А.Г. Данилов 1 страница

Опыт единоличной власти в России в XVI – XX вв.

Историческая публицистика

Вопросы истории 1/2009

Данилов Андрей Геннадьевич – доктор исторических наук, профессор Северо-Кавказской академии государственной службы. Ростов-на-Дону.

Известно, что историю пишут победители. В многовековой истории России за редким исключением государство брало верх над обществом. Поэтому в литературе процесс лишения общества его свобод трактовался как прогресс; попытки же ограничения абсолютной власти – негативно.

В связи с этим не лишней будет попытка проанализировать последствия для страны и уроки руководства таких политических деятелей, как Иван Грозный, Пётр I, Николай I, И.В. Сталин. Все они были сильными харизматическими лидерами, долго управляли государством, обладали необъятной властью и, таким образом, имели время и все возможности реализовать свои планы и устремления. Поэтому результаты их деятельности были не случайными, достигнуты не вопреки их воле, как это порой бывает в истории, а могут рассматриваться как закономерное следствие проводимой политики.

Иван Грозный. 1550 – 1560-е годы… Вожди «Избранной рады» (правительства при молодом Иване IV) – А.Ф. Адашев, князья И.Ф. Мстиславский, В.И. Воротынский, Д.Ф. Палецкий, Д.И. Курлятев, глава Посольского приказа, талантливый дипломат дьяк И. Висковатый – своими реформами, с одной стороны, укрепили власть царя (создание постоянного стрелецкого войска, центральных органов управления – приказов, отмена кормлений, ограничение феодальных иммунитетов и церковного землевладения, частичное ограничение местничества), с другой стороны, способствовали формированию условий для будущего ограничения царской власти (появление зачатков представительных органов управления – Земских соборов, развитие законодательства – Судебник 1550 г., укрепление местного самоуправления – создание института губных и земских старост).

Именно против такого хода событий, против малейшего ограничения своей власти и выступал Иван Грозный. Непосредственная цель опричнины (1565 – 1572 гг.) как системы политических и экономических мер – установление в России режима личной власти царя.

Для достижения своей цели Иван IV использовал следующие технологии управления. Во-первых, он применил «шантаж отставкой» (отказ от власти и отъезд в Александровскую слободу в декабре 1564 г.). Таким способом царь получил возможность диктовать боярам условия своего возвращения на трон, в том числе право бесконтрольной власти: формально – в опричнине, фактически – на территории всей страны. В последующем он ещё дважды подавал в отставку: в 1575 г. (тогда царём был провозглашён Симеон Бекбулатович) и в 1581 г. (после гибели старшего сына, Ивана, Грозный отрекался за себя и за другого сына, Фёдора).

Во-вторых, царь через голову бояр непосредственно обратился к народу с целью направить энергию масс против них (его грамоты жителям Москвы, посланные из Александровской слободы в январе 1565 г.).

В-третьих, ещё одним действенным способом для преодоления сопротивления государственного аппарата во все века было формирование параллельного, в данном случае опричного аппарата управления.

В-четвёртых, царь использовал приём, известный всем бандитам и тиранам, - «повязать соратников кровью». Он заставлял своё ближайшее окружение участвовать в публичных казнях, лично рубить головы приговорённым к смерти.

Основным способом достижения единоличной власти и был террор.

Дело в том, что опричнина – это форсированная централизация без достаточных экономических и социальных предпосылок. В таких условиях свою реальную слабость правитель пытается компенсировать террором. Создаётся не чётко работающий аппарат государственной власти, обеспечивающий выполнение решений правительства, а аппарат репрессий. Репрессии были не случайными, а продуманными. Террору подвергались все, кто был носителем хотя бы некоторой самостоятельности, свободы, кто в будущем мог пожелать ограничения царской власти. В течение нескольких лет было а) ликвидировано последнее удельное княжество и уничтожен последний удельный князь Владимир Старицкий; б) ослаблена церковь – расправой с митрополитом Филиппом и другими церковными иерархами; в) нанесён удар по местному самоуправлению – Новгород лишился своих прав после погрома 1570 г.; это был урок другим городам.

