ДИКАЯ ПЕСНЯ 9 страница

Не они это сотворили… Ни любить, ни ценить, ни принять такое они не

способны… Ну, ладно, религию, искусство и закон мы насадить можем. А

вот физику им как прикажете рассказывать? Или химию? Математику или

элементарную механику господина Ньютона? Да у них для наук и понятий

в языке совсем нет… Как растолковать таким людям про атомы и протоны-

электроны, если они, благодаря рассказам предков, глубоко уверены

в реальном существовании великого Змея Ка, который в давний Судный

день гулял по небу в превеликом гневе, и все бежало и скрывалось от него

на Земле… Более того, дикари уверены, что этот Судный день будет снова,

но когда – не знают… Они не знают… Ну а мы-то знаем! Когда доберутся

до атомов и до их внутренних сил!.. Поймите, наконец, – вздохнул самозванный

Пророк, что – между ними и нами – пропасть малопроходимая.

Они, как дети. И слава тебе, Господи!.. Нету у них изысканий в науках…

А может, и лучше? Еще успеют, и к звездам полетят еще, если Змея своего

до поры на соседей не выпустят… А пока... Да, есть мои Ученики. Мои

двенадцать. Лечат, учат, насаждают… Но, ведь это – работа на века. А

если голод? Или – война? Или чума какая на планете? Тогда пропало все!

Пропал и монастырь наш, и все труды Сафронова-Пророка! Надо, чтобы

много было на планете таких «очагов». А один очаг-рассадник знаний –

это и смешно, и ненадежно. Не утянет он и маленькую часть одичавшей

планеты в будущий двадцать первый век. Сами обязаны люди лезть из

дикости и серой шкуры. Мир познавать и создавать разумные законы общей

жизни. Мы на нашей «Альфа-Бета-Икс» все смертны. Нас мало, да и

мы уже чужие планете Земля. Им самим – по пути развития, познания, а

может, и безумия, и даже гибели – идти. И в горку, и под горку. Все своими

ножками, ножками, ножками… И так – тысячи лет, до самого, может,

прости Боже, погубившего их предков термояда… А все-таки я им немного

завидую… – сказал Михаил Юсуфович, помолчав. – Им принадлежит

будущее. А мы – прошлое. Дурацкий паноптикум из узких специалистов-

умников на неведомой им земной орбите… Вот мы говорим про них –

«дикари»! – продолжал Сафронов и усмехнулся криво. – А кто из нас тут

не дикарь? Да заглохни завтра наши двигатели, или соверши мы высадку

на Землю, из нашего светла-тепла, мы, пожалуй, скоро вымрем там, внизу.

А они – живут. Охотятся на кабана. Капусту квасят. Детей рожают. Лазают

в развалины городов за железом, за бесполезными вещицами, коим приме

нения не знают. За нашими позорными бумажками!.. Вот, два автомобиля,

почти целых, тяжелых, из-под обвалившейся крыши бывшего автосалона

града Киева, мне с благодарностью доставили… Дети, чистые дети… Да,

их мир дик, силен и… молод! И я сам, немолодой уже мужик, стал с ними

бодрей! И даже моложе!.. Да, вожди у них… А у нас – чем были лучше?..

Да, еще недавно жены в племенах были общие, а теперь, слава Богу, на

такое – табу… А у нас, в двадцать первом столетии, черт те что приключалось…

Я и сам был – по молодым годам – ходок…

А какие они мастера! – улыбнулся Михаил Юсуфович. – Золотые

руки! Представьте, к примеру, обыкновеннейший колодец. Примитивное

сооружение, а вода черпается легко – «журавль» поставлен правильно, и

без знания со стороны «дикарей» геометрии и механики. А всего дел, что

длиннющая жердь, на одном конце которой проржавленные танковые траки

веревками привязаны, на другой – ведро на цепи. Кстати, цепь-то не

фабричная! Из кузни местной! Вот она – цивилизация! Верней, ее заря…

Или их традиционный деревянный сруб. Их исконный деревенский дом.

