История наркотизма в России 1 страница

История дружбы России с алкоголем – печальна и драматична. На протяжении тысяч лет Русь – матушка не знала иного питья, кроме чистой родниковой воды. Была правда ещё сурица – настой целебных трав на ключевой воде с медом, забродившим под лучами солнца. Её крепость 1 – 1,5 градуса, как сейчас в квасе. Намного поздее пиво и брага делались тем же способом, только для пива использовалось зерно, а для браги – фрукты и ягоды. Крепость была та же: 1 – 1,5 градуса.

Потреблять сурицу можно было только по строго установленной норме. Норма эта была такова: в дни празднований весеннего и осеннего равноденствий мужчинам, достигшим возраста в два круга лет (16x2=32 года), выполнившего долг перед родом, т.е. имеющего не менее девяти здоровых детей разрешалось испить, полученную из рук Волхва или Родана (Предводителя рода) одну чарку сурицы, пива или браги. Мужчинам, достигшим возраста в три круга лет (16x3=48 лет), имеющим полный семейный Родовой Круг здоровых детей (не менее 16) волхв или родан подносил еще по одной чарке в дни празднований летнего и зимнего солнцестояния. Вот она Русская норма! Имеешь девять здоровых детушек – получи две чарки в год безалкогольного изделия (алкогольное, по современным нормативам все, что больше 1,5 градуса)! Имеешь шестнадцать здоровых чадушек – получи четыре чарки в год! Заметьте, поднести чарку женщине никому даже не приходило в голову! Эта норма соблюдалась на Руси с незапамятных времен.

Мало кто знает, что впервые виноградный спирт под названием «аквавита», что значит «вода жизни», появился в России в 1386-1398 годах, в разгар «татаро-монгольского ига» его привезли генуэзские купцы из Византии. При великокняжеском дворе спирт не произвел особого впечатления: к нему отнеслись как к чему-то экзотическому, России не касающемуся, ведь у нас было принято пить малоградусные медовые настои, т.е. при главенстве старой веры спирт не пошел.

С 1429 года на Руси вновь потекли большие количества аквавиты. Ее везли сюда русские и греческие монахи, и церковные иерархи, а также генуэзцы из Кафы и флорентийцы, торговавшие с Византией. Можно предположить, что христианскую Византию к тому времени окончательно споили; через 24 года власть в Византии перешла в руки непьющих мусульман, а Русь вскоре после этого объявила себя наследницей Византийской империи: «Москва – Третий Рим, а Четвертому не бывати».

Но пить в Московии стали отнюдь не сразу после этого. Вот, что писал Михалон Литвин в трактате: «О нравах татар, литовцев и московитян», поданном им в 1550 году князю Литовскому и королю польскому Сизигмунду II Августу: «…случается, что, когда прокутив имущество, люди начинают голодать, то вступают на путь грабежа и разбоя, так что в любой литовской земле за один месяц за это преступление платят головой больше [людей], чем за сто или двести лет во всех землях татар и москвитян, где пьянство запрещено. Воистину, у татар тот, кто лишь попробует вина, получает восемьдесят ударов палками и платит штраф таким же количеством монет. В Московии же нигде нет кабаков. Посему, если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина, то весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так сурово, поскольку [считается, что] они заражены этим общением и [являются] сообщниками страшного преступления, у нас же не столько власти, сколько сама неумеренность или потасовка, возникшая во время пьянки, губят пьяниц. День [для них] начинается с питья огненной воды. Вина, вина! – кричат они еще в постели. Пьется потом эта вот отрава мужчинами, женщинами, юношами на улицах, площадях, по дорогам; а, отравившись, они ничего после не могут делать, кроме как спать; а кто только пристрастился к этому злу, в том непрестанно растет желание пить….

А так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам разные деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, [а так же] черпаки, мечи, фалеры и разное вооружение отбирают у нас золото».