В результате террора погибли тысячи и тысячи россиян – князей, бояр, дворян, купцов, ремесленников, крестьян, священнослужителей, подавляющее большинство из которых не замышляло никаких заговоров против царя.

Но, может быть, главным результатом опричнины стал новый механизм властвования, с помощью которого стало возможным управлять огромной страной, не поощряя, а наоборот, гася ростки демократии. На смену сословно-представительной монархии в результате опричного переворота пришло самодержавие. Никаких реальных путей ограничить власть Ивана Грозного ни Боярская дума, ни изредка созываемые в тот период Земские соборы не имели.

Важным следствием отказа от управления страной вместе с деятелями «Избранной рады», отказа учитывать их опыт и знания стало ошибочное решение сделать главным направлением внешнеполитической деятельности борьбу за Прибалтику.

Представляет интерес анализ внешнеполитических альтернатив, перед которыми стояла Россия в XVI в., проведённый А.Л. Яновым. Сложившаяся геополитическая ситуация благоприятствовала национальному возрождению России и превращению её в крупное европейское государство. Одновременно с дезинтеграцией одного варварского, по мнению европейцев, государства – Золотой Орды, стремительно набирало силу другое варварское государство – Османская империя. В первой половине XV в. Османы захватили Балканский полуостров, в середине века сокрушили Византийскую империю, а к началу XVI в. уже угрожали важнейшим жизненным центрам Средней Европы. Однако если в XIII в. варвары шли на Европу с востока, то в XVI в. – с юга. На пути азиатской конницы лежала теперь не Россия, а Германия, так что Москва оказывалась в роли ценного потенциального союзника для любой европейской антитурецкой коалиции. Таким образом, исторический выбор состоял в следующем: либо добиваться своих национальных целей в качестве союзника Европы, либо добиваться их, противопоставляя себя Европе, выступая в её глазах лишь заместителем исчезнувшей Золотой Орды.

Как отмечает Янов, после многих поколений неслыханного угнетения и унижения, после того, как татары десяткам тысяч продавали русских рабов на всех азиатских рынках и стали предметом откровенной национальной ненависти, казалось логичным завершить разгром остатков Золотой Орды в лице Крымского ханства. Большинство вождей «Избранной рады» выступали за продолжение анитатарской стратегии, казавшейся не только единственно правильной, но и естественной национальной политикой. Естественной даже с точки зрения чисто тактической. Никто не угрожал России с Запада, тогда как оставлять открытой южную границу было смертельно опасно (1).

Тем не менее царь выбрал противоположную стратегию, которая привела к 25-летней Ливонской войне (1558 - 1583 гг.). Результаты её известны. Во-первых, «повернув на Германы», Иван IV, как легко можно было предвидеть, по сути, пригласил татар напасть на Москву; в 1571 г. она была сожжена. Крымский хан впервые после 1480 г. (свержение татарского ига) распределил области Русского государства между своими мурзами и дал своим купцам право беспошлинной торговли в России, которую он опять – словно в старые колониальные времена – стал рассматривать как данницу Орды.

Во-вторых, в результате поражения в Прибалтике Россия потеряла не только все ранее завоёванные ливонские города, а также несколько собственных городов, но и принадлежавшее ей до этого Балтийское побережье – то самое «окно в Европу», которое полтора столетия спустя должен был ценою ещё одной четвертьвековой войны отвоёвывать Пётр I.

В-третьих, в ходе Ливонской войны и похода татар на Москву в 1571 г. погибли и попали в плен десятки (по другим данным – сотни) тысяч человек, была разорена и пришла в запустение значительная территория страны (2).

В-четвёртых (и, может быть, это главное): разгром России в Ливонской войне надо оценивать не как военное поражение, а как крупнейшую внешнеполитическую катастрофу. Московское царство после Ливонской войны, конечно, не перестало существовать как сырьевой рынок и как удобный способ сообщения с Персией. Оно перестало существовать как один из центров мировой торговли и европейской политики. С ним перестали считаться. Оно превратилось в третьестепенную державу (3). Неслыханным национальным унижением расплачивалась Россия за исторический выбор единодержца.

