Квоты и картели

Лорд Бивербрук, чей скепсис в отношении американских нефтяных амбиций был очевиден, прибыл в Вашингтон для переговоров по достижению окончательного соглашения в июле 1944 года. «Думаю, война опять началась, — комментируя прибытие Бивербрука, писал Эверету Ли Де Гольеру Джеймс Терри Дьюс, который к этому времени вернулся в „Арамко“. — Лев уляжется рядом с ягненком только в том случае, если последний предстанет в виде отбивных».

В Вашингтоне откровенный Бивербрук обратил внимание на сложное обстоятельство, на котором никто не хотел останавливаться. В Лондоне в частной беседе он описал вырисовывающееся соглашение как «чудовищный картель», руководимый американцами для защиты своих производителей за счет Англии. Во время переговоров в Вашингтоне он был более вежлив, отмечая, что обе стороны действительно пытаются прийти к "соглашению в духе «статус кво», не очень отличаясь от «Экнакерри» и последовавших соглашений об ограничениях между компаниями в конце двадцатых — начале тридцатых годов.

Американские участники переговоров не замедлили с возражением. «Обсуждаемое нефтяное соглашение сформулировано на основе, не имеющей ничего общего с выражением „картель“, — обиженно заметил один из американских участников. — Это межправительственное товарное соглашение, основанное на определенных широких принципах упорядоченного развития и надежной технологии. Оно направлено на обеспечение достаточных поставок нефти в соответствии с рыночным спросом».

Было неясно, готов ли Бивербрук изменить свое мнение. Все же через несколько дней Англо‑американское нефтяное соглашение было составлено, а 8 августа 1944 года подписано. Его целью было гарантировать равенство всех заинтересованных сторон, включая страны‑производители. Главным в соглашении было создание Международного нефтяного комитета в составе восьми членов. Он будет оценивать мировую потребность в нефти, затем распределять квоты среди различных стран на основе таких факторов как «наличные ресурсы, необходимый технический уровень или хорошая техническая база, релевантные экономические факторы, интересы производящих и потребляющих стран и с учетом полного удовлетворения растущего спроса». Комитет также будет готовить доклады для обоих правительств о мерах содействия развитию мировой нефтяной промышленности. Правительства в свою очередь «будут стараться осуществлять эти приемлемые рекомендации и при необходимости выступать гарантом участия в этом своих граждан».

Англо‑американское нефтяное соглашение, рассматривать ли его как «товарное соглашение», направленное на стабилизацию важной отрасли промышленности, или как контролируемый правительством картель, фактически было направлено на управление рынком, что было начато в конце двадцатых — начале тридцатых годов, соглашением «как есть», подготовленным в Экнакерри и деятельностью техасского железнодорожного комитета. У него была та же основополагающая цель — сбалансировать спрос и предложение, регулировать перепроизводство, упорядочить и стабилизировать рынок, перегруженный избытком предложения. Хотя соглашение вполне устраивало администрацию Рузвельта и англичан, на него сразу же и яростно набросились независимые американские нефтяные дельцы и их союзники в конгрессе. Независимые компании обладали большим политическим влиянием, чем монополии, и если им не по нраву пришелся проект Икеса по строительству арабского нефтепровода, то нефтяное соглашение они буквально возненавидели, боясь, что оно откроет двери международным ограничениям на нефтедобычу в стране. Одно дело, когда уровень производства устанавливает Техасский железнодорожный комитет, члены которого выбираются в Техасе, и совсем другое, когда это делает комитет, в котором одна половина — англичане, а другая — ставленники Франклина Рузвельта. Неприятие соглашения национальными нефтяными компаниями более всего обусловливалось мрачной перспективой их вытеснения с рынков Европы дешевой ближневосточной нефтью и того, что, может быть, эта нефть польется и в США, сбивая цены на внутреннем рынке. Независимые компании боялись, что транснациональные компании будут использовать соглашение, чтобы установить полный контроль над мировыми ресурсами и рынками, а затем использовать его, чтобы совсем вытеснить «независимых» из бизнеса17.

