ПРИЯТЕЛЬНИЦА» РОКФЕЛЛЕРА

К этому времени Аида Минерва Тарбелл уже имела прочную репутацию первой в Америке женщины, ставшей видным журналистом. Она была высокого роста (шесть футов) и обладала только ей присущей суровой и спокойной властностью. Окончив Аллегени‑Колледж, она отправилась в Париж, чтобы написать биографию мадам Ролан — одной из руководительниц Великой французской революции, окончившей жизнь на гильотине. Тарбелл посвятила себя карьере и так и не вышла замуж, хотя позднее стала воспевать семейную жизнь и выступать против предоставления женщинам избирательного права. В начале двадцатого столетия ей было уже за сорок, и она уже была известным автором популярных, но тем не менее достаточно серьезных биографий Наполеона и Линкольна. Из‑за своей внешности и манеры держаться она казалась старше своих лет. «Всю свою жизнь она в основном держалась особняком, — вспоминала другая женщина, работавшая литературным редактором в „Мак‑Клурс“. — Невооруженным глазом было видно, что кокетство ей совершенно не присуще».

Поскольку вопрос о трестах постоянно муссировался на страницах «Мак‑Клурс», Тарбелл подумывала заняться собственным журналистским расследованием. Очевидной целью расследования была сама «Матерь Трестов», и она приняла решение взяться за дело. Отправившись принимать грязевые ванны на старинный итальянский курорт вместе с Мак‑Клуром, она добилась его санкции на расследование. Таким образом Аида Тарбелл и начала свое расследование, которому было суждено расшатать устои «Стандард ойл».

По иронии судьбы книга, вышедшая из‑под пера Тарбелл, стала последним орудием мести Нефтяного района тем, кто его захватил. Аида Тарбелл родилась и выросла в Нефтяном районе, в обстановке стремительного обогащения и столь же стремительного разорения. Ее отец Фрэнк Тарбелл вошел в этот бизнес, став производителем емкостей лишь несколько месяцев спустя после открытия Дрейка, а в шестидесятых годах, когда дела его шли в гору, он поселился в большом «бумтауне» под названием Питхоул. Когда нефть на месторождении внезапно закончилась и шумный маленький центр нефтяной деятельности превратился в руины, он заплатил шестьсот долларов за крупнейший отель города, на одну постройку которого в свое время ушло шестьдесят тысяч долларов. Он разобрал его, нагрузил повозки французскими окнами, резными дверьми и прочими деревянными изделиями, брошенной мебелью и железными бра, и перевез это все в Тайтусвиль, что в десяти милях от Питхоула, где и использовал все это при постройке красивого нового дома для своей семьи. В окружении всех этих вещей, постоянно напоминавших об одном из самых крайних проявлений нефтяной лихорадки, Аида Тарбелл и провела свою юность. (Позднее она даже собиралась написать историю Питхоула: «В истории нефтяного бизнеса нет ничего драматичнее Питхоула», — говорила она.)

Во время Нефтяной войны 1872 года Фрэнк Тарбелл выступил против «Саут импрувмент компани» на стороне независимых нефтедобывающих компаний. После этого вся его жизнь, как и жизнь многих обитателей нефтяных регионов, была заполнена борьбой со «Стандард ойл» и болью постоянных поражений. Позднее брат Айды Уильям занял крупную должность в независимой фирме «Пьюр ойл компани» и организовал сбыт ее продукции в Германии. И от отца, и от брата онапрекрасно знала об опасностях нефтяного бизнеса — этой «карточной игры», как говорил ее брат Уильям. «Часто мне хочется заняться каким‑нибудь другим бизнесом, — писал он ей в 1896 году, — и если мне когда‑нибудь удастся разбогатеть, будь уверена, я вложу большую часть денег во что‑нибудь более безопасное». Она помнила душевные страдания и финансовые трудности, которые пришлось перенести ее отцу — заложенный дом, ощущение поражения, очевидную беззащитность перед лицом Спрута, взаимную ожесточенность тех, кто пошел на соглашение со «Стандард ойл», и тех, кто этого так и не сделал.

«Не делай этого, Аида, — увещевал ее престарелый отец, когда узнал, что она занимается расследованием деятельности „Стандард ойл“ для „Мак‑Клурс“. — Они разорят журнал».

Однажды на ужине, который давал в Вашингтоне Александр Грэм Белл, Тарбелл отвел в сторонку вице‑президент одного связанного с Рокфеллером банка. Казалось, что он, хотя и вежливо, но угрожает ей — речь шла именно о том, о чем предупреждал ее отец — о финансовом состоянии «Мак‑Клурс». «Мне жаль, ‑ответила она резко, — но для меня это не имеет никакого значения»5.