Ещё один результат опричнины и поражения в Ливонской войне – экономическая катастрофа. В первой половине XVI в. экономика России переживала подъём. Строились города – Каргополь, Турчасов, Тотьма, Устюжня, Шестаков, крепости – Тульская, Коломенская, Казанская, Зарайская, Серпуховская, Астраханская, Смоленская, менее значительные города-крепости Елец, Воронеж, Курск, Белгород, Борисов, Самара, Уфа, Саратов, Царицын, Архангельск и др. К середине века в России было уже до 160 городов. У некоторых наблюдателей создавалось даже впечатление массовой миграции деревенских жителей в города. В 1520 г. жители Нарвы писали в Ревель: «Вскоре в России никто не возьмётся более за соху, все бегут в город и становятся купцами… Люди, которые два года назад носили рыбу на рынок или были мясниками, ветошниками и садовниками, сделались пребогатыми купцами и финансистами и ворочают тысячами» (4).

Рост и строительство городов были бы невозможны без создания крупного производства. Сохранились расчёты материалов, потребовавшихся для строительства Смоленской крепости. На неё пошло 320 тыс. пудов полосового железа, 15 тыс. пудов прутового железа, 1 миллион гвоздей, 320 тыс. свай и многое другое. Однако в тот период строились десятки городов и крепостей. Кто-то же должен был всё это произвести. Не ввозились же доски, железо, камень из-за границы. Это естественно предполагает наличие крупного специализированного производства.

Непосредственно на строительство одной Смоленской крепости было занято 16 тыс. рабочих, притом, согласно царскому указу, исключительно вольнонаёмных. Если учесть, что таких крепостей и городов одновременно возводились десятки, то должен был существовать огромный ресурс свободной рабочей силы (5).

О богатстве и быстром экономическом развитии Московского государства в первой половине XVI в. писали посетившие его англичане Р. Ченслер, А. Дженкинсон, императорский посол С. Герберштейн и другие. Принципиально иная ситуация в 1570 – 1580-е годы. Согласно писцовым книгам 1573 – 1578 гг., в станах Московского уезда числится от 93 до 96% пустоши (6). В Можайском уезде до 86% пустых деревень. В Переславль-Залесском – до 70%. Углич, Дмитров, Новгород стояли обугленные и пустые. В Можайске пустовало 89% домов, в Коломне – 92%. И так повсюду, по всей стране. Она вдруг начала деградировать. Экономические и социальные процессы, разворачивавшиеся в первой половине XVI в. и обещавшие, казалось, нормальный европейский прогресс, вдруг исчезают, словно их и не было. Исчезает прогрессивная трёхпольная (паровая) система земледелия. Разрушается крупное производство. Рост городов сменяется их разрушением (7).

Колоссальные налоги на нужды Ливонской войны, террор и разорение центральных районов страны опричниками приводят к массовому бегству крестьян на окраины. Логичным следствием этих процессов стало введение в 1581г. «заповедных лет», то есть фактического закрепощения крестьян.

Таким образом, установление в стране диктатуры одного человека имело следующие последствия: 1) формирование режима личной власти монарха; 2) превращение русских дворян в холопов самодержавия; 3) фактическое закрепощение крестьян (введение «заповедных лет» с 1581 г.); 4) поражение в Ливонской войне, потерю принадлежавшего России Балтийского побережья, катастрофическое падение международного престижа России, национальное унижение; 5) гибель десятков (сотен) тысяч людей; 6) разорение значительной территории страны и тяжелейший экономический кризис.

Перечисленные явления подготовили условия для «Смутного времени» в России на рубеже XVI – XVII веков.

