Часть вторая 8 страница. Стессель в мрачном раздумье зашагал дальше, не обращая внимания на сопровождающих его лиц

Стессель в мрачном раздумье зашагал дальше, не обращая внимания на сопровождающих его лиц. Он старался припомнить все те доводы, которые должен был привести морякам в отношении самой срочной необходимости выхода всей эскадры в море и принятия генерального боя с японским флотом. На днях у него состоялось по этому вопросу секретное семейное совещание с женой и Фоком. Они обсуждали судьбы артурской обороны. Фок со свойственной ему прямотой и точностью, когда дело касалось лично задевающих его дел, развернул перед своим другом и начальником целую схему дальнейших действий по обороне крепости.

— Прежде всего надо убрать из Артура флот, во Владивосток ли, в нейтральные порты или на дно морское, это безразлично. Флот является главной приманкой для японцев в Артуре. Они боятся за свои морские коммуникации и готовы пожертвовать очень многим, лишь бы уничтожить наш флот. А если эскадра уйдет из Артура, то крепость сразу станет для них второстепенным военным объектом. Борьба с Маньчжурской армией будет основным фактором войны, коль скоро наш флот исчезнет с театра военных действий. Японцы обложат Артур с суши, и начнется длительная осада крепости. Они захотят взять нас измором. Наше продовольственное положение им, конечно, хорошо известно. И незачем штурмовать крепость, так как рано или поздно мы должны будем капитулировать от голода, — развивал свою мысль Фок.

— Продовольствие можно израсходовать очень быстро, стоит только начать кормить солдат получше, — вмешалась Вера Алексеевна. — А затем со спокойной совестью начнем переговоры о капитуляции.

— Если только Кондратенко не помешает, добавьте, Вера Алексеевна, — проговорил Фок.

— Его можно и обезвредить в случае чего. Он часто нарушает мои приказания. К этому можно придраться и отстранить его от дел, — сказал Стессель.

— Это делать надо осторожно, так как Кондратенко весьма популярен среди офицеров и солдат, — заметил Фок.

— С солдатней считаться не придется. Их дело маленькое: исполнять приказание начальства. А из офицеров нужно подобрать наиболее подходящих для такого дела — кто в бой не рвется, многосемеен и вообще обременен заботами о родственниках, — заключила свою мысль Вера Алексеевна.

Так и порешили.

Разгуливая теперь по набережной в ожидании приезда Смирнова, Стессель вновь повторял себе основной мотив сегодняшних своих выступлений на предстоящем заседании — возможно скорее выгнать моряков из Артура любыми средствами, чтобы затем развязать себе руки для дальнейших действий в Артуре.

В это время показалась коляска, в которой приехал Смирнов и его начальник штаба полковник Хвостов.

— Теперь все в сборе, можно и трогаться на «Севастополь», — проговорил Стессель.

Щеголеватый адмиральский катер быстро наполнился офицерами.

— Разрешите и мне с вами, ваше превосходительство, — попросил Сахаров у Стесселя.

— Садитесь, — пригласил Стессель.

Капитан поспешно прыгнул в катер.

— Отваливай, — скомандовал специально высланный для встречи Стесселя флаг‑офицер адмирала Витгефта мичман Эллис.

Катер, разворачиваясь, отошел от пристани и направился к стоящему в западном бассейне под Тигровой горой «Севастополю». По пути он проходил мимо стоящих у входа миноносцев. Стессель вместе с Никитиным критически осматривали их. На некоторых судах было развешано для сушки матросское белье. Матросы не обращали никакого внимания на катер, прохаживались по палубе.

— Не эскадра, а богоугодное заведение, — возмущался Стессель. — Честь отдавать! — заорал он на спокойно глядевших на него с миноносцев матросов и погрозил им кулаком. — Пристать к этому миноносцу, — приказал он Эллису, — Вы что, мерзавцы, не видите, что едет генерал! — гаркнул он на матросов. — Кто здесь за старшего?

