Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Французский структурализм




Структурный психоанализ Ж. Лакана основывался на идеях, почерпну­тых из различных сфер знания. Однако первостепенное значение имела тенденция к осуществлению синтеза лингвистической и психоаналитической про­блематики, когда в центре внимания структуралистов оказались интерпре­тационные составляющие, связанные с языком и отношениями между раз­личными элементами, образующими структуру психики, речи, культуры.

Было бы некорректно говорить о том, что именно структурный пси­хоанализ впервые обратил внимание на проблему языка. Данная пробле­матика всегда являлась составной частью исследовательской и терапевти­ческой деятельности психоаналитиков и именно в рамках классического психоанализа она получила свое первоначальное осмысление.

И действительно, как метод истолкования бессознательного психо­анализ 3. Фрейда имел дело с речью пациента, с языком вообще. Но язык, которым оперировал психоаналитик, был весьма специфическим. В тео­ретических исследованиях и в терапевтической практике объектом иссле­дования служил не столько обыденный язык, сколько скрытый язык бес­сознательного, имеющий свою собственную логику, не совпадающий с логикой высказываний, будь то свободная речь пациента или тексту­альный контекст в рамках художественного произведения, человеческой культуры в целом.

Точнее говоря, как в классическом психоанализе, так и в различных его модификациях психоаналитик вслушивался в обыденный язык, при­нимал его во внимание, однако он далеко не всегда верил в истинность высказываний и стремился за оболочкой этого языка вскрыть подлинное


СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

содержание, выраженное в символической форме. Понимание символики языка, его расшифровка, истолкование инакомыслия бессознательного всегда были составными частями психоаналитической работы.

Именно этот языковой аспект психоанализа привлек к себе внима­ние тех исследователей, которые попытались осуществить синтез лин­гвистической и психоаналитической проблематики. Речь идет прежде всего о французских структуралистах, использовавших метод психоана­литического исследования и многие идеи 3. Фрейда при раскрытии про­цессов структурализации мышления, языка, этнологических и историче­ских процессов, а также при анализе текстов светско-художественного или религиозно-мифологического содержания. К их числу относились такие основатели структуралистского движения во Франции, как К. Леви-Строс, М. Фуко, Ж. Лакан, приверженцы лакановской школы психоанали­за, включая С. Леклера, Ф.Перье и др.

Структуралисты попытались выйти за рамки фрейдовского биологиз­ма и механицизма в трактовке глубинных пластов личности. Они пере­смотрели некоторые теоретические положения классического психоана­лиза, но в то же время признавали, что акцент 3. Фрейда на бессознатель­ных механизмах человеческой деятельности и символической функции языка открыл широкие перспективы для понимания специфики языко­вых структур. Они стремились по-новому прочитать работы основателя психоанализа и тем самым внести свежую струю в интерпретационную деятельность независимо от того, относилась ли она к клинической прак­тике или носила теоретико-исследовательский характер.

Вместе с тем по мере развития структуралистского движения стано­вилось все более очевидно, что без психоаналитического исследования закономерностей функционирования бессознательного и соответствую­щей интерпретации сексуальной символики структуралистское видение языка, человеческого поведения и культуры оставалось проблематич­ным. Не случайно в связи с этим высказывались соображения о том, что 3. Фрейд открыл структурализм до того, как структурализм открыл основате­ля психоанализа.

Одним из тех, кто обратился к раскрытию структурных элементов материальной и духовной культуры, был известный французский антро­полог Клод Леви-Строс (1908-1990). Его имя ассоциируется, как правило, с возникновением структурализма во Франции, с разработкой методоло­гии структурного анализа, используемого при изучении мифов, перво­бытного общества и символического мира культуры. В научной литерату­ре К. Леви-Строс нередко рассматривается в качестве ученого, вдохнув­шего жизнь в структуралистские представления о реальности, имевшие место в отдельных работах предшествующих мыслителей, и предложив-


ФРАНЦУЗСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ

шего структурный метод исследования общественных явлений. Выдви­нутые им концептуальные представления воспринимаются через призму тех исходных установок, которые послужили основой для возникновения структурного психоанализа. Встречаются и такие оценки, в соответствии с которыми К. Леви-Строса называют «отцом структурализма», создате­лем «социального психоанализа».

В подобных оценках и характеристиках учения К. Леви-Строса несо­мненно есть доля истины, поскольку он действительно выдвинул ряд таких идей, которые позволяют говорить о структурном переосмыслива­нии классического психоанализа. Такое переосмысление основывалось на синтезе разнонаправленных концепций, представленных социолога­ми Э.Дюркгеймом и М.Моссом, языковедом Р.Якобсоном, психоанали­тиками 3. Фрейдом и Ж. Лаканом. Причем разрозненные концепции этих авторов нашли свое отражение в теоретических построениях К. Леви-Строса в связи с осмыслением им того, что он назвал бессознательной струк­турой разума.