Резко меняется ситуация с 1552 года когда Иваном Грозным в России был открыт сперва царев кабак для опричников, а потом и для всего люда, где спаивали уже не только 11-ти градусным вином, а и довольно крепкой водкой! В 1613 г. по указу Михаила Федоровича в Астрахани был заложен «настоящий сад для дворе государева». Привезенные из-за границы виноградные саженцы хорошо прижились в благодарной почве. Уже в 1656-57 гг. к царскому столу подавались первые партии отечественного вина (по его указу был запрещен ввоз водки в Россию), т.е. то зелье заморское и дорогое, а теперь стало свое и дешевое. А в 1651 г. на реке Сунже обнаружили заросли дикого винограда, и астраханский воевода отправил Алексею Михайловичу послание, в котором докладывал, что из этих дивных ягод делают «виноградное питье, привозят на продажу в Терек и про себя держат».

В 1720 г. Петр I указывал астраханскому губернатору о необходимости разводить виноград, а на Тереке «помимо персидских сортов винограда приступить к разведению венгерских и рейнских форм и послать туда виноградных мастеров». (26)

Спустя несколько лет при посещении Парижа российский император передал французам несколько бочек вина с берегов Дона и теперь уже по всей России начинается вакханалия пьянства.

Павел I снарядил специальную экспедицию по изучению возможностей развития виноградарства и виноделия. Согласно ее рекомендации, выращивать виноград и готовить вино предпочтительнее в местности между Кизляром и Моздоком.

Екатерина II открыла кабаков на Руси такое количество, что треть всех поступлений в государственную казну были за счет прибыли от продажи алкоголя. На вопрос княгини Дашковой: «Ваше величество, зачем вы спаиваете Русский народ?» – Екатерина II цинично заявила: «Пьяным народом править легче!» Можно чуть точнее сказать: «Пьяным народом помыкать легче!» (27) Что собственно и происходит в последние годы.

Одной из первых реформ, во время которой светская и духовная власть еще действовали в союзе, была кабацкая. Необходимость борьбы с бражничеством диктовалась тяжелым положением страны, еще не изжившей наследия смуты. Одними из инициаторов этой борьбы выступили отцы церкви, которых беспокоил как внутренний отход паствы от церкви, так и "нестроения" в монастырях. Еще в 1646 г. предшественник Никона патриарх Иосиф послал ко всему духовному чину в Москве наказ, в котором сообщил, что царь приказал всем духовным и мирским людям в предстоящий великий пост "поститися и жити в чистоте со всяким воздержанием, и от пьянства и от неправд, и от всякого греха чтоб удалялись".(28) Правящие верхи видели в бражничестве тревожное свидетельство падения традиционных христианских ценностей. Так, в царском указе 1648 г. отмечалось, что "умножилось в людех во всяких пьянство, и всякое мятежное бесовское действо, глумление и скоморошество со всякими бесовскими играми". В том же году патриарх Иосиф "велел послать по всем монастярем грамоты таковы ж, чтоб отнюдь в монастырех хмельного всякого пития не было". (29) Однако рассчитывать на изменения нравов клира без серьезных изменений в жизни мира не приходилось. Требовалась реформа питейного дела, с проведением которой светская власть не могла справиться без идеологической и практической поддержки церкви.

Начало реформе положили два царских указа, появившихся в 1651-1652 гг. Указ 1652 г. предписывал "во всех городех на кружечных дворех денежную казну сбирать на вере, а на откупу кабакам нигде не быть". Таким образом, правительство, наконец, решилось заменить ненавистного народу откупщика и его приказчика на "верхных людей" - выборных посадских, приводившихся к крестному целованию и собиравших кабацкие доходы прямо в государственную казну. Одновременно сокращалось и количество кабаков. "Во всех городах и в государевых больших селах быть по одному кружечному двору, а в меньших малолюдных селах кружечным дворам не быть ", - гласил указ.(30) Еще дальше пошел "тишайший царь" в следующем году, запретив содержать частные кабаки и поварни: "За бояры, за стольники и за дворяны московскими и за жильцы, и за приказными, и всяких чинов за людьми в городех и уездах, в поместьях и в вотчинах, и по дорогам, кабакам и кружечным дворам и вину продажному нигде не быть, и те все кабаки и поварни в поместьях и вотчинах свесть" (31).

