низкий уровень наших знаний о законах, управляющих нарушениями поведения.

Более полный разбор причин диагностических ошибок находим у 3. Плевиц-кой (Plewiska, 1980), выделившей их две основные группы. Это ошибки, связан­ные со сбором данных и их переработкой. К первой группе ошибок относятся:

ошибки наблюдения (например, «слепота» на важные для диагноза черты,
проявления личности; наблюдение черт в искаженной качественно или ко­
личественно форме);

ошибки регистрации (например, эмоциональная окрашенность записей в
протоколе, свидетельствующая скорее об отношении психолога к обследу­
емому, нежели об особенностях его поведения; случаи, когда абстрактная
оценка выдается за предметную, различия в понимании одних и тех же тер­
минов разными людьми);

ошибки инструментальные возникают вследствие неумения пользоваться
аппаратурой и другой измерительной техникой как в техническом, так и в
интерпретационном аспекте.

Основные ошибки в переработке, интерпретации данных:

эффект «первого впечатления» — ошибка, основанная на переоценке ди­
агностического значения первичной информации;

ошибка атрибуции — приписывание обследуемому черт, которых у него нет,
или рассмотрение нестабильных черт в качестве стабильных;

ошибка ложной причины;

1 Разумеется, в некоторых случаях обнаружение определенного признака, например констатация какого-либо неблагополучия, — необходимое и достаточное условие психологического диагноза, однако в своем развернутом виде психологический диагноз включает в себя последующие действия, обеспечивающие его практическую ценность.


+ познавательный радикализм — тенденция к переоценке значения рабочих гипотез и нежелание искать лучшие решения;

♦ познавательный консерватизм — предельно осторожная формулировка гипотез.

Вряд ли будет иметь значение дальнейшее перечисление или классификация возможных ошибок в психодиагностической работе. Эти ошибки могут возник­нуть в любом акте познания. Психодиагностическую специфичность они приоб­ретают при соотнесении с используемыми в каждом конкретном случае методи­ками, тестами, теоретическими предпочтениями исследователя.

Известно, что психологи, пользующиеся в своей работе тестом Векслера для оценки уровня интеллектуального развития детей (WISC-R), нередко совершают ошибки, ставящие под сомнение точность и надежность получаемой информации. Обнаружено, что наибольшее число ошибок совершалось при обработке данных, полученных по субтестам, предназначенным для оценки словарного запаса, понят­ливости и способности к составлению объектов. Американские психологи также выявили ошибки, наиболее типичные для студентов, обучающихся работе с тестом для измерения интеллекта взрослых (WAIS-R) и субтесты (или вопросы), корре­лирующие с наибольшим числом ошибок. В целом оказалось, что студенты в сред­нем допускают 8,8 % ошибок на протокол. Исправление этих ошибок привело к изменению 81 % показателей!

Создание своего рода каталогов наиболее распространенных, типичных оши­бок, возникающих при проведении и интерпретации отдельных психодиагности­ческих методик (групп методик) — актуальная задача, имеющая важное практи­ческое значение.

2.7. О диагностике черт личности и «измеренной индивидуальности»

Одно из важнейших понятий психодиагностики — понятие психического свой­ства. Психические свойства — это относительно стабильные образования, и их принято отличать от нестабильных, динамичных во времени состояний. Неред­ко высказывается мнение о том, что, приступая к измерению психологических свойств (черт) личности, необходимо убедительно доказать сам факт их существо­вания. На сегодняшний день предложено множество терминов для обозначения этих черт (например, «тревожность», «интроверсия», «радикализм» и др.). Одна­ко возникает вопрос о том, насколько в этих терминах отражаются реалии пове­дения всех людей. Различные ответы на этот вопрос образуют номотетический и 148идиографический' подходы.

Номотетический подход предполагает существование некоторых общих зако­нов, справедливых для всех явлений данной области исследований. Применитель-

В отечественной литературе для обозначения этого подхода употребляется термин идеографический (от греч. idea — идея, образ и grapho — пишу; см., напр., предисловие Ю. М. Забродина и В. И. Похиль-ко к книге Ф. Франселла и Д. Баннистер, 1987). Мы считаем наиболее точно отражающим сущность Данного подхода термин идиографический (от греч. idios — своеобразный, особый и grapho — пишу).


