Слой 7. Психологическая метафизика 4 страница

Как они все между собой договорились, я не знаю, но строительной жертвой, замурованной в фундамент новой Науки, сделали ассоциативную психологию по

Глава 5. Интенционалъность сознания. Брентано

принципу: нет науки, нет проблемы. А еще точнее, виноватым в неуспехе философии в битве за царский трон кого-то надо было сделать, чтобы можно было на него свалить вину за неудачи. Соответственно, раз виноватый виноват, то он и не прав. Причем, целиком и в каждой частности!

А между тем, еще в начале XX века люди, помнившие, что такое ассоциативная психология, с сожалением рассуждали о том, что недостатки ас-социанизма не оправдывали того, что из жизни была выкинута действенная психологическая школа. Приведу несколько строк из статьи, которой переводчик Александра Бэна Владимир Ивановский сопроводил издание в 1906 году его «Психологии».

«С другой стороны, ассоционистское воззрение на духовную жизнь, которое упрекают за то, что оно как бы механизирует психику, оказывается необычайно плодотворным при практических применениях психологических теорий» (Ивановский Вл. От переводчика // Бэн. Психология, т. II, с. V).

По одну сторону Психологии сознания стоит школа, которая говорила не об актах и процессах, а о содержаниях и состояниях сознания, по другую — столь же отрицавшаяся и Вундтом и Брентано психологическая школа, опять работающая с содержаниями, только теперь как сознания, так и бессознательного. И это опять очень действенная, по сравнению с академической, психология — психоанализ. Есть странность в том, что академические школы упорно не хотят задуматься над этой действенностью тех психологии, которые видят сознание не как процесс или направленность. За этим упорством, наверняка, скрывается какое-то важнейшее условие существования Психологии как Науки.

Однако, я не могу сейчас вдаваться в этот вопрос и просто попробую понять, как же Брентано видел сознание. Ну и, соответственно, что позаимствовали от него современные Философия и Психология.

В самом общем и упрощенном виде Брентано изложил свое понимание сознания в докладе «О происхождении нравственного познания», который прочитал юристам в Венском юридическом обществе в 1889 году. Обычно учебники и философские словари ограничиваются именно таким пониманием его видения сознания. Поэтому я просто приведу 19-е и 20-е рассуждения этого доклада как можно подробнее, чтобы сделать этот источник доступным. Само собой понятно, что, рассказывая о сознании непрофессионалам, Брентано предельно упростил все свои мысли:

«19. Все вообще психическое характеризуется одной чертой, которую часто обозначали термином — к сожалению свободно допускающим произвольные толкования,— "сознание", то есть характеризуется субъективной установкой, так называемым интенциональным отношением к чему-то такому, что, возможно, не будучи предметно дано в действительности, дано, тем не менее, имманентно (то есть как пребывающее внутри сознания — АШ).

Нет слышания без того, что слышат, веры — без того, во что верят, надежды — без того, на что надеются, стремления — без того, к чему стремятся, радости — без того, чему радуются, и так во всем» (Брентано, с. 48).

Основное — Море сознания — Слои философии — Слой 7

В сущности, это непрямое определение сознания с уточнениями. Его можно вычленить из сказанного: сознание — это черта или свойство всего психического. Какое? Сознание — это способность психического обладать «субъективной установкой», которая является «интенционалъным отношением». Иными словами. Сознание есть способность осознавать то, что делаешь. Это если предельно упростить. Если же не упрощать, то возникают вопросы: например, а кто «носитель сознания»? Раз речь заходит о «субъективной установке», значит, субъект, то есть Я?

Но когда я верю — я не осознаю веру, а верю, и когда радуюсь — не осознаю, а радуюсь. Конечно, я могу и осознать, что радуюсь, но тогда я буду не радоваться, а осознавать. Это значит, что, введя в качестве деятеля сознания Я, мы лишаем себя возможности говорить обо всех этих действиях, как о составных частях сознания. Единственное место для сознания здесь остается в том, что радуясь, я радуюсь, конечно, но при этом осознаю себя радующимся. Но радость эта может быть названа моим чувством, но не частью моего сознания. Для того, чтобы у сознания появились части, оно должно обрести какую-то самостоятельность, некое собственное существование. Иначе все придет в противоречие.