Государственная монополия на виноторговлю задевала интересы"бояр и других знатных вельмож"- владельцев кабаков, и это было отмечено Адамом Олеарием (32). В результате оба указа не были скреплены боярским приговором. Для того чтобы провести их в жизнь, потребовалось обращение к авторитету церкви. Было созвано особое совещание ("собор"), на котором присутствовали царь, патриарх, "освященный собор" и Боярская дума (11.09.1653).

Решение "собора" сохранилось в составе памяти из приказа Новой чети в Приказ Большого дворца от 12.08.1653 г., которая, в свою очередь, цитируется в уставной царской грамоте о продаже питий на кружечном дворе в Угличе (19.08. 1653 г.) (33). Содействие церкви наложило свой отпечаток на содержание этого документа. Во-первых, вопреки традиционному требованию "питухов от кабаков не отгонять" на этот раз предписывалось, чтобы "на кружечном дворе питухом и близко двора не сидеть и пить давать не велели". Приказано было не продавать больше одной чарки человеку, ограничено время продажи вина. Во-вторых, велено было "священнического и иноческого чину на кружечные дворы не пускать и пить им не продавать". Наконец, по воскресным дням и на время поста кружечные дворы закрывались. Все эти ограничения были призваны и могли сократить продажу вина, одновременно с ограничительными указами "верным головам" и царским целовальникам было предписано собрать установленную сумму "кабацких денег" "перед прежним с прибылью", а в противном случае недобор должен был быть "доправлен на них". Тем самым сборщики "кружечных денег" были поставлены перед выбором: либо обходить все ограничения, либо расплачиваться своим имуществом. Правительство, потерпевшее в конце 40-х гг. неудачу с налоговыми новшествами, просто не могло отказаться хотя бы от части "кабацких денег". В этом заключалась одна из основных причин неудачи кабацкой реформы. По свидетельству современников, пьянство не уменьшалось.

Кабацкая реформа принадлежит к числу начинаний, предпринятых в интересах посада, осуществление которых было связано с именем патриарха Никона. Дальнейшая социальная политика самодержавия перечеркнула ее результаты. В 1663 г. винные откупа были восстановлены, в 1681 вновь уничтожены; но на практике они никогда не исчезали.(34) Против винных откупов, которые Никон называл "злодейскими", выступали Юрий Крижанич и В.В. Голицын. Последний прямо предлагал уничтожить государственную монополию "на кабаки и разные продукты торговли... полагая, что таким образом сделает народ более трудолюбивым и промышленным, так как ему представится надежда на обогащение". (35) Русская действительность XVIII века, когда винокурение стало одной из сословных привилегий дворянства, а откупа - неотделимой принадлежностью казенной монополии на виноторговлю, сделала эти планы несбыточными.

Иностранные путешественники, посещавшие Московское государство в XVI-XVII в., оставили потомкам воспоминания и дневники путешествий, в которых дано множество более или менее точных описаний быта и нравов русского народа. Редкий путешественник обходил стороной вопрос о винопитии в России. Так, Михаил Литвин в "Отрывках о нравах татар, литовцев и москвитян", укоряя своих соотечественников литовцев за пьянство, ставил им в пример татар и русских: "Подобно московитянам и татары и турки, хотя и владеют областями производящими вино, - писал он, - но сами его не пьют, а продают его христианам". (36) Борьбу с пьянством на Руси Михаил Литвин считал государственной политикой. Он отмечал, что "в областях Московии и Татарии воспрещено пьянство". Иван Грозный, заботясь о трезвости своего народа, утверждал Литвин, построил для иностранцев специальную слободу Наливки, в которой они могли бы производить и пить вино.(37) Очевидно, автор пользовался недостоверными сведениями. Следует заметить, что его описания пьянства литовцев так же мрачны и маловероятны, как и картины русского пьянства в изображении других иностранцев. Дж. Тедальди и Герберштейн (38), как и Михаил Литвин, упоминали об ограничении производства и употребления вина в России в первой половине XVI века. Но уже А. Дженкинсон, посетивший Москву в 1557 г., в своих записках говорил о существовании царских кабаков, в которых и мужчины и женщины пропивали не только свои деньги, но и имущество.(39)

