Любовь против правил 10 страница

1890 год

Милли постучала в дверь кабинета мужа и открыла ее.

— Вы хотели видеть меня, сэр?

— Да. Входите, пожалуйста.

Она уселась на свое обычное место в кресло напротив него у письменного стола, но он не сидел за ним, а стоял возле камина с кочергой в руке и помешивал уголь. Что-то в выражении его лица встревожило ее.

— Что случилось?

Он молча пожал плечами.

— Ну, не надо меня пугать. Говорите!

Он опустил кочергу на подставку.

— Я только что прочитал письмо от Джерри Пелема. Он сообщает, что стал дядюшкой новорожденной племянницы.

Джерри Пелем, брат Изабелл Пелем. Прошло чуть больше года с тех пор, как мисс Пелем стала миссис Энглвуд. И теперь у нее родился ребенок. Привычная боль пронзила грудь Милли — Фицу снова напомнили, что он потерял.

Он уселся в свое кресло.

— Извините. Эта новость меня удивила, вот и все.

Ошарашила, застала врасплох — так будет вернее.

— Может, мне лучше зайти в другой раз?

— Нет, я рад, что вы здесь. Помогите мне прийти в себя от этой вести.

Обычно Фиц старался находиться подальше от нее, когда получал подобные известия о своей возлюбленной. Боль в сердце Милли теперь смешалась с робкой струйкой горькой радости.

— Все, что пожелаете, — сказала она.

Он открыл папку, лежавшую на столе.

— Ваш отец совсем не занимался рекламой. Не верил в нее. Он полагал, что отличное качество продукции «Крессуэлл и Грейвз» говорит само за себя. Когда мы впервые начали выпускать напитки в бутылках, интуиция подсказывала мне заняться их рекламированием, но мистер Хокс считал иначе. Он был озабочен лишь тем, чтобы убедить торговцев принимать этот новый товар. Думал, что как только эти напитки появятся на полках, их моментально раскупят. Я дал ему время доказать свою правоту. Когда ему это не удалось и наши бутылки продолжали пылиться в магазинах, я обратился в рекламную компанию. Поскольку закупкой продуктов и напитков для дома в основном занимаются женщины, я решил спросить ваше мнение об этих листовках и плакатах.

Милли была безмерно польщена и в то же время взволнована.

— Я буду рада помочь, если смогу.

Фиц передал ей рисунки. Она разложила их перед собой. Они были черно-белыми.

— Это уже законченные образцы?

— Да.

— Знаете ли, — помедлив, заявила она, — у меня, наверное, нет особого художественного чутья.

— Другими словами, — сказал он с легкой улыбкой, — вы не находите их привлекательными?

— Не особенно, — вынуждена была признать Милли. Она надеялась сказать ему совсем другое.

— Не смотрите с таким извиняющимся видом. Если бы я думал, что вы все безропотно одобрите, то не стал бы спрашивать вашего мнения. А теперь расскажите, чего я не учел, составляя эти «опытные образцы»?

Собравшись с духом, Милли заговорила:

— Ну, малиновая и апельсиновая газированная вода и клубничный лимонад — приятные на вид и вкусные напитки. Черно-белый плакат не передает в полной мере их привлекательности. И изображение бутылки в окружении слов, восхваляющих ее содержимое, — это слишком сухо и прозаично, будто мы продаем тоник, в то время как мы ничего подобного не делаем.

— Так что вы предлагаете?

— Мы хотим, чтобы молодые люди брали с собой наши напитки в бутылках на пикники и на берег моря по праздникам, ведь верно? — неуверенно сказала Милли. — Тогда почему бы нам не предложить это в рекламе? Молодые леди сидят в тени под деревом на пикнике — красивая скатерть, угощение — и салютуют друг другу нашими бутылками. Или молодые леди на берегу, голубое небо, синее море, все в белых платьях с нашими бутылками в руках. Чувствуется, что они очень довольны напитком.

Фиц быстро записал несколько строчек.

— Хорошо. Я распоряжусь изготовить такие рисунки.

— Только на основании моих слов?

Он поднял на нее взгляд.

— Из всех, кто связан с «Крессуэлл и Грейвз», вам я доверяю больше всего. И насколько я вас узнал со времени нашей женитьбы, у вас великолепная интуиция. Поэтому да, леди Фицхью, только на основании ваших слов. Ведь они бьют точно в цель.