Ее было невозможно остановить. Неутомимый исследователь, стремившийся добиться исчерпывающей правды, она превратилась в ищейку, одержимую своим делом и убежденную, что она на верном пути. Ее помощник, которого она отправила побродить по кливлендским улочкам в поисках тех, у кого были причины что‑либо вспомнить, писал ей: «Этот Джон Д. Рокфеллер, скажу я вам, самая странная, самая молчаливая, самая таинственная и самая интересная фигура в Америке. В этой стране люди ничего о нем не знают. Ярко написанный портрет этого человека даст в руки „Мак‑Клурс“ мощную козырную карту». И Тарбелл решила разыграть эту карту.

Но каким образом найти непосредственный доступ к «Стандард»? Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны — от X. X. Роджерса. Роджерс был самым высокопоставленным и могущественным директором «Стандард ойл», уступая в могуществе лишь Джону Арчболду, но, кроме того, он был крупнейшим биржевым спекулянтом. В «Стандард» он отвечал за нефтепроводы и добычу природного газа. Но личные интересы Роджерса не замыкались на бизнесе. Он оказал большую услугу американской литературе, когда десять лет назад взял на себя контроль за расстроенными финансами Марка Твена, который уже был на грани банкротства, поправил их, а после этого управлял средствами известного писателя и осуществлял инвестиции от его имени для того, чтобы Твен мог, по выражению Роджерса, «перестать обивать пороги». Однажды Роджерс объяснил свои действия так: «Когда я устаю от своих собственных дел, я отдыхаю, экспериментируя с делами своего друга». Роджерс любил книги Твена и читал их вслух своей жене и детям. Они с Твеном стали большими друзьями; Твен играл в бильярд на столе, который ему подарил Роджерс.

Но когда дело касалось его собственного бизнеса, Роджерс становился очень жестким, почти лишенным каких‑либо сентиментов дельцом. Именно он однажды на заседании комиссии, расследовавшей деятельность «Стандард ойл», произнес ставшую классической фразу: «Мы собрались не в игрушки играть, а деньги зарабатывать». Отвечая на анкету для справочника «Кто есть кто», он назвал себя просто «капиталистом», другие же называли его «Цербер Роджерс» — за его спекуляции на Уолл‑Стрит. Рокфеллер не одобрял его действий, потому что Роджерс был, по его собственным словам, «прирожденным игроком». И правда, когда на выходные фондовая биржа закрывалась, Роджерс, которому не терпелось заняться делом, почти всегда усаживался за покер.

Благодаря настойчивости Твена, Роджерс взялся за образование слепоглухонемой Хелен Келлер, направив ее в Рэдклифф. Сам же Твен был чрезвычайно благодарен Роджерсу и называл его самым лучшим другом из всех, которых он когда‑либо имел, а однажды сказал, что Роджерс «самый лучший человек из всех, кого я знаю или знал». Однако по иронии судьбы именно Твен, одно время занимавшийся издательским бизнесом, предоставил возможность Генри Дема‑ре Ллойду опубликовать книгу «Богатство против общего благосостояния». «Я хотел сказать, — писал он жене, — что единственный человек в мире, который мне не безразличен, единственный человек, на которого мне не наплевать, единственный человек, который не щадит пота и крови для спасения меня от голода и унижения, оказался негодяем из „Стандард ойл“... Но я не сказал этого. Я сказал, что мне не нужна какая‑то книга; я хотел уйти из издательского бизнеса».

Твен мог зайти к Роджерсу в его офис на Бродвее, 26 в любое время и иногда обедал вместе с «джентльменами сверху» в их уютной столовой. Однажды Роджерс сказал, что, по его сведениям, «Мак‑Клурс» собирается опубликовать историю «Стандард ойл». Он попросил Твена узнать, что это будет за история. Твен, который был дружен с Мак‑Клуром, навел у издателя нужные справки. И вот сложилось так, что Твен организовал встречу Тарбелл с Роджерсом. Наконец у нее появился так необходимый ей непосредственный доступ в «Стандард».

