I. Случайность и необходимость. Может ли эволюционная теория быть теорией направленного прогресса? 4 страница

Стабилизационная стадия, вероятно, является наиболее биологичес­кой стадией аромфоза. Решающим ее фактором выступает внутрипопуляционное самоограничение редупликации, под контролем которого становится ароморфным весь онтогенез - самый интимный и сложный из биологических процессов. Поскольку это сопряжено и с адаптивной радиацией, стабили­зационная стадия одновременно является стадией широкого распростране­ния аромсрфоза, внедрения его носителей во многие пищевые сети и уни­версализации над видовых экосистем. На этой стадии у многих видов актуализируется рассмотренная выше способность организовывать "внут­ренний биоценоз" в ответ на негативные изменения внешних условий и, следовательно, складываются предпосылки новых ароморфозов. В резуль­тате возможность морфофизиологического прогресса остается достаточно распространённой и реальной, чтобы осуществиться при первом же толч­ке. В этом положении ароморфного ожидания, поддерживаемом микроэволю­ционными процессами, живое, подобно сжатей пружине, и замирает на время, ориентированное структурой своих биоценотического, популяционного и индивидного уровней на собственно высшее.

Собственно высшим выступает в данном случае содержание возмож­ности дальнейшего прогресса в той ее части, которой соответствует внутрипопуляционные заготовки средств эквивалентного повышению кон­центрации вещества базисной реакции перехода на новый источник пита­ния, они обеспечивают необходимую преемственность ароморфоза прежнему уровню морфофизиологической организации, "притягивая" к себе множест­ва возможных мутаций сальтационной стадии а также выступают неким центром кристаллизации будущего комплекса ароморфных признаков на стадии стабилизации.

Все это означает, что в сущности арогенез является (если от­влечься от внешних живому обстоятельств, имевших свою закономерную периодичность) непрерывным, подчиненным сквозной необходимости про­цессом, а эволюция в ее сущности - арогенезом.

Сущность эволюции есть взятая в движении интегральная биологи­ческая сущность, - взятая прежде всею в движении свойственного живо­му противоречия физико-химического и собственно жизненного в нем. Ес­тественным следствием биологического ограничения редупликации или размножения индивидов является усложнение части из них, сопряженное с построением либо существенным изменением структуры над видовых сообществ. Об этом свидетельствует хорошее согласование тенденции эволюции физико-химической основы индивида, выраженной образом "каталитического маятника", с тем алгоритмом эволюции, который вытекает из общих закономерностей восхождения от низшего к высшему - аккумуляции, универсализации, конвергенции - и, надеемся, не противоречит построе­ниям биологии, хотя сам по себе и мог бы повиснуть так сказать, в воздухе как очередная спекуляция на тему прогресса, не находя в биологии достаточных оснований. Они появляются, однако, при обращении к уровню физико-химической основы живого. Именно такой взгляд - снизу вверх - позволяет утверждать, что это алгоритм действительно высту­пает глубинным инвариантом эволюции как интегрального и абсолютного прогресса жизни, что горизонтальная аккумуляция биологического содер­жания с необходимостью перерастает в его вертикальную аккумуляцию в форме усложнения и универсализации индивидуальной организации на вер­шинах экологических пирамид, что последующее внедрение носителей бо­лее высокого типа организации во многие пищевые цепи и, таким образом, широкая универсализация биоса в целом становится основой повторения этих циклов на фоне возрастающего многообразия типов инди­видуальной организации и углубления их различий по сложности, что в конечном счете все циклы обязаны внутрипопуляционным механизмам регу­ляции численности и плотности неселения, через которые общая и абс­трактная возможность прогресса получает вид очередной реальной и конкретной возможности, а также решающее средство осуществления.

