II У амазонок 1 страница

…и что сей прекрасный государь по природе и сущности своей представлял собой смесь лжи и небылиц.

Пьетро Буратти, «Элефантеида», 1819

С тяжким сердцем я продолжил путешествие, и мои странствия привели меня во многие края и страны, поразившие мое воображение причудливостью нравов и обычаев. Однажды со мной приключилось нечто такое, что я чуть не умер со стыда: когда я спал, укрывшись от дождя под выступом скалы, каким-то воришкам удалось похитить мой несравненный, мой драгоценный жилет из шерсти фландрина вместе со всеми моими деньгами. Об утрате денег я сожалел, но убивался вообще-то не слишком, ибо что такое деньги? Это, если так можно выразиться, своеобразная визитная карточка, впрочем, весьма сомнительная и ненадежная… Но какя смогу вернуться на родину без моего чудесного жилета? Меня охватило горькое чувство сожаления и раскаяния, так как я счел, что меня жестоко покарала судьба за то, что я не подарил его Пауану… Быть может, он в свой черед преподнес бы его в дар королю, и тот благодаря моему жилету сумел бы восстановить порядок в своем королевстве?… О, мне не было никакого дела до короля, он меня вовсе не интересовал, я беспокоился только о спасении и благополучии моего друга Пауана… Но как бы там ни было, сожалеть теперь о сделанном или несделанном было слишком поздно, и все угрызения совести и упреки, обращенные к самому себе, были бесполезны, и мне теперь оставалось лишь скитаться по свету. И я вновь пустился в странствия, я долго-долго влачил свое жалкое и грешное тело по городам и весям, гораздо менее отличным друг от друга, чем принято считать и чем утверждают путешественники, и вот тогда в конце концов я оказался на границе страны амазонок.

Местность, окружающая страну амазонок, чрезвычайно дикая, туда изредка отваживаются забредать лишь некоторые самые отчаянные охотники, не боящиеся набегов этих свирепых воительниц, но таковых очень немного. Конечно, случаются такие набеги лишь изредка, потому что амазонкам надо преодолеть реку, что само по себе является делом нелегким; да, разумеется, амазонки могли бы преодолевать это препятствие на лошадях, ведь лошади великолепно плавают, но после такого разбойничьего набега лошадям, кроме награбленного, пришлось бы везти еще и пленников, на что они оказались не способны. Сами же амазонки чрезвычайно легки и повергают в изумление своей кажущейся хрупкостью и своим изяществом, притом, что силой, которой они наделены, они превосходят почти всех мужчин, которых без труда одолевают в бою. Однако, несмотря на то, что в последний раз амазонки напали на сопредельные территории уже очень давно и с тех пор сменилось два или три поколения (да и то, возможно, это всего лишь вымысел, легенда), перспектива стать пленником амазонок так страшит охотников, что они по большей части избегают даже приближаться к реке.