Благо лесом, без вмешательства людей, заросла теперь Европа. Сами видели

фото. Возможно, что на рост радиация вначале повлияла… Но ведь

в этом огромная мудрость Земли. Всего сто пятьдесят годов с момента

катастрофы – и планета затянула раны, нанесенные природе человеком.

Заросли распаханные поля. Обрушились плотины водохранилищ. Заросли

останки безумных городов. И там, где шумели толпы клерков и рабочих,

орали партийные митинги и гундели телестудии – теперь шумят деревья и

гуляют лоси и медведи. Земля – великий дворник! Бензин, мазут, авиационный

керосин и машинное масло, выпущенную из земного чрева нефть и

выбитый из недр уран – Земля переварила все! И убралась в своем огромном

доме, не только для человека уготованном. Земля-хозяйка снова все

поставила на место! И в этом – мудрость планеты Земля!

– А как там устроен дом? Расскажите… – робко сказала курносая, очкастая

брюнетка.

– Ах, да… – встрепенулся Сафронов. – Значит, дом пятистопный. Он

так называется… Первая стопа у них – жилая. Вторая – сени или коридор.

Три остальных – постройки разные хозяйственные. Вот они – самые

интересные… Крестьянский дом – это целая вселенная. В нем есть все.

Крыша дома – космос. Чердак – небеса. Горница, изба, или как ее назы

вают «дикари» – истопель – это как бы сама земля, то есть, маленький

кусочек мира, где живут люди – мир живых людей. А вот подклеть – царство

мертвых – царство Змея Ка. Подземное царство, то есть, ад. А небеса

– тоже змеевы. Там – Золотая Луна и звезды – глазенки змеенышевы… А

соединяет все тотемное животное. Корова или лошадь – древнейший друг

людей. Оттого над воротами или на коньке избы лошадиные и коровьи черепа

развешены. Вот, смотрите... – стал Сафронов щелкать клавиатурой, и

на белом листе экрана замелькали красочные слайды. – Вот для животных

– друзей и кормильцев людей – сени и двор… А вот поветь и сеновал…

Вот мир неживой природы – чулан, или несколько чуланов, и кладовки…

А уж про северную Русь… Лесом все поросло, да и живут люди еще

общинно. Первобытно-общинный строй в стадии раннего разложения и

перехода к феодализму… – простите за старую марксистскую скуку. Нас в

свое время натаскали, еще в академии… Выбивали двадцать лет, а оно сидит,

зараза… Все штампы… «Революционно»… «прогрессивно»… «реакция

»… – все прошлое Земли перебираем, вон, как мои друзья – майор

Джон Картер и старший лейтенант Ли Мань…

Дома называют хороминами. Я видел большие дома, где к жилой части

примыкают хозяйственные помещения с мастерскими, кладовыми, с

обширными хлевами... Встречается и двухэтажный дом. Не дом – контора

и фабрика! И гнездо большой, работящей семьи… В таком-то доме может

разместиться семья в пятнадцать-двадцать человек. В иных, более северных,

местах, дома делятся на летнюю, обычно просторную и неотапливаемую,

избу и небольшую зимовку с хорошей русской печью, где крестьянская

семья и коротает холодное время…

А еще в хозяйственный крестьянский двор могут входить отдельно

стоящие сараи, амбары, тот же колодец и ледник… Весь этот сложный

комплекс может быть под единой крышей. Тогда сравнение его со Вселенной

вполне оправдано. Все на своих местах. Во всем порядок, место,

лад… Крестьянский двор – место независимое и автономное. Вроде как

наша станция «Альфа-Бета-Икс», только древняя… – расплылся он в широкой

улыбке.