Чувствуя это противоречие, Брентано уклоняется от философского подхода в игры с психологическими терминами и говорит как бы не о сознании, а о психике:

«2ft Интенциональные отношения в созерцаниях с психическим содержанием обнаруживают столь же многообразные различия, что и чувственные качества в созерцаниях с физическим содержанием репрезентации (то есть представления — АШ). И как там на основании глубоких различий чувственных качеств (которые Гельмгольц назвал различиями модальности) устанавливается количество чувств, так и здесь на основании глубоких различий интенцио-нальных отношений определяется количество классов основных психических феноменов.

По этому принципу различаются три основных класса. Декарт в своих "Размышлениях"первым описал их полно и верно. <...>

Первый класс — это класс представлений в самом широком смысле слова (ideae Декарта). <...>

Второй класс — класс суждений (judicia Декарта). <... >

Третий — это класс эмоций» (Там же, с.49—50).

Как вы понимаете, Декарт тут притянут за уши, потому что он психикой не занимался, даже если и говорил об ideae и judicia, он исследовал cogito, то есть работу разума или ума, если брать в широком смысле. Но при переводах это еще весьма неопределенное во времена Декарта понятие «ум» частенько оказывалось сознанием. Это значит, что спрятаться за неопределенным выражением «вообще психическое» нельзя. Соответственно, нельзя и принять такое невнятное определение, и есть смысл заглянуть в исходную для него работу — «Психологию с эмпирической точки зрения».

Начну с того, что все это объемное сочинение начинается с главы «Понятие и цель психологии», где, как вы можете догадаться, Брентано решает

Глава 5. Интенционалъностъ сознания. Брентано

задачу, как сделать из Психологии уважаемую Науку. К сожалению, в переводе с английского издания:

«Другие науки, в действительности, только основание; психология, как это было, увенчивающая вершина. Все остальные науки приуготовление к психологии: она зависит от них всех. Но она, как сказано, оказывает на них сильнейшее обратное влияние. Предполагается, что она обновит всю человеческую жизнь и ускорит и гарантирует прогресс.

И если, с одной стороны, она оказывается шпилем башни здания науки, с другой стороны, ей предназначено стать основанием общества и его благороднейшим приобретением и, на основании этого факта, стать основой всех научных начинаний как таковых» (Brentano, Psychology..., с. 3).

Как мы все прекрасно знаем, общество на основе естественнонаучной Психологии действительно родилось буквально через считанные годы после написания этих строк, но вокруг психологии Вундта. А психология Брентано была в последствии причислена к Метафизике и забыта. Для того, чтобы причислить ее к Метафизике, были вполне определенные основания — он выводит свое понятие психологии прямо из Аристотелевских рассуждений о природе души.

«1. Слово "психология"означает науку о душе» (Там же, с. 3).

Это, как и многое другое у Брентано, тоже натяжка и подгонка под желаемое. Логос в психо-логии — это не наука вообще, и уж тем более не наука, как ее понимал сам Брентано.

«В действительности Аристотель, который создал первую классификацию наук и изложил их отдельные ветви в отдельных сочинениях, озаглавил одну из своих работ peri psyche (о душе).

Он подразумевал под "душой " природу, или, как он предпочитал выражать это, форму, начальное движение, начальную жизненность живых существ, и он считал что-то живым, если оно питает себя, растет и воспроизводит, а также одарено способностью к ощущению и мысли, или обладает хотя бы одной из этих способностей.

Хотя он был далек от приписывания растениям сознания (consciousness), он рассматривал растительное царство живым и одаренным душой. <...>

Вот круг вопросов, которыми ограничивала себя вначале психология. Однако позднее ее поле было существенно сужено. Психологи больше не обсуждают растительную жизнь.

Па том основании, что оно не обладает сознанием, целое царство растительной жизни перестало рассматриваться в их исследованиях. Тем же образом, как и растения, из поля их исследований были исключены животное царство и неорганические вещи. Это исключение было также расширено и на явления, близко связанные с чувственной жизнью, как нервная система и мускулы, так что их исследование стало делом скорее физиологов, чем психологов.

Сужение вотчины психологии не было капризом. Наоборот, это оказалось очевидной поправкой, необходимо вытекающей из природы самого предмета. В действительности, только когда удается свести в нечто единое все связанные

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 7

поля и отделить все несвязанные, можно правильно проложить границы между науками, а их классификация начинает служить прогрессу науки.

Л явления сознания взаимосвязаны в высочайшей степени» (Там же, с. 4).