В действительности единственные, кто без бахвальства и без ложного стыда может признаться в том, что ведут дела с амазонками и знают их довольно хорошо, это торговцы солью. В стране амазонок соли нет, а надо сказать, что эти воительницы обожают ее до умопомрачения, так что купцов, торгующих солью, принимают там с распростертыми объятиями, как самых дорогих гостей, не причиняя им никакого зла, а напротив, щедро платя им за их товар. Купцы доставляют на спинах мулов соль, добываемую в далеких горах, на берег реки. Когда торговцы говорят, что везут соль на продажу амазонкам, многие люди приходят в ужас, некоторые возмущаются и высказывают желание избить купцов, находятся даже и такие, кто жестоко бьет этих бедолаг, но все же в конце концов большинство из числа людей здравомыслящих понимают, что торговцам надо как-то жить и зарабатывать деньги, даже если они и занимаются столь низким, презренным делом, как торговля солью, к тому же многие говорят себе, что путем этой торговли, вполне вероятно, можно будет понемногу задобрить амазонок, и они постепенно утратят свою свирепость. К тому же торговцы, желая добиться прощения своих соплеменников за то, что ведут дела с амазонками, достаточно хитры и умеют достать и всучить кому следует мелкую монетку или вытащить из мешка и показать ожерелье из тех ожерелий из драгоценных камней, оправленных в медь, что столь искусно делают амазонки и которыми обладать вообще-то могут только торговцы солью. Кстати, купцы никогда не продают эти ожерелья потому, что им запрещено торговать чем бы то ни было, кроме соли. Если же после этого среди окружающих торговцев людей ощущается некоторая враждебность по отношению к ним, то они умеют ее быстро преодолеть, привлекая к себе всеобщее внимание увлекательнейшими историями о нравах и обычаях амазонок и об ужасной участи их пленников. Именно во время рассказов о судьбе пленников купцам сопутствует наибольший успех, и они, зная это, для пущей таинственности понижают голос до шепота, слушатели придвигаются к ним все ближе и ближе, и каждый из тех, кто внимает рассказам купцов, дрожит от страха… Однако, несмотря на испытываемый ужас, все без устали еще и еще раз выслушивают уже многократно слышанные подробные, обстоятельные рассказы о жутких, чрезвычайно изощренных пытках, которым подвергают своих пленников на диво изобретательные по этой части амазонки. Надобно заметить, что рассказы эти никогда никому не надоедают, всякий раз купцов упрашивают рассказывать обо всем, что им известно об амазонках, во всех деталях, и потому постепенно эти рассказы превратились в настоящее искусство; похоже, с течением времени торговцы солью стали почитать своим долгом находить новые, все более точные сравнения, более удачные выражения, а быть может, даже и прибегать к игре воображения, придумывая все более и более волнующие и устрашающие подробности; таким образом, люди, уже слышавшие подобные рассказы много раз, в очередной раз слушают купца внимательно, не испытывая чувства пресыщения, не страдая от скуки, слушают, можно сказать, с наслаждением, как истинные знатоки, отмечая про себя самые незначительные изменения и добавления в повествовании, вплоть до изменения тембра голоса рассказчика в том или ином месте, и восхищаясь самыми смелыми метафорами. Быть может, что-то в этих рассказах купцы и преувеличивали, что-то выдумывали, что было вполне возможно, но как это проверить? Всякий любит увлекательные, захватывающие истории, ведь развлечения в тех краях столь редки, и потому все эти россказни принимались на веру, слушатели не ломали себе попусту голову над их правдоподобием и истинностью, а выслушав все побасенки, отпускали торговцев с миром к реке, отпускали почти с сожалением. Все понимали, что если воспрепятствовать купцам вести торговлю, то амазонки, лишившись источника получения соли, еще, пожалуй, обрушатся на ближайшие городки и деревни, чтобы отомстить…

Итак, вместе с мулами, везущими поклажу, купцы гонят к реке обычно и быков, которых покупают по очень высоким ценам, так как только становится известно, что вот-вот в тех краях появятся купцы, торгующие солью, так тотчас же там цены именно на быков взлетают чуть ли не до небес, правда, приобретают они быков немного и только тех, на которых укажут сами, руководствуясь одними им известными критериями. Обычно торговцы покупают быков у одних и тех же скотоводов, и выбор их бывает очень странен, они не перебегают дорогу обычным покупателям, ибо не покупают животных, привычных к ярму и палке погонщика; быки, на которых уверенно указывают пальцами купцы, не способны тянуть повозку или плуг, а также не годятся они и для употребления их мяса в пищу, ибо оно столь жесткое, что из него невозможно приготовить вкусное рагу. Купцы же упорно хранят молчание относительно причин, заставляющих их делать такой выбор, но скотоводы на подобное положение дел не жалуются, и все остаются довольны.

Я первый проник в тайну торговцев солью, и это вполне естественно, потому что я был первым, кто, кроме них, посетил страну амазонок, разумеется, за исключением тех несчастных, что оказались в их власти в результате позорного пленения, но про них я могу сказать, что они не заслуживают нашего сострадания… Кстати, торговцы солью в самом начале, когда я только выразил робкое желание побывать в стране амазонок, приложили немало стараний для того, чтобы отговорить меня от этой затеи, стращая меня, естественно, тем, что амазонки схватят меня и превратят в раба, да к тому же подвергнут тем самым жестоким пыткам, которые торговцы расписывали в таких ярких красках и с таким великим мастерством, но я был твердо уверен в том, что ничего подобного со мной не случится. Но даже если бы со мной и произошло все то, о чем меня предупреждали торговцы, и даже если бы я знал, что так оно все и будет, мне бы это было совершенно безразлично, потому что у меня не было желания жить, потому что я утратил вкус к жизни после того, как трусливо, предательски бросил в беде своего друга Пауана и лишился своего драгоценного, своего незаменимого жилета из шерсти фландрина…

