Специфика психоанализа

НЕВРОЗЫ: СМЫСЛ, ЭТИОЛОГИЯ, ТЕРАПИЯ

Как отмечалось в одном из предшествующих разделов работы, Фрейд исходил из того, что конкретное проявле­ние бессознательного психического можно наблюдать по меньшей мере в трех сферах человеческой деятельности — в ошибочных действиях, сновидениях и невротических симптомах. Ошибочные действия не случайны, а сновиде­ния не бессмысленны. И те, и другие имеют определенный смысл, раскрытие которого составляет одну из важных за­дач психоанализа. Невротические симптомы сходны с ошибочными действиями и сновидениями в том, что они также обладают смыслом. Любой невротический симптом осмыслен. Он тесным образом связан с переживанием бо­льного, с его жизнью в целом. Отсюда нацеленность пси­хоаналитической терапии прежде всего на раскрытие смысла симптоматики заболевания, поскольку, с точки зрения Фрейда, понимание смысла невротического симп­тома — это необходимый шаг для оказания помощи паци­енту и залог его успешного лечения.

Напомню, что психоаналитическое понимание оши­бочных действий и сновидений основывается на призна­нии их полноценными психическими актами. Такими же полноценными психическими актами являются и невро­тические симптомы. Раскрытие их смысла предполагает выявление того, откуда они проистекают и куда направля­ются. Иметь смысл — это значит иметь источник своего происхождения, свою конкретную цель, определенную форму выражения и значение.

В центре внимания психоанализа находится отдель­ный невротический симптом. Этим он отличается от кли-

нической психиатрии, где не придается большого значеЗ

ния форме проявления и содержанию симптома как тако-э

вого. Если в рамках клинической психиатрии основной¹

акцент делается на наследственной предрасположенности \

к психическому заболеванию и органических нарушени-tf

ях, оказывающих разрушающее воздействие на психику

человека, то психоаналитическая терапия ориентирована

прежде всего на раскрытие мотивов и намерений пациента»;

стоящих за любым симптоматическим действием, которое;

в принципе является неким признаком, знаком, свидете-;

льствующим о важных душевных процессах, протекаю-!

щих в глубинах человеческой психики. ■

Для более наглядной демонстрации различий между'

клинической психиатрией и психоанализом Фрейд испо- %

льзовал пример из собственной практики. Речь шла об |

одержимой бессмысленной идеей пятидесятитрехлетней^:!|

женщине, которая отравляла жизнь себе и доставляла^

много хлопот своим близким.

Краткая история жизни, рассказанная Фрейду самой женщиной, такова. Тридцать лет тому назад женщина вышла замуж по любви. На протяжении всего замужества она была счастлива, так как муж отличался чуткостью и заботливостью, ни разу не дал повода для какой-либо ревности или обиды. Между ними не было недоразуме­ний и ссор, часто отравляющих жизнь в других семьях. У них двое взрослых детей, которые также счастливы в браке. Женщина не испытывает материальной нужды, живет в достатке и в полном согласии со своим мужем, который является управляющим большой фабрикой. И тем не менее в последний год их совместной жизни произошло нечто такое, что не могли понять ни она сама, ни ее муж, ни ее дети и что стало причиной беспокойства, заставившей обращаться к врачам. Ее зять попросил Фрейда полечить тещу и таким образом она оказалась на приеме у основателя психоанализа.

Что же произошло такое из ряда вон выходящее, что на­рушило многолетний семейный покой и вызывало беспо­койство как у самой женщины, так и у ее близких? Обстоя­тельство оказалось-пустяковым с точки зрения здравого смысла и на первый взгляд не заслуживающим внимания. Женщина получила анонимное письмо, в котором сообща­лось, что ее заботливый и внимательный муж, никогда не отличавшийся любовными похождениями и не дававший

ни малейшего повода для какой-либо ревности, имеет ро­ман с молодой девушкой. Полученное женщиной аноним­ное письмо было написано измененным почерком, но она сразу же заподозрила свою горничную тем более, что в пи­сьме сообщалось о молодой девушке как любовнице мужа, которая была когда-то школьной подругой горничной, со временем выбилась в люди и теперь стала объектом ее за­висти, злобы, враждебности, ненависти. Накануне жен­щина разговаривала со своей горничной. В своем разгово­ре они коснулись темы, связанной с неверностью гостив­шего у них мужчины, находящегося в преклонных годах, изменявшего своей жене и имевшего любовную связь на стороне. Как-то так получилось, что во время разговора с горничной женщина обмолвилась о своих чувствах. Она сказала, что для нее было бы самым ужасным, если бы она вдруг узнала о том, что ее добрый и заботливый муж тоже имеет любовную связь. И именно на следующий день она получила анонимное письмо. И хотя женщина тут же по­няла, кто является автором этого письма, поскольку лю­бовницей мужа была названа девушка, вызывавшая злобу у горничной, тем не менее неожиданно для себя она как бы поверила тому, что сообщалось в анонимке.

