Гераклит из Эфеса

Вторым центром философской мысли Ионии был город Эфес — родина Гераклита. Даты его жизни точно не известны. По одной, считающейся более правдоподобной, версии время расцвета его творчества приходится на 504—501 гг. до н. э.

Гераклит — выходец из царского рода. Он аристократ и по рождению и по своим политическим взглядам, противник или даже, как выражаются некоторые исследователи, ненавистник демократии. Нельзя сказать, что подобные оценки являются преувеличением. Гераклит, например, говорил, что один для него — десять тысяч, если он — наилучший, а несметное множество — никто. О вождях-демократах он высказывался следующим образом: ибо каков у них ум или рассудок? Они верят народным певцам, и учитель их — толпа. Ибо не знают они, что много дурных, мало xopoших. Толпу он сравнивает со скотом, ибо она видит счастье в наслаждении, как быки в поедании гороха.

Ещё более резко высказывался философ о своих сограж­данах, изгнавших из города его родного брата: «Эфесяне заслуживают, чтобы у них все взрослые перевешали друг друга и оставили бы город для несовершеннолетних за то, что они изгнали своего наилучшего мужа Гермодора, говоря: «Пусть не будет среди нас никто наилучшим. А раз такой оказался, так пусть живет он в другом месте и с другими»[27].

Гераклит написал сочинение «О природе» (предполагаемое название, не принадлежащее самому философу). У более поздних авторов от него сохранилось около ста тридцати фрагментов.

Сочинение отличается очень своеобразным, парадоксальным стилем, как бы нарочито затемняющим ход мыслей философа. По этой причине еще в древности Гераклит прозван был «темным». Тогда же появились и многочисленные догадки относительно того, что заставило эфесца писать столь непонятным, загадочным языком; было ли это сделано с умыслом, или тут мы имеем дело с обыкновенной стилистической небрежностью. Несостоятельность всех подобных предположений и домыслов была доказана А. Ф. Лосевым. Язык Гераклита, по мнению Лосева, неотделим от самой его философии и есть «эсхило-пиндаровская, архаически-торжественная темнота, за которой скрыт тщательно выработанный стиль»[28].

В учении о природе Гераклит, как и его предшественники милетцы, решает вопрос об основах бытия и считает источником всего сущего огонь. По Гераклиту, космос, в котором мы живем, не создан никем ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами загорающего и мерами угасающего. Космическая функция первоогня аналогична роли золота в общественной жизни людей, все в природе обменивается на огонь, и огонь — на все, подобно тому как золото обменивается на товары, а товары — на золото.

Как и первоначала милетских физиков, огонь Гераклита вечно пребывает в состоянии сгущения или разрежения, последовательно сменяющих друг друга. В период сгущения огня из него возникают все вещи, а когда начинается разрежение, они возвращаются в огонь. Смерть земли, гласит один из фрагментов, — рождение воды, смерть воды — рождение воздуха, смерть воздуха — рождение огня, и об­ратно. Гераклит называет огонь недостатком и избытком. Недостаток есть образование мира, избыток — мировой пожар. Следовательно, по Гераклиту, мир появляется только тогда, когда начинается истощение огня. Когда же все погибает в мировом пожаре, то огонь насыщается, восстанавливает всю свою первоначальную бесконечную мощь.

Равномерное пульсирование первоогня, его периодическое возгорание и затухание, указывает на господство порядка в мире, подчинение его всеобщему закону — Логосу.

Проблема Логоса у Гераклита вызвала в истории философии многочисленные споры и толкования. Так, христианские писатели склонны были видеть в Гераклите предтечу христианского учения о Боге-слове. Гераклитовский Логос толковали как «Бога», «судьбу», «необходимость», «вечность», «мудрость», «общее», «закон». Новоевропейские историки и философы трактовали его как «универсальную духовную норму», «мировой разум», «закон становления». А субъективистски настроенные исследователи, отрицавшие субстанциальную и божественную природу гераклитовского Логоса, стали переводить Логос как «речь», «учение», «язык».