Я должен был оплатить путешествие под защитой торговцев солью, и заплатить очень дорого, ведь торговцы есть торговцы, и для них товаром является все, что можно продать за определенную цену (пусть даже им и не разрешено торговать ничем иным, кроме соли…). Да и кто бы узнал о том, что я им заплатил, что я у них купил право путешествовать вместе с ними, если подразумевалось как само собой разумеющееся то, что я никогда не вернусь из страны амазонок? К тому же разве скотоводы терзались сомнениями и испытывали угрызения совести, продавая торговцам быков, ведь всем было ясно, что торговцы покупали их с определенной целью, вероятнее всего, для перепродажи?

Итак, я узнал, что торговцы солью обычно разбивают лагерь на берегу реки и пускают быков пастись на тучных пастбищах совершенно свободно, даже не охраняя их. Жестокие амазонки никогда не нападали на купцов, ибо им было прекрасно известно, что если они хотя бы однажды сделают это, то купцы прекратят поставлять им соль, драгоценную соль, от которой они получают ни с чем не сравнимое наслаждение, соль, приводящую в восторг, повергающую в исступление… Всякий раз, когда торговцы появляются на берегу реки, чтобы совершить с амазонками торг, они убивают двух-трех быков, которых лично с великим тщанием выбирает главный среди торговцев, а затем развешивают шкуры для просушки на специальной изгороди, сооруженной из толстых ветвей каштанов. В следующий раз (а совершают купцы такие путешествия очень редко, не чаще одного раза в год) высохшие шкуры снимают, и остается их только разрезать и искусно сшить (в этом искусстве мастерицами своего дела являются жены торговцев), а потом наполнить воздухом, что тоже представляется мне делом нелегким; после чего быстро сооружают нечто вроде плота, привязывают к нему надутые бычьи шкуры и на этом своеобразном суденышке переправляются на другой берег реки сами торговцы с товаром, а мулы остаются пастись со спутанными ногами на пастбище, и там за ними приглядывают жены торговцев, которым прекрасно известно, что, если бы их мужья не доставляли амазонкам драгоценную соль, эти свирепые воительницы их бы тотчас же всех перебили, так как амазонки не любят мужчин, но все же сдерживаются и не причиняют им особого вреда хотя бы ради сводящей их с ума соли, что же касается представительниц женского пола, то здесь можно смело утверждать, что один вид женщин, отличающихся от них самих и в их глазах представляющихся существами низшими, едва ли не умственно отсталыми, повторяю, один вид женщин, не принадлежащих к их племени, мог бы привести амазонок в такую дикую ярость, что они бы их всех истребили, не ведая пощады. Вообще-то жены торговцев солью – женщины недоверчивые и ревнивые, но они безропотно соглашаются ждать мужей, отправившихся на другой берег, и вне зависимости от того, верят они или не верят рассказам своих благоверных, ни одной из них ни разу даже в голову не пришло ради призрачной и жалкой надежды развеять некие свои подозрения отправиться за реку, рискуя и своей собственной жизнью, и заработком кормильца большой семьи.

Итак, торговцы переправляются через реку, а на противоположном берегу их уже поджидают сгорающие от нетерпения амазонки, бесстыдно выставившие напоказ из-под коротких лат единственную грудь. О латах же могу сообщить вам, что это единственный предмет одеяния амазонок, и представляют они собой нечто вроде пластины, сплетенной из тонких побегов тростника, но переплетенных столь крепко, что копье со стальным наконечником с трудом пробивает эту «броню». Амазонки быстро перегружают тяжелые мешки с солью в так называемые седельные кобуры своих строптивых лошадей, затем расплачиваются с торговцами золотом, несколько тусклым, но все же достаточно доброкачественным, после чего они, в том случае, если пребывают в хорошем расположении духа, могут добавить к оговоренной плате несколько ожерелий и немного поболтать с торговцами, которых постепенно довольно хорошо изучили. Амазонки рассказывают собеседникам всякие ужасные пикантные истории, ибо они догадываются, сколь падки именно на такие истории торговцы, сколь жадно они им внимают и как хотят они услышать побольше (до такой степени возбуждаясь, что даже соглашаются немного снизить цену на драгоценный товар). Вдоволь наговорившись, амазонки пускают лошадей в галоп и несутся по направлению к своей деревне, издавая на скаку пронзительные крики, а купцы возвращаются на противоположный берег, еще внутренне содрогаясь от ужаса (ибо ни один из них, даже самый смелый и закаленный в опасных путешествиях, не пересекает реку без смутных опасений и дурных предчувствий), но в то же время торговцы приходят от встречи с гордыми амазонками в сильнейшее возбуждение, и люди поговаривают, что у жен торговцев нет никаких оснований сетовать по сему поводу.