Милли едва удалось сдержаться. Очень трудно было усидеть на месте. Однако благовоспитанная леди никак не может себе позволить вдруг лихо заскакать по комнате, даже если супруг сказал ей, что да, она и в самом деле его самый доверенный советник.

Милли проглотила комок, внезапно подкативший к горлу.

— Благодарю вас. Хотите показать мне что-нибудь еще?

Ее идеи и впрямь оказались очень ценными. Выпущенные следующей весной рекламные плакаты, с их яркими, сочными цветами и идиллическими изображениями, стали так широко популярны, что продукция фирмы раскупалась мгновенно, где бы ни появилась. Окрыленный Фиц разослал плакаты всем владельцам магазинов, чтобы они разместили их у себя в торговом зале, и заказал десятки тысяч рекламных листков для распространения на улицах. Напитки в бутылках продавались невиданными темпами.

Фиц был не из тех, кто оставляет такой успех незамеченным. Он купил для своей жены набор украшенных драгоценными камнями шпилек для волос. Причем взял с собой к ювелиру обеих своих сестер для совета. Но, увидев шпильки, украшенные аметистами и бриллиантами, в тот же момент понял, что это то, что ему нужно. Они напоминали ему цветы лаванды в Хенли-Парке, подходящий символ для его жены — красивые, легко приспосабливающиеся и чрезвычайно полезные.

В первый раз он увидел свой подарок на леди Фицхью на балу у леди Найтбридж.

Фиц редко посещал балы. Прежде всего его присутствие не имело смысла. Назначение бала — свести вместе молодых мужчин и женщин, которые могут впоследствии составить супружескую пару. Он, женатый мужчина, попусту отнимал бы у молодых леди время. К тому же предполагалось, что мужчина на балу должен танцевать, потому что всегда находятся дамы, которым не хватает партнера. А он уж точно не собирался танцевать всю ночь напролет.

Но на бал к леди Найтбридж он пришел в этот раз с определенной целью. Венеция, теперь состоявшая в платоническом браке с мистером Истербруком, старым другом семьи, и вновь вращавшаяся в свете, хотела представить Хелену неуловимому герцогу Лексингтону, который, по слухам, должен был сегодня там присутствовать. Фиц, выступавший в крикетных матчах против Лексингтона, когда тот учился в Харроу, а сам он в Итоне, должен был представить их друг другу, поскольку он единственный из их компании был знаком с намеченной ими добычей.

Венеция была разочарована: герцог так и не появился. Но скучать в этот вечер ей не пришлось. Пикантность ситуации придавало присутствие на балу теперешней любовницы Фица.

Миссис Дорчестер хотела танцевать. Фиц пригласил ее на польку-шотландку — довольно медленный шотландский танец. Миссис Дорчестер предпочла бы вальс, но Фиц посчитал, что мужчине и женщине, уже состоящим в связи, нет никакой необходимости выставлять напоказ свои отношения, прилюдно прижимаясь друг к другу.

Когда танец закончился, он проводил миссис Дорчестер назад к ее друзьям и вернулся к жене и сестрам. Не прошло и пяти минут, как миссис Дорчестер неторопливо прошествовала мимо их группы, улыбнулась ему, а затем смерила высокомерным взглядом леди Фицхью.

— Она действительно сделала то, что я подумал? — спросил Фиц, обернувшись к жене. — По случаю вашего возвращения в свет, не иначе.

Год траура по отцу не позволял Милли посещать светские мероприятия в прошлом сезоне. Сегодня она в первый раз почти за два года присутствовала на лондонском званом вечере.

— Энн Дорчестер знает, что у нее есть что-то, чего нет у меня. И ей всегда нравится показывать свое превосходство над менее достойной из нас.

— Я не замечал этого за ней.

— Некоторые дамы очень милы с мужчинами, но совсем иначе ведут себя с женщинами.

— Ну что ж, она выбрала не ту даму для демонстрации своей неучтивости. Никто не смеет непочтительно относиться к моей жене, и менее всего женщина, с которой я временно встречаюсь.

— И что вы можете сделать? — спросила Милли, пожав плечами. — Заставить ее прийти сюда и извиниться за то, что она не так на меня взглянула?