Логос действительно выражает универсальную закономерность. Но он не есть нечто отличное от первоогня. Гераклитовский Логос — огненный Логос, или «эфирное тело», как его называют в одном из источников. В нем телесно-вещественное и смысловое сливаются в нераздельное целое. Им можно дышать. Он разлит повсюду, пронизывает собой всю Вселенную. Вдыхая окружающий нас Логос, говорит Гераклит, мы становимся разумными. И душа человека — часть мирового Логоса. Она тоже имеет разумно-огненную природу. Гераклит учил о совпадении необходимости, разума и судьбы. По Гераклиту, все зависит от судьбы; судьба же тождественна с необходимостью, а сущность судьбы есть разум, который управляет сущностью всего. Таким образом, Логос и огонь, и мировая необходимость, и мифическая судьба, и объективный разум, и субъективная человеческая мысль. «Логос Гераклита,— отмечает Лосев,— в одинаковой степени есть и отвлеченность, и жизнь, божественное существо и мировое целое; мировой закон и мировое тело, т. е. огонь; идеальная форма и физическая стихия; вселенский разум и субъективно-человеческий критерий истины»[29].

Логос связывает все космические процессы в единый вселенский поток, в лоне которого рождаются и гибнут вещи. Мировая жизнь представляется эфесскому мудрецу в образе реки, без конца несущей все новые и новые воды. Платон в одном из своих диалогов сообщает, что, по учению Гераклита, все движется и ничто не покоится, и, уподобляя сущее течению реки, он говорит, что невозможно дважды войти в ту же самую реку. Из этого платоновского сообщения впоследствии возникло знаменитое, изречение, «панта рэй» — все течет, которое вплоть до нашего времени воспринимается как главная мысль Гераклита и стало одним из предрассудков околофилософской образованности. Согласно принятому толкованию этого изречения, философия Гераклита отрицает наличие в мире чего-либо устойчивого, постоянного, пребывающего, кроме вечности самого пребывания, прехождения. Современные исследования поколебали этот односторонний взгляд на Гераклита. Текстологический анализ показывает, что об устойчивости мироздания Гераклит в сохранившихся отрывках говорит даже чаще, нежели о его изменчивости. К этому же выводу ведет и смысл самого гераклитовского учения, если его последовательно продумать. Действительно, ведь Логос есть принцип устойчивости, меры, порядка, господствующего в мире.

Подчеркивая незыблемость мирового строя, эфесский мудрец апеллирует к мифическим персонажам, утверждая, что Солнце не преступит положенной ему меры. В противном случае его настигнут Эрринии, блюстительницы правды. А образ реки ведь символизирует не только текучесть, но и постоянство, ибо как бы ни изменялась река, чередуя свои воды, она все же остается рекой, т. е. себе тождественной вещью. Да и логика не позволяет соглашаться с односторонне-релятивистской интерпретацией учения «темного» философа: ведь изменение предполагает носителя изменчивости, некий неизменный субстрат, ибо изменяется только пребывающее, устойчивое, то, что остается в процессе изменения. Поэтому следует согласиться с Ф.Х. Кессиди, автором книги «От мифа к логосу», который вслед за Лосевым считает, что «мысль о всеобщем течении и изменении не является главной или специфической в учении Гераклита»[30].

Становление — двойственный, противоречивый процесс, складывающийся из возникновения и уничтожения, рождения и гибели. По сути своей оно диалектично, ибо гибель есть превращение вещи в другую вещь, а значит, и рождение этой другой вещи. Но в таком случае гибель и рождение, жизнь и смерть, будучи противоположными процессами, вместе с тем оказываются и родственными, тождественными друг другу. Гераклит и фиксирует это тождество, но не абстрактно-логически, категориально, а в виде интуитивно данной, чувственно-зримой картины взаимного перехода вещей. Согласно гераклитовским текстам, путь вверх и вниз один и тот же; добро и зло суть одно; в нас всегда одно и то же: жизнь и смерть, бдение и сон, юность и старость. Ибо это, изменившись, есть то, и обратно, то, изменившись, есть это; бессмертные смертны, смертные бессмертны. Жизнь одних есть смерть других, смерть одних есть жизнь других; в окружности начало и конец совпадают. Противоположности исключают друг друга, отталкиваются друг от друга. Следовательно, их единение и отождествление может быть только борьбой. Последняя есть настоящая гармония, т. е. одновременно и красота, и порядок вещей, и форма их связи, единства. Природа, говорит Гераклит, стремится к противоположностям; и из них образуется созвучие. Так она сочетала мужской пол с женским, а не каждый из них в отдельности. Поэтому расходящееся сходится, и из различного образуется прекраснейшая гармония, и все возникает через вражду. Вражда, распря, война есть отец всего, царь всего. Она сделала одних богами, других людьми, одних рабами, других свободными. Война всеобща. Все возникает через борьбу, повторяет Гераклит, и по необходимости. Поэтому эфесский мыслитель порицает Гомера, желавшего исчезновения вражды и среди богов, и среди людей.