Что касается меня, то я сидел тихо-тихо, спрятавшись между двумя мешками с солью, и, конечно же, испытывал некоторый страх в ожидании первого контакта с амазонками, хотя и не подавал виду, что побаиваюсь их. Однако, к великому удивлению торговцев, приготовившихся к тому, что они станут свидетелями моей скорой гибели, как только я ступлю на берег, а быть может, приуготовлявшихся и к чему-то худшему, но в любом случае опасавшихся того, что мое появление вызовет у амазонок взрыв ярости, амазонки, увидев меня, лишь слегка подивились моему внешнему виду и принялись весело смеяться и над моим тщедушным по их понятиям и меркам телом, и над моими голубыми глазами, и над моими светлыми вьющимися волосами, ибо ничего подобного они прежде никогда не видели, так как в тех краях глаза и волосы у всех обитателей черны как агат или смоль. Потом они без тени стыда и смущения проявили чрезвычайный интерес к размерам моего мужского достоинства и дошли в своем бесстыдстве до того, что расстегнули у меня на штанах ширинку, чтобы потрогать член, взвесить его на ладони, и в конце концов, к моему неописуемому стыду и столь же неописуемому ужасу, разразились громким смехом, и все это происходило на глазах у торговцев, смущенных и растерянных, сначала не знавших, как себя вести в подобных обстоятельствах; правда, потом купцы, слегка придя в себя, предпочли последовать примеру амазонок, то есть принялись хохотать во все горло, чем еще больше усугубили мое смущение, которое мне в данной ситуации никоим образом нельзя было выказывать. Конечно, самолюбие мое было уязвлено довольно сильно, и в других обстоятельствах ради защиты своей чести я бы без колебаний рискнул жизнью, но тогда я не мог выказать даже малую толику недовольства, потому что хотел провести несколько дней среди амазонок, а не возвращаться вместе с купцами на противоположный берег. Услышав мою просьбу, амазонки были несказанно удивлены, но после непродолжительного замешательства их предводительница приказала, чтобы мне приготовили циновку под открытым небом, под выступом скалы, и потребовала, чтобы я поклялся не делать ничего против их воли, в особенности же я должен был клятвенно обещать не пытаться проникнуть в их хижины, а также обещать выполнять все их приказы и требования беспрекословно, без пререканий и обсуждений. Предводительница еще раз повторила, что я не должен ни в коем случае пытаться проникнуть в их жилища, ибо туда доступ мужчинам категорически запрещен. Но почему амазонки проявили ко мне такую благосклонность и выказали такое великодушие? Подобный поступок поверг торговцев солью в замешательство, они ничего не понимали и испытывали смешанное чувство недоумения, смущения… даже с некоторой примесью разочарования. Я же как раз именно на такой исход моего предприятия и рассчитывал, основываясь на своих обширных познаниях нравов и обычаев различных племен и народов, ибо я уже немало поскитался по свету и многое повидал. Итак, я был уверен в том, что, сколь бы дикую жестокость ни проявляли амазонки во время своих набегов на земли соседей, они бы ни за что на свете не дали бы даже волосу упасть с моей головы, потому что, по их понятиям, я был их гостем, раз добровольно к ним пожаловал, и они не могли отказать в гостеприимстве тому, кто к ним пришел с миром и кто учтиво попросил у них дозволения провести некоторое время в их владениях. Простодушные купцы могли бы испробовать сей метод на собственном опыте задолго до меня, потому что амазонки не тронули бы никого, кого посчитали бы гостями, но ни один из них об этом не подумал.

Итак, я со вниманием выслушал все распоряжения предводительницы отважных воительниц и обещал не нарушать никаких запретов. Кстати, мне было сказано, что я ни в коем случае не должен пытаться приблизиться к перевалу в самом сердце гор, по которому проходит граница страны амазонок и за которым, по их словам, лежит неведомая им Северная страна.