Таким образом, понятие «сознания» оказывается основой всей психологии Брентано. Естественно, он не мог постоянно употреблять его в бытовом или «обычном для всех психологов» значении. И он действительно задумывается над тем, что же такое сознание, во второй книге своей «Психологии» в главе «Внутреннее сознание» (Inner consciousness).

«1. Споры о понятиях, обозначаемых тем или иным термином, далеко не всегда бесполезные ссоры из-за слов. Иногда это вопрос установления условного значения слова, от которого всегда опасно уклоняться. Однако частенько задачей является найти естественные границы однородного класса.

Очевидно, именно этот случай мы имеем в споре о значении термина "сознание " (consciousness), если не рассматривать это как игру словами. Ведь здесь нет вопроса о том, что существует общепринятое единственное значение этого термина.

Очерки разнообразного использования этого термина, сделанные Бэном в Англии и Хорвичем в Германии, показывают это без сомнения.

Иногда мы понимаем его как память о наших предыдущих действиях, особенно если они были нравственной природы, как если бы мы сказали: "я не осознаю себя виноватым ". В других случаях мы обозначаем им все виды непосредственного знания о движениях собственно ума, особенно восприятие, сопутствующее тому, что думаем прямо сейчас [осознавание происходящей работы ума]. К тому же мы используем этот термин в отношении внешнего восприятия, как когда, к примеру, говорим о человеке, который просыпается ото сна или выходит из обморока, что к нему возвращается сознание.

И мы называем состояниями сознания не только восприятие и думание (perceptions and cognitions), но также и представление. Если что-то появляется в нашем воображении, мы говорим, что оно появилось в нашем сознании. Некоторые люди любое движение ума называют сознанием, будь то идея, мысль (cognition), ошибочное мнение, чувство, движение воли или любой другой вид умственных явлений.

И психологи (конечно, не все) склонны придавать именно это значение слову сознание, когда они говорят о единстве сознания, то есть о единстве одновременно существующих умственных явлений.

Для любого данного использования слова нам придется решить, не будет ли оно более вредоносно, чем полезно. Если мы хотим подчеркнуть происхождение термина, без сомнения, нам пришлось бы воспротивиться использованию его для обозначения познавательных явлений, всех или части. Но очевидно, что в этом нет смысла, потому что слова часто меняют свое значение, по сравнению с исходным, и это никак не вредит. Очевидно, что гораздо выгоднее использовать этот термин таким образом, чтобы обозначить важный класс явлений, особенно если учесть, что подходящее имя для него отсутствует, и мы заполняем им ощутимый разрыв.

Глава 5. Интенционалъностъ сознания. Брентано

По этой причине я предпочитаю использовать его [слово "сознание "] как синониме "ментальными феноменами" или "ментальными актами". Во-первых, потому что постоянное использование этих составных обозначений будет обременительным из-за громоздкости и, более того, термин "сознание ", поскольку он относится к объекту, который осознается сознанием (переводчик привел исходное немецкое выражение: von welchem das Bewusstsein Bewusstsein ist — АШ), выглядит приемлемым для описания умственных явлений точно на языке различающих характеристик, то есть с помощью качества, направленного (ин-тенционалъного) вживания в объект, для чего в общем языке отсутствует слово» (Там же, с. 101—102).

Последнее рассуждение Брентано получилось не таким простым и ясным, как предыдущие. Думаю, потому, что здесь впервые появляется его знаменитое понятие интенциональности, которое, как я уже говорил, мною ощущается вовсе не таким уж однозначным. Возможно, Брентано и сам это бессознательно ощущал, поэтому побаивался и начинал усложнять свои мысли.

Кстати, далее он переходит к длинному исследованию того, возможно ли «бессознательное сознание». Ответ, как вы догадываетесь, именно такой, как и Вундта: психоанализ не пройдет!

«На вопрос: "Существует ли бессознательное сознание?"(Is there unconscious consciousness) — в том смысле, в каком мы его сформулировали, должен быть дан твердый ответ: "Нет "» (Там же, с. 137).

Война Богов. Почему? И кому должен?

Сделаю предположение. Бессознательные содержания сознания — это нечто, что соткано из той же материи, что и сознание, но не осознается мною в настоящее время по той или иной причине. Сознание, о котором идет речь, в таком случае оказывается чем угодно, но отнюдь не только способностью осознавать. Способность осознавать — это, как получается, некое свойство моего сознания, которым я пользуюсь для того, чтобы обретать знания и действовать.