В рамках этого осмысления важное место было уделено фрейдовско­му и лакановскому представлениям о бессознательном. 3. Фрейд привлек внимание К. Леви-Строса своим психоаналитическим методом исследо­вания глубин бессознательной психики, Ж. Лакан — выдвинутой им кон­цепцией «Другого», в контексте которого осуществляется развертывание бессознательных структур.

Вслед за З.Фрейдом К.Леви-Строс признал наличие в психике чело­века особых структур, изучение законов и функционирования которых представлялось важной задачей научного исследования. С точки зрения французского ученого, заслуга основателя психоанализа состояла в том, что он предпринял смелую попытку раскрытия существа глубинных струк­тур человеческой психики. По его убеждению, организующим началом психической жизни человека являются те или иные структуры, а «сово­купность этих структур составляет то, что мы называем бессознательным» [3, с. 180].

Такое понимание бессознательного восходит к психоаналитической его трактовке, поскольку основатель психоанализа обращался не только к выявлению бессознательных процессов, протекающих в глубинах пси­хики невротиков, но и к осмыслению бессознательных структур, харак­терных для здоровых людей. Не случайно 3. Фрейд использовал свои гипотезы и психоаналитические конструкции при рассмотрении исто­рии человечества, включая первобытное общество. Однако дальнейший поворот мысли К. Леви-Строса свидетельствовал о том, что его понима­ние не являлось тождественным фрейдовскому толкованию бессозна­тельного.


СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

Прежде всего необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что используемый К. Леви-Стросом концепт «бессознательная структура разума» не вписывается в теоретические построения 3. Фрейда, для кото­рого разум, сознание — это одна, а бессознательное — другая, отличная от первой, сфера человеческой психики. Кроме того, хотя основатель психоанализа обращался к психоаналитическому изучению мифов, тоте­мизма, массовой психологии, тем не менее его в большей степени инте­ресовало все же онтогенетическое (индивидуальное), а не филогене­тическое (родовое) развитие, что особенно отчетливо находило свое отражение в клинической деятельности. Наконец, 3. Фрейд апеллировал к бессознательному психическому, в то время как французского ученого интересовала в первую очередь символическая функция бессознательного.

В отличие от основателя психоанализа для К. Леви-Строса первосте­пенное значение имели коллективные традиции и мифы, т.е. общезначи­мые структуры, свидетельствующие о единстве внутренних законов структу­рирования социальной жизни от современного до первобытного общест­ва. «Бессознательное, — подчеркивал он, — перестает быть прибежищем индивидуальных особенностей, хранилищем личной истории, которая делает каждого из нас существом уникальным. Термин "бессознательное" обозначает символическую функцию, отличную для человека, но у всех людей проявляющуюся согласно одним и тем же законам и, в сущности, сводящуюся к совокупности этих законов» [4, с. 180-181].

Казалось бы, в этом отношении подход К. Леви-Строса к осмыслению бессознательного стоит ближе к аналитической психологии К. Г. Юнга, акцентировавшей внимание на «коллективном бессознательном», неже­ли к классическому психоанализу 3. Фрейда. Ведь «коллективное бессозна­тельное» рассматривалось К. Г. Юнгом как возникающее из наследствен­ной структуры человеческого прошлого и представляющее собой резерву­ар, в недрах которого находятся архетипы, являющиеся символическими схемами и формальными элементами. Однако К. Леви-Строс не разделял установок аналитической психологии и выступал против юнговской тео­рии мифов, трактовки мифологических тем как архетипов, рассматривая подобное толкование в качестве типичного заблуждения.

Переосмысливание фрейдовской концепции бессознательного сопро­вождалось у К. Леви-Строса стремлением к проведению более четких различий между бессознательным и предсознательным, точнее подсоз­нательным, чем это имело место в психологии. Вместе с тем, в отличие от основателя психоанализа, он иначе смотрел на природу выделенных им феноменов. Для 3. Фрейда предсознательное было такой психической инстанцией, в рамках которой сознательные представления перестают быть таковыми, но при определенных условиях способны снова стать соз-


ФРАНЦУЗСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ

нательными. Для К. Леви-Строса подсознательное - «хранилище воспоминаний и образов», накапливаемых каждым индивидом в процессе его жизни.