Ее встреча с Роджерсом состоялась в январе 1902 года. Она очень волновалась перед тем как встретиться лицом к лицу с могущественным магнатом из «Стандард ойл». Но Роджерс тепло ее поприветствовал. Описывая потом свои впечатления от встречи с Роджерсом, она сказала, что он был «вопреки всему самый красивый и самый выдающийся человек на Уолл‑Стрит». Они быстро достигли взаимопонимания, поскольку выяснилось, что когда Тарбелл была еще совсем маленькой, Роджерс жил в том же городе Нефтяного региона, что и она, где он владел небольшим нефтеперерабатывающим заводом. Причем его дом находился на склоне того же холма, что и дом семьи Тарбеллов. Он рассказал ей, что арендовал дом (в те времена жизнь в арендованном доме означала «признание неудачи в бизнесе»), чтобы накопить побольше денег для покупки пакета акций «Стандард ойл». Он сказал, что хорошо помнит Тарбелла‑отца и вывеску «ЕмкостиТарбелла». По его словам, никогда он не был так счастлив, как в эти ранние годы. Возможно, он был искренен или просто был очень хорошим психологом, отлично подготовившимся к встрече. Ему удалось очаровать Аиду Тарбелл — много лет спустя она нежно называла его «самым красивым пиратом из всех, что когда‑либо поднимали свой флаг на Уолл‑Стрите».

В течение следующих двух лет она регулярно встречалась с Роджерсом. Ее впускали в одну дверь, а выпускали в другую; правила компании не разрешали посетителям встречаться друг с другом. Иногда на Бродвее, 26 ей даже предоставлялся рабочий стол. Она приносила Роджерсу досье, а он предоставлял документы, цифры, давал необходимые пояснения. Роджерс был на удивление искренним с Тарбелл. Однажды зимой, например, она смело спросила его, каким образом «Стандард» «манипулирует законодательными органами».

"О, разумеется, мы присматриваем за ними! — услышала она в ответ. — Законодатели приходят прямо сюда и просят внести пожертвования на их избирательную кампанию. И мы делаем это, но как частные лица... Мы опускаем руку в карман и выдаем им кругленькую сумму на проведение избирательных кампаний. А затем когда вносится законопроект, противоречащий нашим интересам, мы идем к их лидеру и говорим: «Есть такой‑то законопроект. Нам он не нравится, и мы хотели бы, чтобы вы позаботились о наших интересах. Так поступают все».

Почему он был столь обходителен? Кто‑то предполагает, что это была месть Рокфеллеру, с которым он поссорился. Сам же он давал более прагматичное объяснение. Работа Тарбелл, считал он, "будет воспринята как истина в последней инстанции о «Стандард ойл компани», а поскольку она собиралась написать об этом в любом случае, то он хотел сделать все, что в его силах, чтобы досье компании было «правильным». Роджерс даже устроил ей встречу с Генри Флеглером, к тому времени уже совершенно поглощенным своими собственными крупными нефте‑разработками во Флориде. К раздражению Тарбелл, все, что Флеглер ей сказал: «мы процветали», очевидно благодаря Всевышнему. Роджерс в общих чертах намекнул, что он сможет организовать ей интервью с самим Рокфеллером, но оно все же не состоялось. Роджерс так и не объяснил, почему.

Тарбелл признавалась одному из своих коллег, что ее целью было в самых общих чертах написать «историю‑репортаж о „Стандард ойл компани“. Это должна быть не полемика, а просто рассказ о крупной монополии, причем я постараюсь сделать его как можно более красочным и драматичным». Что же касается Роджерса, то у него, гордившегося своими достижениями и своей компанией, было точно такое же впечатление.

Но каково бы ни было первоначальное намерение Тарбелл, серия ее статей, которая начала выходить в «Мак‑Клурс» в ноябре 1902 года, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Месяц за месяцем перед читателем разворачивалась история махинаций и манипуляций, временных уступок и жестокой конкуренции, агрессивности «Стандард» и постоянной войны на уничтожение, которую она вела против независимых нефтедобывающих компаний. Эти публикации были у всех на устах, что дало автору возможность выявить новые источники информации. Несколько месяцев спустя после начала публикации статей Тарбелл приехала в Тайтусвиль навестить семью. «Интересно, что хотя уже вовсю идет публикация, а меня еще не похитили и даже не затаскали по судам, как предсказывали некоторые из моих друзей, ‑говорила она. — Люди хотят открыто говорить со мной». Даже Роджерс продолжал, несмотря ни на что, сердечно ее принимать по мере выхода новых статей. Но вот она напечатала очередную статью, посвященную тому, как действует разведывательная сеть «Стандард», насколько большое давление оказывается даже на самые маленькие независимые компании, занимавшиеся сбытом. Роджерс пришел в ярость. Он порвал с ней всякие отношения и отказался впредь ее видеть. Она же совершенно не раскаивалась в том, что написала. Позднее она говорила, что «распутывание обвинений в шпионаже» больше, чем что‑либо другое, «вызвало у меня отвращение по отношению к 'Стандард». Потому что «во всем этом была такая мелочность, которая казалась достойной полного презрения, по сравнению с тем гением и теми огромными способностями, какие лежали у истоков этой организации. Никакой иной факт истории „Стандард“ не вызывал у меня подобных чувств как этот». И это чувство более, чем что‑либо еще, придавало ее статьям такую огромную разоблачительную силу.