Борьба, война, раздор — не физическое столкновение людей или вещей. Это мифопоэтический, интуитивно-воззрительный способ выражения отвлеченной идеи закона, Логоса, сбалансированного и гармонического устройства бытия, сотканного из противоречий. Гармония и порядок, считает философ, должны присутствовать в самом основании бытия, в его первоначалах, иначе мир был бы подобен не космосу, а сору, хаотической куче мусора.

В учении Гераклита о единстве и борьбе противоположностей действующими сторонами являются сами конкретные вещи. Они борются друг с другом и, изменяясь, совпадают друг с другом. Подобное представление о связях и отношениях в мире вещей весьма затрудняет, а то и делает невозможным, перевод гераклитовского учения на язык логического мышления, исключает однозначную и бесспорную интерпретацию. У Гераклита нет логического эквивалента изображаемых им процессов, нет теории, которая бы сделала понятным то, что он сообщает своими образами. Непререкаемым тоном оракула он просто констатирует интуитивно очевидные для него метаморфозы бытия, например, что Бог есть день и ночь, зима и лето, война и мир, насыщение и голод. Его устами гласит сам объективный Логос, а он лишь медиум, посредник между ним и всеми остальными людьми. Не мне, но Логосу внимая, говорится в одном из гераклитовских фрагментов, мудро признать, что всё — едино. Он обрушивается на знаменитых эллинских мудрецов — Гомера, Гесиода, Пифагора, мудрости которых оказалось недостаточно, чтобы постигнуть единство противоположностей. В частности, Гесиод не понял, что «день и ночь — одно». Из этого Гераклит сделал вывод о том, что многознание и ум — разные вещи, что само по себе многознание не научает уму, хотя философу и надлежит много знать. В этих инвективах Гераклит выступает критиком старого, антропоморфного мифа. Но как бы он ни упрекал своих предшественников в мнимой мудрости, его собственное учение о единстве и борьбе противоположностей «не есть учение в научно-философском смысле этого слова»[31].

Гармония противоположностей, создающая устойчивость миропорядка, обусловливает красоту космоса и составляющих его вещей. Их красота не просто относительное и преходящее свойство, как склонны понимать Гераклита те из его последователей и комментаторов, которые видят в нем только философа становления и всеобщей изменчивости. Точка зрения становления, полагают они, переход каждой вещи в свою противоположность имеет необходимым следствием относительность всех ее свойств. Отсюда то, что плохо одному, то оказывается прекрасным для другого. Так, для рыбы морская вода «чистейшая», а для человека — «грязнейшая», ослы предпочли бы солому золоту. Люди очищаются, купаясь в воде, свиньи — в грязи, птицы— в пыли. Конечно, поскольку сами вещи не вечны, то времен­ны и относительны и их свойства. Они относительны еще и в том смысле, что одно и то же качество играет различную роль в жизнедеятельности различных существ. Одно дело морская вода для рыбы и совсем другое — для человека. Но подобная относительность связана скорее с устойчивостью бытия, нежели с его текучестью. Сколько бы ни существовал космос и как бы он ни менялся, ослы, поскольку они еще остаются ослами, будут нуждаться в соломе, а не в золоте, а морские рыбы — в морской воде.