Анонимное письмо привело женщину в возбужден­ное состояние. Она призвала к себе мужа и потребовала от него ответа. Муж не только отрицал предъявленное ему обвинение, но и со смехом отнесся к анонимному пи­сьму как к чему-то такому, что является абсурдным, несе­рьезным, бессмысленным, о чем, судя по всему, и сказал своей жене. Но к его удивлению жена не успокаивалась и пришла в такое возбужденное состояние, что пришлось вызывать домашнего врача. После этого инцидента гор­ничная была уволена. Женщина успокоилась и вроде бы перестала верить тому, что было написано в анонимном письме. Однако стоило ей увидеть на улице ту молодую девушку, которая якобы была любовницей мужа, или услышать ее имя в каком-либо разговоре, как тут же у нее ухудшалось состояние духа и она вновь обращалась с упреками в адрес мужа. И хотя, казалось бы, не было ни­каких поводов для подозрений в неверности мужа, тем не менее женщина испытывала душевную боль и ее одолева­ли муки сомнений, что приносило страдания ей самой и вызывало беспокойство у ее близких.

Как отнесутся к такому заболеванию психиатр и пси-!
хоаналитик? Какой диагноз они поставят? Какие причины;
они усмотрят в основе заболевания? Как и в каком направ­
лении они будут действовать, рассчитывая на соответству­
ющий терапевтический эффект? I
Рассматривая данное* заболевание, психиатр скорее!
всего придет к выводу, что женщина испытывает ревность^
приносящую ей глубокие страдания. Разумеется, у нее нет!
реальных оснований для какой-либо ревности, так кащ
муж любит ее и на протяжении трех десятилетий совмест-1
ной жизни она ни разу не могла упрекнуть его не только щ
неверности, но и в отсутствии чуткости и заботы по отнот?
шению к ней. Она это прекрасно понимает, как, впрочем,!
понимает и то, кто, почему и зачем написал анонимное!
письмо. И хотя у нее нет никаких поводов для ревности,»
тем не менее она ничего не может поделать с собой. Ею как*§
бы овладела идея ревности, не поддающаяся логике разум-1
ного объяснения. Это — бредовая идея, не соответствую-;
щая реальному положению вещей, если иметь в виду изме­
ну мужа, но захватившая женщину с такой силой, что она
- не может вырваться из ее объятий. Поэтому диагноз таков:
женщина страдает бредом ревности.

Поставив такой диагноз, в лучшем случае психиатр обратится к истории семьи женщины. При этом скорее всего он будет исходить из того, что в каком-то поколе­нии семьи у кого-то могли быть подобные явления или какие-либо другие психические нарушения. Возникшая ^ у женщины бредовая идея не случайна, она обусловлена | наследственной предрасположенностью и, следователь- % но, развившееся заболевание является следствием «пло- I хой» наследственности. Диагноз поставлен, истоки забо- '| левания выявлены, и остается только прибегнуть к меди- | каментозному лечению, направленному на снятие состо- | яния беспокойства в момент его обострения и поддержа- | ние жизнеспособности пациента. Это, пожалуй, все, что может сделать психиатр, имеющий дело с подобного рода заболеванием.

В отличие от психиатра, психоаналитик не удовлетво­рится рассмотренными выше причинами возникновения заболевания. Исходя из диагноза бреда, ревности, он по­пытается глубже разобраться в существе дела. В поле его зрения попадет то обстоятельство, которое связано, каза­лось бы, с незначительной деталью. Дело в том, что забо-

левшая женщина сама спровоцировала возможность по­явления анонимного письма. Она недвусмысленно сказа­ла горничной о том, как будет несчастлива, если вдруг уз­нает о любовной связи своего мужа с какой-либо молодой девушкой. Если бы она не проговорила это вслух, то вряд ли служанке пришла в голову мысль об интриге с аноним­ным письмом. Отсюда следует важный вывод: анонимное письмо не являлось источником возникновения бредовой идеи, которая существовала у женщины уже до того, как интрига с письмом вызвала у нее возбужденное состояние. В форме какого-то опасения или желания бредовая идея возникла у нее до происшедшего инцидента, и задача пси­хоанализа заключается в том, чтобы выявить, чего на са­мом деле женщина опасается или что представляет собой ее желание, невозможность реализации которого привела к бреду ревности.