Серия статей Тарбелл печаталась в течение двух лет, а затем в ноябре 1904 года все они были собраны и опубликованы отдельной книгой, под названием "История «Стандард ойл компани» и включавшей в себя также шестьдесят четыре приложения. Эта работа, написанная очень ясным языком, и представлявшая собой наиболее полное описание истории компании и стала настоящим достижением, особенно если учесть ограниченный доступ к информации о «Стандард». Но за бесстрастным изложением скрывался гнев и яростное осуждение — как Рокфеллера, так и беспощадных методов деятельности Треста. В изображении Тарбелл Рокфеллер, несмотря на его многократно декларируемую приверженность христианским ценностям, представал в виде аморального хищника. «Г‑н Рокфеллер, ‑писала она, — систематически играет краплеными картами, и очень сомнительно, что, начиная с 1872 года, он хотя бы раз в гонках с конкурентами стартовал бы честно».

Публикация книги стала большим событием. Один из журналов назвал ее «наиболее замечательной книгой подобного рода из всех, написанных в этой стране». Сэмюель Мак‑Клур сказал Тарбелл: «Сегодня вы самая известная женщина в Америке... Люди говорят о вас с таким почтением, что я начинаю вас побаиваться». Позднее он писал ей из Европы, что даже там газеты «постоянно упоминают о вашей работе». Уже в пятидесятых годах нашего столетия историки «Стандард ойл оф Нью‑Джерси», вряд ли с сочувствием относившиеся к книге Тарбелл, констатировали, что ее «возможно, раскупали более часто, а ее содержание пропагандировали более широко, чем какую‑либо другую работу по истории американской экономики и бизнеса». Вопрос спорный, но эта книга по бизнесу была, пожалуй, уникальной по тому влиянию, какое она оказала из всех когда‑либо опубликованных в Соединенных Штатах. «Я никогда не испытывала враждебности к размерам и богатству, ничего не имела против формы их объединения, — объясняла Тарбелл. — Я бы желала, чтобы они объединялись, росли и становились еще богаче — но лишь законными средствами. А они никогда не играли по правилам, и это уничтожило их величие в моих глазах».

Но Аиде Тарбелл было уже мало истории «Стандард». В 1905 году она предприняла заключительную атаку, выпустив журналистский портрет самого Рокфеллера. «Она нашла его виновным, — писал ее биограф, — в плешивости, опухолях и в том, что он сын вероломного нефтяного дилера». Действительно, она приняла его внешность, включая облысевшую в результате болезни голову за признак моральной дряхлости. Возможно, это была последняя месть настоящей дочери Нефтяного района. Когда она заканчивала эту свою последнюю статью, в Тайтусвиле умирал ее отец — один из независимых нефтепромышленников, вступивших в борьбу с Рокфеллером и потерпевший в этой борьбе поражение. Едва закончив свою рукопись, она поспешила к умирающему отцу.

А какова была реакция самого Рокфеллера? Когда выходили статьи, его старый сосед, заглянув навестить нефтяного магната, поднял вопрос об Аиде Тарбелл, как он выразился, «приятельнице» Рокфеллера.

«Многое изменилось, скажу я вам, — ответил Рокфеллер, — с того времени, когда и вы, и я были мальчишками. Мир полон социалистов и анархистов. Как только человек достигнет заметных результатов в какой‑либо области бизнеса, они тут же набрасываются на него со своей критикой». Впоследствии этот сосед писал, что Рокфеллер был похож «на игрока, который привык к тому, что его время от времени бьют по голове. Он ни в малейшей степени не волнуется по поводу ударов, которые он может получить. Он продолжает придерживаться мнения, что „Стандард“ принесла больше пользы, чем вреда». В другой раз от него услышали кличку, которой он наградил свою «приятельницу» — «Мисс Тар Баррель».

Дата добавления: 2015-06-28