Монополии тоже опасались, но другого. Они боялись обвинений или даже юридической ответственности за нарушение антитрестовского закона (фиксация цен и регулирование производства), если будут сотрудничать с Международным нефтяным комитетом. Ведь когда они занялись стабилизацией рынков в конце тридцатых годов, сообразуя свою деятельность, как они думали, с желанием правительства и давлением Гарольда Икеса, министерство юстиции привлекло их к судебному разбирательству по обвинению в нарушении антитрестовского закона. Этот случай вошел в историю как дело Мэдисона, и оно было отложено только из‑за необходимости привлечь монополии к сотрудничеству с правительством после вступления Америки в войну. На этот раз монополии не хотели испытывать судьбу. Прежде чем начать действовать, они хотели отмены антитрестовского закона.

Весь нефтяной бизнес, несмотря на расхождения между монополиями и «независимыми», казалось, ополчился против соглашения. «Нефтяная промышленность набросилась на него без каких‑либо логичных причин, — жаловался Иксе Рузвельту. — Кое‑кто видит призраков там, где их нет». Соглашение было представлено на ратификацию сенату как договор, но скоро стало ясно, что в таком виде оно обречено на бесславное поражение. В январе 1945 года администрация Рузвельта отозвала его, чтобы можно было решить антитрестовские и другие проблемы. Затем все попытки пересмотреть документ были временно прекращены, потому что Рузвельт и его главные советники отправились в советский Крым в Ялту для встречи с Иосифом Сталиным и Уинстоном Черчиллем. Их целью было заложить основу послевоенного международного порядка и наметить сферы влияния в послевоенном мире.

«БРАТЬЯ‑БЛИЗНЕЦЫ»

Проблемы ближневосточной нефти коснулись и этой поездки. В середине февраля после Ялтинской конференции самолет президента «Священная корова» доставил Рузвельта и его советников из России в зону Суэцкого канала в Египет, где они взошли на борт американского военного корабля «Квинси», стоявшего на рейде в Большом Горьком озере в Суэцком канале. Другой американский военный корабль «Мерфи» с почетным гостем Ибн Саудом на борту пришвартовался к первому.

Для короля Саудовской Аравии это была, пожалуй, вторая поездка за пределы королевства с того памятного дня сорок пять лет назад, когда он вернулся из ссылки в Кувейте, чтобы совершить свой первый шаг к возвращению Аравии ‑поход на Эр‑Рияд. Он поднялся на борт «Мерфи» несколькими днями ранее в Джидде в сопровождении сорока пяти человек. Сначала планировалось, что они возьмут с собой еще сотню живых овец, но, посовещавшись, сократили это число до семи ввиду шестидесятидневного запаса провизии на американском корабле, в том числе мороженого мяса. Ибн Сауд отказался от предложенной ему командорской каюты и вместо этого спал на палубе в импровизированном шатре, разбитом на баке и убранном восточными коврами; там даже находилось одно из личных кресел короля.

Когда Ибн Сауд перебрался на президентский корабль, Рузвельт, который обычно курил сигарету за сигаретой, из уважения к религиозным принципам короля не закурил ни одной в его присутствии. Однако на обед Рузвельта в его коляске повезли в отдельном лифте. Президент сам нажал на красную аварийную кнопку и стоял столько, сколько было нужно, чтобы выкурить две сигареты перед встречей с королем. В общей сложности они провели вместе пять насыщенных часов. Рузвельта интересовали еврейские земли в Палестине, нефть и послевоенное положение на Ближнем Востоке. Со своей стороны Ибн Сауд хотел обеспечить продолжение американского присутствия в Саудовской Аравии после войны, чтобы нейтрализовать в регионе британское влияние, которого он боялся все годы своего правления. В ответ на призыв Рузвельта дать землю евреям ярый антисемит Ибн Сауд предложил, чтобы перемещенным евреям, каким‑то чудом пережившим войну, дали землю в Германии.

Рузвельт и Ибн Сауд хорошо ладили. Как‑то король заявил, что они с Рузвельтом братья‑близнецы. Они были почти одного возраста, оба несли ответственность за благосостояние своих народов, оба интересовались фермерством, оба страдали от серьезных недугов — президент был прикован к инвалидной коляске после полиомиелита, а король с трудом ходил и не мог подниматься по ступенькам из‑за ранений ног.