Фрейд не имел возможности осуществить полный ана­лиз данного случая. В его распоряжении было только два часа работы с пациенткой, поскольку женщина не захоте­ла продолжать анализ, сославшись на то, что чувствует себя вполне здоровой. И тем не менее даже за это короткое время Фрейду удалось подметить такие «мелочи жизни», на основе которых он смог дать психоаналитическое тол­кование, проливающее свет на истоки происхождения бреда ревности женщины. Оказывается, она была влюбле­на в своего зятя, молодого человека, по настоянию кото­рого обратилась к Фрейду. Не осознавая своей влюблен­ности и принимая ее скорее всего за родственную неж­ность, женщина находилась во власти противоречивых чувств. С одной стороны, она была верной женой и любя­щей матерью. С другой — испытывала такие чувства к зятю, которые в ее понимании никак не могли быть соот­несены с добропорядочностью женщины. Вызванные двойственными чувствами переживания сопровождались вытеснением влюбленности в'зятя в бессознательное. Но, будучи в бессознательном, они оставались действенными, что привело к запуску механизм смещения, на основе ко­торого и возникла бредовая идея ревности.

Скрытый смысл образования бреда ревности мог со­стоять в следующем. Бедная женщина как бы спрашивала себя: «Если в своем пятидесятитрехлетнем возрасте я способна влюбиться в молодого мужчину, то почему мой старый муж не может иметь любовные отношения с мо-

лодой девушкой?» И тут же, предаваясь собственна фантазии, она сама себе отвечала: «Так и есть, муж не! рен мне, и, следовательно, мне не за что упрекать cef Эта фантазия настолько овладела бедной женщиной,» пытаясь спастись от укоров совести, она сделала все д того, чтобы перенести вину за свою влюбленность мужа. Оставалось только найти подходящий момент, как раз и представился в форме провоцирования служ^ ки, написавшей анонимное письмо, содержание KOTopojj было подсказано влюбленной в зятя женщиной. В связи 5 этим Фрейд подчеркнул: «Ее собственная любовь не осоЗ| навалась ею, но ее отражение, дававшее ей такие преиму щества, навязчиво осознавалось в виде бреда. Все довод! против него, разумеется, не достигали цели, потому направлялись лишь против отражения, а не против пер начального образа, которому оно было обязано своей с лой и который неприкосновенно оставался скрытым бессознательном» [1. С. 160].

Таким образом, в отличие от психиатра, психоанали^ тик попытался раскрыть мотивировку появления бредо-| вой идеи. Исходя из нескольких оброненных пациент-* кой замечаний, на основе которых было предложено^ психоаналитическое толкование истоков заболевания,? выяснилось существо бредовой идеи. Проявившийся у} пациентки бред ревности не являлся чем-то бессмыс-1 ленным и непонятным. Напротив, он был вполне моти-: вирован, имел определенный смысл и обнаружил непо-'; средственную связь с ее глубинными аффективными пе-^;? реживаниями. Бредовая идея возникла у пациентки в? качестве защитной реакции на бессознательные процес­сы, связанные с ее влюбленностью в зятя. Она представ­ляла собой отражение проекции ее собственного внут-рипсихического состояния на мужа. Как своего рода утешение, некий компромисс пациентки со своей сове­стью, бредовая идея обрела устойчивость и независи-. мость от реальности, стала самостоятельной и весьма j действенной. Причем, будучи необходимой и желанной, она оказалась обусловленной таким конкретным пере­живанием влюбленной женщины, который привел к по­явлению именно бреда ревности, а не какой-либо дру­гой бредовой идеи. Таковы, собственно говоря, резуль­таты понимания существа данного заболевания, кото­рые оказались доступными для психоанализа.

Фрейд отнюдь не считал, что предложенная им интер­претация истоков и существа описанного выше случая за­болевания является исчерпывающей. Если бы анализ про­должался дальше, то психоаналитику пришлось,бы отве­тить на целый ряд вопросов. В частности, почему, будучи счастливой в браке, женщина неожиданно влюбляется в своего зятя? Почему она влюбляется именно в него, а не в какого-то другого молодого человека? Что заставило ее выбрать такую стратегию, в результате которой попытка освобождения от укоров совести за свою влюбленность в зятя обернулась проекцией своего внутреннего состояния на мужа? Почему у нее не возникло иной, но также имею­щей защитную функцию проекции на свою дочь, в резуль­тате чего она могла бы направить бред ревности не на вер­ного мужа, а на жену зятя? Не было ли помимо влюблен­ности в зятя еще чего-то такого, что в конечном счете при­вело к возникновению бреда ревности?

Ответы на эти вопросы, несомненно, способствовали бы уточнению истоков и существа заболевания пациент­ки. Сама же постановка вопросов дает представление о том, в каком направлении развертывается деятельность психоанализа, насколько глубоко он исследует причины возникновения заболевания, как осуществляется раскры­тие смысла невротического симптома и чем, в конечном счете, он отличается от клинической психиатрии. Данный пример из собственной практики Фрейда как раз и был приведен им для того, чтобы более четко обозначить спе­цифику психоанализа.

