Такой быть сложно

– Что вам известно об отмывании денег? – спросил пожилой мужчина, передавая Холлис горошек и панир[175]на круглой тарелке из фольги.

Все четверо сидели за дальним концом второго из длинных столов и ели индийский обед. Трапезу, разумеется, заказали по телефону. По убеждению журналистки, так и следовало поступить заговорщикам, не желающим лишний раз показываться на улице.

Бобби терпеть не мог индийскую кухню и не хотел сидеть с остальными; для него заказали простую сырную пиццу, потребовавшую отдельной доставки.

– Наркоторговцы ворочают горами наличных, – произнесла Холлис, при помощи пластиковой вилки перекладывая горошек на белую бумажную тарелку. – Мне как-то рассказывали, что эти парни выбрасывают пятерки и купюры по доллару, чтобы не возиться с мелочью. – Инчмэйл обожал собирать всевозможные факты о поведении людей из преступного мира. – Но не отправляться же за солидной покупкой с трейлером, набитым деньгами, а в банках разрешается класть на счет лишь определенную сумму. В итоге господин с распухшими чемоданами идет на немыслимые уступки тому, кто возвращает «грязные» денежки в оборот.

– Десять тысяч долларов. Ровно столько можно взнести наличными в банк США, – уточнил мужчина в возрасте, угощаясь разноцветным рисом с кусочками цыпленка в ярко-бежевом соусе. – Любая огромная сумма денег начинает составлять отрицательный баланс. Как бы вы, например, поступили с десятью миллионами, если бы не могли отчитаться, откуда они взялись?

К чему он об этом заговорил?

– А сколько это будет, – Холлис припомнился пухлый конверт от Джимми Карлайла в сумочке, – сотенными бумажками?

– Вечно эти сотенные, – вздохнул мужчина. – Меньше, чем вы полагаете. Две целых и четыре десятых миллиарда именно такими купюрами занимают место семидесяти четырех стиральных машин, только весят гораздо больше. Миллион сотенными потянет на двадцать три фунта и спокойно уложится в небольшом чемодане. Десять миллионов – это чуть менее двухсот тридцати фунтов чистого веса.

– А вы что же, своими глазами видели два и четыре десятых миллиарда? – Ей вдруг показалось, что это важно.

– В июне две тысячи четвертого года, в воскресенье, – продолжал незнакомец, пропустив вопрос мимо ушей, – федеральный резервный банк Нью-Йорка открыл свои хранилища, чтобы переправить именно такую сумму в Багдад на борту пары военно-транспортных самолетов «C-130».

– Багдад?

– Начиная с марта две тысячи третьего года по июнь две тысячи четвертого мы переслали в Ирак около двадцати миллиардов долларов наличными. Последняя партия должна была покрыть расходы на передачу власти от временной администрации коалиции временному правительству Ирака. Это самый крупный денежный перевод за всю историю банка.

Холлис пришел на ум лишь один вопрос:

– Чьи это были деньги?

– По условиям резолюции Объединенных Наций, федеральный резервный хранил иракские капиталы, в основном доходы от добычи нефти. Фонд развития Ирака. При более благоприятном раскладе, скажем, в государстве вроде этого и в мирное время, проследить за окончательным распределением даже одного миллиарда практически невозможно. А уж осуществить надзор за двадцатью миллиардами в Ираке в таких обстоятельствах? В наши дни вообще нереально узнать хотя бы с долей достоверности, куда исчезнет львиная доля денег.

– Но их использовали на восстановление страны?

– А что, разве похоже?

– Значит, наличные помогли временному правительству удержаться на плаву?

– Полагаю, да. Какая-то часть, – ответил мужчина и принялся есть – аккуратно, тщательно и с явным удовольствием.

Холлис поймала взгляд англичанина, наткнувшегося на нее в переулке. Темные волосы, очень короткая стрижка – вероятно, попытка стилистически изобразить преждевременную мужскую лысину... Интересный молодой человек, подумала журналистка. Привлекательный, в отличной форме и, должно быть, занятный. Она могла бы увлечься, не окажись незнакомец международным правонарушителем, террористом, пиратом непонятного статуса. Или на кого там работает Бобби? Мультикультурные преступники. Мечтательного вида парнишка в черном, невнятной национальности, но, трудно сказать почему, определенно не американец. Солидный мужчина – уж этот явно смахивал на американца, только слегка старомодного. Из тех, что заправляли, когда в Штатах солидные люди еще стояли у руля.

– Идите ко мне, – пригласил мистер Симпатичный Злоумышленник в Отличной Форме, указывая на стул возле себя по ту сторону стола.

Мужчина постарше жестом (рот у него был набит) отпустил свою соседку. Она взяла тарелку и обошла стол кругом, по дороге обратив внимание на квадратную пластиковую коробку желтого цвета без особых примет, если не считать трех коротких черных антенн, чуть разных по длине, тумблера и красного индикатора. Прибор неизвестного назначения был включен. Холлис опустила тарелку на стол и присела рядом.