«Вы счастливее меня, потому что все еще ходите на своих собственных ногах, а меня нужно всюду возить в инвалидной коляске», — сказал Рузвельт. «Нет,мой друг, вы куда счастливее, — отвечал король. — Ваша коляска доставит вас всюду, куда бы вы ни пожелали, и вы знаете, что доберетесь туда. Мои ноги менее надежны и становятся слабее с каждым днем». — «Если у вас такое высокое мнение об этой коляске, — отреагировал Рузвельт, — я вам подарю такую же, у меня не борту их две».

Инвалидная коляска отправилась в Эр‑Рияд вместе с Ибн Саудом. Она постоянно находилась в личных апартаментах короля, и Ибн Сауд показывал ее как дорогую реликвию, хотя она и была мала для такого крупного человека, как король19.

Удивительно, но в официальном отчете о встрече ничего не было сказано о нефти. Один из членов делегации сообщил впоследствии, что президент и король долго обсуждали этот вопрос. Что бы ни говорилось, они оба знали, что это центральный вопрос в зарождающихся отношениях двух стран. Зарубежный обозреватель «Нью‑Йорк Тайме» К. Л. Сулцбергер попал в точку. Сразу же после встречи на Большом Горьком озере он писал: «Огромные запасы нефти в Саудовской Аравии делают эту страну более важной для американской дипломатии, чем любую другую из второстепенных держав». Нельзя сказать, чтобы Уинстон Черчилль был доволен переговорами американского президента с монархами в зоне традиционного британского влияния: Рузвельт также встретился с египетским королем Фаруком и эфиопским королем Хайле Селассие. Как сообщает один источник, Черчилль слал дипломатам, работавшим в странах этого региона такие угрозы, что раскалялись телеграфные провода, пока они не договорились о его встречах с теми же монархами, с которыми виделся Франклин Делано Рузвельт". Черчилль ринулся на Ближний Восток через три дня после Рузвельта; британский премьер‑министр прибыл в египетскую пустыню, чтобы встретиться с Ибн Саудом в одном из отелей в оазисе.

Опять встал вопрос курения, на этот раз осложненный вопросом выпивки. Встреча Черчилля с саудовским королем должна была закончиться грандиозным банкетом. Накануне Черчиллю сказали, как он сам вспоминал впоследствии, что король «не разрешает курить и пить спиртные напитки в своем присутствии». Черчилль не хотел быть таким услужливым, как Рузвельт. «Я был хозяином и сказал, что если его религия ставит такие условия, то моя религия предписывает в качестве абсолютно священного ритуала курение сигар и выпивку до, после, а если нужно и во время всех приемов пищи, а также в промежутках между ними».

Своевольное отстаивание Черчиллем своих прав и прерогатив только усилило растущую подозрительность Ибн Сауда по поводу целей, преследуемых Великобританией в его королевстве и во всем регионе. Черчилль столкнулся с еще одной проблемой. Он подарил Ибн Сауду небольшой набор элитных духов стоимостью около ста фунтов. Но Ибн Сауд в свою очередь одарил его и Энтони Идена саблями с рукоятками, украшенными бриллиантами, халатами и другими вещами, включая бриллианты и жемчуг на сумму около трех тысяч фунтов стерлингов «для вашей женской половины», как выразился Ибн Сауд. Смущенный неравенством подарков, Черчилль мгновенно заявил, что духи — это «только символ», и пообещал Ибн Сауду «самый прекрасный в мире автомобиль». Черчилль понимал, что у него не было права делать такие подарки. Но так тому и быть. «Роллс‑Ройс» был доставлен королю, и стоил он британской казне свыше шести тысяч фунтов стерлингов. В конце концов все драгоценности были проданы, хотя дело держалось в секрете, чтобы не обидеть Ибн Сауда.

«ЧТО ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?»

Когда Рузвельт вернулся из своего длительного путешествия, он обнаружил, что его советники продолжают схватки между собой из‑за нефтяного соглашения и связанной с ним антитрестовской проблемой. Гарольд Икес предложил встретиться с президентом и новым государственным секретарем Эдвардом Стеттиниусом. Но президент очень устал после продолжительной поездки и собирался отдохнуть. «Я буду очень рад провести предложенную Гарольдом встречу, как только я возвращусь из Уорм‑Спрингс, — сказал он Стеттиниусу 27 марта 1945 года. — Вы не напомните мне о ней?»

