Основы психоанализа 20 страница

В терапевтическом анализе важно различать индивиду­альные и культурно обусловленные источники проблем (этнические стереотипы, нормы социального контроля, ролевые стандарты поведения и прочее). Как правило, последние легче осознаются, но их изменение требует роста личностной автономии и уменьшения зависимости (в том числе и от аналитика). В работе с культурными стереотипами наиболее перспективны юнгианские пред­ставления об архетипах коллективного бессознательного и лакановская теория Воображаемого.

[300]

Для психотерапии особенно важен анализ тех аспектов процесса моделирования окружающей действительности, в результате которых образ (картина или модель) мира становится источником психологических проблем и труд­ностей. Большинство из них лежат в сфере бессознатель­ного, причем если сама моделирующая функция психики просто не представлена в сознании (Фрейд называл это описательным (дескриптивным) бессознательным,), то ее изъяны и дефекты — это динамическое бессознательное (то, что возникает в результате вытеснения).

Терапевтический анализ (как и весь психоанализ вооб­ще) возможен благодаря тому, что психическая реаль­ность индивида выражается, объективируется в его речи. Разумеется, существует множество способов рассказыва­ния о себе и о мире, или форм объективации психичес­кой реальности. Более правильным будет говорить о сис­теме дискурсивных практик, характеризующих субъекта или принятых в данном обществе и культуре.

Иными словами, терапевтический анализ — это прежде всего анализ дискурса, речи клиента. Вместе с тем, психо­терапевтическое воздействие осуществляется также по­средством речи. На терапевтическом сеансе изменяются отдельные фрагменты психической реальности, имеющие отношение к возникновению психологических трудностей и проблем. В результате взаимодействия дискурсов тера­певта и клиента изменяются характеристики внутреннего опыта последнего, меняется свойственная ему система личностных смыслов. Психотерапевт, который хорошо умеет это делать, называется пансемиотическим субъектом.

Как можно стать полновластным "хозяином" дискур­са? Что лежит в основе формирования пансемиотических навыков?

Пансемиотическая функция заключается в осуществле­нии произвольного, целенаправленного выбора значений и смыслов, приписываемых реальности. Речь идет о вла­сти терапевта над процессами означивания (точнее, воз­можности выбора значений для тех или иных фрагментов опыта, его отдельных аспектов и свойств). Этот процесс имеет ряд ограничений, обусловленных, с одной сторо-

[301]

ны, природой самой семиотической системы, а с дру­гой — прошлым опытом субъекта (апперцепция).

В культуре стратегия означивания реальности задается схемой универсума70 и зависит от свойственной ей систе­мы кодов. Ограничения, налагаемые языком, заданы его собственной семантикой и синтаксисом, а также прави­лами языковой игры — необосновываемого, априорного знания, с помощью которого оценивается достоверность суждений о фактах реальности (Л.Витгенштейн). Припи­сывание значений (истинное — ложное, хорошее — пло­хое, реальное — выдуманное, важное — второстепенное) обусловлено культурой и языком, а сами факты действи­тельности по природе своей амодалъны, они "никакие". Их интерпретация происходит по правилам, определяе­мым не самой реальностью, а людьми. Факты объектив­ны, а правила конвенциональны, они обусловлены куль­турой и языком. Если правила изменяются (при том, что сами факты остаются прежними), возникает уже другая модель, и жизнь людей, руководствующихся ею, протека­ет совсем иначе.

Пансемиотический субъект не только обладает систе­мой правильных и точных вербальных репрезентаций собственного опыта, но и умеет изменять свойственные другим неадекватные представления о реальности, при­меняя эффективные стратегии и тактики речевого взаи­модействия. Он преобразует субъективную психическую реальность, изменяя описания этой реальности и связан­ные с ней значения и смыслы. Такой психотерапевтиче­ский семиозис (процесс порождения и изменения значе­ний в семиотической системе) может осуществляться как интуитивно (так называемые трансовые техники), так и сознательно, на основе отрефлексированных принципов и правил.