– Гаррет, – представился молодой человек.

– Я думала, здесь не называют имен.

– Фамилий, – поправил он. – Но это мое настоящее... По крайней мере одно из них.

– Что вы делали, Гаррет, пока не взялись за то, чем теперь занимаетесь?

Молодой человек поразмыслил.

– Я увлекался экстремальными видами спорта. В итоге – больница. Ясное дело, штрафы, самая малость в камере... Работал на киностудии с реквизитом, выполнял заодно кое-какие трюки. А вы что делали, – он поднял брови, – между «Такой быть сложно» и тем, чем теперь занимаетесь?

– Неудачно играла на фондовой бирже. Вкладывала деньги в музыкальный магазин своего приятеля... Как понимать – «экстремальные виды спорта»?

– В основном – прыжки ЗАЛПом.

– Залпом?

– Это акроним. З – означает здание, А – антенна, Л – ландшафтные образования вроде скал, П – пролет, в смысле «мост», «арка», «купол»... Получается – ЗАЛП.

– Где находится самое высокое место, откуда вы прыгали?

– Этого не скажу, – ответил он. – Боюсь, вы станете рыться в «Гугле».

– А что, можно просто так набрать «Гаррет» и «прыжки ЗАЛПом»?

– Я взял спортивный псевдоним. – Молодой человек оторвал от подгоревшей с виду индийской лепешки наан длинную полоску, скатал ее и обмакнул в остатки панира.

– Надо было и мне использовать сценическое имя.

– Вон там стоит Тито, – собеседник указал на парня в черном, – он видел ваш постер на площади Святого Марка.

– Это тоже спортивный псевдоним?

– По-моему, это его единственное имя. У парня много родни, но я ни разу не слышал ни одной фамилии. – Он промокнул губы бумажной салфеткой и спросил: – Вы еще не думаете обзаводиться детьми?

– О чем я не думаю?

– Простите, может быть, вы беременны?

– Нет.

– Что скажете, если придется подставиться под определенную дозу радиации? Не будем уточнять, но это не чересчур много... Наверное. Опасность, конечно, есть. Однако не слишком серьезная.

– Вы пошутили, правда?

– Нет.

– И даже не знаете дозу?

– Пара серьезных рентгеновских лучей. Это если все пройдет как по маслу. Если же, против нашего ожидания, возникнут сложности, облучение будет выше.

– Какие сложности?

– Трудно объяснить. И вообще вряд ли они возникнут.

– Почему вы меня спросили?

– Потому что вот он, – Гаррет показал на старшего мужчину, – хочет, чтобы вы присутствовали при том, что мы собираемся сделать. Как я уже сказал, определенный риск есть.

– Да, меня пригласили. Вас это не удивляет?

– Честно говоря, нет. Он принимает решения по ходу дела и до сих пор большей частью был прав. Я скорее ошеломлен тем, кто вы такая, если вам понятно, о чем речь. Надо же, Холлис Генри. Никогда бы не поверил. Но раз уж вы здесь, добро пожаловать. Надеюсь, вы не станете меня отвлекать или закатывать истерики. Он считает, это не в вашем характере. Я в этом не уверен. Однако нельзя было не спросить вас про радиацию. В случае чего не хочу брать лишний груз на свою совесть.

– А мне не придется прыгать с высоты?

Инчмэйл однажды описывал стокгольмский синдром, ту нежность и преданность, которые даже самый жестокий террорист якобы может внушить своей жертве. «А вдруг и со мной происходит что-нибудь в этом роде?» – промелькнуло в голове журналистки. Рег полагал, что после рокового дня под кодом «девять-одиннадцать» Америка прониклась стокгольмским синдромом по отношению к собственному правительству. Впрочем, если бы у Холлис и развилась подобная болезнь, то скорее от Бигенда, нежели от этих троих. Уж он-то, твердил ей внутренний голос, нагонял бесконечно больше суеверного страха (исключая Бобби, конечно, но тот не тянул теперь даже на роль статиста в разыгравшемся спектакле, а не то что на похитителя).

– Нет, не придется, – ответил Гаррет. – Да и мне тоже.

Холлис нервно сморгнула.

– Когда все начинается?

– Сегодня.

– Что, уже?

– Как только пробьет полночь. Секунда в секунду. Но подготовка на месте потребует времени. – Он посмотрел на часы. – Отправляемся в десять. Мне осталось кое-что доделать, потом немного позанимаюсь йогой.

Журналистка внимательно посмотрела на собеседника. Еще ни разу в жизни с ней не случалось такого, чтобы собираться куда-то – и не представлять себе куда и зачем, и что будет дальше, хотя бы в следующую минуту. Оставалось надеяться, что «следующая минута» не станет последней, что «дальше» все-таки наступит. Однако в этом странном месте все было так необычно, что Холлис просто не хватило времени как следует испугаться.

– Передайте ему, что я в игре, – сказала она. – Согласна на все условия, так и скажите. Еду с вами.

Дата добавления: 2015-06-30