К борту подошел широкогрудый боцман и вытянулся перед генералом.

Стессель вскочил на банку и заорал:

— Фамилия твоя, сволочь? Название миноносца?

— Боцман Сизов, миноносец «Грозовой», — едва прошептал разбитыми губами матрос.

На шум выбежал из каюты лейтенант.

— Что у вас, плавучий «абак или военный корабль, лейтенант? — накинулся на него Стессель. — Я вас арестую! Марш сюда, я вас доставлю прямо к вашему Витгефту, пусть полюбуется на своих офицеров.

Опешивший лейтенант не сразу стал спускаться в катер.

— Живей, черт бы вас побрал! — прикрикнул Стессель.

— Я, ваше превосходительство, не привык… — начал было лейтенант.

— Он не привык, — передразнил Стессель, — я тоже не привык, чтобы мои приказания выполнялись не сразу, лейтенант. Можете возражать вашему адмиралу, а не мне.

— Правильно, почаще бы эту рвань так пробирали, смотришь, и толк бы был из них, — поддержал Стесселя Никитин.

— Вам так волноваться вредно, ваше превосходительство, — вмешался Кондратенко. — Надо сохранить спокойствие духа для предстоящего трудного совещания

— Эта сволочь хоть кого выведет из себя, — пробурчал Стессель, но тон все же сбавил.

Белый усиленно хмыкал и разглаживал свои пышные волосы, не одобряя Стесселя, он все же не вмешался в происходящее. Когда наконец катер подошел к» Севастополю «, все облегченно вздохнули, радуясь окончанию неприятного переезда. По парадному трапу, у которого стояли фалрепные, Стессель поднялся на палубу броненосца, где был встречен командующим эскадрой адмиралом Витгефтом. На шкафуте был выстроен почетный караул с оркестром. При появлении Стесселя матросы вскинули винтовки на караул, музыка заиграла марш, и под грохот салюта генерал обошел фронт матросов Как ни хотел генерал к чему‑либо придраться, но все было в безукоризненном порядке. Матросы, все как на подбор, рослые, крепкие и прекрасно державшиеся, изо всех сил» ели глазами начальство «.

— И с такими молодцами сидеть в здешней луже? — обратился Стессель к Витгефту, показывая на матросов. — Да от одного их взгляда японцы побегут к себе в Нагасаки. Спасибо, орлы, за службу молодецкую!

Отпустив караул, Стессель подошел к офицерам, выстроившимся на шканцах. Витгефт представил каждого из них генералу. После этого все направились вниз в апартаменты адмирала, где должно было происходить совещание.

Звонарев, находившийся в хвосте стессельской свиты, с удивлением узнал в начальнике почетного караула Андрюшу Акинфиева и еще больше удивился, когда увидел на его плечах лейтенантокие эполеты, а на груди новенький Георгиевский крест. Когда и за что успел Андрюша получить эти награды, Звонарев не знал.

» То‑то Рива оставила его при себе, — подумал прапорщик, — лейтенант и кавалер и влюблен в нее по уши, есть за что ухватиться «.

Спускаясь вниз, он подошел к Андрюше и поспешил его поздравить.

— Когда же ты успел все это получить?

— Сегодня утром. Сам адмирал пришел ко мне в каюту и принес мне крест. Поскорей бы кончилось ваше заседание, тогда можно будет и на берег съехать, спрыснуть. Вот Рива удивится!

— Она еще не знает?

— И не подозревает. А ты с кем?

— С Кондратенко.

— Адъютантом у него?

— Нет, нечто вроде инженера для поручений.

— Освободишься, заходи за мной, вместе съедем на пристань. Вечером, когда вернется Рива, ждем тебя с Борейко. Будут Сойманов, Вася Витгефт, Эллис, — приглашал Андрюша.

Звонарев поблагодарил, обещая зайти, и побежал на заседание.