Что касается собственно бессознательного, то оно, с его точки зре­ния, лишено какого-нибудь образного содержания и является своеобраз­ным инструментом, предназначенным для подчинения отдельных эле­ментов, будь то представления, воспоминания или эмоции, структурным законам, действующим в сфере данной реальности. Поясняя свою мысль, К. Леви-Строс подчеркивал: «Можно сказать, что подсознание — это инди­видуальный словарь, в котором каждый из нас записывает лексику исто­рии своей индивидуальности, и что бессознательное, организуя этот словарь по своим законам, придает ему значение и делает его языком, понятным нам самим и другим людям (причем лишь в той мере, в какой он организован по законам бессознательного)» [5, с. 181].

В отличие от 3. Фрейда, разработавшего психоаналитическую методику перевода бессознательных содержаний психики в сознание, К. Леви-Строс акцентировал внимание на структурных законах бессознательного и орга­низации поступающих извне нерасчлененных элементов в некую систему мифа, созданную самим субъектом или заимствованную из коллективных традиций. Он рассматривал миф с точки зрения выполнения символиче­ской функции благодаря неизменной структуре бессознательного. Поэто­му если 3. Фрейд стремился разработать психоаналитический словник, или своеобразный сонник, применительно к анализу сновидений, позволяю­щий понимать символический язык бессознательного, то К. Леви-Строс, напротив, интересовался не столько словарем бессознательного, сколько структур­ными законами его организации. Для 3. Фрейда словник или сонник являл­ся ключом к расшифровке языка бессознательного. Для К. Леви-Строса структура бессознательного имела большее значение, чем его словарь.

В этом пункте имелись расхождения между Леви-Стросовским пони­манием и фрейдовским толкованием бессознательного. Отзвуки этого расхождения находили свое отражение при осмыслении З.Фрейдом и К. Леви-Стросом различных феноменов. В частности, если в классиче­ском психоанализе миф рассматривался с точки зрения отражения в нем вытесненных желаний человека, где вытесненное бессознательное гово­рило на своем символическом языке, то для К. Леви-Строса миф выступал в качестве такого бессознательного структурного образования, в рамках которого одновременно наличествовали внутриязыковые и внеязыковые элементы, в своей совокупности составляющие специфическую систему, имеющую два измерения: диахронное (историческое), т.е. горизонтальное, связанное с прочтением мифа, и синхронное (структурное), т.е. вертикаль­ное, соотнесенное с его смыслозначимостью. Вместе с тем, обратившись к рассмотрению мифа об Эдипе, он полагал, что как гипотеза З.Фрейда,

4*5


СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

так и текст Софокла относятся к числу версий мифа об Эдипе, заслужи­вающих не меньше доверия, чем более древние и на первый взгляд более подлинные.

Расхождение в понимании бессознательного накладывало отпечаток на многие Леви-Стросовские концептуальные построения, которые отли­чались от фрейдовского понимания тех или иных феноменов. Вместе с тем К. Леви-Строс воспринял ряд психоаналитических идей как вполне приемлемые и плодотворные, способствующие раскрытию сущностных проявлений человека. И хотя французский ученый стремился дать свое толкование исследуемых им явлений, тем не менее он признавал важность психоанализа, особенно в изучении человеческой психики, и одобри­тельно отзывался о психоаналитических идеях, связанных с попытками осмысления структуры бессознательного.

В работах «Колдун и его магия» (1949) и «Эффективность символов» (1949) К. Леви-Строс провел параллели между шаманским врачеванием и пси­хоанализом. Исследуя магию и психологию колдуна, он подметил особен­ности шаманского врачевания, являющиеся близкими, а порой и тожде­ственными по духу некоторым методам психотерапии и психоанализа. В частности, он указал на то обстоятельство, что в процессе шаманского врачевания, связанного с магическим лечением всевозможных болезней и оказанием помощи женщине в трудных родах, шаман пользуется таки­ми же приемами, как и психоаналитик. Своими ритуальными действиями шаман воспроизводит или мимически изображает различные события, впадая в транс и создавая соответствующее переживание у больного. Он как бы занимается тем, что в терминах психоанализа называется «отреа-гированием». Если в психоанализе отреагирование связано с интенсив­ным переживанием больным исходной травматической ситуации, послу­жившей причиной его заболевания, в результате чего происходит уст­ранение болезненного симптома, то аналогичная картина наблюдается и при шаманском лечении, поскольку шаман представляет собой, по мне­нию К. Леви-Строса, профессионального отреагирующего.

Отличие состоит лишь в том, что в процессе шаманского врачевания говорит шаман, а не больной и, следовательно, первый совершает отреа­гирование вместо второго, в то время как при психоанализе говорит именно больной, а психоаналитик выступает в роли внимательного слу­шателя, в результате чего отреагирование происходит непосредственно у больного в присутствии психоаналитика. Но если учесть, что до того как стать профессиональным психоаналитиком, он сам должен подвергнуться анализу, и это является одной из необходимых и обязательных составных частей психоаналитического обучения, то очевидно, что и врач испытыва­ет отреагирование, хотя оно и не совпадает по времени с отреагированием паци-



ФРАНЦУЗСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ

ента. В этом смысле, как считал К. Леви-Строс, между шаманским лечени­ем и психоанализом имеется много общего.

