Культурсоциология зла

На протяжении последних двух десятилетий сформировалось новое осознание самостоятельной структурирующей силы, присущей культуре. Од­нако оказывается, что это новое дисциплинарное самосознание ничуть не более преуспело в обраще­нии к теме зла, чем его редукционистский пред­шественник. В размышлениях о культуре - цен­ностях и нормах, кодах и нарративах, ритуалах и символах - «негативность» оказывается смещен­ной на обочину, и к ней относятся как к остаточной категории. Хотя к этому понятию и не подходят с позиции натурализма, его представляют как все­го лишь отклонение от культурных конструкций добра. Таким образом, в социологических исследо­ваниях культуры «ценности» общества изучаются главным образом как ориентации на добро, как попытки воплотить идеалы¹. Социальные понятия

¹ «Ценности, которые составляют структуру социетальной систе­мы, являются, таким образом, представлениями о желаемом типе общества, которые имеются у членов соответствующего общества и применяются к конкретному обществу, членами которого они являются.... Ценностный паттерн (value-pattern), таким образом, определяет направление выбора и последующий выбор действия» (Parsons, 1968: 136).

Этот подход был развит Робином М. Уильямсом, самым авторитет­ным социологическим истолкователем американских ценностей в послевоенный период: «Система ценностей есть упорядоченный набор предпочтительных правил для осуществления отбора, раз­решения конфликтов и удовлетворения потребностей в социальных и психологических защитах осуществляемых или предлагаемых выборов. Ценности направляют упреждающее и ориентированное на цель поведение; они также "оправдывают" или "объясняют" про­шлое поведение» (Williams, 1971: 123-59, особ, р 128). Хотя и Парсонс, и Уильяме представляют особую социологическую традицию - традицию работ Дюркгейма раннего и среднего периода и более поздней структурно-функциональной школы, - их прирав-

ГЛАВА 4

зла, плохого (badness) и негативности исследуют­ся лишь как следующие некой схеме отклонения от нормативно регулируемого поведения. Если бы только это было так! Мне представляется, что такое культурное вытеснение зла представляет собой скорее морализаторскую попытку выдать желаемое за действительное, чем эмпирическую реальность. Оно не только уводит в сторону от общего понимания нами зла, но и существенно за­трудняет постижение связи зла с современностью. Восприятие зла как остаточной категории маски­рует разрушение и жестокость, которые сопрово­ждают просвещенные усилия по институционали-зации доброго и правильного. Определение соци­ального зла и систематические усилия по борьбе с ним повсюду сопровождают современные поиски разумности и моральной правоты. В этом заклю­чается основной и вызывающий огромное уваже­ние смысл трудов Мишеля Фуко, несмотря на при­сущие им упрощения, односторонний характер и разрушительный релятивизм. Это тот остаток постмодернистской критики современности, кото­рый может быть спасен и который может спасти.

Культуру нельзя понимать только как цен­ность и норму, которые можно определить как концептуальные истолкования попыток обще­ства представить добро в символах и нарративах, кодировать и ритуализировать его. В терминах социологии культурализация зла так же важна, как и попытки дать определение добра и инсти­туционализировать его. В терминах семиотики зло есть необходимая когнитивная противопо-

нивание культуры к желаемому разделяется всеми другими школа­ми социологической мысли.

ГЛАВА 4

ложность «добра»². В терминах морали иссле­дование отвратительного зла есть единственный способ понять и пережить чистое и праведное³. В терминах нарративной динамики только создав антигероев, можно выстроить драматический конфликт между героем и злодеем, который из­меняется вследствие изменения мировоззре­ния умудренного опытом героя (Bildung) или разрешается катарсисом⁴. В терминах ритуала только кристаллизация идеи зла, со всем ее по­тенциалом для осуждения и осквернения, де­лает очистительные обряды необходимыми и социологически возможными⁵. В религиозном отношении сакральное непостижимо без про-фанного, обещание спасения бессмысленно без угрозы вечного осуждения⁶. Иными словами, я утверждаю, что у каждой ценности есть равная и противоположная ей антиценность, для каждой нормы существует антинорма. На каждую по­пытку институционализировать утешительные

² См. иллюстрацию этой точки зрения в обсуждении символизма оскверненной еды и одежды у Маршалла Салинза: "Le Pensee Bourgeoise," in Culture and Practical Reason (1976: 166-204).

³ Четкое изложение этой дюркгеймианской позиции см. в: Caillois (1959 [1939]), где Дюркгейм критикуется за то, что не различает сакральное, профанное и обыденное достаточно четко.

⁴ Два из самых убедительных современных неоаристотелевских исследований «зла-в-противоположность-добру» в культур­ных нарративах представлены Нортропом Фраем в «Анатомии критики» (1971 [1957]) и Владимиром Проппом в «Морфоло­гии сказки» (1969 [1928]). Для ознакомления с более поздним исследованием см. Robin Wagner-Pacifici, The Moro Morality Play: Terrorism as Social Drama (1986).

⁵ В современной социальной науке самое влиятельное исследо­вание ритуала представлено в работе: Victor Turner, The Ritual Process (Chicago: Aldine, 1969).

⁶ Сакральное-профанное отсылает к поздней «социологии рели­гии» Дюркгейма, а обещание спасения - к «Социологии рели­гии (типы религиозных сообществ)» Вебера (1964 [1922]); см. Введение и Главу 1.

ГЛАВА 4

и вдохновляющие образы общественно добро­го и правильного приходится связанная с ней и столь же решительная попытка сконструировать социальное зло кошмарным, пугающим и равно реалистичным образом. Жорж Батай, возводя идеи Эмиля Дюркгейма к Фридриху Ницше и на­ходясь под влиянием травмы начала двадцатого столетия, сформулировал эту мысль характерно горьким и литературным образом. «Зло кажется вполне понятным, но только пока ключ к нему -в Добре. Если бы ослепительная яркость Добра не сгущала еще больше мрак Зла, Зло лишилось бы своей привлекательности. Это сложная исти­на. В том, кто ее слышит, что-то против нее вос­стает. Тем не менее мы знаем, что самые сильные приступы чувственности случаются от контрас­тов.... Без несчастья, связанного с ним как свет с тенью, счастье превратилось бы в мгновенное безразличие. В романах постоянно описывается страдание, но удовлетворение - почти никогда. В конечном счете добродетель счастья происходит от его редкости. Если оно легко и доступно, то не вызывает ничего, кроме презрения и скуки.... Разве была бы истина тем, что она есть, если бы она в своем великодушии не утверждалась про­тив лжи?»⁷ (Bataille, 1990 [1957]: 14)⁸.

Акторы, институты и общества систематически закрепляют и развивают зло. Ирония заключает­ся в том, что они делают это в стремлении к добру. Этим парадоксальным и невыразимо удручающим фактам необходимо уделить внимание.

Перевод Н.В. Бунтман и Е.Г. Домогацкой. См. Bataille (1990 [1957], 142-5).

ГЛАВА 4

Дата добавления: 2017-01-14