Как выглядит в этом свете перспектива нового эволюционного син­теза? Какой синтез позволит уточнить и детализировать эту картину? По-видимому, он должен иметь два плана: междисциплинарный и внутри биологический. Первый план предполагает объединение биологических эво­люционных построений с физико-химической теорией эволюции, которая (теория) распространяется не только на живые системы. Варианты таких теорий сравнительно недавно созданы на базе представлений о термоди­намике необратимых процессов и диссипативных структурах, и самим перспективным из них кажется теория эволюционного катализа. Продуктом этого объединения не должен быть, однако, некий языковой гибрид, и оно предполагает двоякий результат. Во-первых, - гетерогенную редук­цию эволюционной биологии к физико-химической теоретической системе "Т1+ связующий постулат" и, таким образом, исчерпывающее - насколько оно сегодня возможно - физико-химическое объяснение феномена биологи­ческой эволюции, вне которого главная проблема эволюционной теории -проблема прогресса - не может разрешиться выводом о его необходимом характере, обязательности и неизбежности. Для теории эволюционного катализа связующим постулатом, как мы пытались показать, является "самоограничение редупликации", по существу вводящее в ее контекст элемент содержания понятия борьбы за существование - ключевого, но и наименее определенного понятия классической теории эволюции. Итоги ''борьбы за существование", в которую вступают химические системы после введения в модель эволюционного катализа связующего постулата, в свою очередь служат ориентирами в новом внутри биологическом синтезе, который, таким образом, выступает одновременно и вторым результатом объединения биологической и физико-химической эволюционных концепций. Второй результат, судя по вероятному характеру первого, будет умеренно консервативным по форме и достаточно радикальным по содержа­нию. Создание в биологии новой синтетической теории эволюции, очевид­но, не потребует смены главных парадигм дарвинизма - естественного отбора, борьбы за существование, адаптивности новообразований. Они способны выдержать груз открытий в области природы и характера измен­чивости (структурные ограничения и, возможно, собственная направлен­ность изменчивости, макро мутации), динамики эволюционного процесса (прерывистое равновесие) и других областях, если не понимать их слиш­ком узко и не пытаться превратить эти открытия в их заведомое опро­вержение. Популяционный подход к эволюции, выработанной СТЭ, и в но­вом синтезе останется одним из центральных, его возможности в преодо­лении разрыва между микро- и макроэволюционными представлениями далеко не исчерпаны, разрыв будет сокращаться прежде всего путем вы­явления макроэволюционного смысла микроэволюционных процессов, идущих внутри популяций. На этой основе можно ожидать более глубокого совмещения результатов типологического (организмоцентрического) и биоценотического подходов. Неизменной в новом синтезе останется и установка, что направленность и причины эволюции коренятся не столько в отноше­ниях живого с внешней средой, сколько в нем самом, в природе биоти­ческих отношений.

Новый биологический эволюционный синтез, поскольку он будет проходить на фоне гетерогенной редукции биологических представлений о развитии живого к физико-химическим эволюционным представлениям, мо­жет быть первоначально осуществлен, так сказать, на нейтральной поло­се, до которой пока не дошли специфические интересы спорящих сторон: градуалистов, пунктуалистов, сторонников селектогенеза, сальтационистов, номогенетиков и т.д. Такой полосой является теоретическая ре­конструкция начала биологической эволюции, первые ступени которой в силу их простоты, очевидно, являются непосредственными выражениями лишь наиболее фундаментальных сторон и связей эволюционного процесса. Некоторые его связи еще не привлекают внимания, какого заслуживают, однако уже могут быть усмотрены также и в сложности его поздних сту­пеней. Одна из них - связь внутрипопуляционных отношений регуляции численности и плотности населения с эволюционной стабилизацией онто­генеза, продвигающей к его началу реализацию комплекса эволюционных новообразований, в том числе - ароморфных в соединении с чертами спе­циализации, или, короче, связь внутрипопуляционных отношений с эволю­цией индивида, поскольку он есть онтогенез. Возможно, что ядром ново­го синтеза станет некое объединение популяционной экологии или экологии внутрипопуляционных отношений с теорией стабилизирующего от­бора и в этой части - эволюции онтогенеза. Если эти отношения дейс­твительно являются решающим фактором стабилизации онтогенеза и одновременно в них же создаются реальные предпосылки дальнейшего "усложнения индивидуальной организации, такое объединение имеет хорошие шансы стать ядром новой теории эволюции как необходимого и изна­чально направленного прогресса жизни. В любом случае радикализм нового биологического эволюционного синтеза будет заключаться в том, что он пойдет под знаком прогресса, хотя бы уж потому, что под другим знаком - необратимых качественных изменений - он ранее состоялся в СТЭ, а в биологии нет более широкой проблемы, чем проблема прогресса.