Красота космоса, вытекающая из мировой гармонии, представляет собой устойчивую иерархическую систему, в которой каждой вещи отведено соответствующее ей место, отмерена своя мера прекрасного. Поэтому у Бога она будет иная, нежели у человека, а у животного она отличается и от божественной, и от человеческой меры. Но и божественная, и человеческая, и животная красота суть ступени, не подверженные необходимости переходить одна в другую. Самая прекрасная обезьяна, говорит Гераклит, безобразна по сравнению с родом людей. Однако и мудрейший из людей по сравнению с Богом кажется обезьяной и по мудрости, и по красоте, и во всем прочем.

В отрывках из сочинений Гераклита остались тексты, рассматривающие вопросы познания. Рассматривая познание, Гераклит отмечает трудности, ожидающие человека на этом пути, ибо природа, говорит он, любит прятаться, а познаваемые предметы неисчерпаемы. Невозможно, к примеру, достигнуть границ нашей души, настолько глубока ее основа. По Гераклиту, познание начинается с созерцания. Глаза и уши у него— наилучшие учителя, из них глаза — более точные свидетели, чем уши. Но у кого душа — грубая, у того глаза и уши становятся «плохими свидетелями». Поэтому к истине приводит только мышление, которое является общим для всех. Все, желающие говорить разумно, должны опираться на это всеобщее, подобно тому как государство зиждется на законе и даже еще крепче. Мудрость состоит в том, чтобы говорить истину и, прислушиваясь к голосу природы, поступать согласно с ней. Под голосом природы философ разумеет единый божественный Логос, которым питаются все человеческие законы. Логос и является критерием истинной мудрости. Своё понимание вещей, свой субъективный Логос, человек должен соизмерять с объективным, божественным Логосом. Но хотя, сетует Гераклит, последний существует вечно и всем управляет, он недоступен людям, ибо большинство из них живет так, как если бы имело собственное понимание. Недоступен он, вероятно, не по слабости их разумения, а по их лености и упрямству. Ведь упрекает же Гераклит толпу в том, что она, подобно скоту, думает лишь о том, как бы набить себе брюхо. В жизни она и руководствуется только своим произволом и своеволием, которое, считает философ, нужно гасить решительней, чем пожар. Таким образом, в своих рассуждениях о познании Гераклит формирует также и всеобщую норму поведения людей, всеобщий закон жизни: мыслить и поступать в соответствии с Логосом. В этом и заключается смысл философии Гераклита в её отношении к человеку. Последнему надлежит познать мировой порядок и привести свои деяния в соответствие с ним, ибо существующий закон обязателен для всех: и для вещей, и для людей.

Предшественник эфесского мыслителя Анаксимандр утверждал, что возникающие из апейрона вещи за свою несправедливость воздают друг другу возмездие по определенному порядку времени. Исследователи приложили немало усилий, чтобы расшифровать это, не менее «темное», чем у Гераклита изречение и понять, почему существование вещей есть несправедливость, подлежащая в установленное время заслуженному возмездию.

Не углубляясь в комментарии анаксимандровского текста, отметим лишь наличие сходства в поведении вещей у Анаксимандра и людей у Гераклита. В обоих случаях налицо расхождение единичного с общим, нарушение симметрии, гармонии, равновесия бытия. Ведь всякое появление единичного есть всегда некоторое отклонение от общего правила. В мифосознании это воспринимается как «несправедливость», которая, правда, исправляется (что и есть справедливое возмездие) самим дальнейшим ходом вещей, возвращающим их назад, в исходное лоно. В мифологическом мышлении природа и общественная жизнь еще не отделились друг от друга, не начали жить каждая по своим законам. Но в отличие от родовой общины полисную жизнь определяют уже не кровнородственные отношения, а созданные человеческим разумом обычаи и законы, т. е. Логос. Он и воспринимается сознанием древнего грека как единственный для всего существующего закон.

Заканчивая изложение взглядов эфесского мыслителя, необходимо сказать несколько слов о гераклитовской теме в философской литературе.