В самом деле, благодаря разработанной технике психоаналитик стре­мится воспроизвести в процессе своей терапевтической деятельности имевшую ранее в жизни пациента патогенную ситуацию и вызвать у него вновь соответствующее переживание. Он расшифровывает язык бессоз­нательного, стремится довести до сознания пациента истоки его внутри-личностных конфликтов. Нечто аналогичное имеет место и в процессе шаманского лечения, поскольку, взывая к духам и к сверхъестественным силам, шаман создает миф, с помощью которого воссоздаются страдания и пере­живания больного. Используя мифологическую символику, шаман апелли­рует к особому языку, способствующему самовыражению больного, когда ритуальные песнопения или действия первого организуют в единую сис­тему переживания второго, тем самым помогая в мифологических, сим­волических образах осознать то, что раньше выступало в стихийной, бес­порядочной и бессознательной форме.

Стало быть, сходство между шаманизмом и психоанализом состоит пре­жде всего в том, что, преследуя аналогичные цели, оба они создают миф, вызывающий соответствующие переживания у больного. Но между ними наблюдаются, с точки зрения К. Леви-Строса, не только сходства, но и раз­личия. В психоанализе речь идет об индивидуальном мифе, созданном больным из фрагментов своего личного прошлого. В шаманизме - о социальном мифе, заим­ствованном из коллективной традиции и вызванном к жизни шаманом.

Если в начале лечения психоаналитик слушает, а шаман говорит, то после того, как возникнут и реализуются соответствующие перено­сы при психоаналитической терапии больной как бы заставляет гово­рить аналитика, в то время как при заклинании шаман внушает больному свою интерпретацию его состояния. Если при лечении психического рас­стройства действия производит врач, а пациент создает миф, то в шаман­ском врачевании миф рассказывает шаман, а больной совершает дейст­вия. «Отличие психоанализа от шаманизма, хотя он, по существу, являет­ся современной формой последнего, определяется в основном тем, что в современной машинной цивилизации место для мифологического вре­мени остается только в отдельном человеке» [6, с. 182].

Выявленное К. Леви-Стросом сходство между шаманизмом и психо­анализом навело некоторых психотерапевтов на мысль об установле­нии тесных контактов между древними мистическими и современными психиатрическими методами лечения. Особенно заметно эта тенденция начала проявляться во второй половине XX в., когда в некоторых стра­нах произошло возрождение западноевропейских мистических культов и наметился поворот к древневосточным мистическим учениям. На волне


 



14 - 3550



СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

этого мистического бума некоторые ученые обратились к исследованию паранормальных явлений и «мистических уровней сознания». Они стали не только изучать шаманское врачевание, как это имело место в работах К. Леви-Строса, но и призывать к взаимодействию между психиатрией и мистицизмом, к заключению «брака» между психиатрией и шаманизмом как специфической «формой терапии» [7, с. 278, 280, 281].

Было бы некорректно говорить о том, что у истоков отмеченной выше тенденции стоит К.Леви-Строс. В своих размышлениях о шаманизме и психоанализе он не заходил так далеко, как это делают те психотерапев­ты, которые призывают к брачному союзу между шаманизмом и психиат­рией. Для него было важно выявить сходства и различия между шаманиз­мом и психоанализом. При этом он полагал, что изучение шаманизма в прин­ципе может способствовать прояснению темных пятен в психоаналитическом учении 3. Фрейда, связанных с его трактовкой бессознательного и мифа.

Вместе с тем К.Леви-Строс критически относился к тенденции пре­вращения психоанализа в расплывчатую мифологию, в рамках которой психоаналитическое истолкование патологических феноменов и метод анализа индивидуального мышления используются также при изучении нормальных явлений в общественной жизни людей. Он не только крити­чески относился к подобной тенденции, но и опасался, что она приведет к превращению психоанализа в своего рода магию. «Тогда (а быть может, уже сейчас) в некоторых странах основным в психоанализе станет не то, что он способен оказывать действительную помощь, излечивая отдель­ных индивидов, а то, что миф, лежащий в основе метода лечения, спо­собен дать чувство безопасности целой социальной группе. На первое место в психоанализе выдвинется популярная мифологическая система, в соответствии с которой на основе этого мифа и будет перестроен мир социальной группы» [8, с. 163].

