Когда вы судите между людьми, то судите по справедливости”

Св. Кур'ан, 4:58

“А когда будете говорить (давать судебный приговор и свидетельство в суде), то будьте правдивы, (даже) если это относится и к вашим родственникам...”

Св. Kyp'ан, 6:152

Однажды, в начале британского правления, в Кандхле, в области Мудзаффарнагар, возник спор между индусами и мусульманами из-за участка земли, который обе стороны считали своим местом поклонения. Английский чиновник спросил у мусульман, могут ли они назвать индуса, в чьей честности они абсолютно уверены, чтобы решить это дело на основании его показаний. Мусульмане сказали, что они такого индуса не знают. Тогда чиновник спросил индусов, знают ли они какого-нибудь мусульманина, на чье слово они могли бы положиться при решении спора. Индусы сказали, что хотя дело и очень серьезное, но есть один мусульманский священник, который никогда не говорил неправды, и можно надеяться, что он не изменит своей честности и в данном случае. Этот священник был из семьи Муфтия Илахи Бахша, который был учеником Шах Абдул Азиза и Халифа Саийида Ахмад Шахида. Тогда чиновник пригласил его к себе в суд, но он отказался, говоря, что поклялся никогда не видеть лица англичанина. Чиновник сказал, что он может не глядеть на его лицо, если не хочет, но прийти он должен, потому что предмет спора серьезный, а решение зависит от того, придет он или нет. Наконец маулана согласился. Он пришел в маске и стоял спиной к чиновнику, чтобы случайно не нарушить свой обет. Ему объяснили суть дела и спросили, знает ли он что-либо о том, кому принадлежал этот участок. Маулана заявил, что спорный участок принадлежал индусам; мусульмане не имели к нему отношения. В соответствии с этим чиновник принял решение. Мусульмане проиграли дело, но зато Истина одержала великолепную победу. В этот день многие индусы приняли Ислам при участии Маулана.

Знания и мудрость были в те дни священны и неприкосновенны. Те, кто занимал высокое место в сфере учености, не были склонны продавать свое интеллектуальное богатство ни за какую цену, потому что они рассматривали его как драгоценный дар и священный завет Аллаха. Поставить свои способности и знания, прямо или косвенно, на службу несправедливости и неверию было в их глазах равнозначно открытому предательству религии.

Сравните это интеллектуальное благородство с проституированием интеллекта, которое в наши дни происходит повсеместно. Современные ученые мужи всегда готовы продаться тому, кто предложит больше. Они выставляют себя на аукцион. Если они получают 100 рупий в месяц в Исламском учреждении, а Христианское учреждение предложит им 105 рупий в месяц, они сразу же перейдут туда. А если выступит вперед еврейское государство и поднимет цену еще да 5 рупий, они продадутся ему с той же готовностью. Вопрос убежденности или предпочтения также не существует. Если позволят обстоятельства, учитель охотно поступит в полицию или военно-воздушные силы без всяких сомнений. Доктор философии в любой момент перейдет в военное или политическое ведомство, где его теоретические знания будут бесполезны или почти бесполезны. Писатель не видит разницы между тем, чтобы написать биографию национального героя или негодяя.

В прошлом связи между людьми были свободны от налета эгоизма. Они были запечатлены в сердцах и в результате часто приобретали эмоциональное значение, выходящее далеко за пределы материального объяснения. Например, узы любви, соединявшие учителя и ученика, были так сильны, что отношения между отцом и сыном или между любящим и возлюбленной по сравнению с ними кажутся незначительными. Современному человеку трудно поверить, что когда разнеслась весть (впоследствии оказавшаяся ложной) о смерти муллы Низамуддина из Лакхнау, один из его учеников, Саийид Каламуддин Азимабади, умер от потрясения, а другой, Саийид Зариф Азимабади, столько плакал, что навсегда повредил себе глаза[230].

Сегодня на Западе этические вопросы связываются только с соображениями практической пользы. В Исламе же, наоборот, подлинной целью является внутренний прогресс человека. Материальная выгода стала господствовать в западной мысли и нравственности в 17-м столетии, когда тамошние социальные философы стали пропагандировать точку зрения, согласно которой все этические принципы, которые не оказывают непосредственного воздействия на материальное улучшение общества, не заслуживают серьезного внимания. Эта точка зрения набирала силу, пока она не заняла господствующее положение во всех областях человеческой деятельности. Добродетели, имеющие чисто этическую ценность, были оттеснены на периферию жизни и обречены лишь на теоретическое существование, без малейшей возможности влиять на человечество.

В последнее время западная литература проявляет поразительную любовь к слову “природа”. Но контекст, в котором оно употребляется, и смысл, который стремятся выразить через него, показывают, что подразумевается только животная природа. Она означает мир плоти и не допускает души. Но по мере того, как западное общество становится все более и более технологическим, даже животная теплота исчезает из природы человека, и индивидуум превращается в груду неодушевленной материи.

“В глубоком преобразовании, которое сейчас происходит в социальной жизни Запада, — говорит Мухаммад Асад, европейский мусульманин, — эта новая, утилитарная мораль с каждым днем проявляется все больше и больше. Все добродетели, непосредственно связанные с материальным благосостоянием общества, как, например, техническая эффективность, патриотизм, националистическое групповое чувство превозносятся, и ценность их преувеличивается, иногда абсурдно, в то время как добродетели, которые до сих пор оценивались с чисто этической точки зрения, например, сыновняя любовь или сексуальная верность, быстро теряют свое значение, поскольку они не приносят обществу ощутимой, материальной выгоды. Эпоха, в которую прочные семейные связи имели решающее значение для благосостояния группы или клана, сменилась на современном Западе эпохой коллективной организации на гораздо более широких началах. А в обществе, которое является в своей основе технологическим и организовывается в быстро возрастающем темпе, поведение сына по отношению к своему отцу не имеет большого социального значения, пока эти индивидуумы ведут себя в пределах общих приличий, установленных обществом для взаимодействия своих членов. В результате европейский отец с каждым днем все больше и больше теряет власть над своим сыном, а сын теряет уважение к отцу. Их взаимоотношения постепенно становятся недействительными и с любой практической точки зрения уничтожаются постулатами механизированного общества, которое имеет тенденцию отменять все привилегии одного индивидуума по отношению к другому, и в ходе логического развития этой идеи — в том числе привилегии, связанные с семейным родством; и прежние отношения между отцом и сыном становятся устаревшими”[231].

Дата добавления: 2015-07-02