В историю европейской философии Гераклит вошел как один из наиболее глубоких и оригинальных мыслителей. Он никогда не оставался в тени или на периферии философского знания. О нем всегда писали, его всегда изучали, проявляли к нему живой интерес. В наше время внимание к древнему мудрецу еще более возросло, о чем свидетельствует количество посвященных ему исследований, опубликованных во второй половине XX в. По подсчету исследователей с 1945 по 1970 г. о нем во всем мире было опубликовано примерно столько же работ, сколько с 1499 г. до окончания Второй мировой войны. Разумеется, каждый из тех, кто высказывался о «темном» философе, смотрел на него сквозь призму собственных представлений. В итоге накопилось множество различных и взаимоисключающих толкований. При этом каждый видел в нем если не своего союзника, то по крайней мере своего далекого предшественника. Ограничимся лишь двумя примерами. По Гегелю, у Гераклита «мы впервые встречаем философскую идею в её спекулятивной форме»[32]. Это значит, что Гераклит был таким же умозрительным философом и исследователем диалектики логической мысли, каким был сам великий немецкий идеалист. А вот марксист Ленин, напротив, считает, что учение эфесского философа о вечном существовании мерногорящего космоса есть «очень хорошее изложение начал диалектического материализма». Действительно, ведь и диалектический материализм учит о несотворимости и неуничтожимости природы, пребывающей в вечном круговороте. Правда, при этом упускается одна немаловажная деталь: в мифологии мир тоже не является творением богов.

Если для одних Гераклит почти законченный абстрактный мыслитель, то для других — он мифолог и поэт. Так что же тогда все-таки есть учение Гераклита— миф, поэзия, философия? На наш взгляд, наиболее убедительный и глубокий анализ творчества эфесского мыслителя сделан Лосевым. Отмечая оригинальность стиля мышления Гераклита, русский исследователь считает безнадежными всякие попытки подвести его миросозерцание под категории новоевропейской философии, ибо если философия есть мышление отвлеченными понятиями, то греческого мудреца вообще нельзя причислять к философам, так как он мыслит не категориями, а символами. «Ему, — пишет Лосев, — неизвестны термины "форма", "идея", "понятие", "диалектика", и он не считал себя ни "материалистом", ни "идеалистом", ни "метафизиком", ни "мистиком", ни "эмпириком", ни "рационалистом". Все это не имеет никакого отношения к Гераклиту»[33]. Но это и не поэзия, поскольку гераклитовекие образы, в отличие от поэтических, «безусловны». Для него они вовсе не вымыслы, а самая настоящая объективная реальность, буквально им зримая. Тогда это, казалось бы, должен быть миф. Однако мифологизация Гераклита противоречила бы его резко критическому отношению к мифу и мифографам. Последних он, наряду с поэтами, считал не внушающими доверия поручителями для сомнительных вещей.

В образах Гераклита русский ученый находит элементы и мифа, и философии, и науки, и поэзии, хотя их, подчеркивает он, и нельзя свести ни к одной из них. Поэтому, чтобы как-то почувствовать и понять гераклитовскую символику, Лосев предлагает читателю прибегнуть к помощи своей интуиции. «Попробуйте,— пишет он, — представить себе, что перед вами вещь, которая есть одновременно и отвлеченная идея, и мифическое существо, и физическое тело. Если вам это удастся, то вы поймете Гераклитов огонь, Логос, войну... и другие символы»[34].

В свете вышесказанного вряд ли можно согласиться с утверждением И.Д. Рожанского, что мир Гераклита — мир, «философии как таковой»[35]. Исследования Лосева убедительно доказывают, что Гераклит не пользовался философской терминологией, которой у греков тогда еще не существовало. Но коль не было специализированного философского языка, то не могло быть и философии «как таковой».

Ионийское умозрение, возводящее в мировой принцип самые обычные, известные каждому вещи, Лосев называет чувственно-наглядным материализмом. «Чувственно-наглядный материализм милетцев, — пишет он, — признавал элементами существующего то, что зримо и осязаемо, то, что существует непосредственно вокруг человека»[36].

Контрольные задания и вопросы

1. Дайте сравнительную характеристику гилозоизма в его связи с мифологией и философией.

2. Учения первых философов – миф, наука или философия? Проанализируйте различные подходы к проблеме.

3. Что есть первоначало ионийских натурфилософов: отвлеченная идея, мифическое существо или физическое тело? Укажите сходство и различия между ними.

4. Логос и первоогонь Гераклита – две сущности или одна?

5. Через какие полярные категории определяется гераклитовский универсум?

Дата добавления: 2017-01-14