Содержание этого раздела и отчасти, двух предыдущих глав является попыткой представить некоторые из направлений и возможных ре­зультатов этого синтеза, максимально сблизив прежде, всего физикохимические эволюционные построения с биологическими. Вероятно, что-то оказалось при этом грубо шитым белыми нитками, однако мы намеренно предпочли онтологический призыв "делай, как а" методологическому - "делай, как я сказал" не только потому, что он более привлекателен, но и потому, что считаем философию прежде всего учением о бытии, т.е. онтологией, а конкретно-всеобщую теорию развития - способной прямо участвовать, переходя от всеобщего к особенному, в решении крупных эволюционных проблем естествознания.

Биологическая эволюция фактически направлена, однако, не просто в сторону усложнения индивидуальной организации и биоса в целом, но к появлению человека.

1. Необходимость человека и перспективы живого

На этот раз начнем с перспектив. Достаточно распространен взгляд, что "эра человека не будет продолжаться вечно... [и] органи­ческая эволюция достигнет в будущем, когда человек сойдет со сцены, новых успехов" (522). Возможно, так бы и случилось завтра, сойди он с неё сегодня, однако долгосрочные перспективы живого, предоставленного самому себе, безоговорочно мрачны. Существование живого обусловлено факторами, эволюцию которых оно не в состоянии направить в благопри­ятную для себя сторону, как не в состоянии и приспособиться к ее последствиям. Уже "сравнительно небольшие колебания солнечной радиации и не очень большие изменения вулканической активности, по-видимому, достаточны для уничтожения большинства организмов или всей жизни на Земле" (523), не говоря о будущий гибели Солнца и более раннем исчерпании внутреннего запаса энергии Земли. Круговороты большинства элементов-органогенов, благодаря которым (круговоротам) существует жизнь, не замкнуты в биосфере и подпитываются из земных недр, активность ко­торых в этом отношении, испытывая колебания, в целом падает. Почти отсутствует в природе круговорот фосфора. Жизнь непрерывно расходует, таким образом, одни ископаемые и создает другие, целиком использовать которые вновь, как правило, нe может, хотя и выступает при этом мощ­ным геологическим фактором и отчасти восполняет в результате фотосин­теза потери геосферной внутренней энергии. Естественное поступление доступного живому углерода из недр должно прекратиться за время по­рядка 10**9 лет (524), а тенденция его сокращения могла бы привести к пол­ному оледенению планеты уже в течение ближайших миллионов лет (525). В подобных форс-мажорных обстоятельствах эволюция безусловно пойдет по нисходящей, конец которой - гибель жизни, и, как бы зная об этом, она создает не формы, способные постоянно жить в экстремальных условиях, а физически все более уязвимые формы. При значительном изменении фи­зических условий высшие животные и растения вымерли бы первыми, а микроорганизмы - последними, и эволюция, кажется, направлена против сохранения собственных результатов, порождая все менее приспособлен­ные к таким изменениям формы.

Если это и не подрывает адаптационный парадигмы, то, во всяком случае, свидетельствует, что по мере развития жизни ее фундаментальное внутреннее противоречие между тенденцией к самосохранению и его средствами взрастает, углубляется, но не может быть разрешено в рам­ках живого самого по себе. Косвенным отражением этого обстоятельства являются неудачи попыток вывести усложнение индивидуальной организа­ции из приспособления к абиотическим условиям. Тем не менее тенденция оказывается сильнее средств и названное противоречие разрешается по­явлением человека.