Сначала амазонки вели себя со мной крайне осторожно, видимо, не особо мне доверяя или не доверяя вовсе, но несколько дней спустя они, казалось, сменили гнев на милость и как будто бы совершенно привыкли к моему присутствию среди них. Страдали ли они от того, что соседи их не понимали и не ценили по достоинству? Вполне вероятно, что страдали. Возможно, именно поэтому каждая из них охотно отвечала на мои расспросы и сообщала мне все, что я желал знать, каждая выказывала готовность мне все показать и рассказать… а быть может, каждая была готова и на нечто большее… как знать? Я очень быстро подружился с некоторыми из них и должен признать, не с самыми безобразными… и иногда мне в голову закрадывались мысли о том, что можно было бы, пожалуй, пойти в наших отношениях несколько дальше, чем просто приятельские или дружеские отношения, ибо в конце концов я привык к их виду, и они даже стали мне нравиться, хотя вид их обезображенных (причем умышленно) правых грудей был мне до последней минуты моего пребывания среди них неприятен и вызывал чувство неловкости.

Вскоре для меня в жизни амазонок не осталось никаких тайн, за исключением разве только той ее части, что являла собой предмет самых оживленных пересудов по всей округе и представлялась соседям амазонок областью постыдной, неприличной, скандальной… Я имею в виду процесс деторождения… Надо признать, что меня ужасно занимал вопрос, каким образом обеспечивали амазонки продолжение рода. Мне было известно, что ответы на этот вопрос, содержавшиеся в россказнях торговцев солью, были столь многочисленны и разнообразны, сколь и невероятны…

Но вскоре в моих отношениях с амазонками произошли разительные перемены. Видимо, никогда еще ни один мужчина, свободный в своих поступках и желаниях (ну, почти свободный), не оставался среди них на столь продолжительный срок. Амазонки никогда прежде не оказывались в подобной ситуации, и такое положение дел неизбежно должно было повлечь и повлекло такие события, которые, быть может, были весьма серьезными для амазонок, но по сравнению с событиями долгой истории рода человеческого были просто пустяками. Скажем прямо (и я вовсе не хочу приписать себе ложные заслуги), что некоторые из воительниц принялись оспаривать друг у друга право пользоваться моим благорасположением и что я нисколько не возражал против такого выражения почтения к моей особе и таких знаков внимания. Я сказал «оспаривать», но это, пожалуй, не слишком подходящее слово, потому что среди амазонок я не заметил никаких проявлений взаимной ревности, а наблюдал лишь сдержанность, скромность, природную гордость и благородство; казалось, амазонки никогда прежде не рассматривали вопрос о возможности возникновения подобных отношений между некоторыми из них и представителем мужского пола, но, обнаружив их существование, они тотчас же объявили мне, что выставляют одно условие: если в результате на свет появится ребенок женского пола, то это несчастное дитя будет предано смерти, так как у них, у амазонок, процесс воспроизводства себе подобных подчиняется точным и строгим правилам, которые ни одна из них не осмелилась бы нарушить ни за что на свете. Именно это обстоятельство и подвигло меня на то, что я чрезвычайно заинтересовался их способом воспроизводства, представлявшимся мне делом крайне таинственным.

Моя близость с амазонками (явление для них совершенно новое и доселе неведомое) вскоре позволила мне задать вопрос, буквально обжигавший мне губы. Итак, я спросил, каким образом осуществляется у них процесс воспроизводства себе подобных. Я нарочно выбрал время, чтобы задать сей вопрос, отбросив всякую стыдливость, и самым подходящим счел один из тех вечеров, когда мы собрались все вместе и я рассказывал амазонкам сказки и легенды своей родины, которые им так нравились, те занимательные истории, в которых речь всегда шла о любви мужчины к женщине, о чем они прежде никогда слыхом не слыхивали. После таких вечерних посиделок я обычно удалялся в свой грот, предназначенный мне в качестве жилища, и вскоре ко мне присоединялась та или другая из воительниц. Почему приходила та или другая? Каким образом они договаривались между собой? Не знаю, но, как бы там ни было, между ними по сему поводу не возникало ни споров, ни ссор. Некоторые приходили по многу раз, другие вовсе не посещали меня, но у меня никогда не было никаких оснований для возражений или сетований (кстати, мне это даже в голову не приходило), ибо меня вполне удовлетворяло, если не сказать больше, это невиданное смешение тел и ласк, это непривычное разнообразие, эти проявления неуверенности и невообразимой доверчивости, а также бесконечное многообразие движений, поз, вздохов и стонов, по которым я постепенно учился в полной темноте отличать одну амазонку от другой.