Однако наиболее "выразительное" описание "русских нравов" оставил в первой половине XVII в. секретарь голштинского посольства Адам Олеарий.(40) Он утверждал, что "ни один народ не предается так пьянству, как русские,(41) и даже духовенство не составляет исключения", "духовные особы часто так напиваются, что только и можно по одежде отличить их от пьяных мирян".(42) Пьянство Олеарий считал естественным, будничным состоянием русских: "если видишь по улицам там и сям пьяных, валяющихся в грязи, то не обращаешь на них внимания, как на явление самое обычное".(43) С нескрываемой иронией описывает этот путешественник обычай в знак внимания подносить чарку водки. Он приводит несколько случаев, когда не только простой люд, но и царские послы, боясь оскорбить отказом, напивались до смерти.(44)

"В большие всенародные праздники, - писал Олеарий, - люди напивались до безумия, следствием чего являлись частые убийства". (45) Явное удовольствие доставляло автору пересказывать малоприглядные случаи из жизни русских. Так, подробно описывая мероприятия, предпринятые правительством в 1652 г. для уменьшения пьянства, Олеарий тут же добавил, что "сообразительные русские" нашли выход из создавшегося положения: несколько человек собирались вместе, "вскладчину" покупали штоф или несколько водки и пили тут же, где иногда, напившись, и засыпали; а некоторые покупали на кружечном дворе сразу много водки и заводили свой тайный кабак. "Поэтому, - пишет Олеарий, - не много меньше прежнего встречается пьяного народу, шатающегося и валяющегося по улицам". (46) По-видимому, именно сочинение "секретаря голштинского посольства" создало и утвердило в западноевропейской литературе социальный стереотип о "извечном пьянстве русских". Записки путешественников, посещавших Россию в XVII в. после Олеария, не добавляют ничего нового к его описаниям. Из сочинения в сочинение повторялись с небольшими вариациями одни и те же легенды, анекдоты и различные "курьезные" истории. Устойчивые штампы сохранялись на протяжении столетий.

При более подробном и тщательном рассмотрении записок и воспоминаний иностранных путешественников (в том числе и А. Олеария) выясняется, что они не являются бесспорными историческими источниками. Зачастую в них собирались поверхностные описания русского быта и обрядов. Жизнь русского народа они знали плохо, не представляли условий труда основной массы населения. Под "бытом русского народа" они чаще понимали сцены из жизни богатых семейств, которые им приходилось наблюдать, либо из жизни городской черни, ничем не занятой и проводившей время в кабаке. О многомиллионном народе судили по маленькой прослойке населения.

Еще современники иностранных путешественников XVI-XVII вв. выступали против несправедливой оценки нравственных качеств русского народа. Ю. Крижанич писал: "пишут... не историю, а язвительную и шутейскую песнь. Наши пороки, несовершенства и природные недостатки преувеличивают и говорят в десять раз больше, чем есть на самом деле, а где и нет греха, там его придумывают и лгут". (47)

Известно, что восточные славяне в очень маленьких количествах потребляли алкогольные изделия, такие как мед, брага, пиво. Солод для варки пива славяне умели приготовлять с V-VI века, хмель же был известен им с Х века: о нем упоминается у Нестора. В XV и XVI веках потребление хмельного пива на Руси было уже настолько распро­странено, что царь вынужден был его ограничивать. С XVII века крестьянам дозволялось варить пиво, брагу и мед для домашнего потребления только 4 раза в год, на праздники (рождество, пасха, Дмитриевская суббота и масленица), а также по поводу крестин и свадеб, почему и пирушки в эти праздники называ­лись особым пивцом. Но право такое давалось только отдельным крестьянам, которые повиновались богатым, выполняли оброк и барщину и обыкновенно на срок варки отводилось только 3 дня. По окончании этого времени кабацкий голова приходил и опечатывал оставшееся алкогольное зелье до следующего праздника.