– Есть такая присказка – «Провались земля и небо, я на кочке полежу»…

Так это про крестьянское хозяйство. Подворье похоже на космическую

станцию в автономном плаваньи по космосу или на корабль, несущийся по

морю жизни… Деревянный, бревенчатый, смолистый край. И деревянные

постройки без единого гвоздя… Кстати, так было всегда на Руси. Деревянные

чудо прошлого – Кижи. Теперь их нет. Но память… Память убить не

способны у русского ни войны, ни года… Северные мастера – знаменитые

плотники, согласно старинным преданиям, не раз уходили и в другие земли,

неся туда свое ремесло… В Норвегию… И даже в Индию! Недаром

индийские храмы несли на себе черты русской, деревянной храмовой архитектуры.

Даже имя главного языческого бога у индусов было – Кришна!

По-русски это – «крыша»! Русский крестьянин, соседствуя с лесом, создал

целую деревянную цивилизацию. И это действительно здорово…

– Да ведь мы не хотим тут остаться. Нам бы и домой пора… – перебила

речь Сафронова очкастая девица.

– Да, пора… – встрепенулся Михаил Юсуфович. – Мы тут обсудили и

кое-что придумали…

– Так вы нам скажете о том? – напористо зазвучали голоса из зала. –

Говорите же! Поскорей!..

– Всему время и место, господа! Завтра, во второй день конференции,

я выступлю с докладом по физике и… со всеми нашими мыслишками,

которые я, и Джон, и Ли желаем донести до почтеннейшей публики. – Так

закончил он свою долгую лекцию-доклад, учтиво поклонился и быстрым

шагом сошел в зал.

ДОКЛАД ПО ФИЗИКЕ

– Прошу меня простить за скучную наукообразность… – так начал

Михаил Сафронов свой доклад второго дня на закрытой научно-практической

конференции для специалистов «ГЛОБАЛЬНАЯ КАТАСТРОФА

ЗЕМНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ И ЕЕ ВСЕМИРНО-ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ

ДЛЯ БУДУЩЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА», – но я посмею освежить

в памяти тех, кто уже забыл, и объясню тем, кто не знает, некоторые элементарные

понятия из физики. Итак – ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ,

– начал он важно, – теория, описывающая универсальные пространственно

– временные свойства физических процессов. В приближении, когда

тяготением можно пренебречь, пространство-время считается плоским, и

его свойства являются предметом частной, то есть, специальной теории

относительности, созданной Альбертом Эйнштейном в тысяча девятьсот

пятом году.

Наличие тяготения приводит к искривлению реального пространства-

времени, свойства которого изучаются в общей теории относительности

– то есть, теории тяготения, также созданной Альбертом Эйнштейном в

пятнадцатом-шестнадцатом годах… В основе теории относительности лежат

два постулата: принцип относительности и независимость скорости

света от движения системы отсчета. В частности, во всех инерциальных

системах отсчета скорость света постоянна и равна «с».

Основным понятием теории относительности является событие, происходящее

в данной точке пространства в данный момент времени. И поскольку

реальные события, – продолжал Сафронов, – имеют протяженность

в пространстве и во времени, то понятие события в теории относительности

– идеализация, пригодная вплоть до расстояния, примерно

– десять в минус восемнадцатой степени метра, и во времени – десять

в минус двадцать шестой степени секунды. Основные эффекты теории

относительности: существование предельной скорости передачи любых

взаимодействий, относительность одновременности, замедление течения

времени в быстродвижущемся теле, сокращение продольных – в направлении

движения – размеров тел и еще многое другое…

В настоящее время науке хорошо известны следующие ее эффекты:

ускорение хода часов в космосе из-за разности гравитационных потенциалов

на борту космического корабля и на поверхности Земли, или задержка

радиолокационных сигналов в Солнечной системе из-за гравитационного

искривления пространства. Известно смещение спектральных линий из-

за изменения интенсивности гравитационного поля, а также гравитационное

отклонение светового луча, доходящего до нашего глаза от далекой

звезды… Теория относительности многократно была подтверждена экспериментам

по измерению времени жизни нестабильных частиц, то есть,

изучению пучков частиц в ускорителях, и так далее... Я полагаю, – продолжал

Сафронов, – что еще в момент взлета наш корабль нечаянно угодил

в так называемую пространственно-временную воронку, вызванную

действием какого-то мощного ускорителя элементарных частиц… – Вы

ничего такого не припоминаете? – спросил Сафронов у внимательно притихших

слушателей.