Такой возможности Стеттиниусу не представилось. Рузвельт умер в Уорм‑Спрингс 12 апреля 1945 года.

При новом президенте Гарри Трумэне предпринимались попытки пересмотреть нефтяное соглашение, чтобы сделать его более благоприятным для страны. Икес, к тому времени его ведущий гарант, провел по нему повторные переговоры с британцами в Лондоне в сентябре 1945 года. В Лондоне были сглажены все острые углы предыдущего соглашения. В то же самое время Международный нефтяной комитет, на который в 1944 году были возложены обязанности по распределению квот по всему миру, был успешно отстранен от влияния на внутриамериканское производство — довольно большое упущение для мирового нефтяного соглашения, так как в то время Соединенные Штаты обеспечивали две трети всего мирового производства. Но это было лучшим, что можно было сделать. «Провести более полное соглашение через конгресс США нет перспектив, — сказал министру финансов британский министр топлива и энергетики. — По большому счету, лучше принять такое, чем отказаться от него».

Тем временем в Америке улучшались настроения по поводу оценки нефтяных резервов. Во время сенатских слушаний 1945 года Дж. Эдгар Пью, вице‑президент «Сан ойл» и председатель комитета по нефтяным резервам «Американского нефтяного института» жестоко раскритиковал прогнозы относительно нехватки нефт, имевших, по его мнению, психологическую, а не геологическую природу. Выражая традиционное презрение семьи Пью к пророчествам об истощении, он заверил сенаторов, что национальное производство обеспечит американские потребности на два или более десятилетия. «В этом я уверен так же, как и в том, что солнце взойдет и закатится завтра, — сказал он. — Я ‑оптимист».

После победы над Германией и Японией в 1945 году больше не было настоятельной потребности в американских нефтяных резервах, таким образом, исчез еще один стимул к поиску соглашения с Британией. Затем в феврале 1946 года Англо‑американское нефтяное соглашение столкнулось с новой проблемой. Его главный гарант Гарольд Икес крупно повздорил с Гарри Трумэном по поводу предполагаемого назначения на должность заместителя министра военно‑морского флота Эдвина Паули, калифорнийского нефтяного магната. Икес, имевший такую привычку при Рузвельте, подал прошение об отставке. Это было длинное прощальное послание — более шести машинописных страниц, напечатанных через один интервал. «Это было письмо человека, который уверен, что он может добиться своего угрозой отхода от дел», — сказал позже Трумэн. Но Икес совершил ошибку — Трумэн не был Рузвельтом. Он принял отставку без лишних слов, с готовностью и радостью. Икес попросил шесть недель для завершения тех дел, которыми занимался только он, Трумэн дал ему два дня, чтобы очистить стол. «Старый скряга» ответил последним залпом. Трумэн, объявил он стране, «проявил нелюбовь к горькой правде», он «ни абсолютный монарх, ни потомок мифической Богини Солнца». С этими словами нефтяной царь «Нового курса» и Второй мировой войны ушел с должности и начал карьеру газетного обозревателя21.

Было ли вообще какое‑нибудь будущее у Англо‑американского нефтяного соглашения без его приверженца Гарольда Икеса? Поддержка соглашению теперь пришла с неожиданной стороны: от министра военно‑морского флота Джеймса Форрестола. Стремительный, амбициозный и политически консервативный бывший менеджер инвестиционного банка из Диллона Форрестол одним из первых среди ведущих политиков, который пришел к выводу, что Соединенные Штаты должны готовиться к долговременной конфронтации с Советским Союзом. Нефть занимала центральное место в стратегии Форрестола, направленной на обеспечение безопасности в послевоенном мире. «Военно‑морскому флоту, — говорил он, — не позволено грешить оптимизмом в оценке того, какие запасы могут быть доступны. Самые крупные известные нефтяные резервы вне Соединенных Штатов находятся в районе Персидского залива». «Престиж, а отсюда и влияние Соединенных Штатов отчасти связаны с богатством правительства и граждан страны, выраженным в нефтяных ресурсах как зарубежных, так и внутренних, — заявил он. — Активное расширение подобных приобретений крайне желательно». Государственный департамент должен разработать программу замены американской нефти ближневосточной, прибавил он, и использовать свою «любезность» для «обеспечения приобретения нефтяных владений Соединенных Штатов за рубежом, а также защищать подобные владения, которые уже существуют, то есть в районе Персидского залива».