В просторной адмиральской каюте, отделанной мореным дубом, был поставлен длинный стол, покрытый красным сукном. Посредине одно против другого стояли два больших кресла, дальше — кресла поменьше, а по концам были расставлены простые стулья. Витгефт с моряками расположились по одну сторону стола, а на другой поместился Стессель со своей свитой.

— Ваше превосходительство и господа офицеры, — первым выступил Витгефт, — позвольте мне приветствовать от лица флота наших дорогих гостей, генерала Стесселя и его сподвижников. Надо надеяться, что мы сегодня благополучно разрешим все интересующие нас вопросы и уладим все имеющиеся недоразумения.

Вдруг поднялся, сердито откашлявшись, Никитин.

— Меня удивляет выступление адмирала Витгефта. Во‑первых, мы — совсем не гости и приехали сюда по делам службы, а не для дружеских бесед. Во‑вторых, когда собираются вместе воинские чины по служебным делам, то открывает собрание старший из присутствующих, каковым является генерал Стессель, а не адмирал Витгефт. Поэтому я полагаю, что начальник Квантунского укрепленного района и должен руководить нашим сегодняшним совещанием, — закончил генерал.

Стессель и Рейс одобрительно закивали, Витгефт же покраснел и, нервно одергивая китель, вскочил на ноги.

— Я думал… я полагал, что долг вежливости обязывает меня приветствовать вас, господа, но не возражаю… то есть прошу… генерала Стесселя руководить, — запутался адмирал в словах.

Стессель милостиво кивнул головой и поднялся.

— Вполне соглашаюсь с мнением генерала Никитина и удивляюсь… как бы оказать помягче… недогадливости, что ли, адмирала Витгефта. Я приехал сегодня на» Севастополь «, как правильно заметил Владимир Николаевич, совсем не в гости. В гости ездят для развлечения и удовольствия. Какое же удовольствие может доставить мне, старому солдату, лицезрение бездействующей в напряженное военное время, хотя и вполне боеспособной эскадры? Кроме того, исключительный беспорядок, царящий на боевых кораблях, как я лично сегодня убедился на примере хотя бы того же миноносца» Грозового «, не может доставить удовольствия никому, кроме наших врагов. Я приехал по делу и прежде всего для того, чтобы получить наконец от моряков членораздельный ответ: что дальше собирается делать эскадра? Попрежнему ли она будет соблюдать строгий» нейтралитет»в происходящей войне или нет? — Стессель остановился и победоносно оглядел собрание.

Никитин шумно одобрил его, моряки, покрасневшие от возмущения, опустили головы. Кондратенко и Белый подавали какие‑то сигналы Стесселю, видимо желая его остановить.

Витгефт опять быстро вскочил с кресла.

— Слова вашего превосходительства я могу принять лишь за плохую, оскорбительную для нас, моряков, шутку, — начал он. — Ответить же на поставленный вами вопрос очень просто: вверенная мне эскадра до конца выполнит свой долг перед царем я родиной…

— …и будет по‑прежнему стоять в порту, прячась от японцев? — спросил Никитин.

— Более чем двойное превосходство в силах японской эскадры лишает нас возможности вступить с ней в открытый бой. Поэтому мы должны стремиться к уничтожению ее по частям, возможность чего представляется далеко не всегда.

— Поэтому вы и собираетесь ждать у моря погоды? — вставил Стессель.

— Ваше превосходительство знает, что эскадра отдала на сухопутный фронт около ста орудий, чем способствовала укреплению обороны крепости, — заметил с места, командир порта адмирал Григорович.

— Было бы лучше, если бы моряки позаботились об уничтожении японской эскадры, — буркнул Никитин.

— Мы делаем все, что в наших силах, чтобы нанести наибольший вред неприятелю… — начал было снова Витгефт.

— Поэтому‑то и сидите в этой артурской луже и предпочитаете плавать не в Желтом море, а на берегу в море шампанского, — иронизировал Никитин.