– Да, было... Адроннный коллайдер называлась эта штука!.. – заголосили

сразу с мест. – Был учеными построен чудовищный «бублик» для

прогонки в его недрах нейтронов-электронов. Расположен был на французско-

швейцарской границе… Тогда они хотели получить в нем некую

антиматерию… И клялись при этом Богом, что все безопасно… – зазвучали

голоса из разных концов зала.

– И теперь наш единственный шанс угодить домой – это научиться

совершать прыжки во времени. А для этого нашей Станции придется двигаться

вокруг Земли, в противоположную ее вращению сторону, с чудовищной

скоростью! Больше скорости звука!.. Кстати, ведь еще Алиса из

Страны Чудес в сказке английского писателя Льюиса Кэрролла говаривала:

«Чтобы всегда оставаться на одном и том же месте, надо очень быстро

бежать». Надо быстро бежать! Ну что же, это выход. Но мы побежим так

быстро, чтобы не стоять во времени, а в нем переместиться.

Но, как этого достичь? И тут есть одно решение… Всем известно, –

продолжал Сафронов, – что на борту у нас есть ядерный реактор. Это

двигатель нашей Станции, простите меня за банальность…

Напомню, что, при сгорании нефти и газа энергия химических связей

превращается в тепло. Так происходило в прошлые дни двадцать первого

века на всех тепловых электростанциях. В ядерном реакторе то же самое

происходит с высвобождением энергии ядра тяжелых элементов – урана

и плутония. Но, как известно, в таком процессе могут участвовать только

ядра, имеющие определенную массу. Это – ядра изотопов. Кстати, слово

«изотоп» происходит от греческих слов – «исос», что означает равный, и

«топос», что означает «место».

В атомных ядрах содержится одинаковое число протонов и разное –

нейтронов, из-за чего ядра разных изотопов одного и того же элемента

имеют разную массу. У урана, например, пятнадцать изотопов, а самый

распространенный уран – это уран-двести тридцать восемь. А вот в ядерных

реакциях участвует только уран-двести тридцать пять. При делении

его ядер выделяется энергия – она и работает на ядерных энергетических

установках. Как известно, – продолжал Михаил Юсуфович, – реакция деления

урана протекает следующим образом. Ядро урана самопроизволь

но распадается на несколько осколков, среди них есть частицы высокой

энергии – нейтроны, а в среднем на каждые десять распадов приходится

двадцать пять нейтронов. Они попадают в ядра соседних атомов и разбивают

их, освобождая нейтроны и огромное количество тепла. Кстати,

при делении только одного грамма урана выделяется столько же тепла,

сколько при сгорании трех тонн каменного угля.

Управляемая реакция идет в атомном реакторе. В его главной части

– активной зоне – находятся тепловыделяющие элементы (ТВЭЛы). Это

трубки с изотопами урана или плутония и стержни из бора или кадмия.

Бор и кадмий поглощают нейтроны и тем самым снижают скорость реакции.

Захват нейтронов происходит очень быстро – примерно за стомиллионную

долю секунды. Но, если дать «прореагировать» всем нейтронам

одновременно, произойдет атомный взрыв. Поэтому активную зону

старого, традиционного ядерного реактора и выкладывают графитовыми

кирпичами, а потом омывают водой: оба эти вещества замедляют нейтроны.

А самим ходом реакции управляют, поднимая и опуская стержни-поглотители.

И по мере выгорания ядерного топлива тепловыделяющие элементы

(ТВЭЛы) извлекаются из реактора и заменяются на новые.

Выполняют эти операции, конечно же, исключительно с помощью роботов,

так как потоки нейтронов и другие излучения смертельно опасны.