В Потсдаме, во время заключительной конференции союзных держав перед окончанием войны Форрестол прочел целую лекцию новому государственному секретарю Джеймсу Бирнсу о том, что Саудовская Аравия имеет «первостепенное значение». Теперь же, в начале 1946 года, непосредственно после скандальной отставки Гарольда Икеса он считал важным продолжение борьбы за Англо‑американское нефтяное соглашение. «Вы знаете, я не принадлежу к числу поклонников „честного Гарольда“, но полагаю, есть смысл по‑новому взглянуть на переговоры по этому договору, — говорил он Бирнсу. — Я думаю, он прав в отношении ограниченности американских нефтяных запасов. На мое мнение повлиял инженер Э. Л. Де Гольер, который работал в моем частном бизнесе». Форрестол также добавил: «В третьей мировой войне, если она случится, у нас может не оказаться доступа к ближневосточной нефти, а использование ее сейчас предотвратило бы истощение наших собственных запасов, которое может стать серьезным в ближайшие пятнадцать лет».

Но Форрестол был в меньшинстве. Всюду в правительстве ослабевала поддержка соглашения. В дни ухода «Старого скряги» один из чиновников государственного департамента Клер Уилкокс написал памятку, названую «Нефть: что теперь делать?» Предоставив длинный список убийственных возражений против соглашения, Уилкокс заявил:"... это соглашение опасно или бесполезно. Если его использовать как прикрытие картеля, раздающего квоты и удерживающего минимальные цены, то оно опасно. А если нет, то оно бесполезно". Для администрации Трумэна он кратко сформулировал вопрос так: «Мистер Икес говорил президенту, что он вскормил это дитя. Теперь сирота стучится к нам в двери. Нам его придушить или усыновить?»

Ответ был вполне ясен. У соглашения не было политической поддержки. Даже местных учителей в Техасе призвали выступить против. Импортируемая нефть, говорили они, разрушит техасскую экономику. «Ребенка» нужно «задушить». События и интересы обогнали политический процесс, и Англо‑американское нефтяное соглашение очень быстро потеряло свое значение и устарело. В 1947 году администрация Трумэна окончательно отказалась от него. «Ребенок» умер.

Но когда исчезло это соглашение, последняя из крупных инициатив военного времени, на передний план стали выходить другие факторы. Каковы бы ни были споры о ресурсах и уровне открытий новых месторождений, Соединенные Штаты начинали понимать, что они не могут обеспечить свои нужды только внутренней нефтью. Они вот‑вот должны были стать импортером нефти, и эта зависимость от зарубежных источников нефти в будущем значительно возрастет. Одним словом, даже и вне нужд глобальной войны процесс «кристаллизации» должен идти; и американским, и европейским интересам, как общественным, так и частным лучше всего служило быстрое развитие нефтеносных земель на Ближнем Востоке.

Что касается нефтяных компаний, то им трудно было справляться с рыночным спросом, конкуренцией и потребностью стран‑производителей в бюджетных доходах. Налицо было все то, что пытались предотвратить участники переговоров военного времени. В послевоенные годы в экономике по‑прежнему царили конкуренция, хаос и нестабильность. Беспрецедентные, хотя и спорные возможности, которые сулило Англо‑американское нефтяное соглашение, сошли на нет. По словам одного из представителей «Англо‑иранской нефтяной компании», нефтяным компаниям предстояло самим найти свое «спасение» на Ближнем Востоке и всего послевоенного мира23.

Глава 21. Послевоенный нефтяной порядок

Формирование горючего в Соединенных Штатах было отменено в августе 1945 года через 24 часа после капитуляции Японии. И сразу же по всей стране раздались заглушаемые на протяжении многих лет голоса автомобилистов, сливаясь в единый хор: «Дайте нам заправиться!» В то время как водители выкидывали свои карточки нормирования и выезжали на улицы и шоссе — напряжение нарастало. Америка вновь влюбилась в автомобиль, и теперь у потребителей были средства продолжать роман. В 1945 году обслуживалось 26 миллионов автомобилей, к 1950 году — 40 миллионов. Фактически никто в нефтяной промышленности не был готов к взрыву спроса на все нефтепродукты. Продажа бензина в Соединенных Штатах в 1950 году была на 42 процента выше, чем в 1945, и к 1950 году потребление нефти как источника энергии превысило потребление угля.