Сознание Брентано — то есть способность осознавать — это постоянно действующее орудие наблюдения за самим собой. Ты можешь что-то не осознавать в себе, то есть нечто может выпадать из луча осознавания, но от этого оно не становится неосознаваемой частью сознания. Оно совсем иной природы. И эта природа не меняется, когда вещи попадают в осознавание или выпадают из него.

Формально Брентано совершенно прав. Но психоаналитики зарабатывают лучше его последователей, потому что пациентам нет дела до формальных игр и философий, им есть дело до излечения или очищения. Сознание Брентано чистить нельзя. С ним вообще ничего нельзя делать. Оно просто есть, а ты обречен с ним жить.

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 7

Глава 6. Описательная психология Дильтея

Вильгельм Дильтей (1833—1911) считается основоположником Философии жизни. В 1870 году, будучи одним из попечителей архива немецкого религиозного философа Фридриха Шлейермахера, он пишет исследование, посвященное его философии, — «Жизнь Шлейермахера». Там он заявляет главные цели всего своего поиска: «внутренняя взаимосвязь душевной жизни и герменевтика как наука, истолковывающая объективации человеческого духа» (Михайлов, Дильтей // НФЭ, т. 1, с. 664).

Иными словами, с 1870 года Дильтей пытается исследовать дух, а точнее, самого себя через те проявления духа, которые доступны наблюдению. Очевидно, он довольно быстро осознал, что дух не может исследоваться естественнонаучным способом. Для этого должен существовать самостоятельный метод. Самое малое отличие Наук о духе от естественных в том, что человеческое сознание не механично, а исторично. В этом Дильтей был поразительно близок взглядам Кавелина, создавшего образ Культурно-исторической психологии в 1872 году в «Задачах психологии». Но чтобы дойти до собственно психологии, Дильтею потребовалось еще четверть века, за которую он создал «Введение в науки о Духе».

Как и у Герберта Спенсера, этот том, предположительно, должен был открывать целый ряд наук, и поэтому Дильтей добавил к названию: «Опыт полагания основ для изучения общества и истории». Однако, в отличие от Спенсера, этот опыт Дильтея оказался не утверждением каких-то надуманных первопринципов, а исследованием. Насколько оно было удачным, вопрос спорный. Но то, что в итоге Дильтей приходит к 1894 году к созданию Описательной психологии — показательно. Если подойти к вехам его жизни герменевтически, то есть видя их как знаки или символы, которые можно толковать, то переход к описанию душевных явлений от полагания основ означает, что исследователь завершил первый круг исследования и понял, что надо все начать сначала. А для этого нужно научиться делать более качественное описание предмета своего исследования, чем то, что имелось раньше. А раньше, похоже, это описание было в изрядной части бытовым и неосознанным. Так сказать, само собой разумеющимся.

Как пример приведу слова Н. Плотникова из посвященного философии Дильтея исследования «Жизнь и история»:

«Центральным понятием в изложении принципа феноменальности является понятие "фактов сознания ". Дильтей нигде специально не определяет, что такое факт, полагаясь на его распространенное употребление в тогдашней дискуссии. В этом он оказывается истинным "сыном своего времени "— представителем позитивистского самосознания науки, для которого руководящим принципом является "стремление к фактам " в смысле определенной реальности, конституируемой в научном опыте» (Плотников, с. 112).

Война Богов. Если учесть, что Дильтей, в сущности, воюет с Позитивизмом и естественнонаучной ограниченностью, то это свидетельство силы позитивистского

Глава 6. Описательная психология Дильтея

подхода к жизни, поразившего умы человечества и ставшего основой всего бытового уровня научного мышления.

Независимо от того, прав я или нет, видя «Описательную психологию» как своего рода диалектическое отрицание «Наук о духе», начать надо с того понятия сознания, которое он использует во «Введении в науки о духе». Тем более, что оно определенно является одной из тех «основ», которым посвящена книга.

Первый том «Введения в науки о духе» выходит в 1882 году. Самое краткое описание дильтеевского понимания сознания можно взять из Философской энциклопедии, поместившей прекрасную статью о Дильтее И. Михайлова:

«Под влиянием немецкой традиции исторического мышления Дильтей намеревался дополнить "Критику чистого разума" Канта собственной "критикой исторического разума". <...>

Вместо "познающего субъекта ", "разума " исходным становится "целостный человек ", "тотальность " человеческой природы, "полнота жизни ". Познавательное отношение включается в более изначальное жизненное отношение: "В жилах познающего субъекта, которого конструируют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжиженный сок разума как чистой мыслительной деятельности. Меня же психологическое и историческое изучение человека вело к тому, чтобы положить его — во всем многообразии его сил, как желающее, чувствующее, представляющее существо — в основу объяснения познания ".