Излишне напоминать, что все подобные манипуляции в наше время для

космических судов, еще cо старыми реакторами, выполнялись только на

Земле. И только на специальных предприятиях. Так что, осуществить подобное

самим астронавтам в космосе было невозможно. В нашем деле все

сложнее. Мы на Станции сами производим ТВЭЛвы. Но произведенного

нам не хватит на покрытие большей мощности. И взять их теперь неоткуда.

Если бы и было откуда, то нет возможности транспортировки для

установки на борт... На Станции есть группа ученых-физиков, они теперь

заняты одной работой… Впрочем, о ней речь еще впереди…

Далее, – продолжал лекцию Сафронов, – тепло, выделяемое в результате

ядерной реакции, нагревает омывающий реактор воду до нескольких

сот градусов, которая проходит под давлением и потому не закипает.

Вот она и работает – дает нам электричество. В зоне пониженного давления

она мгновенно превращается в пар и крутит турбины. Кстати, у нас

чистая, двухконтурная схема водопользования, при которой радиоактив

ная вода, прошедшая уже через реактор, кипятит воду во втором контуре,

откуда пар идет к турбинам… Кстати, у нас на космической Станции

в реакторе есть и другой уран. Это уран – двести тридцать восемь. Его

используют не для получения энергии, а для получения горючего. Этот

изотоп хорошо поглощает быстрые нейтроны и превращается в другой

элемент – в плутоний-двести тридцать девять. Наш реактор на быстрых

нейтронах довольно компактен, так как не нужны ни замедлители, ни

поглотители. Их роль выполняет непосредственно уран-двести тридцать

восемь. Называется такой реактор – реактор-размножитель, или «бриддер

». Это от английского слова «breed» – «размножать». И хотя реакторы

такого типа, как наш, являются самыми перспективными в области атомной

энергетики, но в силу объективных причин мы не можем повторять

процессы... Всему есть и начало, и конец… И нашей экспедиции давно

пора кончиться. Но только как? Где взять нам энергию?.. Кстати, и тут

есть выход!.. – сказал Сафронов и лукаво улыбнулся. Зал замер в ожидании

сенсации.

– Есть такая штука. Называется она – «токомак». И такая экспериментальная

установка у нас есть на борту. Как известно, во время химической

реакции изменяются электронные оболочки атомов. В результате ядерной

реакции иным становится строение атомного ядра – гораздо более прочного,

чем атом. Поэтому при распаде тяжелых ядер в реакции деления

или, наоборот, при слиянии легких – в реакции синтеза – образуются ядра

элементов средней массы, и выделяется огромное количество энергии.

Например, – заметил он, – при делении одного атома урана – реакции,

используемой для получения энергии на современных нам когда-то

атомных электростанциях – выделялось около одного мегаватта энергии

на каждый кулон (кулонами называют протоны и нейтроны, являющиеся

составными частями ядер атомов).

В ходе реакции дейтерия – тяжелого водорода, атом которого содержит

в ядре нейтрон… c протоном… и синтезируется изотоп гелий-три, излучается…

частица, и выделяется примерно пять мегаватт на один кулон.

То есть, в пять раз больше… – стал писать Сафронов формулы черным

маркером на белой доске. – Итак, посмотрите… В природе один атом

дейтерия приходится на семь тысяч атомов водорода, но дейтерия, содержащегося

в стакане воды, достаточно, чтобы произвести столько же

энергии, сколько можно получить при сгорании бочки бензина. И вообще,

в мировом океане, – увлеченно вещал Михаил Юсуфович, – четыре на десять

в тринадцатой степени тонн дейтерия. Его энергии хватило бы всем

жителям Земли на четыре тысячи лет. И еще больше энергии выделяется

в реакциях сверхтяжелого изотопа водорода – трития-Т, в ядре которого

два нейтрона, – договорил он и снова схватился за маркер, оставляя на

доске причудливые построения. Потом вытер мокрый лоб и продолжил,

– трития в природе нет, но в достаточных количествах его можно получить

в атомных реакторах, воздействуя потоком нейтронов на атомы лития.