Современная экология заставляет подчеркивать угрозу, которую не­сет его деятельность биосфере, его зависимость от ее состояния, ста­вить на место этого зарвавшегося "хозяина природы", развенчивать его сциентистские и технократические иллюзии (526), однако и психология гостя, который, раз уж он пришел, должен оставаться в прихожей, явно противоречит биологическому смыслу его появления. Она может по-свое­му выражать озабоченность общества экологической проблемой, но не служит преодолению кризиса, не конструктивна. Смысл же состоит в том, что человек возникает, можно сказать, как итоговая и универсальная биосферная адаптация - адаптация биоса в целом к ситуациям, в которых он сам по себе бессилен, или - точнее - как его пре адаптация к ним: адаптацией человек выступает только тогда, когда его действия оказы­ваются адекватными ситуации. Он, таким образом, не абсолютная гаран­тия сохранения жизни при любых обстоятельствах, а скорее, ее послед­ний и в длительной перспективе единственный шанс. Примечательно, что иногда человек, по-видимому, может выступить в подобном качестве и непреднамеренно. Возможно, например, что сжигание различных видов топлива, повышающее концентрацию углекислого газа в атмосфере, пре­дотвратило дальнейшее развитие оледенений планеты (527).

То, к чему в принципе нельзя приспособиться морфологически, фи­зиологически, изменением структуры сообществ, можно в стремлении к самосохранению только преобразовать. У живого эта способность лишь намечается, и нельзя принять, что "если для развития отдельных орга­нических форм характерно приспособление, то это не характерно для ор­ганического мира как целого, так как последний не столько приспособляется к условиям существования, сколько их преобразует" (528). Если под преобразованием понимать глобальную средообразующую активность биоса, нужно учесть, что изменение условий является побочным резуль­татом жизнедеятельности организмов, к которому им приходится приспо­сабливаться часто как к весьма вредному фактору, каким был, например, кислород после появления фотосинтеза. Со стороны биоса - это еще не преобразование ради самосохранения, между ними ещё нет прямой связи, хотя такое преобразование иногда выступает важным фактором последующего эволюционного прогресса. Это укладывается в представление, что магистраль развития сама создает некоторые внешние предпосылки собс­твенного продолжения (см. гл.4), но совсем не означает, что для свое­го сохранения живое в принципе не нуждается в человеке, его способ­ности умышленно и глубоко преобразовывать окружающую среду, производить "вторую природу".

Возможно, однако, что отнестись к этой нужде действительно всерьез обществе может лишь на грани самоуничтожения, само подорвав многие из своих природных основ. Возможно также, что в этом трагичес­ком противоречии имеется ж свой позитивный момент: таким образом в условиях реальной угрозы для себя оно может выработать стратегию про­тивостояния грядущим катастрофам ухе естественного порядка, но еще больших масштабов. По-видимому, это - жестокая, но объективная диа­лектика, выражающая один из существенных аспектов необходимости появ­ления человека в мире и его отношения с ним.

Современная естественнонаучная картина мира свидетельствует, что, если не возникает человек (социальная форма материи), основные формы материи, которыми представлена известная нам природа, - физическая, химическая, биологическая, - достигнув некоторого пика слож­ности, неминуемо деградируют, а две последние - вообще исчезают. В закрытой модели Вселенной эволюция физической материи заканчивается ее возвращением в состояние плотной горячей плазмы и последующим кол­лапсом, в открытой модели - распадом всех протоков и испарением чер­ных дыр (529). Задолго до этого становятся невозможными и без того "об­ремененные разрывами" химические процессы, затем исчезают и сами ато­мы. Время же живого - мгновение по сравнению с временем наступления этих событий, но зато сущностная тенденция живого - самосохранение, которое в соединении со способностью человека активно вмешиваться в ход любых природных процессов может быть фактором, ломающим эту инволюционную тенденцию, продлевающим существование основных форм матеии, препятствующим гибели того, что возникает. Тогда место человека - на переломе, и оно не сулит комфорта. Если человек возникает, фигу­рально выражаясь, чтобы предотвратить это попятное движение, оно должно быть для него не очень далекой чисто теоретической возмож­ностью, а постоянно воспроизводиться в каких-то формах самим общест­вом, приходить в столкновение с его самосохранением и, таким образом, гнать человека все дальше в познании и технологиях. Похоже, что так оно и есть, и современный экологический кризис - одна из этих форм. Выход из него труден, но если он будет найден, мы приобретем опыт, которого бы иначе не имели и который, возможно, окажется решающим, когда, например, угаснут естественные круговороты биогенных элемен­тов. Если нет, то человечество просто погибнет раньше, чем встанет эта проблема. Как тонко подметил В. П. Визгни, антропный принцип - не гарантии выживания, а задание, и Вселенную еще нужно делать "нашей" (530), постоянно - добавим - размыкая ее замыкающий круг.