Пётр I. Фигура Петра I, как и его эпоха, может быть, самые мифологизированные (после советского периода) в отечественной истории. В учебной литературе, как правило, указывается на то, что споры о результатах петровских преобразований начались ещё при его жизни и продолжаются до сих пор, уже 300 лет. После этого традиционного тезиса подробно освещается многогранная деятельность Петра I на благо Отечества и те революционные изменения, которые произошли за годы его правления практически во всех сферах жизни общества: созданы регулярная армия и флот, одержана победа в Северной войне, Европу заставили считаться с Россией, возросло промышленное производство, построена новая столица и новые города, основана Академия наук, открыты школы, начался выпуск газеты «Ведомости», перешли на новый календарь и т.д. При этом иногда вскользь упоминается, что император в своей деятельности использовал жестокие методы, но «время было такое», «Пётр – сын своего времени», «иначе поступить было невозможно», альтернативой реформам была гибель России.

О чём же тогда 300 лет идут споры?

Европейский абсолютизм отличался от российского абсолютизма (самодержавия) тем, что власть монарха в развитых европейских странах хотя бы частично ограничивалась: а) парламентами, б) местным самоуправлением (городскими вольностями), в) правами (пусть и минимальными) господствующего класса.

Мировой опыт показал ограниченность возможностей государственного аппарата в решении многих проблем. С XVI – XVIII вв. и поныне в развитых странах наблюдается процесс возвращения обществу части его функций, некогда отобранных у него государством. Передача хотя бы части управленческих и властных полномочий от государства обществу (в лице парламентов и местного самоуправления), наличие цивилизованных форм обратной связи между властью и обществом (элементы демократии) способствуют более точному определению целей, задач, путей развития общества, быстрому исправлению допущенных государственных властью ошибок.

Согласно одному из мифов о Петре I, царь якобы многому научился за границей и достижения европейской цивилизации ввёз в Россию. Однако вспомним, чему учился Пётр в Европе – ремёслам. Жаль, что он не учился главному для руководителя любой страны – как управлять государством.

Знал ли Пётр I о европейском опыте организации власти и управления? Да, был осведомлён о порядках в Голландии, Франции, Швеции с их парламентами, законодательством, правами и свободами, местным самоуправлением. Но ничего похожего в России он не только не ввёл, но действовал прямо противоположным образом.

Пётр I ликвидировал Боярскую думу – своеобразный, но всё-таки институт, представлявший интересы хотя бы части верхушки общества. В 1702 г. он окончательно ликвидировал органы местного самоуправления, существовавшие в России в XVI – XVII вв., - институт губных и земских старост. Вместо расширения прав хотя бы господствующего класса – полное политическое и экономическое подчинение дворянства самодержавию: указ «О единонаследии» (1714 г.) и другие акты. Не случайно в 1762 г. был издан манифест, название которого говорит само за себя: «О даровании вольности и свободы российскому дворянству». Наконец Пётр I не только не отменил крепостное право, как это сделал в 1680-е годы в Швеции его старший современник – Карл XI, но и значительно укрепил его, на века затормозив культурное развитие всего общества.

Таким образом, если магистральное направление развития передовых европейских стран в XVI – XVIII вв. шло от несвободы к свободе, хотя бы частичной (расширение прав парламентов, местного самоуправления и т.д.), то в России стараниями Ивана Грозного и Петра I оно шло в прямо противоположном направлении – от частичной свободы (Земские соборы, вечевые вольности, вассально-дружинные отношения) к полной несвободе.

Для решения политических, экономических, социальных, культурных, научных, духовных, религиозных проблем Пётр I создавал всё новые и новые бюрократические структуры в центре и на местах. В своей деятельности император опирался только на государственный аппарат (армия, Сенат, Синод, коллегии, губернаторы и т.д.), игнорируя знания, умения, навыки 99% населения страны.

Численность населения странны, по данным П.Н. Милюкова, сократилась на 14,6%, то есть на седьмую часть. При этом основная часть потерь – не погибшие в годы Северной войны, а умершие на строительстве Петербурга и десятков других городов и крепостей, умершие от голода и разорения вследствие непосильных налогов. Если согласиться с советскими исследователями Я.Е. Водарским, Е.В. Анисимовым и другими, что данные Милюкова немного завышены (8), то и в этом случае колоссальные людские потери полностью перечёркивают петровские преобразования. Никакие реформы не стоят жизни одной седьмой, одной восьмой или одной десятой части общества.