Пансемиотическая активность опирается на ряд нетра­диционных представлений о взаимоотношениях объек­тивной реальности (предметов и явлений) и ее описаний (высказываний и текстов). Только для наивного наблюда­теля они выглядят взаимоисключающими, пансемиотиче-

[302]

ский субъект трактует их как взаимодополняющие и вза­имозаменяемые.

Современная семиотика склонна рассматривать мен­тальное и материальное (психическое и физическое, текст и реальность) как функциональные феномены, раз­личающиеся не столько онтологически, сколько прагма­тически. Иными словами, их различная природа обуслов­лена в основном точкой зрения, умственной позицией субъекта. Как замечает В.П.Руднев, мы не можем разде­лить мир на две половины, собрав в одной символы, тек­сты, храмы, слова, образы, значения, идеи и т.п. и ска­зав, что это ментальное (психическое), а собрав в другой половине камни, стулья, протоны, экземпляры книг, на­звать это физической реальностью. Текст в качестве про­токола, описывающего реальность, соотносится с ней особым образом. В системе языка это отношение выра­жается категорией наклонения.

В русском языке есть три наклонения — изъявительное или индикатив ("Клиент говорит правду"), сослагатель­ное или конъюнктив ("Клиент сказал бы правду") и пове­лительное или императив ("Говорите правду, клиент!"). В индикативе субъект высказывания говорит о том, что имело место в реальности, что в ней происходило, про­исходит или будет происходить. Это рефлексивная мо­дальность, модальность факта, она определенным обра­зом скоординирована с действительностью, связана с ней отношениями взаимной зависимости.

Сослагательное наклонение описывает вероятностную ситуацию, возможность того, что какое-либо явление или процесс могли происходить, тот или иной факт мог иметь место в реальности. Это ментальная модальность, сфера свободной мысли, независимая от реальности. Повели­тельное наклонение — это высказывание субъектом сво­ей воли или желания, чтобы данное событие имело мес­то. Здесь перед нами волюнтативная модальность, предполагающая обратную связь между речью и реально­стью, одностороннюю зависимость.

Пансемиотический субъект обладает высокой степенью свободы в оперировании этими тремя наклонениями, в

[303]

качестве психотерапевта он легко и непринужденно пере­ходит от ментальной и рефлексивной модальности (мыс­лей о реальности и наблюдения над ней) к творению реальности, волюнтативу, выступающему в качестве ос­новного средства терапевтического влияния. Хороший психотерапевт в своей речевой практике успешно ис­пользует гибкую систему психологических модальностей. Последняя, по В.П.Рудневу [58], есть определенный тип состояния сознания в его отношении к реальности. Пси­хологический конъюнктив есть такое состояние созна­ния, при котором сознание и реальность связаны отно­шением взаимной независимости, психологический императив имеет место в случае, когда сознание вероят­ностно детерминирует реальность, психологическим ин­дикативом называют состояние, при котором сознание наблюдает за реальностью, фиксирует, описывает и ин­терпретирует факты. Произвольно изменяя эти модаль­ности, Пансемиотический субъект может изменять саму структуру психической реальности, а не только отдель­ные концепты, логику или правила интерпретации.

В основе пансемиотического поведения лежит эффек­тивная система языковых действий, подчиненная опреде­ленной внутренней логике и актуализируемая в ситуациях, вплетенных в соответствующий контекст лингвистической и нелингвистической практики. Культурный контекст рас­сматривается пансемиотическим субъектом как относи­тельный, а не абсолютный, ибо архэ, первооснова культур­ного универсума, является для него не скрытым, таинственным и необъяснимым началом, а знакомой, да­же приватной (privacy — частный, домашний) системой отсчета, удобной в обращении, многообещающей и понят­ной. При этом легко варьировать различные контексты, ре-интерпретировать события и ситуации, привносить но­вые, неожиданные смыслы в сложившуюся у другого чело­века систему представлений.