Эта специфика заключается в том, что, в отличие от других специалистов в области медицины, психоаналитик не оставляет без внимания ни одну мелочь, ни одно симптомати­ческое действие пациента. Как часто можно наблюдать та­кую картину, когда сидящий в кабинете врач делает соот­ветствующие записи в карте больного, не обращая внима­ние ни на его приход, ни на его уход! Все, что не касается непосредственного осмотра больного или выслушивания жалоб от него, не представляет, как правило, никакого ин­тереса для врача. Другое дело психоаналитик, в глазах ко­торого любая мелочь, будь то непроизвольный жест, инто­нация голоса, ошибочное действие пациента, — все это имеет свое значение и смысл, раскрытие которых не толь­ко вносит дополнительные штрихи к общей картине забо­левания, но и дает подчас значительно больше для пони-

мания внутреннего состояния больного, чем лаборатор-;
ные анализы его. _:;.

Казалось бы, на первый взгляд нет ничего особенного! в том, что пациент забыл закрыть за собой дверь в прием- < ную. Для психиатра, как, впрочем, и для многих других*! специалистов в области медицины, это не более чем слу-*| чайность, не представляющая для него какого-либо пси-1 хологического интереса. В лучшем случае он просто не об- я ратит внимания на это симптоматическое действие, в худ- я шем — подумает про себя о невоспитанности больного и_г:| если само действие вызовет у него сильное раздражение, | то он в целях нравоучения рассерженным тоном сделает | ему замечание. Для психоаналитика данное симптомати­ческое действие пациента не является случайностью. Оно не бессмысленно. Напротив, в какой-то степени оно опре­деляет отношение пациента к врачу, имеет свой смысл и определенное намерение. Так, Фрейд подметил, что при­ходящие к нему на консультацию пациенты, как правило,.* забывали закрывать за собой дверь только тогда, когда в | приемной никого не было. Тем самым они как бы хотели выразить свое пренебрежительное отношение к врачу, j приемная которого пуста. Но никто из них не забывал за- | крыть за собой дверь в том случае, если в приемной нахо­дились другие люди. Никто из них не хотел, чтобы их раз­говор с врачом стал достоянием посторонних людей. Дру­гое дело, что связанное с забывчивостью пациента симп­томатическое действие, когда он оставляет открытой дверь, не осознается им самим. Оно совершается бессоз­нательно. Пациент как бы оказывается в неведении отно­сительно того, что он сделал. И тем не менее за этим симп- | томатическим действием скрывается определенное наме- | рение, выявление смысла которого становится предметом психоаналитической деятельности.

Вспоминаю следующий случай. По завершеним оче­редной встречи со мной пациентка, Марина, забыла на ве­шалке красивый шарфик. Если бы я уже не сталкивался с подобными случаями забывания и не был знаком с психо­аналитическими идеями, то скорее всего отнес бы это не­значительное событие к разряду случайных, не заслужива­ющих особого внимания. Но, рассматривая данное симп­томатическое действие в качестве полноценного психиче­ского акта, наделенного смыслом и имеющего определен­ное намерение, нетрудно было понять, что скрывается за

ним на самом деле. Учитывая атмосферу предшествующих сессий с Мариной и проработку тех проблем, которые вы­звали у нее потребность в дополнительных встречах со мной и сожаление по поводу того, что она не может оста­ваться у меня дольше заранее оговоренного и установлен­ного времени, не составляло труда предположить, как и почему произошло ее случайное действие.

Причиной забывания шарфика была отнюдь не рас­сеянность, поскольку Марина всегда отличалась пунк­туальностью и удивительной собранностью. Смысл симптоматического действия состоял в том, что ей хоте­лось оставить частичку себя в моем доме. Накануне мы обсуждали вопрос о том, какое воздействие оказывают на нее различные запахи, включая запах духов. При этом я спросил у Марины, как называются те духи, которыми она стала пользоваться в последнее время. В тот визит ко мне, когда она совершила данное симптоматическое действие, я почувствовал более сильный запах тех же са­мых духов. Забытый шарфик, источавший аромат тех ду­хов, действительно, целых два дня, то есть до следующе­го прихода Марины ко мне, невольно напоминал о ее су­ществовании. Ей все-таки удалось оставить частичку себя в моем доме. При последующем обсуждении этого симптоматического действия на сессии она даже не по­дала вида, что придает ему какое-то особое значение. И тем не менее по ее интонациям в голосе чувствова­лось, что «случайное» забывание шарфика доставило ей удовольствие. Только на следующей сессии Марина призналась, что какая-то, как она выразилась, «шальная мысль оставить след в моем доме» посещала ее, но она тут же отгоняла ее прочь и не вспоминала о ней.

Дата добавления: 2015-06-04