По данным Анисимова, прямые и косвенные налоги с 1680 по 1724 г. возросли в 5,5 раза; если разделить их на «податную душу» и учесть падение курса рубля, то получится, что мужик и посадский платили в конце царствования Петра в среднем втрое больше, чем в начале (9).

Таким образом, петровские преобразования принесли России гибель значительной части населения страны и обнищание тем, кто выжил.

Пётр I не шёл навстречу настоятельной исторической потребности – обеспечить рост, а позднее и ведущую роль среднего класса. Исследования Н.И. Павленко и А.И. Аксенова свидетельствуют о том, что в первой четверти XVIII в. произошло разорение наиболее состоятельной группы русского купечества – «гостиной сотни», после чего имена многих владельцев традиционных торговых фирм исчезали их списка состоятельных людей. Следствием грубого вмешательства государства в сферу торговли стало разрушение ссудного и ростовщического капитала, а также расстройство, дезорганизация свободного, основанного на рыночной конъюнктуре торгового предпринимательства.

Усилиями государства в первой четверти XVIII в. число мануфактур увеличилось примерно с 20 до 200. В результате выпуск продукции увеличился в 7 – 10 раз. Но в этот период произошёл очень важный процесс вытеснения вольнонаёмного свободного труда, преобладавшего на мануфактурах XVII в., рабским непроизводительным трудом крепостных. Для будущего развития экономики судьбоносными стали указы от 18 января 1721 г. (о разрешении покупать к заводам крепостных крестьян), от 28 мая 1723 г. (о порядке набора работных людей) и другие. Эти указы знаменовали решительный шаг к превращению промышленных предприятий, на которых зарождался капиталистический уклад, в предприятия крепостнические. Пётр I создал условия, при которых промышленность России могла развиваться только по крепостническому пути (10). С помощью насилия, используя рабский ручной труд крепостных, можно на короткое время достичь сиюминутных результатов, или даже временно догнать и перегнать Европу по объёмам продукции. Но победа в первой четверти XVIII в. подневольного труда в промышленности объективно предопределила будущее экономическое отставание России. Как писал Н.Я. Эйдельман, «петербургская империя была гениально подгоняемой телегой, которая, повинуясь петровскому кнуту, сумела на какое-то время обойти медленно разогревающийся, ещё не совершенный западный “паровичок”; позже усилиями Уатта, Стефенсона, Фультона он разведёт пары» (11). С началом промышленного переворота в Западной Европе экономика России, основанная на рабском труде, была обречена на отставание от развитых стран, в экономике которых господствовал свободный труд.

Пагубным образом на духовном развитии общества отразилась церковная реформа. Заменив патриаршество Синодом, Пётр I ликвидировал автономию, частичную самостоятельность церкви. Он широко использовал институты церкви для проведения полицейской политики. Подданные, под страхом крупных штрафов, были обязаны посещать церковь и каяться на исповеди священнику в своих грехах. Священник, согласно закону, был обязан доносить властям о всём противозаконном, ставшем известным на исповеди. Тайна исповеди перестала быть тайной. Это значительно подорвало авторитет церкви у россиян.

Превращение церкви в бюрократическую контору, стоящую на охране интересов самодержавия, обслуживающую его запросы, означало уничтожение для народа духовной альтернативы режиму и идеям, идущим от государства. Церковь с её тысячелетними традициями защиты униженных, церковь, которая «печаловалась» за казнимых, публично осуждала тиранов, - стала послушным орудием власти и тем самым во многом потеряла уважение народа (12).