— Я больше не буду с ней встречаться.

— Вы не можете так поступить. — Милли приподняла бровь. — Милосерднее было бы просто пристрелить ее.

Фиц рассмеялся. Ей всегда удавалось шутить с невозмутимым выражением на лице.

— Более того, я собираюсь танцевать с вами.

— Вы не можете танцевать на балу с собственной женой.

— Надеюсь, меня не арестуют за это? Пойдемте, следующий танец начинается — и миссис Дорчестер наблюдает за нами.

Милли внимательно посмотрела на него. Глаза ее были светло-карими, цвета орехов, которые так любила его Элис. А потом она улыбнулась — у нее была замечательная улыбка.

— Наверное, меня назовут буржуазной выскочкой за это, но я всегда гордилась своей принадлежностью к среднему классу.

Фиц вывел ее на середину танцевального зала. Она сразу наступила ему на ногу при первом же повороте.

— Извините.

— Не волнуйтесь. — Он рассмеялся. — Я вскоре могу ответить вам тем же. У меня совсем не было практики. И я не могу припомнить некоторые па.

— Лучше вам этого не делать. А не то я могу оказаться на полу.

Не считая этого маленького недоразумения вначале, у них получилось совсем неплохо. Его осторожные четвертьобороты и полуобороты уступили место уверенным энергичным движениям, и они стремительно закружились по залу, так что только яркие цветные вспышки мелькали перед его глазами.

— Подождите. Танцуйте медленнее, — внезапно попросила Милли.

— У вас закружилась голова?

— Ничуть. Просто я поняла, что вы правы. Миссис Дорчестер наблюдает за нами. Я хочу насладиться незабываемым зрелищем — она просто кипит от ярости.

— А я, конечно, подчеркнуто не гляну ни разу в ее сторону.

— Сейчас она раздраженно обмахивается веером, — удовлетворенно сообщила леди Фицхью. — А теперь резко огрызнулась на кого-то.

— Прекрасно. Думаю, нам следует танцевать до тех пор, пока она не начнет рвать на себе волосы.

— Нет, она слишком ценит свои волосы. Нам пришлось бы танцевать всю ночь.

— Тогда до тех пор, пока она не начнет вырывать волосы у кого-нибудь другого.

Не то чтобы Фиц действовал из чистого альтруизма. Ему нравилось танцевать с женой. Они двигались вместе слаженно, в одном ритме. И пахло от нее чудесно — особый легкий аромат.

— Какими духами вы пользуетесь? Они мне очень нравятся.

— Я не употребляю духов, но мое мыло изготовлено с экстрактом нашей лаванды.

Как оказалось, почва и климат Сомерсета прекрасно подходили для выращивания лаванды. Несколько черенков положили начало обширным полям, занимавшим более двух акров, и Милли намеревалась их расширить. Не так давно они обсуждали покупку ульев с пчелами, чтобы получать лавандовый мед. И возможно, даже приобрести перегонный аппарат, чтобы получать экстракт лаванды на месте.

Хенли-Парк, когда-то заброшенный и пустынный, стал теперь процветающим поместьем. По словам экономки, туристы частенько обращались с просьбами осмотреть убранство особняка и устроить пикник на краю лавандового поля.

Фиц опустил взгляд на украшенные аметистами и бриллиантами шпильки, сверкающие в волосах его жены.

— Почему бы нам не запланировать на август прием в нашем поместье?

Милли сбилась с шага. Фицу пришлось крепче ухватить ее, чтобы она не споткнулась.

— Осторожнее!

— Извините. Вы сказали, что хотите пригласить ваших друзей в Хенли-Парк?

— Да, чтобы немного пострелять и порыбачить. И пригласить побольше подходящих молодых людей для Хелены. Хотя она скорее всего будет от всех от них воротить нос.

Милли ничего не сказала.

— Вам не нравится эта идея?

— Нет, нет, я в восторге от нее. Просто я даже и не мечтала, что этот день когда-нибудь настанет.

— Наверное, это во многом зависело от меня.

Она подняла на него взгляд, глаза ее весело сверкали.

— Интересно, посмеются ли гости над нашими голубыми в цветочек туалетами?

Фиц сдавленно фыркнул.

— Не упоминайте о них. Иначе я могу передумать.