Такая возможность заложена в единстве мирового процесса и, зна­чит, в моменте зависимости эволюции низших форм материи от высших, в его общей направленности в сторону усложнения, вне которой невозможно его единство, в неустранимом объективном противоречии между действи­тельным и возможным, которое всегда богаче действительного, но с не­которых пор неосуществимо без труда и мышления, в универсальной при­роде двух этих способностей человека (531). Реализация возможности сде­лать Вселенную "нашей" имеет, однако, горький привкус вечного кризи­са, связывающего в интегральной социальной сущности человека биологи­ческую тенденцию к самосохранению с социальной к активному преобразованию объективной реальности. Регресс - грозный спутник со­циального прогресса и, в отличие от него, легко находит себе место уже потому, что объективный результат практической деятельности бога­че и конкретнее своего благого намерения и замысла и общество живет, постоянно экспериментируя само над собой - в состоянии известной не­определенности и непредсказуемости этого результата. Кризисы не нужно создавать специально, они приходят сами, но прогресс как ведущая тен­денция мирового процесса оставляет и пути их преодоления, которые, однако, с определенного момента уже не могут быть пройдены стихийно.

Хотя перспективы живого самого по себе безоговорочно мрачны, "ответ на вопрос о длительности существования биосферы изменяется при учете влияния на биосферу деятельности человека. Если эта деятель­ность приведет к завершению создания ноосферы, ожидаемая длительность существования биосферы значительно возрастает. По-видимому, создание ноосферы будет завершено после формирования системы контроля за сос­тоянием биосферы и после реализации методов регулирования крупномасш­табных биосферных процессов" (532). В свою очередь и социальный прог­ресс имеет, очевидно, очень жесткие, не поддающиеся "идеологизации" биологические критерии, без выработки и учета которых это неосущест­вимо (533).

С появлением человека и переходом объективной реальности в ее социальный модус решающим моментом собственно, высшего в нем (модусе) становится мысль, без которой абстрактная возможность дальнейшего ми­рового прогресса, размыкающего замыкающийся круг Вселенной, не может переходить в очередную конкретную, реальную возможность. Эта реальная возможность выходит, однако, далеко за содержательные рамки социаль­ного как такового, она является также реальной возможностью каких-то глобальных природных процессов, которые могут быть инициированы только человеческой целенаправленной деятельностью, и, таким образом, собственно высшее вновь обнаруживает свою - одно на всех - универсальность, "космополитичность", принадлежность миру как целому, о ко­торых говорилось в первой части работы. Можно сказать, что с возник­новением человека у мира в известном смысле действительно появляется цель, и эта цель - не деградация, а прогресс.

Переломным в данном отношении является процесс антропогенеза. Если рассматривать его результат как универсальную пре адаптацию биоса к катастрофическим, несовместимым с жизнью самой по себе переменами внешней среды, то в феномене пре адаптации как общего условия и средс­тва макро эволюционных преобразований можно, на наш взгляд, обнаружить новые аспекты.