Не способствовало укреплению авторитета церкви глумление над ней в форме «всешутейных соборов». «Привычные словеса о “православном” царе выродились в мёртвую риторическую фигуру, - отметил Д.А. Андреев. – Да и трудно было придавать большое значение православию тех, величайший из которых забавлял себя и свою столицу зрелищем “всешутейного собора”, то есть хулиганскими выходками в стиле тех антирелигиозных шествий и карнавалов, которыми так печально прославилось добровольное общество “Безбожник” в двадцатых годах двадцатого века. Но руководители этого общества не провозглашали себя, по крайней мере, православными. Напротив: со всей обнажённостью и резкостью они заявляли о своей антирелигиозной нетерпимости. Что же можно сказать о “православии” их далёкого предшественника?» (13)

Всё это не могло не отозваться на духовном развитии общества. В «Письме к Гоголю» В.Г. Белинский писал: «В русском народе… много суеверия, но нет и следа религиозности… Религиозность не прививалась в нём даже духовенству, ибо несколько отдельных исключительных личностей… ничего не доказывают». Можно соглашаться или не соглашаться с Белинским, однако многие и дореволюционные и советские писатели, философы, историки отмечали такое интересное явление: люди в большей степени были готовы соблюдать все «принятые в обществе» внешние церковные ритуалы (венчание, посещение церкви по воскресеньям, приглашение священника к умирающему и т.д.), чем иметь Бога в душе. Например, во время обязательного воскресного посещения службы в храме, как свидетельствует русская литература, мысли у верующего могли быть, мягко говоря, далеки от происходящего. Крестьянин или мастеровой после посещения храма мог пойти в кабак, где его поведение было прямо противоположным тому, чему только что учил священник. Потеря Бога в душе частью населения страны – во многом являлась следствием петровских преобразований.

Деятельность Петра I в духовной и религиозной сферах, по мнению Андреева, привела к суждению идеи «российского величия», которое люди XVIII в. от А.Д. Меншикова до Г.А. Потёмкина и А.В. Суворова видели в военном, великодержавном, чисто внешнем могуществе. Теорию «Москва – Третий Рим» озарял смутный, но всё же отблеск религиозно-этического идеала. XVIII век продемонстрировал идейную нищету, стремление к внешнему могуществу как к единственной положительной цели. Любопытная деталь. В истории осталась фраза, сказанная одним из чиновников Екатерине II в конце XVIII в.: «Матушка Екатерина, ни одна пушка в Европе не выстрелит без твоего ведома». Мысль о том, что «нас должны бояться», а не уважать (это принципиально разные понятия), свидетельствует о рабской психологии. К сожалению, стремление России к военному могуществу и господству, чтобы «нас боялись», прошло через весь XIX и XX вв., включая советский период её истории. Власти (самодержавной и советской) удалось и народ воспитать в таком же духе. Главным приоритетом в истории России в XVIII – XX вв. было не духовное развитие общества, не высокий уровень жизни народа, не принципы свободы, а укрепление военной мощи страны. Вот какими живучими оказались семена, посеянные Петром I в народном сознании.

В классовом обществе всегда существует раскол между культурой господствующего класса и культурой народа, Степень раскола (в разных странах в разные эпохи она разная) влияет на способность общества решать стоящие перед ним задачи. В результате преобразований первой четверти XVIII в. раскол между «господами и слугами» (включая внешний вид, причёски, одежду, даже язык, на котором говорили «верхи» и «низы») значительно усилился, что ослабило страну и замедлило её развитие.

Невостребованность духовного потенциала народа ослабляет не только власть, но и тормозит развитие самого общества. Работа Уложенной комиссии при Екатерине II показала, что конституции, высшие советы, парламенты совершенно не волнуют основную массу российских дворян. Либеральные начинания в годы правления Александра I не состоялись во многом вследствие узости общественного слоя, понимавшего необходимость реформ. И не раз ещё в XIX – XX вв. в критические моменты Россия избирала не самый лучший вариант своего развития вследствие политической, гражданской незрелости общества. Свой вклад в такое положение вещей внесла созданная Петром I система государственного управления, призванная не поощрять общественную активность, а, напротив, максимально контролировать и регламентировать все сферы жизни общества.

Вот как отобразил это явление исследователь эпохи Петра I М.М. Богословский. Подданный царя «обязан был нести установленную указами службу государству, он должен был жить не иначе, как в жилище, построенном по указному чертежу, носить указное платье и обувь, предаваться указным увеселениям, указным порядком и в указных местах лечиться, в указных гробах хорониться и указным образом лежать на кладбище, предварительно очистив душу покаянием в указные сроки» (14).