— Простите. О чем я говорила? Ах да, о домашних туалетах. Они у нас крепкие, с мужским характером. Станут фонтанировать, если на них косо посмотреть.

Они все еще смеялись, когда музыка смолкла.

— У миссис Дорчестер такой вид, будто она собирается сломать свой веер, — весело заметила Милли.

— Любопытно взглянуть, сделает ли она это.

Они второй раз закружились в вальсе. Затем третий.

— О Боже мой, она уходит, — пробормотала леди Фицхью посреди третьего вальса. — Не вынесла...

— Мы станцуем еще один танец, просто чтобы никто не побежал за ней и не сказал, что мы расстались в тот же момент, как только выпроводили ее.

— Четыре вальса. Какой скандал, лорд Фицхью. Мы установим рекорд.

— Меня это радует. И пожалуйста, называйте меня Фиц — все мои друзья обращаются ко мне именно так. Мы ведь уже стали друзьями, правда?

— Да, пожалуй.

— Вы не знаете наверняка, леди Фицхью? — Он приподнял бровь. — Вас кто-нибудь огорчил? Скажите мне, и я обрушу на нахала мой гнев, чтобы доказать свою верную дружбу.

Щеки Милли окрасились румянцем.

— Вам нет нужды что-либо доказывать. Я знаю, что мы друзья. И очень этому рада.

— Отлично, — сказал он. — Я не хочу, чтобы вы думали обо мне только как о мужчине, за которого вынуждены были выйти замуж, чтобы угодить своим родителям.

— Нет, это не так, — сказала она тихо. — Вовсе нет.

Просто надо верить, что иногда мечты сбываются.

Званый прием в поместье имел шумный успех. Куропаток было в избытке, форели в изобилии. Они организовали крикетный матч, гонки на велосипедах и экскурсию на живописное побережье Сомерсета. Милли в минуту вдохновения наняла фотографа и подарила каждому гостю его портрет.

В последний вечер праздника в ярко освещенной гостиной, полной веселья и смеха, лорд Гастингс поднял бокал и воскликнул:

— За наших очаровательных хозяев!

Его тост был подхвачен всеми гостями. Милли хотелось навсегда запечатлеть в памяти каждую мельчайшую деталь. Она в центре всеобщего веселья и восхваления, ее муж с ней рядом. Воздушный поцелуй, посланный ей Венецией. Рука Хелены, обвивающая ее плечи. Гордая улыбка ее матери. И все это под ярким золотым светом новой люстры, водруженной на место всего за два дня до торжественного приема.

На следующее утро, однако, она узнала, что миссис Энглвуд произвела на свет еще одного младенца, на этот раз мальчика. А если она узнала, значит, Фиц тоже должен быть в курсе дела. Когда они провожали отъезжающих гостей, Милли наблюдала за ним с некоторой тревогой.

Обернувшись к ней, он с улыбкой сказал:

— Хотите, устроим такой же праздник на Рождество?

Было очевидно, что он искренне доволен тем, как все прошло. Казалось, будто увеличение семьи миссис Энглвуд очень мало — если вообще хоть сколько-нибудь — его беспокоило.

— Конечно, очень хочу, — ответила Милли с жаром.

— Не устали? У вас немного изнуренный вид.

Милли всего лишь слегка не выспалась и особой усталости не чувствовала.

— Я могу подняться на Маттерхорн, имея при себе только палку и фляжку с водой.

— Тогда пойдемте со мной. Вы достаточно повеселились, леди Фиц. Пора вернуться к работе.

— Есть, капитан.

Они обошли пешком все поместье. Теперь, когда дом был полностью отремонтирован, предстояло заняться территорией. Западную стену сада необходимо было восстановить — огромная брешь в ней пропускала слишком много холодного воздуха, и некоторые из фруктовых деревьев не пережили зиму. Искусственное озеро на въезде в поместье наносило немалый урон земле. Греческий павильончик рядом с ним, бывший, должно быть, некогда чьей-то гордостью, стал больше походить на место, где справляют нужду.

В общем, непочатый край работы.

Посвятив целое утро составлению заметок и планированию, они перекусили сандвичами на краю лавандового поля, слушая жужжание пчел и обсуждая сооружение нового моста через речку, где водилась форель, вместо старого, который совсем прогнил.