В домостроевских нормах Сильвестра (XVI) рекомендуется сыну и невест­ке не напиваться допьяна и следить за домочадцами. Митрополит Фотий в 1410 году запретил населению пить пиво до обеда. Исследователи отмечают, что пьянства как явления, разъедающего общественный организм, в домосковской Руси не было.

При царе Иване III право изготовлять спиртные изделия принадлежало казне, которая организовывала питейные заведения - корчмы. Содержание такой корчмы считалось вознаграждением царских вельмож, которые назначались в города в качестве воевод. Насаждение корчмы в городе обычно вызывало всплеск пьянства. Иван Ш издал правительственный Указ, запрещающий "гнусное пьянство". Согласно этому указу низшие слои населения могли пить только 4 раза в год. Запрещалось боярам и дворянам исполнять служебные обя­занности в состоянии алкогольного одурения или подпития. В свободное же от службы вре­мя им пить спиртное разрешалось.

Иван IV (Грозный) поставил в Москве в 1552 году первый кабак. Увидев от этого нововведения большую прибыль для царской казны царь Иван IV предписывает наместникам областей ликвидировать частную виноторговлю (корчмы) и создавать повсеместно царевы кабаки. Царь за хорошую службу не­сколько позже раздает кабаки боярам. В конце ХVI века кабаки были созданы практически во всех городах, что и послужило большой материальной основой роста пьянства в Русском государстве. Само слово "кабак" татарское, но в от­личие от татарских постоялых дворов, в кабаках продавалась только водка. Ка­баки содержались "на вере", то есть управлялись казной или отдавались на от­куп "как государевой казне прибыльнее".

Быстрое распространение кабаков вызывало протесты и жалобы духовенства и народа, а иногда кабаки либо закрывались, либо уничтожались.

С 1649 года казенная продажа алкоголя в России постепенно заменялась откупной системой. Откупщики получали монополию на торговлю спиртными изделиями и спаивали население в целях получения все большей и большей прибыли.

Во время царствования Алексея Михайловича по совету патриарха Никона в 1652 году на специально собранном церковном соборе о кабаках были введены некоторые ограничения в торговле спиртным, но объективно и эта мера способствовала спаиванию народа.

Народ приучался к кабаку не только экономическими мерами, но и физическими. Спутником кабака был так называемый правеж, то есть порка. Непосредственно перед казной отвечали дворяне и бояре (откупщики), но в случае долга они на порку выставляли вместо себя крестьян. Уже тогда царь решил бороться более жестоко с домашним производством спиртных изделий. У нарушителей предписывалось "сечь руки и ссылать в Сибирь".

Иные историки показывают Петра I борцом с пьянством. Другие утверждают, что царь всегда оставался царем, приверженцем своего класса и что он никогда не думал о народной трезвости. Петр I учредил орден служения Бахусу, первая заповедь которого была - напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвым. Петр I добился того, что борцов с пьянством стали называть еретиками. (48)

Основываясь на большом историческом материале один из первых русских исследователей этой проблемы И. Прыжов в книге "История кабаков в России" утверждал, что пьянство пришло на русскую землю "извне". Да и само слово корчма иноязычного происхождения (польское). В 1740 году откупщиков уже называли компанейщиками (или еще их звали компанейцами), так как питей­ные сборы стали отдаваться "в компанию охочим людям". В 1740 году вокруг Москвы, чтобы ее жители пили только в царевых кабаках казенную водку, был построен земляной вал, на котором дежурили нанимаемые компанейщиками солдаты. Тех, кто пытался переходить вал, солдаты пороли плетьми и нагайка­ми. Этот камер-коллежский вал сохранился до сих пор и находится теперь в центре столицы. Алкоголь в руках купцов, промышленников и царских чинов­ников становился орудием обмана, ограбления и угнетения народов. В одном из памятников старинной русской культуры "Притче о хмеле" описывается вред от потребления алкоголя.

Особенно же активно русский народ стал спиваться в конце XVIII-начале XIX веков. Развитие капитализма повлекло за собой развитие пьянства. Литера­тура того времени предостерегает лишь против так называемого «злоупотребления» алкоголем, и только позднее выдающиеся писатели и публицисты осознают, что истина ус­пеха в том, чтобы вовсе не употреблять спиртного.