но к личности утверждается реальность общих черт. Так, когда у обследуемого наблюдается, например, тревожность, считается возможной разработка некоторой общей меры этой личностной черты, которая позволит распределить всех людей по степени ее выраженности. При этом обычно соглашаются с тем, что если у двух обследуемых оказываются идентичные показатели по той или иной шкале (тесту), то следует считать их обладающими одинаковыми психологическими чертами.

Сторонники идиографического подхода настаивают на уникальности, непо­вторимости психической организации отдельной личности, избегая любых «объек­тивных» (количественных) методик ее исследования. Но невозможно вести науч­ное исследование личности, предполагая, что каждое ее проявление своеобразно, лишено общего. Противопоставленность номотетического и идиографического подходов в зарубежной психологии личности — следствие игнорирования диалек­тических связей, существующих между единичным, особенным и всеобщим.

Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка, или сторона, или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое от­дельное неполно входит в общее и т. д. и т. д.1

В последние годы среди западных психологов растет неудовлетворенность противопоставлением номотетического и идиографического подходов в изучении личности, отмечается искусственность такого противопоставления. При этом ука­зывается, что в истории психодиагностики имеются примеры плодотворной инте­грации этих подходов (осуществленное Олпортом изучение ценностей и личных документов и др.). Предполагается, что интеграция номотетического и идиогра­фического подходов может быть осуществлена в так называемой «диалогической модели» (Hubert, 1988; и др.) взаимодействия психолога и обследуемого. В этой модели психолог выступает как «эксперт общего уровня», а обследуемый как «экс­перт личностных смыслов и значений».

Известная уязвимость номотетического подхода заключается в том, что мы мо­жем без труда привести множество примеров, доказывающих ситуативную специ­фичность в проявлении любой психологической черты. Обнаружив интроверти-рованность индивидуума, нельзя сделать вывод о том, что эта черта будет постоян­ной, вне зависимости от определенных условий. Человек может быть в некоторых ситуациях и отношениях интровертом, в других — экстравертом. Получается, что на основании того, как действовал индивидуум в определенной ситуации, нельзя достаточно точно прогнозировать его поведение в другой ситуации.

Ситуационная специфичность особенно отчетливо обнаруживает себя в неког­нитивных свойствах личности. «Более высокая по сравнению с некогнитивными межситуационная согласованность и стабильность во времени когнитивных функ­ций отчасти объясняется большей стандартизованностью реакций индивида в ин­теллектуальной области по сравнению с областью личностных свойств» (А. Ана-стази, 1982, кн. 2, с. 149).

Такая неустойчивость личностных черт порождает скептицизм по отношению к методикам, их измеряющим. Вероятно, в наиболее резкой форме отсутствие посто-

В. И. Ленин. Поли. собр. соч. 5-е изд. - Т. 29. - С. 318.


2.7. О диагностике черт личн ости и «измеренной индивидуальности» i jj

янства, устойчивости психологических черт личности подчеркивалось В. Мише­лем (Mischel, 1968, р. 13-36). Его критика во многом справедлива, ибо нет основа­ний полагать жесткость, неизменность личностных особенностей, взятых безотно­сительно к социальной среде. В то же время если признать, что у людей отсутству­ют относительно устойчивые черты, проявляющиеся в их поведении, то понятие индивидуальности становится бессмысленным.

Переосмысление представлений о стабильности черт личности, начавшееся за рубежом в 1960-е гг., заставляет исследователей обратиться к тому, что находится за ее пределами — объективному социальному и физическому окружению. Весь­ма длительный период своего развития психодиагностика была ориентирована на поиск внутренних, субъективных детерминант поведения. Социальная среда, как справедливо (хотя и несколько гиперболизируя) пишет А. В. Петровский (1981), имплицитно представлялась неизменной, аморфной, бессодержательной.

Исследования, обращенные к анализу среды, в которой осуществляется пове­дение, в известной степени формируют мнение о том, что измерение индивиду­ально-психологических различий может быть вполне и с большим успехом для познания личности заменено изучением различий между социальными ситуаци­ями, в которых осуществляется поведение. При этом указывают на сравнительно невысокую валидность многих личностных методик (Mischel, 1968; и др.). Одна­ко и сегодня мы не располагаем убедительными данными о том, что ситуацион­ными различиями можно объяснить основную долю вариативности поведения. Напротив, результаты, полученные с помощью дисперсионного анализа, говорят о том, что доля ситуационных факторов в поведении менее значительна, нежели личностных, и составляет 10,2 % (Хекхаузен, 1986). Тогда, может быть, изменения в поведении объяснимы взаимодействием личности и ситуации?