Понятие пре адаптации было введено Дж. Симпсоном в его гипотезу квантовой эволюции (534) для объяснения быстрого перехода предковой формы из одной адаптивной зоны в другую и появления новых таксонов ранга семейства и выше. По Симпсону, каждое коренное преобразование, ведущее к новому типу организации, начинается со случайной пре адаптивной фазы, когда исходная большая популяция распадается на мелкие изолированные линии, в которых происходят неприспособительная дифференцировка и случайное закрепление мутаций; в результате среди таких линий оказывается одна или несколько, пре адаптированных к новой эко­логической зоне, и под сильным давлением отбора они быстро эволюцио­нируют с ее сторону к максимальной степени приспособленности (535). "Введя в теорию эволюции новый элемент случайности - феномен пре адап­тации, он тем не менее подчинил его реализацию контролю со стороны естественного отбора" (536), в чем можно видеть "образец подлинно твор­ческого отношения к идейному ядру дарвинизма" (537).

Представляется, однако, если учесть деление предмета приспособ­ления живого на его внутреннюю и внешнюю физико-химические основы, что феномен пре адаптации имеет и более глубокий уровень, на котором ее общий характер оказывается предопределенным более жестко, чем если бы ее содержание зависело только от случайных (не приспособительных) дифференцировок и мутаций. Суть происходящего на этом уровне состо­ит - коротко - в том, что приспособление к внутренней физико-химичес­кой основе и ее эволюционной тенденции необходимо приводит живое в конечном счете и к его социальной "пре адаптации" в отношении будущих изменений внешних условий потому, что внутренняя основа сложнее внеш­ней среды. Поскольку прогрессивная эволюция есть прежде всего резуль­тат приспособления живого к внутренней и более сложной части его фи­зико-химической основы, со стороны которой зато оно в целом не испытывает абсолютной угрозы, человек в принципе успевает возникнуть с упреждением - раньше, чем его необходимость станет для живого, так сказать, смертельной необходимостью, диктуемой подавляющими морфофизиологический прогресс, но и более простыми внешними обстоятельства­ми, в которых человек должен уже не возникать, а действовать. Это оз­начает, однако, что морфофизиологический прогресс на основе роста абсолютной каталитической активности химической системы индивида -роста общей энергии его жизнедеятельности - теряет смысл задолго до возможного начала гибельной для живого самого по себе фазы эволюции соответствующих комплексных форм материи, что эволюционные отношения живого со своей "каталитической" основой уже до этого достигают какого- то предела.

Данная ситуация теоретически сродни той химической ситуации, в которой возникла жизнь, когда прямой химический субстратный синтез как способ развития материи потерял самодовлеющее значение с появлением особого химического субстрата, обладающего основной возможного содержания химической материи в целом и способного неограниченно воспроизводить его в этой полноте путем пространственной редупликации. Нужно предположить, что и человек возникает после того как появляется биологический вид, обладающий основной полнотой возможного содержания живой материи в целом, и если жизнь явилась диалектическим отрицанием высшего типа химического синтеза - пространственной редупликации соответствующих систем, то социальное должно было появиться как отрицание такого особенного биологического признака, который может быть присущ лишь виду, обладающему основной полнотой всего возможного биологического содержания, - признака который свидетельствует, что эта полнота достигнута не только биосферой но и отдельным ее видом. Последнее возможно в силу аккумулятивного универсализующего и конвергентного характера биологической эволюции и антропогенеза (536). Выделение этого признака и понимание механизма его отрицания могло бы пролить дополнительный свет на антропогенез как необходимое завершение биологического участка магистрали развития объективной реальности и на природу интегральной социальной сущности человека. Мало сказать, что социальное отрицает биологическое приспо­собление: по существу только в этом признаке такое отрицание имеет свой реальный предмет. Хотя социальное диалектически противоположно всему живому, лишь один вид фактически имел свойство или признак, из­вестное - по аналогии с самоограничением редупликации при появлении живого - подавление которого привело к социальному.

