Необходимость и судьба

Особое значение в атомистическом учении приобрела категория причинности, что объясняется отходом от старого, мифологического понимания вещей. В мифе причиной событий является Божество. Но когда антропоморфный миф сменяется гилозоизмом, то в качестве причины выступает уже не Бог, а обычная вещь. Одна вещь становится причиной другой вещи, а эта вторая вещь является порождением третьей и т. д. Вне причинного объяснения мир становится непонятным для познающего разума. Принцип причинности приобретает, таким образом, универсальное значение, которое и было выражено Левкиппом в его утверждении, что в мире ничего не происходит «попусту», т. е. просто так, без всякого основания, но все, что возникает, может возникнуть только из какой-либо причины. Последняя — закон для каждой вещи. Без него она не может ни появиться, ни существовать. Все беспричинное есть случайное, т. е. безосновное, возникшее из ничего (небытия). Но из ничего не может появиться что-либо. Следовательно, случая нет. А кто ссылается на него, тот обнаруживает лишь невежество ленивого ума, не желающего отыскивать причины вещей и явлений. По словам Демокрита, «люди измыслили идол (образ) случая, чтобы пользоваться им как предлогом, прикрывающим их собственную нерассудительность»[114]. Любой случай, каким бы случайным (беспричинным) он ни казался, в действительности имеет причину. Аристотель, излагая взгляды атомистов на случайность, поясняет: «Например, если кто-нибудь случайно пришел на рынок и застал там человека, которого он хотел, но не рассчитывал увидеть, то причиной является то, что желая что-либо купить, он отправился на рынок. Точно так же и во всех других событиях, которые называют случайными, всегда можно найти определенную причину, а не случай»[115].

В причинности проявляет себя природа самого бытия, его сокровенная сущность. Мир существует под знаком причинности. Она есть способ существования вещей, а значит, и самого мира. Но в таком случае причинность ничем не отличается от необходимости. Ведь сущность, природа вещи — это и есть ее необходимость. Атомисты и не отличали необходимость от причинности. «Левкипп говорил, что все происходит в силу необходимости», — пересказывает Аэций мысли Левкиппа.

Существование каждой вещи обусловлено необходимостью, которая выступает как причинная зависимость данной вещи от другой вещи. Одна вещь — начало, т. е. причина другой, ибо эта вторая вещь порождена первой. Цепочка причинной связи идет от одной вещи к другой и в конце концов теряется в бесконечности. Поскольку бесконечность не имеет конца, не имеет она и начала, т. е. причины. Следовательно, если каждая вещь существует на основании причины, то мир в целом не имеет ее, существует беспричинно и, значит, случайно. Причина мира ограничивала бы, оконечивала бесконечность. Таков второй аспект понимания случайности атомистами. Он вызывал недоумение у позднейших комментаторов и доксографов. Так, христианский писатель Дионисий упрекает Демокрита в том, что он «считает высшей мудростью постижение того, что происходит неразумно и без толку, а случай ставит владыкой и царем вселенной... заявляет, что совокупность вещей возникла в силу случая, но из человеческой жизни случай изгоняет и называет невеждами поклоняющихся ему»[116].

Мнение Дионисия о том, что греческий атомист «без толку и смысла рассуждает о причинах» несправедливо. Аристотель пояснял, что с точки зрения атомистов спрашивать о причине вечного и бесконечного нелогично, ибо это то же, что искать начала бесконечного. Конечно, с аргументацией Аристотели можно не соглашаться. Можно, как это делает сам Аристотель, который в этом случае, возможно, учитывал и опыт атомистов, завершить причинный ряд понятием первой причины и тем самым остановить регресс в бесконечность. Можно, как сделает потом Спиноза, обратить причинность на самое себя и замкнуть ее. Тогда мир в целом, как и каждая отдельная вещь в нем, будет причинно обусловлен. Но если для отдельной вещи причиной выступает другая вещь, то для мира в целом причиной может быть только он сам. При указанных логических условиях мир становится самообусловливающейся реальностью. Древние мыслители знали о возможности такого объяснения всеобщей связи вещей. Дело в том, что категорией случайности античные греки обозначали различные по своему характеру события: случайно у них не только то, что не имеет причины, но и то, что.происходят «по совпадению», возникает на перекрестке причин; случайно и то, что происходит спонтанно, автоматически, без воздействия какого-либо внешнего агента.