В то время как спрос взорвался сверх всяких ожиданий, пессимистические предсказания о послевоенном нефтяном снабжении опровергнуты действительностью. Цены после отмены контроля над ними оказались мощным стимулом для нефтяной разведки. Началось производство в новых районах Соединенных Штатов и Канады, где в 1947 году компания «Империал», филиал «Джерси», нашла нефть около Эдмонтона в провинции Альберта, дав толчок первой после войны нефтяной лихорадке. Несмотря на увеличивающийся спрос и рост производства, разведанные запасы нефти Соединенных Штатов в 1950 году были на 21 процент выше, чем в 1946 году. Как бы то ни было, нефть у Соединенных Штатов не исчерпалась.

Тем не менее в 1947‑1948 годах наблюдалась нехватка нефти. Цены на сырую нефть быстро росли, и в 1948 году превысили уровень 1945 года более чем в два раза. Политики заявляли, что страна находится в энергетическом кризисе. Нефтяные монополии были обвинены в намеренном вздувании цен, появились подозрения в жульничестве и преступном сговоре в нефтяной промышленности, что привело к более чем двадцати расследованиям в конгрессе.

Но причины нехватки были вполне очевидны. Потребление росло с неожиданной скоростью, «поразительно», по словам компании «Шелл», но чтобы приспособиться к послевоенной ситуации требовалось время. Нужны были время, деньги и материалы, чтобы переоборудовать нефтеперерабатывающие заводы для выпуска продуктов, необходимых гражданскому потребителю, таких, как бензин и мазут для отопления домов вместо авиационного горючего марки 100 для боевых самолетов. Кроме того, во всем мире наблюдалась нехватка стали, а это замедляло реконструкцию нефтеперерабатывающих заводов, строительство танкеров и нефтепроводов, внося свой вклад в транспортные заторы. Нехватка танкеров обострилась в начале 1948 года, когда несколько судов раскололись в море, и служба береговой охраны приказала начать строительство 288 танкеров для срочного подкрепления. Для нефтяных компаний это было время мощного давления на розничные запасы, и они стали главными сторонниками консервации. «Стандард оф Индиана» призвала автомобилистов уменьшить количество поездок, избегать прогазовки двигателя и следить, чтобы шины были хорошо накачаны, — все для уменьшения потребления горючего. Полезные советы по экономии горючего рекламировались «Сан» в ее ежедневных коммерческих популярных радиопередачах комментатора Лоуэлла Томаса1.

Нехватка привела также к увеличению объема нефтяного импорта. До 1947 года американский экспорт нефти преобладал над импортом. Но теперь расстановка сил изменилась; в 1948 году импорт сырой нефти и нефтепродуктов впервые превысил экспорт. Соединенные Штаты больше не могли продолжать играть свою историческую роль поставщика для остального мира. Эта критическая баррель нефти стала символом зависимости от других стран, и все чаще американцы стали употреблять новое зловещее выражение — «иностранная нефть».

ВЕЛИКИЕ НЕФТЯНЫЕ СДЕЛКИ: АРАМКО И «АРАБСКИЙ РИСК»

Такие перемены заставили взглянуть под другим углом на неприятный вопрос энергетической безопасности. Уроки Второй мировой войны, растущее экономическое значение нефти и привлекательность ресурсов Ближнего Востока — все это в контексте нарастающей «холодной войны» с Советским Союзом способствовало пониманию важности сохранения доступа к этой нефти как первостепенного элемента американской, британской и всей западноевропейской безопасности. Нефть становилась той точкой, в которой соприкасались между собой иностранная политика, международные экономические соображения и корпоративные интересы. Ближний Восток был ее фокусом. Компании уже быстро наращивали там производство и заключали новые соглашения для обеспечения безопасности своего положения.