— Как только поврежденные корабли будут исправлены и войдут в строй, с помощью бога и покровителя моряков Николая‑угодника попытаем свое счастье в ратном подвиге с японцами.

— Пока что Николай‑угодник, по‑видимому, помогает больше япошкам, чем вам, — заметил Рейс.

— Довольно разговаривать, господа, — оборвал пререкания Стессель. — Наша эскадра еще не выполнила своего долга перед царем и родиной. Тринадцатого мая во время Цзинджоуского боя командиры «Отважного»и «Гремящего»— Лебедев и Цвигман — приказали разобрать свои машины и не вышли в море. Я считаю это прямой изменой. Оба эти преступника мною арестованы и будут судимы по законам военного времени, как бы против этого ни протестовал адмирал Витгефт. Обоих повешу на казачьем плацу! — неистовствовал Стессель. — Всех, кто за них будет заступаться, я тоже сочту за изменников со всеми вытекающими — отсюда последствиями. Я заставлю флот служить России и русскому царю, а не японскому микадо! — потрясал кулаками генерал.

— Это слишком! Я не считаю здесь больше возможным присутствовать, — совсем растерялся Витгефт.

— Вношу предложение сделать перерыв, — спокойно проговорил Кондратенко.

Все его поддержали и с шумом поднялись с мест. Кондратенко и Белый обратились к Стесселю с просьбой быть в дальнейшем сдержанней.

— Не следует забывать, Анатолий Михайлович, что ход сегодняшнего совещания будет известен и наместнику, — предупреждал Белый. — Он же, как ты знаешь, души не чает в моряках.

— Адмирал Витгефт лишь строго проводит в жизнь указания наместника о необходимости, елико возможно, беречь нашу эскадру, — вторил ему Кондратенко.

— А вы как смотрите на это, Виктор Александрович? — обратился Стессель к Рейсу.

— По‑моему, ваше превосходительство, пусть сперва моряки ответят на поставленные — вами вопросы, — посоветовал Рейс. — А затем» будет уже видно, что говорить дальше.

— Прошу занять места, заседание продолжается, — зычным командирским голосом предложил Стессель. — Кто желает высказаться? — спросил он, когда все заняли свои места.

Выступил адмирал Григорович. Поглаживая свои длинные «штабс‑капитаиские» усы, адмирал спокойным ровным голосом, как будто ничего не произошло, начал свою речь.

— Начальник Квантунского укрепленного района генерал Стессель является старшим лицом в Артуре, — по своему чину и первым ответчиком перед царем и Россией за все происходящее в Артуре. Вполне понятны ввиду этого и его повышенная нервозность, и известная резкость, которую он проявил на нашем заседании при обсуждении вопроса о дальнейшей судьбе Артура. На этих днях вступают в строй «Цесаревич»и «Ретвизан», неделю тому назад вышла из дока «Паллада». Теперь, несмотря на явное превосходство сил противника, особенно в отношении миноносцев, все же можно попытать счастье в бою.

— Когда, вы считаете, эскадра сможет выйти в море? — спросил Стессель.

— Около первого июня: к этому времени весь ремонт на судах будет закончен и, кроме того, будут погружены на эскадру все необходимые запасы.

За Григоровичем выступил младший флагман эскадры адмирал князь Ухтомский.

— Эскадре нечего и думать о выходе в море. Там ее ждет неизбежная гибель или от японских мин, во множестве разбросанных на внешнем рейде, или в бою с превосходящими силами противника. Поэтому единственное разумное решение‑это отсиживаться в Артуре, ожидая, когда он будет деблокирован Маньчжурской армией или когда к нам на помощь подойдет вторая эскадра из России. Мы, моряки, должны свою судьбу, но примеру Севастополя, связать с крепостью. Свезти на берег свои орудия, списать в десант возможно большее число людей, образовав из него подвижный резерв крепости и этим усилить оборону Артура, а там что бог и Николай‑угодник дадут, то и будет.