Высказывая эти опасения, К.Леви-Строс считал, что в подобной ситуа­ции психоанализ станет не средством лечения психических расстройств, а социально приемлемым методом перестройки всех восприятий человека в зависимости от соответствующих психоаналитических интерпретаций. В этом отношении надо отдать должное тому, что он обратил внимание на ту реальную тенденцию в развитии психоанализа, которая была дейст­вительно связана с ростом конформистского умонастроения среди ряда психоаналитиков. Связанная с психоаналитической психологией Я данная тенденция стала доминирующей особенно в рамках американского психо­аналитического движения. Превращение психоанализа в конформистскую философско-мифологическую систему, ориентирующую человека на при­способление к окружающей его социальной действительности, вызвало озабоченность даже среди критически мыслящих психоаналитиков.


ФРАНЦУЗСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ

Уже отмечалось то обстоятельство, что против данной тенденции развития психоанализа выступил Э.Фромм. Следует иметь в виду и то, что во Франции критически мыслящие психоаналитики также выступи­ли против не только американизации психоанализа, но и его конфор­мистской направленности. И если К.Леви-Строс только высказал опа­сение по поводу превращения психоанализа в мифологическую систему, то Ж. Лакан критически отнесся к психоаналитической психологии Я, в рамках которой открыто звучали адаптационные мотивы.

Идеи К. Леви-Строса нашли свое отражение как в постструктуралист­ских учениях, связанных с интерпретацией литературных текстов, так и в концептуальных построениях тех, кто, наряду с ним, выдвигал свои собственные теории, исходя из признания важности фрейдовских пред­ставлений о бессознательном. К числу последних относились француз­ский историк науки М.Фуко и французский психоаналитик Ж.Лакан. Первый сосредоточил внимание на дальнейшем развитии Леви-Стросов-ских идей об общих структурах бессознательного, второй — на углублении представлений о роли языка в человеческой деятельности. При этом оба они пересмотрели как концептуальные построения К. Леви-Строса, так и психоаналитические идеи 3. Фрейда.

В отличие от К. Леви-Строса, основным объектом исследования кото­рого были материальная и духовная культура первобытного общества, Мишель Поль Фуко (1926-1984) отталкивался от материала, особенно близкого по духу изысканиям 3. Фрейда. В самом деле, начиная от работ «Психическая болезнь и личность» (1954), «Безумие и неразумие. Исто­рия безумия в классический век» (1961), «Рождение клиники: археология взгляда медика» (1963) и кончая публикацией трех томов по истории сек­суальности (первый том из задуманного им 6-томного труда вышел в свет в 1971 г.), М. Фуко, по сути дела, проявлял интерес к тем же самым пробле­мам, которые стояли в центре внимания основателя психоанализа. Другое дело, что он рассматривал их с позиции историка науки, в то время как 3. Фрейд выступал в роли клинициста и теоретика, стремящегося создать новое учение о сексуальности и психических заболеваниях.

М. Фуко неоднократно обращался к психоаналитическим идеям. Он считал, что «все то знание, в котором западная культура вот уже целое сто­летие строит образ человека, вращается вокруг работ Фрейда, не выхо­дя при этом за пределы своих основных диспозиций» [9, с. 380]. Правда, в отличие от Ж. Лакана, который открыто заявлял о том, что он являет­ся психоаналитиком, «прочитавшим Фрейда», М.Фуко не относил себя к числу тех специалистов, кто досконально знал все фрейдовские рабо­ты. Однако он не только с почтением относился к 3. Фрейду, но и поло­жительно оценивал его основополагающие концепции и идеи, используя


14*


СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

их при разработке своей «археологии знания» и включая в остов иных концептуальных построений, касающихся проблемы соотношения вла­сти и истины.

Некоторые исследователи считали, что наиболее ценные открытия 3. Фрейда лежат в области сексуальной этиологии неврозов. С точки зре­ния М. Фуко, заслуга основателя психоанализа заключалась вовсе не в этом. «Не теория развития, не тайна сексуальности, скрывающаяся за невроза­ми и психозами, а логика бессознательного» [10, с. 213], — вот что, по его мнению, является основной заслугой 3. Фрейда, составляющей истинную значимость психоанализа. Для него основатель психоанализа — это пре­жде всего мыслитель, осуществивший «толкование тех безмолвных фраз, которые одновременно и поддерживают, и подрывают наши очевидные дискурсы, наши фантазии, наши сны, наше тело» [11, с. 322].

Выдвигая и обосновывая свою концепцию «археологии знания», М. Фуко неизменно подчеркивал важность раскрытия проблемы бессознательно­го для всех наук. Но основную значимость в этом отношении приобре­тают гуманитарные науки, поскольку они, по его убеждению, включают в себя концептуальные построения, основанные на логике развития бес­сознательного. Для М. Фуко проблема бессознательного — «это не просто одна из внутренних проблем гуманитарных наук, на которую они случай­но натыкаются на своих путях: это проблема, которая, в конечном счете, сопряжена со всем их существованием» [12, с. 383].