Так вот, когда я впервые задал столь интересовавший меня вопрос, то в ответ сначала раздались смущенные смешки, а затем воцарилось гнетущее молчание. Тишину нарушила предводительница амазонок (ее имени я не знал, так как амазонки никогда не сообщают своих имен мужчинам и не произносят их вслух в их присутствии). Она сказала примерно следующее, обращаясь к своим соплеменницам: «Мы приняли решение ему все показать и рассказать про нашу жизнь без утайки (я тогда приписал этому выражению смысл, которого оно, быть может, и не имело), ну так мы ему все и покажем. А остальное уж зависит от его ума и сообразительности». Итак, было решено, что на следующий день амазонки раскроют мне тайну, что же они предпринимают для того, чтобы рожать детей.

Рано утром ко мне явилась сама предводительница, чтобы разбудить меня. «Вставай! – со смехом сказала она. – Я сейчас представлю тебе наших так называемых мужей». Она преднамеренно употребила слово из языка торговцев солью, ясно отдавая себе отчет в том, в какое изумление она меня повергнет. Следует заметить, что, общаясь с торговцами, амазонки, наделенные тонким слухом и острым умом, научились понимать их диалект, но сами между собой продолжали изъясняться на том, что ученые мужи именуют «лингва франка», то есть на наречии, в котором перемешаны слова, позаимствованные из разных языков, именно на этом наречии я, по примеру торговцев солью, и общался с амазонками. Но это так, к слову… Предводительница заговорила вновь: «Их называют амазонами. Они дикие и жестокие, вот почему мы держим их в клетках».

Амазоны! Она в первый раз заговорила о них… Итак, старинные легенды не лгали, в них содержалась доля истины!

Амазонки рассказали мне, что амазоны – не люди, не мужчины (по крайней мере по их понятиям не мужчины, в том смысле, в котором сами амазонки считали себя людьми и женщинами); сказать по правде, до того времени, как амазонки начали вести дела с торговцами солью, эти суровые воительницы очень сомневались в том, что на свете вообще могут существовать мужчины (как я понимаю, они хотели сказать «существа противоположного пола, способные к деторождению, но одновременно и наделенные разумом», в отличие от амазонов, их они считали всего лишь дикими животными, которых следовало заставить подчиняться при помощи кнута).

Итак, амазонки привели меня в укромную, неприметную долину, где под надежной охраной жили амазоны. Да, амазонки оказались правы: амазоны выглядели как несчастные дикие животные, уродливые, косматые, всклокоченные, угрюмые, грязные и вонючие, не способные изъясняться связно и внятно; они питались корнями и сырым мясом животных, которых они рвали живьем руками и зубами, не давая себе труда их сначала убить. Амазонки рассказали мне, что они ловят амазонов и сажают в клетки, а затем их надо кое-как наскоро выдрессировать, заставить подчиняться, но делать это следует осторожно, избегая их укусов… к тому же еще приходится терпеть их пронзительные вопли… а ведь еще надо их мыть и брить, надо научить вычесывать вшей из волос… По признанию амазонок, в ходе обучения некоторые из пленников выказывали полную неспособность к этому процессу и непригодность к исполнению в будущем тех «обязанностей», выполнения которых от них ожидали. Другие же выказывали смирение и покорность… Следует сказать, что с течением времени амазонки научились в некотором смысле приручать амазонов, «задабривая» их мимикой, жестами, словами и пищей; я узнал, что послушных амазонов использовали в качестве рабов на полевых работах, к которым воинственные амазонки испытывали отвращение. Не знаю, какова была их дальнейшая участь, но я очень сомневаюсь в том, что их кормили вплоть до естественной смерти…

Спустя девять месяцев амазонки рожали детей. Маленьких девочек встречали с великой радостью, в раннем детстве их ласкали и баловали, а затем воспитывали сурово и строго, ибо жизнь амазонок была нелегкой, очень нелегкой, даже жестокой, и они должны были научиться никогда ни на что не жаловаться и спокойно переносить любые испытания и страдания, но в то же время их окружали любовью и нежностью. Когда же они достигали возраста половой зрелости, их ожидало ужаснейшее испытание, ибо каждой из юных амазонок прижигали правую грудь раскаленным докрасна железом так, что почти ее выжигали, и она должна была терпеть эту пытку молча, не издавая при этом ни единого крика или стона.