— Что ваше сиятельство предполагает делать с флотом, если Артур будет вплотную обложен с суши и эскадре будет угрожать опасность быть потопленной на внутреннем рейде Артура? — спросил Рейс.

— Оставаться в нем до последней возможности…

— …а затем затонуть в этой луже… — перебил Стессель.

— …и вновь воскреснуть под японским флагом, — вставил Никитин.

— Мы, моряки, считаем, что Артур никогда сдан не будет. Следовательно, если даже допустить возможность потопления кораблей на внутреннем рейде, то воскреснут они после войны опять под русским, а не под японским флагом, — возразил Никитину Витгефт. — Поэтому предложение князя, по‑моему, является наиболее целесообразным.

— Флот всю осаду камнем будет висеть на нашей шее! — кипятился Никитин. — Пусть‑ка он лучше убирается поскорее на все четыре стороны из Артура, а свое продовольствие оставит для нужд гарнизона.

— Помимо продовольствия, нам нужно получить от моряков еще орудия и снаряды к, ним, — вставил Белый.

— С чем же мы тогда выйдем в море, где нас ждет бой с японцами? — спросил Витгефт.

— Я лично думаю, что мнение князя Ухтомского о необходимости флоту остаться в Артуре в наших условиях самое правильное, — ответил Белый.

— Вопрос ясен, — резюмировал Стессель. — Моряки в море выходить не хотят, а мы, сухопутные, считаем, что они должны возможно скорее оставить Артур и выполнить свое прямое назначение — попытаться с боем овладеть морем или с честью погибнуть.

В дальнейшем все сухопутные генералы, за исключением Белого, высказались за выход эскадры в море, а моряки, кроме Григоровича, Эссена и командира «Баяна» Вирена, за ее оставление в Артуре.

Стессель презрительно усмехнулся.

— Из опроса мнений господ моряков ясно, что они забывают о своей прямой обязанности — помогать не только Артуру, но и Маньчжурской армии. Без победы на море победа на сухопутном фронте будет крайне затруднительна. И, наоборот, при нашем господстве или даже простом равенстве сил на море быстрая победа на суше обеспечена. Поэтому я еще раз от лица армии категорически требую выхода эскадры в море для уничтожения японского флота. Отказ от выполнения этой задачи буду рассматривать как измену долгу присяги и своей родине! — стуча кулаком по столу, угрожал генерал.

— Вы забываете, что флот вам не подчинен, — выкрикнул в ответ тонким фальцетом Витгефт, — и вы не имеете права отдавать флоту никаких приказов!

— Если эскадра не выйдет в море, я запрещу морякам появляться на территории укрепленного района. Рассыплю стрелковые цепи по берегу и обнесу порт колючей проволокой. Варитесь тогда в собственном соку! — кричал Стессель.

По знаку Рейса Стессель опять объявил перерыв и, выйдя из‑за стола, стал громко выговаривать Белому.

— Тебе бы, Василий Федорович, во флоте служить. Ты всегда руку моряков держишь, — упрекал он начальника артиллерии.

— Я ответствен за артиллерийскую оборону крепости, а без пушек и снарядов защищать Артур не могу, — возразил Белый и отошел к морякам.

Никитин, окруженный младшими морскими офицерами, обвинял адмиралов в трусости.

— Будь моя воля, — бубнил он, — всех бы ваших адмиралов и капитанов первого ранга разогнал, а вас, лейтенантов и мичманов, поставил бы командовать броненосцами. Поди вы с ними справились бы не хуже адмиралов?

— Справились бы, ваше превосходительство. Мигом бы японцам нос утерли, — хором отвечали мичманы и лейтенанты.

— Где бы у вас тут малость горло промочить, а то больно пересохло оно от всей этой болтовни.

— Сельтерской прикажете, ваше превосходительство?

— Я не дама в положении и не кисейная барышня, — обиделся генерал.