Обычный подход к происхождению человека фиксирует внимание на признаках, которые были либо усилены при переходе к социальному -прежде всего гоминидная триада и ее производные (537) - либо утрачены как бесполезные в общих рамках пере специализации, и обходится без предположении, что кто-то из семейства гоминид имел необычный приз­нак, которого были лишены другие биологические виды и который был не усилен и не отброшен, а именно снят в отрицании социальным биологи­ческого, и через это было снято биологическое как таковое. Нужно ду­мать, что этот признак - вновь по аналогии с предложенным нами пони­манием скачка от химического к живому - был высшим проявлением собственно жизни, а скачок к человеку - его отрицанием.

Существуют разные взгляды (538) на то, сколько скачков или, если скачок был один, сколько стадий включал непосредственный переход от биологического к социальному, имел ли он ступень "не животное, но и человек", какие из стадий или скачков были более и какие - менее решающими и т.п. Не входя в детали этой полемики, попытаемся выяснить, с какой стороны можно подойти к решению проблемы данного пере­хода на основании содержания предыдущего раздела. Из него следует, что колыбелью ароморфных пре адаптаций являются механизмы внутрипопуляционных отношений, по мосту и через инверсию которых в отношения биоценотические осуществляется переход в новые экологические ниши, обуславливающие дальнейший рост энергии жизнедеятельности и усложнение индивидуальной организации. Многократное перерастание в ходе прогрес­сивной эволюции первых отношений во вторые и многократно следующее за этим совершенствование первых на фоне вторых должно, однако, вели к стиранию разделяющей их грани, когда механизмы установления внутрипопуляционных отношений становятся универсальными в том отношении, что позволяют их обладателям, так сказать, с ходу - без длительной пе­рестройки морфологии и физиологии - включаться во многие пищевые це­пи, сразу - не дожидаясь соответствующих вымираний - устанавливая благоприятные для себя биоценотические отношения с представителями их высших трофических уровней. Экологическая ниша таких видов расширяет­ся в тенденции до пределов биоценоза или даже системы биоценозов, что, очевидно, имеет несколько следствий.

Обычно "каждый вид строго «контролируется» его взаимодействия­ми с видами, занимающими смежные с ним ниши. Однако любой вид, способный выдвигаться из под такого контроля, может оказать огромное влия­ние на все сообщество в целом, вызвав быстрые эволюционные изменения широкого ряда конкурирующих и взаимозависимых видов" (539). Вероятно, первым следствием далеко зашедшей универсализации рассматриваемых от­ношений будет то, что их носители, дестабилизируя таким образом сообщество, поначалу получают возможность размножаться, не встречая существенных ограничений со стороны далеких от них видов-конкурентов и хищников и не сливном заходя в тупики специализации, ослабляющие дальше эту конкуренцию. Вторым следствием должно быть, напротив, обострение отношений между видами в пределах этой вырывающейся из-под контроля сообщества систематической группы, все же заставляющее их дивергировать, сохраняя известную дистанцию между отношениями внутри их популяций и друг с другом. Правда, виды, у которых эта дистанция ещё остается в силу начинающейся специализации довольно большой, мо­гут не выдержать конкуренции с быстро эволюционирующими из-за деста­билизации сообщества представителями далеких от них систематических групп. Вероятно, это случилось с теми из гоминид, которые попытались присоединиться к группам крупных хищников или травоядных: выжили лишь их самые всеядные виды (540). Однако виды, которые продолжают двигаться дальше в сторону универсализации обсуждаемых отношений, по-видимому, ожидает - третье и главное следствие - особый внутренний кризис, сокращение у них этой дистанции, вероятно, чревато за какой-то чертой популяционным крахом в силу того, что средства установления конку­рентных отношений с другими видами - отношение более жестких и бес­компромиссных, чем должны быть внутрипопуляционные отношения - обра­щаются внутрь популяции обладателей этих средств. Чем мощнее последние и чем, следовательно, у вида меньше внешних конкурентов и врагов, тем проблематичнее обязывается его сохранение, если учесть, что в последнем счете это - средства ограничения размножения.

Дата добавления: 2017-01-14