Качества, конституирующие пансемиотического субъек­та — это языковая интуиция и отточенный логико-лингви­стический анализ, вкупе с лингвистической компетентно­стью образующие неординарную языковую личность. В

[304]

процессе терапии она сознательно использует продуктив­ные стратегии семиотического моделирования, направляя процесс семиозиса (производства и трансформации смыс­лов и значений) в сторону инсайтов, способствующих луч­шему пониманию природы психологических проблем кли­ента и их разрешению.

Важнейшим профессиональным умением аналитика является способность рефлексировать психологические основы своего воздействия, его семиотические механиз­мы и выбирать на этой основе лингвистически адекват­ные (при высоком уровне мастерства — совершенные) формы речевого взаимодействия с клиентом. А это пред­полагает хорошее знакомство с дискурсивными практи­ками психотерапии и высокоразвитые навыки анализа дискурса клиента.

8.2. Дискурсивные практики психотерапии

Любая форма терапии, особенно аналитической — это прежде всего общение. Многообразие форм речевой и невербальной коммуникации в психотерапии с трудом поддается описанию и систематизации. Следует отме­тить, что даже телесно-ориентированные терапевтичес­кие подходы используют такие понятия, как "язык тела" (А.Лоуэн), "чтение жестов и поз" (В.Райх, М.Фельденкрайз), подчеркивая дискурсивный характер телесности человека в контексте психотерапевтического взаимодей­ствия. Остальные направления с самого начала своего развития формировались преимущественно как речевые практики — в особенности психоанализ, экзистенциаль­но-гуманистические школы, нейро-лингвистическое про­граммирование. Коммуникация, в результате которой це­ленаправленно изменяется система личностных смыслов (как осознаваемых, так и бессознательных), есть атрибут любого вида психологической помощи. Фактически все многообразие форм, направлений, школ и подходов пси­хотерапии можно рассматривать как систему дискурсив­ных практик, объединенных родственными принципами.

[305]

В качестве такой системы предметная область психоте­рапии представляет собой семиосферу — отграниченное, гетерогенное семиотическое пространство, вне которого психотерапевтические цели и ценности не работают и не живут. Именно семиосфера, обладающая связностью и структурой, управляет производством смыслов в психоте­рапевтической деятельности, обеспечивает возможность взаимопонимания терапевтов различных школ, теоретиче­ского и практического обобщения многообразия психоте­рапевтического опыта. Она же задает "русла возможной речи" о предмете, целях и задачах терапевтического воз­действия. Расширение последних заметно любому про­фессионалу — в пример можно привести изменение взглядов на природу и сущность нарушений в рамках кли­нических категорий психоза и перверсии, равно как и на возможность психотерапевтической работы с этими расст­ройствами, появившуюся после работ представителей те­ории объектных отношений и структурного психоанализа.

Семиосфера психотерапии включает не только сово­купность соотнесенных с друг с другом элементов психо­терапевтической теории и практики, но и ее эпистему, некое общее пространство знания, задающее способы фиксации и осмысления этих элементов. Вне такого про­странства (и даже на периферии его) способы восприя­тия, практики и познания, составляющие специфику психотерапевтической деятельности, лишаются своего смысла, а критерии ее эффективности утрачивают осно­вания. При этом особенностью психотерапии (по крайней мере, в нашей стране) является эклектическое смешение несводимых и противоречащих друг другу ког­нитивных установок, в результате чего феноменологиче­ское пространство всего, что называют и считают психо­терапией, представляет собой пеструю смесь, разобраться в которой нелегко даже опытному профессионалу.

Интерес к психотерапии испытывают многие люди, чья жизнь или работа в той или иной степени связана с общением и межличностным взаимодействием: врачи, педагоги, бизнесмены, социальные работники, государст­венные чиновники, юристы, представители сферы услуг

[306]

и торговли. Поэтому представляется чрезвычайно важ­ным выявить тот диапазон, ареал небессмысленного се-миозиса, за пределами которого коммуникацию и рече­вые практики нельзя считать психотерапевтическими в собственном смысле этого слова.