Разработка нефтяных месторождений в Саудовской Аравии находилась в руках «Арамко» — («Арабо‑американской нефтяной компании»), совместного предприятия «Сокал» и «Тексако». «Арамко» была обеспокоена. Причиной было замешательство перед сокровищами, сам масштаб саудовских нефтяных месторождений, что означало гигантскую потребность в капиталах и в рынках. Из двух компаний в совместном предприятии «Сокал» была более уязвимой. «Тексако», наиболее важное предприятие, созданное после открытия нефти в Спин‑делтоп в 1901 году, была известной американской компанией; она была спонсором радиотрансляций из «Метрополитен Опера», которые передавались на всю Америку, а служащий станции обслуживания «Тексако», «человек со звездои», был одним из самых известных персонажей современного пантеона американской рекламы. «Сокал» же была региональной компанией, ее знали не очень хорошо. Начиная с Первой мировой войны, она потратила миллионы долларов на поиски нефти по всему миру. Однако в результате этих усилий у нее не было ничего, кроме небольших разработок в Ост‑Индии и Бахрейне, а также солидного потенциала Саудовской Аравии.

Арабская концессия была таким призом, на который калифорнийская компания и не смела надеяться. Компании была дана великолепная возможность, но, как считал председатель «Сокал» Гарри Кольер, это также означало существенный экономический и политический риск. К 1946 году инвестиции «Стандард оф Калифорния» в концессию «Арамко» составили 80 миллионов долларов, было необходимо вложить еще десятки миллионов. Для получения доступа к европейским рынкам «Сокал» и «Тексако» решили проложить трубопровод через пустыню от Персидского залива до Средиземного моря. В своей основе это был тот же самый проект, к финансированию которого подталкивал правительство США Гарольд Икес, но теперь сами компании собирались выложить 100 миллионов долларов, чтобы оплатить проект. Перед «Сокал» стояла еще более грозная проблема. Как только нефть придет в Европу, как ее продавать? Кольер знал, что покупка или строительство нефтеперерабатывающего производства и системы сбыта достаточного объема в Европе будет очень расточительным предприятием и обречет «Сокал» и «Тексако» на смертельную борьбу с прочно обосновавшимися там конкурентами за долю рынка. Риск возрастал в нестабильных политических условиях. Сильные коммунистические партии входили в коалиционные правительства как Франции, так и Италии; будущее оккупированной Германии было совершенно неопределенным, а в Великобритании лейбористское правительство было занято национализацией «командных высот» в экономике.

Однако у «Сокал» не было другого выбора, кроме как продолжать наращивать уровень производства, поскольку саудовское правительство, осознав размеры ресурсов, требовало увеличить добычу нефти, чтобы получить доходы, пропорциональные ее масштабу. Концессия всегда будет находиться в опасности, если «Арамко» не сможет удовлетворить ожидания и потребности Ибн Сау‑да и королевской семьи. Это был вопрос первостепенной важности для «Сокал», и это значило, что «Арамко» так или иначе должна направлять значительную часть нефти в Европу. Но прежде Трансаравийский трубопровод (ТАТ) должен будет пересечь несколько политических новообразований, некоторые из которых только начали свой путь к государственности. В Палестине вскоре может быть основано еврейское государство, вероятно поддерживаемое американцами, а Ибн Сауд был одним из самых известных и непреклонных противников такого государства. В регионе могла разразиться война. В первые годы «холодной войны» была опасность и советского проникновения.

Также оставался вопрос о самом короле, та же самая озабоченность, которая заставила председателей «Сокал» и «Тексако» устремиться в Вашингтон в 1943 году. Ибн Сауду было далеко за шестьдесят. Он ослеп на один глаз, здоровье ухудшалось. Его энергия и устремленность создали и укрепили государство. Но что же случится, когда энергия иссякнет? Из его сорока пяти сыновей тридцать семь были живыми, но было ли это факторомстабильности или беспорядка? И на какую поддержку со стороны американского правительства могла рассчитывать «Сокал» в случае политических проблем? При сложении всех факторов риска становилось очевидно, что «Сокал» придется проводить собственную политику «кристаллизации» и обеспечивать рынки другим путем. Ответом на многие проблемы «Арам‑ко» было расширение совместного предприятия. Распределение риска. Вовлечение других нефтяных компаний, чье присутствие увеличит политическую плотность и тем самым привлечет капиталы, международную экспертизу и, главное, рынки. Существенным был еще один аспект ‑Ибн Сауд настаивал, чтобы «Арамко» на сто процентов оставалась американской, поэтому годились только две компании: «Стандард ойл оф Нью‑Джерси» и «Сокони»‑вакуум". Как вспоминал Гвин Фоллис, который занимался этим вопросом для «Сокал», в Восточном полушарии они могли предложить «рынки, к которым мы вряд ли могли найти доступ».