В попытках раскрыть значение бессознательного в человеческой дея­тельности М.Фуко усмотрел одну из величайших заслуг З.Фрейда в раз­витии теоретического знания. Основатель психоанализа выдвинул такое учение, в рамках которого разрабатывались процедуры расшифровки языка бессознательного, перевода его в сознание и, следовательно, про­чтения, интерпретации скрытых следов, или знаков, в той или иной форме нанесенных на «карту» бытия. Данная ориентация психоанализа импонировала М.Фуко, считавшему, что мир покрыт разнообразными знаками, нуждающимися в расшифровке.

По мысли М. Фуко, буквально все, что окружает человека, будь то мате­риальные объекты, духовные образования, речь или привычки, составля­ет «сетку следов» его деятельности, складывающуюся в «систему знаков», понимание которой является основной задачей человеческого познания. В соответствии с таким представлением о мире и человеке, М. Фуко гово­рил о необходимости разработки «грамматики бытия», основывающейся на их адекватном истолковании. В этом пункте он обращался к психоанализу 3. Фрейда с его интенцией на расшифровку бессознательного. «Задаваясь целью заставить бессознательное говорить сквозь сознание, психоана­лиз устремляется в сторону той основополагающей области, в которой

42О


ФРАНЦУЗСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ

разыгрываются отношения представления и конечного человеческого бытия» [13,392].

В «археологии знания» М. Фуко психоаналитические идеи присут­ствуют не только при рассмотрении значения бессознательного для гума­нитарных наук, но и при осмыслении проблемы человека. В его пони­мании эта проблема стала самостоятельной лишь тогда, когда возникли научные представления о жизни, труде и языке, которые были разработа­ны в рамках биологии, политической экономии и лингвистики. Речь шла о скрытых структурах сознания или бессознательного, организующих элементы знания в некое единое целое, названное М.Фуко «эпистемой», в рамках которого впервые был прочерчен образ человека как одновре­менно объекта и субъекта познания.

Различая в истории западноевропейской культуры три эпистемы, соот­ветствующие эпохам Ренессанса, классического рационализма XVII — XVIII столетий и современности, М. Фуко исходил из того, что только с образованием новой эпистемы, относящейся к началу XIX в., человек начал обретать свою «научную плоть» и, следовательно, впервые в исто­рии человечества предстал в образе подлинного человека, проявляю­щего свою бытийственность в природной жизни, производственной деятельности, языковой коммуникации. Соответственно этим сферам бытия на передний план выступили три модели человека - биологическая, экономическая и языковедческая (включающая в себя филологию и лин­гвистику).

Биологическая модель учитывает телесные характеристики человека как природного, органического существа. Экономическая модель включа­ет в себя параметры, связанные с трудовой деятельностью людей, где человек выступает в роли производителя. В языковедческой модели человек рассматривается как носитель языка и речи и, соответственно, филологи­ческая модель имеет дело с интерпретацией, выявлением смысловых значений, а лингвистическая - со структуризацией, рассмотрением означающих систем. Останавливаясь на этих моделях, М. Фуко обратился к психоаналитиче­ским идеям, полагая, что именно 3. Фрейд ближе всего подошел к позна­нию человека с помощью филологической и лингвистической модели.

По его убеждению заслуга основателя психоанализа состояла не толь­ко в том, что в процессе познания человека он использовал филологиче­скую и лингвистическую модель, но и в том, что он стер границу между нормальным и патологическим, означающим и неозначающим. Дейст­вительно, на основе выдвинутых им психоаналитических постулатов З.Фрейд пришел к выводу, что «граница между нормальным и ненор­мальным в области нервозности непрочна» [14, с. 275]. Из этого могли вытекать как позитивные, так и негативные последствия, особенно про-


СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

являющиеся в клинической практике. Но М. Фуко не интересовали кли­нические последствия подобного стирания границы между нормальным и патологическим.

Для него более существенным было то, что 3. Фрейд осуществил пере­ход от исследования человека в понятиях функций, конфликтов и значе­ний к анализу его в терминах норм, правил и систем. Такой поворот в изу­чении человека приветствовался и одобрялся М. Фуко. Согласно его взгля­дам, любые проявления человека могут быть осмыслены с точки зрения раскрытия существа и содержания системы, нормы, правила.

Все это привело к тому, что М. Фуко не только признал ценность клас­сического психоанализа в познании человека, но и выделил его в каче­стве такой дисциплины, которая по-новому осветила проблему бессозна­тельного. Если все гуманитарные науки подходили к бессознательному, по выражению М.Фуко, как бы «пятясь назад», т.е. ожидая, что по мере углубления сознания в дебри истории или человеческой психики бессоз­нательное обнаружится само по себе, то психоанализ, напротив, обратил­ся непосредственно к бессознательному, как оно проявляется в реально­сти человеческого бытия, выявляя его систему, правило и норму, которые содержат соответствующие функции, конфликты и значения.