И в нашей стране, и за рубежом отсутствуют непроти­воречивые трактовки оснований для анализа и классифи­кации форм и методов психотерапевтического воздейст­вия. Так, известный американский психотерапевт и координатор исследований в сфере теории и практики психологической помощи Дж.3ейг для понимания про­цесса терапии и позиций занимающихся ею специалис­тов предлагает коммуникационную метамодель, включаю­щую в себя такие параметры:, позиция терапевта (личностная и инструментальная), представления о цели (различные у терапевта и клиента; последний нуждается в том, чтобы Конечная цель терапии была определенным способом "упакована"), индивидуальная специфика пси­хотерапевтической работы и ее эмоциональная ценность для клиента [см. 91, т.1, с.10-14].

К.Роджерс, один из основоположников экзистенциаль­но-гуманистического направления, полагает, что психо­терапевтическая теория должна отражать "последователь­ные, упорядоченные усилия выявить смысл и порядок явлений, относящихся к субъективному опыту" [91, т.3, с 21]. В соответствии с этими взглядами в любой терапии, по его мнению, основополагающими являются понима­ние основ человеческой природы, личные аспекты тера­певтических отношений, способы и формы реорганиза­ции Я клиента, интуиция и эмпатия психотерапевта. Р.Мэй, не менее известный авторитет и классик, считает, что почти для каждой проблемы есть своя форма тера­пии, и насчитывает их более трехсот. Даже краткий пере­чень попыток выделить и классифицировать основы психотерапевтической теории и практики наверняка по­требовал бы отдельной книги. А для обобщения результа­тов дискуссий о том, что считать психотерапией (и поче­му) понадобилось бы уже несколько томов.

[307]

Поэтому мне представляется разумным и целесообраз­ным анализировать психотерапевтическую деятельность со стороны ее предметной основы — речевого общения терапевта и клиента. С использованием аудио- и видеоза­писей терапевтических сеансов увеличились возможности точной и полной фиксации психотерапевтического дис­курса, а глубинная психология, семиотика и лингвистика предоставили широкий набор средств для его анализа.

Психотерапевтический дискурс в качестве речевой формы целенаправленного социального действия одной своей стороной обращен к конкретной прагматической ситуации, обуславливающей его понимание, связность, коммуникативную адекватность, набор устойчивых пред­почтений и т.п., а другой — к ментальным процессам те­рапевта и клиента, их субъективным стратегиям понима­ния и порождения речи. Он представлен множеством конкретных форм, точнее — дискурсивных формаций (термин М.Фуко), определяемых различными психологи­ческими теориями, концептами, тематическими выбора­ми и правилами применения. Отдельные направления и подходы ограничены не только способами вербального структурирования коммуникативного акта, но и соответ­ствующим тезаурусом (профессиональным словарем), на­бором ведущих метафор, конвенциональными нормами влияния имплицитными (само собой разумеющимися) представлениями, природой последних и т.п.

В отличие от дискурса, дискурсивную практику можно рассматривать как устойчивую традицию способов оперирования языком для изменения психической реаль­ности, выступающей в качестве основы (денотата или референта) дискурса субъектов межличностного взаимо­действия. Применительно к психотерапии следует посту­лировать единую целевую функцию таких изменений — помощь в разрешении психологических проблем и актуа­лизации резервов личностного роста. Существующее многообразие не пересекающихся психотерапевтических традиций предполагает, что каждая дискурсивная практи­ка (психоанализ, юнгианство, гештальт-терапия, дазейн-анализ и т.д.) имеет свои правила накопления, ис-

[308]

ключения и реактивации смыслов, формообразующие структуры и характерные виды семиотических связей в различных дискурсивных последовательностях.