Господствующие классы России поощряли массовое употребление в наро­де алкоголя как средства отвлечения трудящихся от протеста и борьбы за человеческие условия труда и жизни. Например, в первые же дни царствования Александра II ему донесли, что среди семидесятимиллионного населения было всего лишь 216 откупщиков, которые практически и заведовали всем питейным делом в России. Когда откуп достиг крайнего предела, а пьянство уже бушевало по всей России, среди интеллигенции стали ходить разговоры о воздержании и трезвости,

В Литовском крае было открыто первое общество трезвости. На одном предпри­ятии сапожный и столярный цеха заключили договор о прекращении пьянства. И в России начался но­вый этап борьбы с зеленым змием. В конце 1859 к воздерживающимся от алкоголя перешла почти вся Ковенская губерния, через три месяца к ним присоединилась Виленская, а затем вся Гродненская. Обще­ство трезвости возникло в Сердобском уезде Саратовской губернии. Затем дают зарок не пить вино мужики в Зарайском уезде Рязанской губернии. Через год общества существовали во Владимирской, Пензенской, Екатеринославской, Тверской губерниях... В других местах общества не образовывались, но народ просто собирался на сходки и давал зарок не пить.

Откупщики утешали себя, дескать, трезвость долго не продержится. «Опять запьют!» - говорили производители и торговцы водкой. Но как назло обеты и зароки соблюдались строго. Правда, был слу­чай, когда один крестьянин в Шавельском уезде, несмотря на данный им обет, все-таки напился. Од­носельчане поймали его, приклеили на спину вывеску «пьяница» и дважды провели вокруг села.

В Виленской губернии стали продавать водку по 8 грошей за кварту вместо прежних 14. Никто не пил. Тогда цену опустили в шесть раз. Ни единого желающего! В конце концов, местный откупщик дал приказание выставить перед корчмами даровое вино - никто даже не подошел.

Одни делали зарок словесный. Другие составляли письменные обязательства и подписывались це­лыми деревнями, селеньями, волостями. Третьи ехали в церковь, чтобы перед иконой отказаться от алкоголя.

В конце концов, правительство не выдержало роли стороннего наблюдателя. Мало того, что в казне образовалась прореха: непонятно, тревожно, подозрительно было само поведение мужика. Меры не заставили себя ждать. В марте 1859 сразу три министра - финансов, внутренних дел и государственных имуществ одновременно издали распоряжения о запрещении сельских приговоров в пользу трезвости и о недопущении их принятия впредь.

Избыточную жестокость над «кабацкими мятежниками» отмечали почти все газеты - от весьма умеренных до охранительных. «Колокол» писал: «Кабак поднялся в ранг церкви и дворца, и оскорбле­ние кабака становится оскорблением величества».

Беспримерная народная война с алкогольной агрессией государства выдвинула своих героев и сво­их мучеников.

А откупщики даже жаловались ми­нистру внутренних дел на православных священников, которые всяческим способом старались удержать народ от пьянства. Оставалась одна надежда: по прогнозам откупщиков, выпущенный на волю народ должен был спиться. Но наступил 1861, в стране было отменено крепостное право, а народ опять не оправдал прогнозов и направил свою энергию на обустройство нового быта.(49)

И тогда откупщики поменяли тактику. Взятками и подарками они добились от местных властей в некоторых губерниях того, что народ насильно заставили посещать кабаки. И вмиг были заломлены цены. Питье стало вновь дорого и как всегда мерзко.

Начались народные волнения и недовольства. Последовала осторожная рекомендация «сверху» - продавать полугар по твердой цене, не дороже трех рублей за ведро. Как водится, указанное вовсе не предполагало безусловного исполнения. Пьянящее пойло по-прежнему отпускали по 8-10 руб. за ведро.

Народ, каким-то образом, прознал про царское благодеяние. Ссылаясь на указания государя, мужики принялись крушить кабаки - как бы в наказание строптивым откупщикам. В считанные дни волнения охватили большинство поволжских и едва ли не все центральные губернии. Несмотря на разрушитель­ный запал, бунтовщики не трогали ничего, кроме кабацкого добра, - о чем с удивлением доносили по­лицейские чины.