Благодаря такой ориентации психоанализу удалось, как считал М. Фуко, приблизиться к аналитике конечности человеческого бытия, выражен­ной на психоаналитическом языке в понятиях жизни и смерти, сексуаль­ных влечений и культурных запретов, символики бессознательного и его скрытых значений. Сам он перевел эти психоаналитические понятия в такие термины, как Смерть, Желание и Закон.

М. Фуко допускал, что в силу специфики психоаналитический под­ход к познанию человека может восприниматься в качестве мифологии, поскольку в этом есть своя закономерность, обусловленная замкнутостью знания, вращающегося в кругу своих собственных представлений. «Одна­ко, — возражал он, — когда мы следим за движением психоанализа во всем его блеске или же окидываем взглядом все эпистемологическое простран­ство целиком, то мы видим, что все эти образы, кажущиеся близорукому взгляду лишь игрой воображения, на самом деле являются истинными формами конечного человеческого бытия, каким его исследует современ­ное мышление» [15, с. 393].

Для М. Фуко психоанализ — это не мифология, а особый подход к иссле­дованию человеческого бытия, где Смерть, Желание и Закон обозначают условия возможности знания о человеке как некой «конечности без бес­конечности». В этом отношении его позиция расходилась с трактовкой К. Леви-Строса, в соответствии с которой высказывалась озабоченность по поводу превращения психоанализа в мифологию.


ФРАНЦУЗСКИЙ СТРУКТУРАЛИЗМ

В понимании М. Фуко основная задача структурализма состоит не в рас­крытии символов или выявлении смысловых структур, а в анализе тех или иных явлений в терминах «генеалогии отношений» власти и знания, насилия и истины. Если в ранних своих работах он апеллировал к рас­шифровке знаков и языка бессознательного, то в более поздних трудах он призвал к осмыслению не столько семиотических и коммуникативных структур, сколько конфликтных ситуаций, связанных с борьбой между властью, с присущими ей структуризацией и нормообразованием в ста­новлении знания в современном обществе. «История, которая порожда­ет и детерминирует нас, — заявил М. Фуко, — имеет скорее форму войны, нежели форму языка, отношений власти, а не отношений смысла. Исто­рия не имеет "смысла", хотя и нельзя сказать, что она абсурдна или непо­следовательна» [16, с. 144].

Говоря о том, что «археология гуманитарных наук» должна быть уста­новлена через изучение механизмов власти, М.Фуко вновь апеллировал к психоаналитическим идеям, полагая, что З.Фрейд рассматривал про­блему власти и установления норм, осознавая свою собственную позицию в вопросе нормализации. Однако проблема отношения между властью и знанием не вытекала непосредственно из психоаналитического уче­ния 3. Фрейда о человеке. В этом вопросе сказалось, пожалуй, отношение М.Фуко к психоанализу, выраженное им в более ранних работах, когда он не только позитивно оценивал психоаналитическое учение 3. Фрейда о человеке, но и отмечал его негативные стороны.

Причем в критике психоанализа он опирался на идеи К. Леви-Строса, высказавшего ряд соображений по поводу некоторых психоаналитиче­ских концепций. Не случайно в связи с этим он подчеркнул следующее обстоятельство: «Что Леви-Строс сказал об этнологии, то можно сказать и о психоанализе: обе науки растворяют человека» [17, с. 397]. При этом М.Фуко отметил, что, начиная с работы З.Фрейда «Тотем и табу» (1913), психоанализ и этнология установили между собой общее поле для вза­имного дискурса, обусловленного двойным ракурсом — историей индиви­дов с бессознательным в культурах и историчности культур с бессознательным в индивидах.

Казалось бы, говоря о «растворении человека» в психоанализе, М. Фуко противоречит своим собственным утверждениям, согласно которым пси­хоанализ не только вплотную подошел к аналитике человеческого бытия, но и выявил его конечные формы существования. Ведь Смерть, Желание и Закон воспринимались им как подлинные условия возможности всяко­го знания о человеке, открытые благодаря психоаналитическому учению 3. Фрейда. Но в том-то и дело, что, высказав на первый взгляд противопо­ложные суждения о психоанализе, М.Фуко не столько впадал в противо-


СТРУКТУРНЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ Ж. ЛАКАНА

речие с самим собой, сколько отстаивал принципы структурализма, сфор­мулированные К.Леви-Стросом.