Структурно-семиотический подход к описанию дис­курсивных практик психотерапии требует вычленения ос­новных признаков, которые отличают их друг от друга. Необходимое и достаточное число таких признаков опре­деляют следующие параметры:

	Параметр	Содержание	Примеры
	дейктические позиции субъектов дискурса	роль, статус, единство или конфронтация участников речевого акта	позиции ин-се, монитора отклонения в онтопсихологии А. Менегетти; Родителя, Взрослого, Ребенка в трансакционном анализе
	предпочитаемые типы речевых актов и рече-поведенческих действий	связь речи и поведения
	семиотические механизмы производства и их смыслов трансформации (семиозис)	структура индиви­дуального ментального пространства	семиотика слияния, ретро­флексии, сознавания в гештальт-терапии; опущения, искажения, генерализации, утраченного перформатива — в НЛП
	нормы симво­лической ре­ференции и метафорической коммуникации	система основ­ных понятий, отражение дина­мики психотера­певт. процесса	метафоры либидо и катексиса в психоанализе; персоны, тени и самости в юнгианстве
	дескриптивные и/или прескриптивные стратегии конечного результата (цели)	определение задачи психотерапевта	Фрейд: освобождение человека от его невроти­ческих симтомов; Юнг: содействие процессу индивиду ации
	легитимирующий метадискурс	философская методология

[309]

Выделение этих параметров не является произволь­ным, а обусловлено спецификой психотерапевтического общения. Последняя определяется распределением ком­муникативных ролей и позиций участников терапевтиче­ского процесса, их адресованными друг другу ожидания­ми, динамикой речевых инициатив, общепринятой или установившейся в конкретном случае очередностью гово­рения, слушания и молчания. Субъектами психотерапев­тического дискурса могут быть не только терапевт и кли­ент, но и группа, диада ко-терапевтов; наконец, в ряде направлений (юнгианство, структурный психоанализ, гештальт-терапия, трансактный анализ) в качестве субъек­тов выступают различные инстанции и подструктуры личности и психики.

Рассмотрим сами признаки более подробно.

1. Дейктические параметры указывают на роли, статус, единство или конфронтацию участников речевого акта. Они определяют временную и пространственную локали­зацию объектов высказываний, в наибольшей степени апеллируют ко внеязыковой действительности, лежащей в основе дискурса; в равной степени они ответственны за формирование контекста терапевтического взаимодейст­вия, обеспечивая семантическую связность дискурсов их участников. Определяя специфику референции (обраще­ния к действительности) в конкретной ситуации психоте­рапевтического взаимодействия, дейктические категории фактически определяют прагматику этой формы языко­вого общения.

Существуют психотерапевтические направления, в ко­торых главным фактором воздействия является именно необычный тип референции и дейксиса. Например, в онтопсихологии А.Менегетги дейктическим субъектом мо­жет выступать бессознательная внутренняя сущность человека (ин-се), противостоящее ей культурное образо­вание (монитор отклонений) и так далее. Примерно в та­кой же позиции находятся эго-состояния личности (Ро­дитель, Взрослый и Ребенок) в трансакгном анализе Э.Берна. Диссоциативные техники НЛП или гештальт-терапии смещают привычные дейктические отношения

[310]

клиента, благодаря чему изменяются его субъектные ха­рактеристики (различные типы идентичности, социаль­ные установки, роли).

2. Этот параметр подчеркивает характерную для психо­терапии особо тесную связь речи и поведения. Обилие тесно слитых друг с другом речевых и внеречевых акций, преимущественное использование истинностных параме­тров высказываний для регулирования межличностных отношений адресата и адресанта, а не только расширения их знаний и представлений — все это присутствует в ре­чевых практиках психотерапии. Речевые акты терапевта и клиента в качестве единиц социоречевого поведения, рассматриваемые в рамках прагматической ситуации, яв­ляются наиболее удобными и естественными единицами членения психотерапевтического дискурса.

3. Изменение прежних и порождение новых смыслов, активный семиозис составляет основное содержание пси­хотерапевтической деятельности, ее сущность. Целена­правленное изменение системы значений и личностных смыслов, представленных в индивидуальном опыте кли­ента, происходит благодаря формированию единого семи­отического пространства, структуру, внешнюю и внут­реннюю границу которой контролирует психотерапевт. Оперируя значениями (в том числе ассоциативными, коннотативными), предлагая интерпретации, он изменя­ет структуру индивидуального ментального пространства, вписанного в общее (совместное) пространство психоте­рапевтического дискурса. Кроме того, он может действо­вать также и как пансемиотический субъект, преобразуя режим, направление и структуру информационных про­цессов в тексте, описывающем жизнь клиента.