Что касается детей мужского пола, рожденных амазонками, то их сразу же после появления на свет забирали у матерей из опасений, как бы они, несмотря на все бытовавшие в племени предрассудки и предубеждения против мужчин, не прониклись чувством материнской любви к своим сыновьям. Каждого мальчика подвергали следующей болезненной процедуре: правое яичко тщательно перетягивали тонкой веревочкой туго-натуго и ждали, когда оно само собой отсохнет и отпадет, невзирая на все пронзительные жалобные крики несчастного малыша; обычно мальчики после такой операции все же оправлялись от болезни, и когда раны затягивались, мальчиков относили к перевалу, где было сооружено некое подобие хижины, и эта жалкая лачуга должна была служить им убежищем от непогоды. Там детей, совершенно голых, несмотря на холод и сильный ветер, укладывали на солому – только самые крепкие и здоровые выживали в таких условиях. Амазонки бросали детей на произвол судьбы и уходили, а через несколько часов после их ухода в хижину являлся дикий, живущий на воле амазон, вероятно, ведомый инстинктом, и забирал тех, кому удалось выжить. Все дело было в том, что за перевалом жили на воле дикие амазоны, в каком количестве – неизвестно; по мнению амазонок, они прозябали в такой жуткой нужде, влачили столь жалкое существование и были столь невежественны, что можно было смело утверждать, что в их сообществе наблюдалось полное отсутствие культуры, так что сами амазонки вполне искренне полагали, что совершают для амазонов большое благодеяние, когда ловят их и уводят к себе в рабство. Амазонки говорили, что только пленение амазонов и содержание их в рабстве могло обеспечить выживание двух племен, по крайней мере так они утверждали…

Как мне сказали, в последнее время число диких амазонов значительно сократилось, племени уже ощутимо не хватало притока свежей крови, и предводительница амазонок опасалась, что в ближайшем будущем амазонов будет не хватать для исполнения той роли, что была им предназначена (или для которой они были предназначены); она признала, кстати, что отчасти в этом были повинны сами амазонки, которые истребляли амазонов, даже не желая того, ибо многие амазоны гибли во время облав.

Клетки, в которых держали амазонов, находились в лесу, в двух-трех часах ходьбы от деревни амазонок. Как мне объяснили, поселили амазонов на приличном расстоянии от деревни для того, чтобы не слышать их воплей, то хриплых, то пронзительных, но одинаково противных; должен сказать, что крики эти были действительно невыносимы, потому что, когда я приблизился к месту, где стояли клетки, мне показалось, что я слышу звуки, издаваемые не то поросятами, не то ослами, не то какими-то неизвестными мне чудовищами. Столь же неприятным, как и их крики, был и внешний вид этих хилых, тщедушных существ, коротконогих, приземистых, казавшихся еще большими уродами по сравнению со стройными амазонками; все они были сутулы, даже горбаты, многие уже были беззубы; у них у всех выдавались вперед тяжелые подбородки, кожа была вся покрыта прыщами, свидетельствовавшими о нездоровье, и еще они были грязны… так грязны, что их запах можно было ощутить задолго до того, как они предстали перед моим взором. Я смог приблизиться к тем жутким конурам, где их держали, только зажав нос и почти не дыша, при виде меня они зарычали и завизжали от страха, ведь они никогда не видели среди амазонок мужчину, и на то были свои причины. Я попытался было их как-то успокоить, используя те немногие слова амазонского языка, которые я выучил; я старался внушить им, что пришел как друг, без дурных намерений, но если они и понимали отчасти этот язык, то воспринимали его лишь как язык, на котором хозяева разговаривают со своими рабами. Итак, самые мирные, спокойные, ласковые слова принимались за оскорбления и брань, самое любезное и дружеское предложение – за приказ, причем отданный в грубой форме и сопровождаемый грозным окриком. Я тогда испытал к амазонам сильнейшее отвращение, и впоследствии мне было очень нелегко с ними разговаривать, ибо это отвращение я так до конца и не преодолел. Внутренне я кипел от возмущения… Как? С этими жалкими существами, отмеченными печатью вырождения, совокуплялись амазонки, чтобы продолжить свой род, чтобы обеспечить выживание своего племени, представительницы которого столь прекрасны?!

Дата добавления: 2015-06-30