Речь шла о сохранении и развитии основных положений структурализ­ма, через призму которых рассматривался психоанализ. Там, где психоана­литический подход к человеку характеризовался ориентацией на расшиф­ровку языка бессознательного, или, как полагал М. Фуко, на рассмотрение проблемы насилия и установления норм, там он воспринимался им как цен­ный и плодотворный в освещении человеческого бытия. Но где психоана­лиз пытался раскрыть эмпирические факты, связанные с клиническими наблюдениями, там он расценивался М. Фуко как ограниченный, «раство­ряющий человека», поскольку, согласно исходным установкам структура­лизма, сами по себе эмпирические факты не способствуют подлинному познанию человеческого бытия, которое остается невыявленным, если не исследованы его осно­вополагающие структуры.

В понимании М. Фуко психоанализ стремится к раскрытию конечных форм человеческой деятельности, рассмотренных под углом зрения болез­ненного расщепления психики индивида. Будучи эмпирической наукой, он связан с узкими рамками отношений между двумя индивидами — психоана­литиком и пациентом. Отсюда вытекает эмпирическая ограниченность психо­анализа, которая отчетливо вырисовывается на фоне структурализма. «Дело в том, — замечает М. Фуко, — что психоанализ не может развертываться как чисто умозрительное познание или общая теория человека. Он не спосо­бен схватить все поле представления, устремиться за его пределы, указать в нем самое главное, оставаясь при этом эмпирической наукой, построен­ной на основе тщательных наблюдений» [18, с. 394].

Следует иметь в виду, что когда М.Фуко говорит о «разрушении», «рас­творении» человека психоанализом, то речь идет не об «умерщвлении» реального индивида, а о ниспровержении того образа человека, который был создан классическим мышлением. И это действительно так, поскольку 3. Фрейд не только поставил под сомнение предшествующий образ человека как рационального, сознательного существа, но и всячески стремился пока­зать, что поведение человека детерминировано бессознательными влече­ниями. Это в равной степени относится и к высказываниям самого М. Фуко о возможности «исчезновения» человека, поскольку под этим он подразу­мевал не «уничтожение» человеческого бытия как такового, а порождение иного его образа, навеянного новым мышлением, вызванным к жизни новой социальной реальностью с ее специфическим культурным контекстом.

Однако в размышлениях М. Фуко о «разрушении» человека психоана­лизом наблюдается некая двойственность. С одной стороны, ниспровер­жение 3. Фрейдом классического образа человека воспринималось им как прогрессивное явление, и с этой точки зрения психоаналитическое уче-


РЕЧЬ И ЯЗЫК В ПСИХОАНАЛИЗЕ

ние о человеке получило у него позитивную оценку. С другой стороны, он говорил об эмпиричности психоанализа как негативном факторе, не спо­собствующем созданию целостного образа человека. Это двойственное отно­шение к психоанализу было обусловлено попыткой отстоять структурный подход к исследованию бытия человека в мире, в рамках которого остается место для воз­можности развития структуралистски ориентированного психоанализа.

Не случайно М. Фуко полагал, что структурализм может способствовать объединению различных представлений о человеческом бытии в единое целое, которое будет выступать в качестве не «психоаналитической антро­пологии», а нового психоаналитического подхода к человеку, основанного на струк­туралистских концепциях исследования. «Можно лишь догадываться, — писал М.Фуко, — о столь же большой значимости, какую имел бы психоанализ, если бы он сомкнулся с измерением этнологии, но не путем учреждений новой "психологии культуры", не посредством социологического объяс­нения феноменов, проявляющихся в индивидах, а в открытии того, что и само бессознательное также обладает некой формальной структурой, что оно есть эта структура» [19, с. 398].

Таким образом, подобно К. Леви-Стросу, М. Фуко отстаивал идею струк­туризации бессознательного, и с этих позиций рассматривал возможные перспективы развития структурного психоанализа. При этом, в отличие от К. Леви-Строса, он обращал большее внимание на проблему языка, счи­тая, что язык, как таковой, имеет фундаментальное значение для пони­мания человека. Он исходил из того, что мысль может мыслить только посредством языка, лингвистика позволяет осуществлять структуриза­цию соответствующих содержаний, а человек строит свой образ в проме­жутках между фрагментами языка. Аналогичных взглядов придерживал­ся и французский психоаналитик Ж. Лакан, сосредоточивший свои уси­лия на раскрытии формальной структуры бессознательного и языка как такового, разработке основных теоретических и клинических положений структурного психоанализа.

Предваряя рассмотрение концепций структурного психоанализа Ж. Лакана, стоит заметить, что в своих работах и лекциях французский психоаналитик неоднократно ссылался на идеи К. Леви-Строса и пользо­вался терминологией М. Фуко, говоря, например, об эпистеме как знании, связанном требованиями «формальной связности».




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-06-04; Просмотров: 2445; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.07 сек.