"Cogito "Декарта и "я мыслю " Канта заменяется у Дильтея данным в самосознании единством "я мыслю, я желаю, я боюсь ". Общность с идеалистической традицией сохраняется в том, что исходным в науке о человеке по-прежнему для Дильтея остается сознание, а не какие-либо факты, лежащие за его пределами.

Сознание понимается как целостный исторически обусловленный комплекс познавательных и мотивационных условий, лежащих в основе опыта действительности. Сознание — переживаемый человеком способ, которым нечто для него "есть ", несводимый к интеллектуальной деятельности: сознанием является воспринимаемый аромат леса, наслаждение природой, воспоминание о событии, стремление и т. п., — то есть различные формы, в каких проявляет себя психическое. Все предметы, наши собственные волевые акты, мое "Я"и внешний мир даны нам прежде всего как переживание, как "факт сознания " (принцип феноменальности).

Форму, в которой нечто может быть данным в сознании, Дильтей называет "осознаванием" (innerwerden), иногда — "переживанием "» (Михайлов, Дильтей // НСЭ, т. 1, с. 664-665).

Надо отдать должное Михайлову — для словарной статьи это хороший рассказ, но понять из него, что же такое сознание у Дильтея, мне трудно. Поэтому я воспользуюсь рассказом еще одного нашего философа, посвятившего Дильтею целое исследование. Это исследование, сделанное Н. Плотниковым, предпослано русскому изданию «Введения в науки о духе», а значит, позволяет сверить мысли авторов со словами самого Дильтея.

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 7

В сущности, философия Дильтея уже в силу одного только того, что направлена на познание духа психологически, является самопознанием. Но самопознание возможно разным способами, единственное, что присутствует во всех, — это «заглядывание в себя». То, как исследователи вглядываются в самих себя, и определяет отличия школ. Дильтей тоже охотится за «внутренним опытом», но отрицая способы, предложенные эмпирической, то есть построенной на опыте, психологией, начиная с Локка. Вот как об этом рассказывает Плотников:

«Локк понимает под внутренним опытом совокупность техник самонаблюдения ("reflection "), с помощью которых мы из данных внутреннего восприятия получаем знание о собственной душе. Причем, внутренний опыт обладает здесь более несомненной достоверностью, чем внешний, поскольку о предметах внешнего мира мы имеем лишь опосредованные чувствами знания, о самих себе — непосредственное.

Кант, правда, оспорил в своем "Опровержении идеализма " преимущество внутреннего опыта, доказывая, что "наш внутренний <...>опыт возможен только при допущении внешнего опыта ", ибо сознание самого себя предполагает отличение себя от вещей внешнего мира, воздействующих на чувственность. <...>

Понятие внутреннего опыта Дильтея по существу противоположно такой псевдоэкспериментальной технике "заглядывания вовнутрь ". Никакого прямого доступа к внутреннему миру субъекта не существует. Да и само представление о некой "внутренней сфере"души — не более чем иллюзия» (Плотников, с. 104).

Этого я, честно признаюсь, не понимаю.

К сожалению, далее Плотников говорит так сложно, что я не понимаю и последующего. Ну, например: «То, что Дильтей называет "внутренним опытом ", представляет по своей структуре опыт персональной идентичности субъекта в его отношении к миру» (Там же, с. 105).

Я думаю, что Дильтей, как и Кавелин до него, просто считал, что дух надо изучать не только самонаблюдением, но и по плодам его деятельности, воплощающимся в вещах, культуре и истории. Что, конечно же, не отменяет «заглядывание в себя». Но это думаю я.

Дильтей, как считает Плотников, «еще не преодолел рамок философии сознания» (Плотников, с. 107). Той самой философии, о которой я и рассказываю, начиная с Декарта, как о Метафизике. Но какое-то отличие у него уже появляется, и движется он в сторону герменевтического толкования, вскрытия того, что скрывается за способам объяснения и изложения. Плотников рассказывает:

«Такую трансформацию можно наглядно продемонстрировать на примере центрального понятия когнитивной философии— понятия сознания.