Обратимся опять к Аристотелю. «Некоторые, — пишет он, — считают причиной и нашего неба (т. е. мира. — А. Щ.) и всех миров спонтанность: ведь спонтанно возникает вихрь и движение, разделившее и приведшее совокупность вещей к такому устройству... причем они говорят, что животные и растения не существуют и не возникают в силу случайности, но причиной является либо природа, либо разум, либо еще что-нибудь подобное, а наш мир и наиболее божественные из видимых вещей произошли, по их мнению, спонтанно, и здесь нет никакой причины такого рода, какая существует у животных и растений»[117]. Как видим, мир, по учению атомистов, возникает, вопреки Дионисию, не случайно, в смысле отсутствия какого-либо основания, а спонтанно. Спонтанность же Аристотель рассматривает тоже как вид причины. Но если Аристотель различал случайность и спонтанность, то позднейшие комментаторы полностью отождествили эти категории. Отсюда и их критика в адрес Демокрита. Приведем еще один пример, принадлежащий перу Фемистия. «Разве не справедливо, — спрашивает Фемистий, — обвинять Демокрита и других? Самое важное они отвели на долю случая, а людям не придали ни малейшего значения: бесконечные небеса (т. е. миры. — А. Щ.) и вихрь, и предержащий миропорядок не возвели ни к какой другой причине, кроме случая и спонтанности»[118]. Однако в атомистике спонтанность означает отсутствие внешнего воздействия и потому не может противоречить необходимости. Ведь атомы в соответствии со своей изначальной природой, т. е. по своей внутренней необходимости, образуют космический вихрь, из которого возникает Вселенная. Излагая концепцию Демокрита, Диоген Лаэртский пишет: «Все происходит в силу необходимости, ибо причиной возникновения всех вещей является вихрь, который он называет необходимостью»[119].

Созерцательный характер теорийного мышления не дает возможности в познании природы доходить до точного, математически выверенного формулирования законов, как это умеет делать современная наука. Поэтому античное миропонимание непременно включает в себя идею судьбы. Судьба — высшая инстанция в иерархии мира и предельная категория в его объяснении. Судьба — последняя причина всего происходящего. Она господствует в космосе, управляет всеми процессами, определяет каждому его долю. Будучи непознаваемой, она всегда остается для человеческого разумa слепо действующей силой. Судьба противоположна свободе и действует с абсолютной необходимостью. В понимании древнего грека судьба и является истинной необходимостью. Так, у Левкиппа, по сообщению Аэция, «необходимость и есть Судьба»[120]. А киник Эномай негодовал на пифийского оракула и Демокрита за то, что они, превратив в раба свободную природу нашего ума, т. е. свободу нашей воли, «отдали ее под деспотическую власть судьбы и рока»[121].

С идеей судьбы тесно связаны и представления древних греков о богах. Как уже было отмечено, античные боги — обобщение космической жизни, отдельных сторон и явлений природы. А так как судьба проявляет себя через эти же космические процессы и явления, то оказывается, что «судьба и боги одно и то же».

По Демокриту, боги — созданные из атомов образы, наполняющие воздух. Они чрезвычайно велики и мало подвержены разрушению. Их воздействие на людей может быть как благотворным, так и зловредным. Они предвещают им их будущее, их судьбу. Поэтому, рассказывают доксографы, Демокрит уповал на то, чтобы ему на долю достались образы, «приносящие благую судьбу».

Дата добавления: 2017-01-14