Однако осуществить эту реакцию весьма непросто: она начинается

лишь в том случае, если ядра атомов сблизятся настолько, что возникнут

силы ядерного притяжения – так называемого сильного взаимодействия.

Это расстояние на пять порядков меньше размеров атома, и пока электроны

остаются на своих орбитах, они не позволяют ядрам сблизиться. Да

и сами ядра, до начала взаимодействия, расталкиваются кулоновскими

силами. Слава Богу, что на борту корабля «Альфа-Бета-Икс» достаточно

запасов детерий-тритиевой смеси, которую мы прогоним через магнитно-

термоядерный синтез. Сначала ионизируем ее, потом разогреем до

температур, сопоставимых с температурой в центре Солнца. Ионизация

вызовет переход смеси в четвертое агрегатное состояние вещества – плазму,

в которой все электроны сорваны со своих орбит, а ядра остаются «голыми

»… Через плазму пропустим электрический ток силой до двадцати

миллионов ампер, чтобы нагреть детерий-литиевую смесь до ста миллионов

градусов. Ясно, – продолжал Сафронов, – что столь высоких температур

не выдержат стенки никакого агрегата. И потому эту смесь нужно изолировать

в центре некой камеры. Удерживать плазму от соприкосновения

со стенками камеры магнитным полем предложил еще в тысяча девятьсот

сорок девятом году русский академик Андрей Сахаров. А немного позже

его поддержал американец Джон Спитцер.

В однородном магнитном поле заряженные частицы движутся по

окружностям, не разлетаясь. Но трудность заключается в том, как создать

однородное магнитное поле. Теоретически, оно возможно внутри

бесконечного соленоида – цилиндра, на стенки которого намотана проволока

с током. На практике же бесконечный соленоид неосуществим,

и приходится сворачивать его в так называемый тор. То есть, говоря по-

русски – в бублик. Концов у него нет, но и магнитное поле уже неоднородно:

оно сильнее у внутренней стенки и слабее у внешней. Вот почему

заряженные частицы начнут дрейфовать туда, где поле слабее, и вылетать

при этом через внешнюю стенку. Но чтобы этого не происходило, через

плазму можно пропустить постоянный ток, который создаст вихревое

магнитное поле: закручивая улетающие частицы, оно будет возвращать

их к внутренней стенке. Магнитное поле, перпендикулярное направлению

поля в соленоиде (так называемое полоидальное), можно получить

и при помощи дополнительных электромагнитных катушек. Оно также

возвращает частицы внутрь камеры. Сооружение с такой системой обмоток

именуется «токомак» – сокращенно от «тороидеальная камера и

магнитная катушка».

Кстати, на советском токомаке в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом

году удалось разогреть плазму до температуры в десять миллионов градусов,

а затем уже в девяносто седьмом году на токомаке «JET» в Великобритании

было наконец-то достигнуто совпадение вложенной и полученной

энергии! Но этого было недостаточно для самоподдерживания процесса

работы. До восьмидесяти процентов полученной энергии, к сожалению,

терялось… А чтобы реактор работал, нужно производить энергии примерно

в пять раз больше, чем тратится на нагревание плазмы и создание

магнитных полей.

В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году страны Европейского

союза вместе с СССР, США и Японией решили совместными усилиями

разработать и построить к две тысячи десятому году достаточно большой

токомак, способный производить энергию не только для поддержания термоядерного

синтеза в плазме, но и для получения полезной электрической

энергии. Этот реактор назвали «ИТЭР» – «международный термоядерный

экспериментальный реактор». К девяносто восьмому году все проектные

расчеты были закончены, но, к сожалению, США отказались далее участвовать

в проекте. И в конструкцию реактора пришлось вносить изменения,

чтобы уменьшить его стоимость.