Интересна в этом плане эволюция взглядов В. Мишеля, которая отражает ос­новные моменты становления системного подхода к личности в зарубежной пси­хологии: от разочарования в значении индивидуальных различий и в связи с этим гиперболизации роли ситуативных факторов к анализу взаимодействия субъек­тивных (личностных) и объективных (ситуационных) детерминант поведения. Сегодня, как и в своих ранних работах, Мишель не отступает от утверждения о том, что информация об окружающей среде имеет большее значение для прогно­за поведения, нежели измерение с помощью тестов, над которыми он призывает подняться во имя счастливого будущего исследований личности1: «Традиционно исследования личности, ориентированные на теорию черт, ставили своей задачей определение индивидуальных различий в реакциях на "одинаковую" ситуацию, обычно в форме стандартизованных тестовых вопросов. Но некоторые наиболее явные различия между людьми можно успешно выявить не путем изучения их реакций на одну и ту же ситуацию, а анализируя отбор ими ситуаций, условия (стимулы), создаваемые для проявления себя. В реальных жизненных условиях психологические "стимулы", воздействующие на людей, ничего общего не имеют

Заслуживает внимание предложение Мишеля о том, что при проведении исследований необходи­мо отказаться от обычно принятого представления об испытуемом как объекте. Пассивная роль, отводимая испытуемому, лишает исследователя важной информации. Испытуемого, считает он, необходимо превратить в активного помощника исследователя, эксперта самого себя.


с заданиями личностных опросников, инструкциями эксперимента, неодушев­ленными предметами, а исходят от людей и их взаимоотношений» (Mischel 1977, р. 248).

Но, как бы ни было велико для оценки личности значение ситуационной ин­формации, приходится признать и не последнюю роль индивидуальных различий, ибо «если человеческое поведение детерминировано множеством взаимодейству­ющих переменных, исходящих из двух сфер, индивида и окружающей его среды, — тогда тот, кто сосредоточит свое внимание на одной из них, неизбежно придет в своих заключениях и обобщениях к ограниченным выводам» (Там же, р. 246).

С этим можно только согласиться, хотя автор этих строк и оговаривается, что важнейшее значение данные об индивидуальных различиях приобретают лишь в случаях минимума или отсутствия ситуационной информации, а также тогда, ког­да ситуационные переменные слабо воздействуют на индивидуума. Будущее лич­ностных измерений В. Мишель усматривает в установлении индивидуальных различий на предпочитаемые ситуации, создании на этой основе профилей ситу­аций, выступающих с высокой и низкой частотой, и соответствующих им профи­лей поведенческих проявлений.

Итак, причины того или иного поведения зачастую обусловлены не свойства­ми личности и не особенностями ситуации, а их взаимодействием. Уже упомяну­тые выше данные, полученные при использовании дисперсионного анализа, под­тверждают то, что взаимодействием между личностью и ситуацией может быть объяснена большая доля изменчивости поведения, нежели свойствами субъекта и объекта, взятыми отдельно.

Однако статистическое понятие взаимодействия, в силу рассмотрения как лич­ности, так и ситуации в качестве изолированных и неизменных целостностей, не раскрывает психологической сущности этого процесса. Взаимодействие «лич­ность—ситуация» выходит за пределы статистического понятия взаимодействия в дисперсионном анализе и должно быть понято как процесс взаимовлияния (Хекхаузен, 1986).

В советской психологии в анализе связей, существующих между личностными свойствами и социумом, допускалась возможность преобразования этих свойств. Усматривалось в этом доказательство положения об относительной устойчиво­сти личностных черт, противостоящего «как бескрайнему релятивизму социаль­ных ролей, так и представлению об устойчивости личности как своего рода интег­рала составляющих ее ригидных качеств» (Петровский, 1981, с. 63). А. В. Петров­ский предполагает, что феномены индивидуальной психологии «существенно преобразуются в условиях совместной предметной деятельности и общения, ха­рактерных для данного уровня развития группы, в которую включена личность» (Там же, с. 62). Проверка этой гипотезы осуществляется «применительно к вну­шаемости как свойству личности и во всем ей противоположному явлению — коллективистическому самоопределению как феномену межличностных отно­шений в группе» (Там же, с. 62). Реализуется следующая экспериментальная про­цедура. В реально существующих группах около трети обследуемых обнаружива­ли тенденцию к внушаемости в незначимой ситуации независимо от уровня раз­вития группы (от диффузной до коллектива). Затем прослеживалось, как будут


2.7. О диагностике черт личности и «измеренной индивидуальности» i од

вести себя эти испытуемые в условиях эксперимента на обнаружение феномена коллективистического самоопределения в группах разного уровня развития. Лина, входящие в группу высшего уровня развития (коллектив), о которых при использовании незначительных воздействий был сделан вывод об их внушаемос­ти обнаруживали коллективистическое самоопределение, отстаивали коллектив­ные ценности, т. е. не поддавались внушению. Из этого делается вывод, что такое индивидуально-психологическое качество, как внушаемость, обнаруживает себя преобразованным.