Психотерапевт выбирает семиотическую стратегию в рамках одного или нескольких терапевтических подхо­дов, равно как и точку приложения своих усилий. В за­висимости от того, является ли этой точкой бессознатель­ная сфера психики (все виды глубинной, аналитической психотерапии), мышление и сознавание (когнитивная психотерапия, гештальт-терапия), эмоции и чувства, про­цесс сопереживания (роджерианство), итоги восприя-

[311]

тия — сенсорно-перцептивный опыт и его словесное во­площение (нейро-лингвистическое программирование), человеческое тело и процессы в нем (телесно-ориентиро­ванные подходы), семйозис имеет определенную качест­венную специфику. В любом случае психотерапевт как субъект-профессионал опирается на соответствующие на­учные знания и представления, имеет сознательную стра­тегию влияния на клиента, владеет конкретными техни­ками воздействия и способен выделить (эксплицировать), описать и объяснить психологические механизмы своей деятельности.

Текст, создаваемый высказываниями клиента, имеет раз­ное отношение к его жизненной реальности. Клиент может сознательно или неосознанно приукрашивать или прида­вать гротескные черты событиям своей жизни (презентативный иллюзионизм), быть точным (авторепрезентация) или рассказывать вещи целиком выдуманные (антирепре­зентация) — в любом случае взаимная рефлексия и пони­мание возможны лишь при реконструкции подлинных значений и смыслов. Эти механизмы описывают психоте­рапевтическую технику на семантическом уровне — уровне значений и смыслов. Прагматическая (уровень действий) и синтаксическая (уровень отношений) стороны процесса смыслопорождения представлены иначе.

Синтаксический уровень психотерапевтического семиозиса задается отношениями между его знаками и пред­ставлен собственно общением, коммуникацией терапевта и клиента, его динамикой в единстве с семиотической специализацией дискурса. В качестве механизмов на этом уровне работают реляция, референция и импликация71, обеспеченные правилами избранного терапевтом направ­ления или подхода.

Наконец, прагматический уровень, задающий отноше­ния знаков к их пользователям или интерпретаторам, представлен семиотикой соответствующих терапевтичес­кому направлению или подходу психологических меха­низмов (в гештальт-терапии это семиотика слияния, рет­рофлексии, сознавания, ухода, в НЛП — семиотика опущения, искажения, генерализации, утраченного пер-

[312]

форматива). Единая для всей психотерапевтической семиосферы предметная область функционирования цело­стного человека неодинаково членится и описывается на разных языках, с использованием различных метафор.

4. Метафорическая коммуникация, этот непременный атрибут психотерапевтического дискурса, занимает важ­ное место в теоретических основах большинства психоте­рапевтических школ, формируя систему основных поня­тий. Примерами таких системообразующих метафор являются либидо и катексис в психоанализе, персона, анимус, тень и самость в юнгианстве, панцирь (броня) и оргон в телесной терапии, якорь в НЛП, перинатальная матрица в трансперсональной терапии Ст.Грофа. Хорошо и точно подобранные индивидуальные метафоры обеспечивают высокий уровень взаимопонимания в процессе терапии.

Психотерапевтический дискурс по своей природе мета­форичен, что обусловлено семиотическими свойствами метафоры как оборота речи (тропа). Метафоре свойст­венны: слияние в ней образа и смысла; контраст с обы­денным называнием или обозначением сущности пред­мета; категориальный сдвиг; актуализация случайных связей (ассоциаций, коннотативных значений и смыс­лов); несводимость к буквальному перефразированию; синтетичность и размытость, диффузность значения; до­пущение различных интерпретаций, отсутствие или нео­бязательность мотивации; апелляция к воображению или интуиции, а не к знанию и логике; выбор кратчайшего пути к сущности объекта. Все эти характеристики нахо­дят применение в той спонтанной, почти неуловимой и одновременно целесообразной игре личностных смыслов и значений, которая и составляет динамику психотера­певтического процесса.