— Коньяку, рому, виски? — продолжали предлагать моряки.

— Наконец‑то догадались! Чего хотите, но чтобы было покрепче.

Через четверть часа воинственный генерал уже пил брудершафт со всеми мичманами и лейтенантами. На заседание он больше не пошел, а вместо этого прочно окопался в кают‑компании, откуда затем был переправлен в одну из офицерских кают, где мирно опочил.

После вторичного перерыва прения приняли наконец более спокойный характер. Моряки признали, что эскадре все же необходимо попробовать выйти в море и попытаться, не ввязываясь в бой, прорваться во Владивосток. Хотя Вирен и Эссен настойчиво указывали на абсурдность этого предложения при наличии чуть ли не всего японского флота под Артуром, большинство все же не согласилось с ними. Затем договорились о возвращении из крепости некоторой части орудий среднего калибра, наметили время выхода в море примерно на пятое июня, и на этом окончилось заседание. Стессель отказался от предложенного Витгефтом обеда и уехал вместе «в Рейсом, Водягой и Сахаровым, а Смирнов, Кондратенко и Белый остались у адмирала.

После отъезда Стесселя атмосфера сразу резко изменилась. Исчезла натянутость, все оживились и весело заговорили друг с другом.

За длительным обедом, сопровождавшимся обильной выпивкой, все участники окончательно настроились на мирный лад, многократно лобызались и уверяли друг друга во взаимной любви.

Вернувшись домой, Стессель начал было хвастливо повествовать супруге о своих победах над моряками, но Вера Алексеевна, разделявшая с мужем нелюбовь к морякам, на этот раз, против обыкновения, слушала его довольно равнодушно. Это обстоятельство заставило генерала насторожиться: за многолетнюю супружескую жизнь он хорошо усвоил, что после столь холодного приема ему предстоит выдержать хорошую головомойку. Он не ошибся в своих предложениях и на этот раз. Едва кончился обед и генерал удалился в свой кабинет, как к нему вошла Вера Алексеевна. Предвкушая неприятный разговор, генерал нервно заерзал на своем диване.

— Что у тебя, Анатоль, произошло вчера на» Этажерке»с Варей Белой? — сразу задала вопрос Вера Алексеевна.

— Когда я проезжал мимо «Этажерки», она напялила на себя фуражку этого прапора, что всегда с ней бывает, и начала отдавать мне честь, в то время как он стоял с ней рядом болван болваном. Я указал ей на недопустимость такого отношения к офицерскому головному убору, — вот и все.

— Почему же она со слезами жаловалась на тебя своей матери, что ты ее публично оскорбил?

— Я, кажется, ничего особенного не сказал, только напомнил, для чего служит женский пол.

— И это, по‑твоему, ничего? Порядочной девушке публично сказать, что она существует для деторождения! Ты, Анатоль, забыл, что «Этажерка» не казарма, а Варя не солдат, и твои солдатские шуточки с ней совершенно неуместны. Мария Фоминична, конечно, в обиде на тебя за дочку. Надо тебе будет перед ней хорошенько извиниться и Варе подарить что‑нибудь.

— Чего ради я стану еще извиняться, коль я ничего обидного не сказал? И не подумаю.

— Если ты сам не понимаешь своей грубости, то я прекрасно это сознаю. Нечего тебе думать или не думать. Раз я тебе говорю, значит, так и надо. Ты пойдешь к Белым и извинишься за свою грубость перед Марией Фоминичной, а не пойдешь, я вместо тебя отправлюсь с извинениями, — пригрозила генеральша.

— Ладно уж! Так и быть, съезжу к Белым завтра, что ли. У них бывают такие вкусные блинчики к кофе, что пальчики оближешь, да и узнать надо, до чего же договорился Белый с самотопами, — сдался генерал.

— Потом ты до сих пор не утвердил награждение артиллеристов за Цзинджоуский бой.