Сначала Дильтей утверждает невозможность определения сознания в силу замкнутости подобного определения на само определяемое: всякий акт определения будет всегда актом сознания, в котором определяемое оказывается уже задействованным. Поэтому "выражение сознание (conscientia) не может быть определено, а лишь показано в качестве далее неразложимого результата ".

Глава 6. Описательная психология Дилътея

Однако в ходе дальнейшего разбора Дильтей ослабляет такое эмфатическое (гр. emphasis — выразительный, подчеркнутый — АШ) понятие сознания, истолковывая его как некоторую абстракцию, выражающую "то общее, чьим следствием является 'наличие-для-меня' определенных содержаний ".

Сознание в таком смысле, отличном от полноты "психической жизни ", представляется обобщающей схемой отдельных отношений или способов, какими наличествуют для меня определенные "содержания сознания". <...>

Всякое представление о сознании как некой "сфере ", в которой разыгрывается процесс познания, критикуется Дильтеем как опредмечивающая "субстантивация "понятий, характеризующих лишь присутствующий в акте способ "на-личия-для-меня". "Из этой субстантивирующей формы понятий возникает заблуждение, рассматривающее сознание как некое пространство, в которое вступают восприятия и представления и которое они затем покидают, или как некую их сохраняющую силу, свет которой освещает лишь определенный круг восприятий и представлений ".

Равньш образом как заблуждение следует отклонить интерпретацию сознания, видящую в нем лишь эпифеномен (побочное явление — АШ) определенных функций мозга (XIX, 19) и на этой основе рассматривающую ощущение и восприятие как некие самостоятельные "реальные"процессы, приводимые в действие биологическими и нейрофизиологическими механизмами. <...> К тому же такая натуралистическая интерпретация сознания попадает в порочный круг: ведь если чувственное восприятие и так далее — это реальные процессы,то они должны быть в свою очередь восприняты, то есть должны перейти из модуса (латинское — мера, образ, способ — АШ) реальности в модус осознанности. Тем самым констатация эпифеноменальности сознания, то есть зависимости сознания от нейрофизиологических механизмов, оказывается сознательным действием прежде всякого полагания реального предмета, или, вернее: сознание является условием полагания реальности» (Там же, с. 107—109).

Итак, если я правильно понимаю Плотникова, а он для моего понимания не прост, Дильтей сначала определяет, чем не является сознание. И оно для него не является: 1) пространством, в которое входят и выходят восприятия и представления; 2) сохраняющей восприятия и представления силой, которая подобно свету осознавания, освещает определенный круг восприятий и представлений; 3) итогом деятельности или побочным продуктом нервной системы.

А чем же оно в таком случае является, возникает вопрос? Но тут Плотников опять становится сложным. Он не говорит, как Дильтей определяет сознание. Он говорит: «Исходный пункт экспликации понятий сознания и реальности Дильтей вслед за традицией философии сознания обозначает как "принцип феноменальности": "Действительность (то есть все факты внешнего, вещи, равно как и люди) пребывают при условии сознания" или "все, что налично для меня, пребывает при всеобщем условии, что это — факт моего сознания "» (Там же, с. 109).

Основное— Море сознания— Слои философии— Слой 7

Вообще-то, экспликация — это истолкование или объяснение. Но ожидалось определение. И в том, что его нам не дают, а подсовывают нечто гораздо более сложное, скрывается очень важная черта философии Дильтея — он как бы не знает ответов, он ищет. Соответственно, ищет и Плотников, но его поиск так сложен, что чем дальше, тем труднее мне его понимать. Честно признаюсь: он гораздо сложнее Дильтея, но он выбрал из разбросанных мыслей Дильтея некий цельный образ, на что у меня не хватило сил. Поэтому я распрощаюсь с ним вот на таком наблюдении:

«В "осознавании" найден,по убеждению Дильтея, исходный пункт — "Архимедова точка опоры "для анализа сознания и реальности, в которой обретается непосредственная достоверность исследуемого феномена.

"Словом осознавание я обозначаю факт, являемый моему самонаблюдению снова и снова: бывает такое сознание, какое не противопоставляет (представляет) субъекту некое содержание, но в каком содержание пребывает вне всякого различия. В нем совершенно не раздвоены то, что образует содержание, и акт, в котором это совершается. Осознающее не отделено от того, что составляет содержание этого осознавания.

Дата добавления: 2015-06-04