5. Представление о цели и способах ее достижения — со­относит общее понимание целей психотерапии (профес­сиональной помощи при психических и личностных рас­стройствах легкой и средней степени тяжести, содействии в разрешении проблем и преодолении психологических затруднений, в актуализации резервов личностного роста)

[313]

и конкретные формы их достижения, зависящие от спе­цифики направления или подхода.

Психотерапевты различной ориентации по-разному описывают задачи своей работы. Зигмунд Фрейд говорит, что психоаналитическая терапия — это освобождение че­ловека от его невротических симптомов, запретов и ано­малий характера, Карл Густав Юнг называет ею содейст­вие процессу индивидуации, личностного роста. Ролло Мэй считает самым важным развитие человеческой сво­боды, индивидуальности, социальной интегрированности и духовной глубины. Отго Кернберг работает с проблема­ми объектных отношений, Хайнц Кохут исследует процесс развития и становления Самости (сущности человеческо­го Я), Эрик Эриксон трактует личностные проблемы как нарушения психосоциальной идентичности. Фредерик Перлз учит сознаванию, Антонио Менегетги — умению слушать голос своей сущности (ин-се) и игнорировать идущие во вред здоровью личности влияния монитора отклонений (источника искажений и помех в системе психики). Людвиг Бинсвангер стремится понять уникаль­ность бытия человека в мире на основе анализа экзистен­циального априори его существования. Эрик Берн расска­зывает о манипуляциях и играх в отношениях между людьми, описывает жизненные сценарии, которые дети на­следуют от родителей, Вильгельм Райх и Александр Лоуэн сосредоточены на телесных коррелятах невротических нарушений характера. Джон Гриндер и Ричард Бэндлер помогают распознавать ограничения в моделях окружаю­щей реальности и расширяют возможности выбора и принятия решений, Вирджиния Сейтер устраняет некон­груэнтность в поведении. Виктор Франкл содействует процессу поиска и нахождения смысла человеческой жизни, Ирвин Ялом помогает освободиться от экзистен­циальной зависимости, Носсрат Пезешкиан учит видеть позитивные стороны жизненных событий, Пауль Тиллих — мужеству быть.

6. Наконец, необходимость вьвделения шестого — узаконивающего — параметра обусловлена многочисленны­ми попытками сторонников различных психотерапевти-

[314]

ческих школ легитимировать свои "правила игры" в ка­честве наилучших или единственно правильных. Легити­мирующий дискурс научной теории в отношении собст­венного статуса принято называть философской методологией [Ж.-Ф.Лиотар, см. 116]. В психотерапии этот метадискурс весьма и весьма специфичен. Напри­мер, психоаналитики рассматривают калифорнийские школы (НЛП, эриксонианство) как пример легковеснос­ти и антиинтеллектуализма. Друг друга они упрекают в мистицизме (самым виновным считается юнгианство72), выхолащивании и примитивизме аналитической практи­ки вследствие измены духу фрейдовского учения (Ж.Лакан об американском психоаналитическом движении и это -психологии) и т.п.

Типологический анализ и описание дискурсивных практик психотерапии требует не только формализации оснований для их выделения, но и учета особенностей конституирующей активности самих практик. Вполне очевидна возможность существования внутри одной и той же дискурсивной практики различных, противопо­ложных, а то и взаимоисключающих мнений, противоре­чащих друг другу выборов. Иными словами в психотера­пии, помимо структурного или генетического родства школ и подходов, существует также и система рассеива­нии (термин М.Фуко), формы распределения дискурса внутри отдельных практик и психотерапевтической семиосферы в целом.

Предельно индивидуализированный, субъективный ха­рактер психотерапевтического дискурса предлагает каж­дому терапевту множество различных возможностей, то­чек выбора речевых стратегий и форм реализации речевой интенции. В речевой практике отдельного субъ­екта (психотерапевта) наряду с постоянными темами, концептами и мнениями остается место для неосознава­емых интересов, внутренних конфликтов, интуитивных догадок, обуславливающих тематические предпочтения среди стратегических и технических возможностей вы­бранного направления или подхода.

Дата добавления: 2015-06-04