— И не утвержу! Пусть на будущее время знают, что за потерю пушек я наград не даю.

— Но в этом списке есть и Варя Белая. Она‑то не виновата в том, что были оставлены пушки.

— Неудобно наградить ее одну, а других не награждать.

— Пустяки ты говоришь. Варя прежде всего генеральская дочь, поехала туда по своей охоте, чуть не погибла там, а ты ее равняешь со всеми остальными.

— Там была еще какая‑то другая, такая же сумасшедшая девчонка. Надо и ее тогда наградить.

— Отчего же не наградить, если она этого заслужила?

— По‑моему, бабы не могут совершать никаких подвигов, разве что родят сразу тройню или четверню.

— Бабы! Грубиян! Ты‑то сам, герой, как и за что свой «Георгий» получил и к нему генеральский чин в придачу?

— Мне подвезло…

— Ты прекрасно знаешь, что, не будь меня, и везения этого бы не было. Лучше без разговоров утверди‑ка эти награды. Я приказала писарям принести нужные наградные листы и на них зачеркнула твою резолюцию об отказе.

— Но в нем ведь что‑то около ста человек.

— Я отобрала только те листы, где есть Варя Белая. В них всего десять человек с Утеса. Они с начала войны не получали ни одной награды!

— Утесовцам еще куда ни шло! — И генерал лениво подписал поданную ему женою бумагу.

— Я сегодня получила письмо от Лилье. Бедняжка под арестом. Его посадил за какие‑то пустяки Кондрателко.

— Раз Кондратенко посадил, значит, за дело: Лилье твой большой жулик.

— Я думаю, что Лилье можно отпустить с гауптвахты, посидел он денек, и хватит с него.

— Маловато больно. Его на сколько посадил Кондратенко?

— На две недели. Я от твоего имени написала Роману Исидоровичу письмо с просьбой, если можно, освободить Лилье и поручить ему постройку хотя бы нашего блиндажа, а я за ним сама присмотрю.

— Много ты в этом понимаешь!

— Попрошу Сахарова помочь мне — недаром же он целый Дальний выстроил.

— Причем половину денег украл.

— Не пойман — не вор! Все инженеры — воры. Подпиши‑ка письмо к Кондратенко. В нем ты не настаиваешь на освобождении Лилье, а только просишь, если он найдет это возможным. Понял?

Генерал махнул рукой и кряхтя черкнул какую‑то закорючку на бумаге.

— Еще что? — спросил он.

— Еще тут нужна твоя подпись, — ткнула генеральша пальцем в бумагу.

— О чем она?

— Об отсрочке до конца войны платежей по налогам с имущества Тифонтая.

— Это меля не касается. Пусть обращаются к градоначальнику, он этими делами ведает.

— Он отказал, поэтому обращаются к тебе.

— Где сам Тифонтай? Поди к японцам обежал?

— Что ты, Анатоль! Он из Дальнего успел уехать на север в штаб наместника, а Сахарову выдал доверенность на ведение всех своих артурских дел.

Стессель подписал и эту бумагу.

— Теперь можешь спокойно спать. — И генеральша ласково поцеловала мужа в лоб.

Стессель сладко зевнул и повернулся на бок. Вера Алексеевна вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собою дверь.

В столовой ее ждал Сахаров.

— Все подписано; Василий Васильевич, — обратилась к нему генеральша, протягивая бумагу.

— Не знаю, как мне вас и благодарить, Вера Алексеевна, — расшаркался капитан, целуя руку превосходительной хозяйки.

— У меня к вам будет небольшая просьба. Мне нужны хорошие золотые серьги, желательно с бриллиантами, хотя можно и с рубинами, не особенно дорогие — рублей на пятьдесят, — проговорила Вера Алексеевна.

— Приложу все свои усилия, чтобы достать их. У меня осталось еще несколько старых знакомых среди ювелиров‑китайцев. Они большие знатоки в таких вещах и, конечно, не откажут мне, — уверил капитан. — Как только найду что‑либо подходящее, тотчас же доставлю вам.