Среди других характеристик и последствий деятельности царя (неоправданная жестокость в отношении бояр, стрельцов, раскольников, собственного сына, а главное – собственного народа) выделяется и ещё одно обстоятельство: воцарение в стране атмосферы террора, обесценения человеческой жизни, неуважения к личности – это надолго пережило Петра.

Опыт петровских реформ подтвердил общемировую практику – без делегирования части полномочий обществу, которое хотя бы частично структурировано (парламенты, самоуправление, политические партии и т.д.), без цивилизованных форм обратной связи между государством и обществом даже слаженно действующий государственный аппарат обречён на проведение неэффективной политики: стратегические и тактические просчёты с долговременными негативными последствиями, решение проблем ценой таких затрат и потерь, которые полностью или частично обесценивают достигнутые результаты.

В этой связи можно согласиться с выводом А.Н. Сахарова о том, что главным достижением Петра I было неприятие мыслящей российской элитой его политической практики (15). Не случайно после смерти тирана появилось несколько крупных конституционных проектов (1730 г.), направленных на ограничение власти (самодурства) главы государства и передачу элите части властных полномочий.

Да и так ли хорош был государственный аппарат, созданный Петром I? Главный его недостаток состоял в том, что он был лишён источников внутреннего саморазвития, самосовершенствования. Действовать эффективно такой аппарат мог только при условии личного вмешательства и контроля со стороны царя. Исследователи (С.О. Шмидт, Анисимов) отмечают беспомощность в делах даже ближайших (то есть наиболее опытных) соратников Петра, когда они оставались без его точных указаний. Они были только более или менее толковыми исполнителями начинаний Петра. Самый влиятельный – «светлейший князь» Меншиков – при Петре I был, по оценке Шмидта, не более, чем приказчик при хозяине (16).

В том же смысле характеризовал ближайших соратников императора В.О. Ключевский. «При Петре, привыкнув ходить по его жестокой указке, они казались крупными величинами, а теперь, оставшись одни, оказались простыми нулями, потерявшими свою передовую единицу». Так историк оценивает «наиболее влиятельных людей, в руках которых очутились судьбы России в минуту смерти Петра». Речь идёт о казнокраде Меншикове, П.А. Толстом, «умевшем всякое дело выворотить лицом наизнанку и изнанкой на лицо», Ф.М. Апраксине – «самом сухопутном генерал-адмирале, ничего не смыслившем в делах и незнакомом с первыми началами мореходства», А.И. Остермане – «робкой и предательски каверзной душе», П.И. Ягужинском – «годившемся в первые трагики странствующей драматической труппы и угодившем в первые генерал-прокуроры Сената» (17).

Но Ключевский обращает внимание на ещё один очень серьёзный вопрос. Люди из ближайшего окружения Петра не были его единомышленниками. Они не были в душе искренними приверженцами реформ: не столько поддерживали реформы, сколько за них держались, потому что это давало им выгодное положение. Ближайшие к Петру люди были, по мнению историка, не деятели реформы, а его личные дворовые слуги. Служить Петру ещё не значило для них служить России. Идея Отечества была для его слуг слишком высока, не по их гражданскому росту. Поэтому после смерти императора эти люди не имели ни сил, ни охоты ни продолжать его дело, ни разрушить; они могли его только портить. Система управления, деятельность которой столь во многом определяется личностью её руководителя, вряд ли может считаться эффективной, а во главе России в XVIII – XX вв. не раз становились люди, неспособные к ведению государственных дел. Важен и другой момент. При хорошо отлаженном механизме власти и управления смена лидера не вызывает потрясений, подобных дворцовым переворотам, которые пережила Россия в течение нескольких десятилетий после смерти Петра I.

Государственный аппарат Петра I в основной массе – некомпетентные, малограмотные, малоинициативные соратники, спрашивавшие по каждому вопросу инструкций. Может быть, поэтому он во многих делах потерпел неудачу. Вот лишь несколько примеров.

Дата добавления: 2015-06-28