Благодаря новейшим технологиям наши специалисты в самое ближайшее

время осуществят пуск на борту Станции токомака, мощности

которого будет достаточно для того, чтобы разогнать наш корабль выше

скорости света и тем самым осуществить временной и пространственный

скачок. Мы перенесемся в нужное нам время. По подсчетам наших специалистов

– это будет март тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Там, в

прошлом, наши люди исправят пару-тройку исторических событий, имевших

для истории Земли роковое значение. То есть, мы направим течение

мировой истории в русло, по которому она уже шла – к нашему времени.

И никакого там «эффекта бабочки»! Забудьте рассказ Рея Бредбери!.. Мы

исправим все в прошлом и потом перенесемся в тот год, когда мы отчалили

с Земли. Приземлимся на мысе Канаверал, штат Флорида, США. Потом

прибудем в Центр «НАСА» в Хьюстоне… И все! Ну, а дальше – по домам

– и баста! – И после его слов безумный гром аплодисментов в зале. На

глазах у многих были слезы радости.

– Браво русскому! – слышалось уже повсюду. – Браво русскому! Браво,

Россия! – стал скандировать, поднявшись на ноги, весь зал.

– Успокойтесь, господа! Ради Бога, успокойтесь! Рано радоваться!..

– замахал руками Михаил Юсуфович, но эти слова потонули в гуле горячечного

восторга. Крепкие мужчины из Охраны подхватили его и принялись

качать, подкидывая к потолку. И беснующаяся от радости толпа

окружала их…

– Успокойтесь, господа! Что вы делаете?!.. – закричал капитан ФСБ

РФ. – Мощность нашего реактора сильно ограничена… Топлива в реакторе

не так уж много. Хорошо, если его хватит на пару временных скачков…

не более… Поэтому дела земные надо делать очень быстро, точно и надежно.

Иначе мы не вернемся домой. Готовьтесь к трудностям… Мужайтесь…

Но его уже никто не слушал…

ВСТРЕЧА С ПАПОЙ

Февральский снег влажными хлопьями летел с неприветливых московских

небес и отчаянно шлепался в ветровое стекло тяжелого авто цвета

вороньего крыла. Машина бесшумно летела мимо колоссальных, витиевато-

пряничных домов по широкой, но почти безлюдной в этот поздний

час улице, названной когда-то в честь пролетарского писателя Максима

Горького. И желтый, мертвенный свет из огромных окон закрывающихся

в этот час кафе проникал бледными пятнами в темноватый, нет… совсем

уже темный кожаный салон.

Снег залеплял ветровое стекло, и проворные «дворники» бойко сгребали

его безжалостными и неугомонными щетками.

– Снег идет… Снег идет… – задумчиво проронил грузный пассажир,

развалившийся на мягких волосяных подушках заднего дивана, кутаясь в

наброшенный на колени плед в шотландскую пеструю клетку, пряча хищный,

птичий нос с узеньким серебряным пенсне в длинный ворс воротника.

– Снег… Снег… Снег… – повторил он и ткнул коротким пальцем в

спину водителя.

– Эй, ты, Иван! Включи печку! Холод собачий! Продрог я! – процедил

тучный человек.

– Так все включено, дорогой Лаврентий Павлович… Скоро, скоро,

подъезжаем… Не волнуйтесь, – стал оправдываться водитель, обернувшись

к высокопоставленной особе заместителя Предсовмина….

– Молчи, дурак! Лучше смотри за дорогой, а то, неровен час, угробишь

товарища Берия! – грубо оборвал солидный пассажир. Потом протянул

руку, нажав квадратную кнопку на подлокотнике дивана. Щелкнул

и отворился тайный ящичек, подсвеченный изнутри матовой лампочкой.

Пассажир достал из ящичка плоскую стеклянную бутылочку, отвинтил

тугую крышку, и ароматная жидкость полилась в серебряный стакан.

Крякнув, блаженно откинулся на подушки.

– Армянский коньячок от Анастаса Ивановича… Согревает… – разоткровенничался

Дата добавления: 2015-06-28