— Буду вам крайне признательна. Серьги мне нужны для свадебного подарка дочери Белого, — пояснила генеральша, прощаясь с Сахаровым.

Через час, сидя в своем небольшом, но очень уютном особняке в Новом городе, Сахаров бесцветными чернилами условным шифром писал письмо Тифонтаю. В нем он подробно сообщал об окончании ремонта поврежденных судов, о предстоящем выходе эскадры для прорыва во Владивосток, о розни между флотом и армией, о ходе работ по укреплению сухопутного фронта. В заключение он уведомлял об освобождении до конца войны от налоговых платежей всех его предприятий в Артуре и просил выслать просимые генеральшей серьги. «Цена по вашему усмотрению, — заканчивал Сахаров свое послание. — Налогов сложено на сумму около 50 000 рублей. Полагаю, что серьги могут стоить от 3 до 5 тысяч, так как в них очень заинтересована артурская Юнона».

Окончив письмо, Сахаров еще раз проверил шифр, скатал послание в тонкую трубочку и хлопнул в ладоши. Вошел старый нищий. Сахаров выслал денщика и с удивлением взглянул на нищего, который сразу распрямился и насмешливо взглянул на Сахарова.

— Мистер Сахаров, по‑видимому, не ожидал меня видеть здесь и в таком виде? — спросил он.

— Вы очень сильно рискуете, ваше превосходительство, появляясь в Артуре.

— Война является сплошным риском. Мы, военные, к нему привыкли. Я буду изредка, когда найду нужным, появляться у вас. О моем здесь пребывании, конечно, никому не должно быть известно.

Сахаров только почтительно слушал своего собеседника и кивал головой в знак полного согласия. Затем японец взял письмо, ознакомился с его содержанием, униженно кланяясь капитану, бесшумно вышел из комнаты. Оставшись один, Сахаров разразился целым потоком брани по адресу Томлинсона, Смита и Танаки.

«Мертвой хваткой держат меня за горло, и я бессилен перед ними. Выдать их невыгодно и крайне опасно. И я и моя семья могут погибнуть от руки наемных убийц», — с горечью думал капитан, шагая по своему кабинету.

В этот же вечер у Ривы собралась не очень многочисленная, но дружная компания. Праздновались сразу два события: свадьба Андрея с Ривой и получение им наград за свои боевые подвиги.

Еще засветло пришли Желтова с Олей Селениной и Леля Лобина со Стахом Енджеевским. Они поднесли Риве большой столовый сервиз из китайского фарфора. Самый характер этого подарка говорил о том, что связь Ривы с Андрюшей они рассматривали как настоящее супружество.

— Мне даже неловко принимать от вас такие подарки, — сконфуженно протестовала Рива.

— Берите, дарим от чистого сердца, — ответила Желтова, целуя девушку. — Вам в семье он очень пригодится.

Моряки поднесли Риве цветы, а Андрюше — кортик в позолоченной оправе. Прибывшие позже Борейко и Звонарев с трудом втащили в комнату огромную, чуть ли не в сажень высотой, бутылку, наполненную водкой. На ней честь честью красовалась этикетка Петра Смирнова с указанием емкости — десять ведер сорокаградусного хлебного вина. Головка бутылки была опечатана казенным белым сургучом, толстым слоем покрывавшим дюймовую пробку. В отличие от бутылок обычного типа в нижней части был устроен небольшой краник, через который можно было цедить водку.

— Наше с Сережей тебе искреннее пожелание, Андрюша, — чтобы у тебя было столько же счастья в жизни, сколько водки в этой бутылке, и чтобы жизнь твоя всегда была полна любви и счастья, как эта бутыль водкой, — сказал Борейко прочувствованным голосом.

— Откуда вы достали это чудище? — спросила его Рива.

Дата добавления: 2015-06-04