Мы считаем это заключение необоснованным. Конформные реакции обследу­емых в незначимой социальной ситуации — основание явно недостаточное для за­ключения о наличии у них внушаемости как свойства личности. Ведь эксперимент на конформность как раз и характеризуется известной обезличенностью — в нем, как правило, не затрагивается личностно значимое. На деле происходит преобра­зование не личностных качеств, а экспериментально фиксируемых феноменов, порожденных межличностными отношениями. Внушаемость как свойство лично­сти не может превратиться в коллективистическое самоопределение. Это про­изойдет с внушаемостью, вызванной к жизни определенными условиями взаимо­действия людей в группе. Внушаемость как свойство личности, наряду с другими ее свойствами, будет определять индивидуальные формы (своеобразие) проявле­ния отмеченных феноменов межличностных отношений. Таким образом, гипоте­за о преобразовании индивидуально-психологических свойств личности в фено­мены межличностных отношений не подтвердилась, да и не могла подтвердиться. Любые качества личности существуют постольку, поскольку они проявляют­ся в ее активности, взаимодействии с социальным окружением и в этом смысле являются феноменами социально-психологическими. Но они в то же время и яв­ления индивидуально-психологические. Нет необходимости, да и невозможно отделить свойства личности от источника их происхождения. Структура лично­сти одновременно является и индивидуально-психологической и социально-пси­хологической. Социальная среда скорее не преобразует уже сформированные (не без ее участия!) качества личности, а определяет многообразие их поведенческих реализаций. В этом ключ к пониманию относительной устойчивости свойств лич­ности, на измерение и оценку которых ориентирована психодиагностика. Психи­ческие черты (свойства) должны быть поняты как обобщенные диспозиции, гиб­кая готовность действовать определенным образом. Они внутренне взаимодей­ствуют друг с другом и ситуацией, не предопределяя отдельных поступков, но обнаруживая относительно устойчивый общий тип поведения, внутреннюю дис-позиционную последовательность. Отказ от диагностики свойств, качества лиша­ет психологию средств описания и понимания личности, превращает ее в некую теоретическую абстракцию.

Обсуждение проблем диагностики личности требует от автора указания на то, что он понимает под личностью, ибо содержание, вкладываемое в это понятие, Далеко не однозначно. Для нас личность выступает в двух ипостасях: в качестве категории психологической науки и как объект психологического исследования. Личность в статусе психологической категории в отечественной науке чаще всего понимается, вслед за А. Н. Леонтьевым, как системное и поэтому «сверхчув-


ственное» качество, приобретаемое индивидом в общественных по своей природе отношениях. При этом методологическое значение приобретает разделение поня­тий «личность» и «индивид» (Асмолов и др., 1980; и др.). Психологи, стремящие­ся понять личность как сверхчувственное качество (читай — чисто социальный продукт), связывают понятие индивида, его свойства с предпосылками формиро­вания и функционирования личности. Индивид выступает как некое природное существо, обладающее теми или иными врожденными свойствами.

В эмпирическом психологическом исследовании личность предстает в един­стве социального и природного. Индивидное и личностное не обособлено, их про­тивопоставление утрачивает свое значение, ибо исследуется не научная категория, а реальность. «Противопоставление человека, индивида и личности не должно быть чрезмерным: онтологически за ними стоит один и тот же объект. Иванов, Петров, Сидоров — это и индивиды и конкретные личности» (Додонов, 1985, с. 37). Известная отторгнутость понятий «личность» и «индивид», будучи осо­знаваемой в последнее время и в области теории, заставляет искать пути вхожде­ния индивидных качеств в жизнь личности (Асмолов, 1986; и др.). К сожалению, многие бесплодные «методологические» споры о «личностном и индивидном» были вызваны тем, что теория и практика исследований личности в отечествен­ной психологии, вплоть до последнего времени, существовали сами по себе, не пересекаясь и, по сути, не влияя друг на друга.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 845; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.007 сек.