Реакция правительства была мгновенной и безжалостной: «питейные бунты», как окрестила их официальная историография, были нещадно подавлены. К примеру, в Воронежской губернии, в городе Острогожске, прибывший к месту волнений губернатор немедленно устроил массовую порку крестьян; некоторые зачинщики были закованы в кандалы.

Откупная система была заменена в 1863 введением в России акцизов. Показательно, что осуществ­ление этой меры вынуждено было затянуться почти на полтора десятка лет, ибо откупщики не желали уступать свои позиции добровольно. Даже когда население устраивало им бойкот, даже когда против них объединялись трактирщики - торговцы водкой и сами потребители водки, откупщики все равно находили способы внести сумятицу и обмануть своих противников. Так, они в одних случаях провоцировали или прямо инсцинировали крестьянские бунты, чтобы вызвать применение войск против вос­ставших, в других - шли на беспрецедентную раздачу даровой водки крестьянам, чтобы добиться их благорасположения или срыва тех или иных сезонных работ и нанести ущерб массам, выступающим с бойкотом. Словом, откупщики яростно и всеми средствами боролись за свои «права».

Однако отмена крепостного права, открыв дорогу развитию капитализма в России, заставила цар­ское правительство не считаться с интересами и требованиями какого-либо одного класса, а действо­вать согласно законам рынка. Вот почему выбор был сделан не в пользу введения государственной мо­нополии, а в пользу акцизной системы, приспособленной к капиталистическому хозяйству и действо­вавшей в странах Западной Европы, на которую смотрели как на образец.

Но акцизная система «не пошла», стала все чаще пробуксовывать и, в конце концов «провалилась» с точки зрения своей экономической выгодности. Во-первых, она сразу сильно понизила цены на спирт и водку, и питейный доход казны упал со 100 млн. до 85 млн. рублей. Пьянство, сократившееся в пери­од борьбы народа с откупной системой, вновь достигло умопомрачительных размеров, причем не в ви­де роста объема потребляемой водки, а по своим социальным и медицинским последствиям, поскольку дешевая отрава «для народа», бесконтрольность «новой», «современной» рецептуры отдельных водоч­ных фирм привели в целом к катастрофическому росту алкоголизма, к массовому появлению хронических алкоголиков, чего в России до эпохи капитализма никогда еще не наблюдалось.(50)

С 1868 года, спустя всего пять лет после начала действия акцизной системы, появляются новые попыт­ки реформировать ее, внести исправления в те перекосы, которые появились в социальной сфере. Все эти попытки реформ в 1870-е гг., как это часто наблюдалось в истории России второй половины XIX в., сильно отдают «интеллигентством», «идеализмом» и направлены не на суть, а на частности. Так, предлагалось «демократизировать» акцизную систему, «регулировать» ее, введя ограничение числа пи­тейных домов, передачу продажи водки общественности (земству), установление выборности сидель­цев, предоставление права сельским сходам запрещать в своем селе, волости продажу водки и т. п. Кроме последней позиции (система местных запретов) это были прожекты, не способные дать никаких реальных положительных результатов.

В 1881 состоялось совещание министров по водочному вопросу. В результате было решено про­вести очередные кощунственные изменения: заменить кабак - трактиром и корчмой, то есть точками, которые бы торговали не только «голой» водкой, но и закусками. Вместе с тем впервые разрешалось продавать водку на вынос порциями меньше ведра. По сути дела, была введена розничная торговля. Ведь раньше о покупке водки в количестве меньше ведра никто и не стал бы вести разговоры. Из-за отсутствия мел­кой тары в стране продолжали пить так же, как и в средневековье: как правило, только в трактире, и сразу большой мерой, не менее чарки. Правда, существовали бутылки, но в них продавались только виноградные вина, которые завозились из-за границы. Решение же перейти на бутылочную торговлю водкой преследовало цель разрешить пить водку везде, в том числе и в домашних условиях. Началось новое повальное пьянство.(51)

Дата добавления: 2015-07-02