Логика более широкого привлечения некоторое время была очевидна не только Кольеру и другим нефтяным магнатам. Многие официальные лица в государственном департаменте и военно‑морском флоте США призывали «Арамко» привлечь дополнительных партнеров, у которых «имеются необходимые рынки, чтобы обеспечивать концессию» и тем самым сохранить ее. «Сокал» была поражена «удивительным энтузиазмом, с которым государственный департамент получил наше сообщение, что эта сделка рассматривается». Независимо от того, действительно ли Вашингтон играл явную роль «свахи» или нет, было ясно, что расширение участия в дальнейшем будет основополагающей целью американской стратегии, которая состояла в том, чтобы расширить производство на Ближнем Востоке, сохранив таким образом ресурсы Западного полушария, и увеличить государственные доходы Ибн Сауда, обеспечив таким образом сохранение концессии в руках американцев. Как сказал об этом в 1945 году министр военно‑морского флота Джеймс Форрестол, ему «было безразлично, какая именно американская компания или компании разрабатывают арабские резервы», лишь бы они были американскими. Весной 1946 года «Сокал» начала переговоры с «Стандард ойл оф Нью‑Джерси».

«Джерси» с готовностью откликнулась. Перед компанией стояла проблема нехватки нефти, и Европа была ее самым уязвимым рынком. Как же «Джерси» собиралась найти необходимую нефть? Несмотря на «Бурю и натиск», сопровождавшие основание «Иракской нефтяной компании» в двадцатые годы, в 1946 году доля «Джерси» в иракском производстве составляла совершенно незначительные 9300 баррелей в день. В то же самое время из Кувейта предполагалось поступление еще большего количества нефти, что усиливало позицию конкурентов, и «Джерси» очень боялась, что «Сокал» и «Тексако» самостоятельно проберутся на европейский рынок, бросив вызов торговой системе «Джерси» неограниченным количеством дешевой арабской нефти. Инициатива «Сокал» давала «Джерси» возможность, от которой ни в коем случае нельзя было отказываться.

Пока две стороны договаривались о цене вступления, Гарри Кольер, председатель «Сокал», столкнулся со своими собственными служащими, которые восстали против самой мысли о приглашении «Джерси» в «Арамко». Атака велась из производственного отдела «Сокал» в Сан‑Франциско, который отвечал за превращение голой пустыни в сад и не хотел отдавать бразды правления более крупным и сильным партнерам. На протяжении тринадцати лет держатели акций не получали дивидендов от инвестиций в Аравию, и только сейчас, в 1946 году, концессия начала становиться прибыльной. Зачем отдавать ее «Джерси»? Еще более горластыми оказались нефтяники, возглавляемые Джеймсом Макферсоном, инженером «Сокал», ответственным в «Арамко» за работу на нефтяных месторождениях в Саудовской Аравии. Он доказывал, что концессия является «золотым дном». Макферсон намеревался превратить «Арамко» в главную независимую силу в мире нефти. Он указывал на глобус и говорил своим служащим: «Это наш нефтяной рынок». Он утверждал, что «Арамко» уготовлено стать «самой великой нефтяной компанией в мире». Но теперь, ядовито заявил он, «Арамко» и «Сокал» должны превратиться в придаток производственного отдела «Джерси».

Гарри Кольер, напротив, считал, что «Арамко» сможет продавать так много дополнительной нефти, получив доступ к системе «Джерси», что в конечном итоге у «Сокал» будет гораздо больше «золота», чем если бы она продолжала действовать вместе только с «Тексако». Более того, сделка позволит «Сокал» компенсировать все свои прямые инвестиции. Кольер был боссом, человеком сильной воли, его не просто так называли «Ужасным магнатом». Он считал, что союз с «Джерси» был более безопасным курсом, поэтому «Джерси» следовало приглашать. В конечном итоге «Арамко»не было суждено стать самой большой нефтяной компанией в мире. Спор был завершен.

Дата добавления: 2015-06-28