Милли бы не возражала, если бы этот день длился вечно. Но в конце концов они направились назад к дому. Обычно, когда они переступали порог, Фиц удалялся в свои апартаменты, ожидая от нее того же.

Но сейчас, прежде чем они вернулись в дом, он повел ее в сторону сада. Милли почти все внимание уделяла лаванде, но не пренебрегала и другими растениями. Розы выглядели не лучшим образом, но жимолость и гортензии пребывали в отличном состоянии. И теперь в ее любимом углу, сразу за клумбой с ромашками и огороженной кустами ракиты дорожкой, которую восстановили весной, находилось то, чего там раньше не было. Садовая скамейка.

— Я знаю, что вам всегда нравилась скамья позади нашего городского особняка. Считайте эту заблаговременным подарком ко дню рождения.

— Она... — Голос Милли прервался. — Она очень красива.

Это была почти точная копия скамьи, расположенной в саду позади их лондонского дома, широкая, крепкая, обогретая солнцем.

— Оставлю вас осмотреться. Надеюсь, вы получите удовольствие, — сказал Фиц и, махнув ей рукой, ушел.

Она уселась на скамейку, в самом деле испытывая огромное удовольствие. Сад и скамья — и никогда не увядающая надежда.

Глава 12

1896 год

Кристиан де Монфор, герцог Лексингтон, любовался своей женой, едва видимой в полутьме. Комнату наполняли синие тени сумерек.

Она накинула комбинацию, затем снова вернулась к постели и обвила рукой его плечи.

— Ты не собираешься вставать?

— Моя дорогая Венеция, ну куда же спешить?

— Хорошо. Вижу, уговоры тут бесполезны. Я хочу сказать, что пока вы не уйдете, сэр, я не смогу позвать служанку.

— Зачем же ее звать? Разве нам нечем заняться вдвоем? — Он погладил ее обнаженную руку. — Вы ведь не против? Я не тронусь с места, герцогиня, пока вы снова не окажете мне любезность.

Она рассмеялась и вывернулась из его объятий.

— Позже. После бала — может быть.

Странное чувство, будто он уже находился в подобной ситуации, нахлынуло на него. Этакое дежавю.

— Боже мой, мне нынче приснился чудный сон. Который я уже однажды видел.

Она вздернула бровь.

— Как ты оккупировал мою постель?

— Вся эта сцена. Ты одеваешься. Я пожираю тебя глазами. Приглашение заняться любовью от меня, и в точности тот же ответ от тебя: «Позже. После бала — может быть».

— И когда это тебе приснилось впервые?

— В ночь перед лекцией в Гарварде, спутавшей все мои планы.

Лекция состоялась несколькими месяцами раньше. Без его ведома Венеция присутствовала в аудитории. И слова, произнесенные им с кафедры, привели к тому, что их жизни неожиданным для него образом пересеклись.

— И толкнувшей тебя на путь, ведущий прямо в мои острые когти.

— В которых вовсе не так уж плохо находиться — сладко, уютно...

Она запустила в него кружкой. Он поспешно увернулся.

— К чему мы пришли? Мужчина больше не может сказать своей жене комплимент?

Она подмигнула.

— Нет, если уже не находится в упомянутых когтях. А теперь убирайся. Мне нужно принять ванну и одеться.

Он нехотя поднялся из постели и натянул брюки.

— Ты мне за все заплатишь после бала, дорогая.

— Может быть, — игриво ответила она.

Он пробежался ладонью по ее распущенным волосам, достающим до поясницы, как проделывал это и во сне.

— А ехать туда обязательно?

— Да, дорогой, нас ждут, — сказала она, целуя его в щеку.

Организация бала — сложное искусство, редко удающееся средней лондонской хозяйке. Она приглашает слишком много гостей, размещая их в пространстве, едва превосходящем по размеру гостиную. Она занавешивает все окна и альковы, так что три сотни изнывающих от жары гостей задыхаются в лишенной воздуха тюрьме. А кроме того, бессовестно экономит на музыкантах и прохладительных напитках.

Супруга Фица не допускала подобных ошибок. Ее список гостей никогда не превышал ста семидесяти пяти. Ее бальный зал постоянно проветривался с начала и до конца. И она никогда не жалела денег на то, чтобы обеспечить своим гостям все мыслимые удобства и удовольствия.

В этот вечер бальный зал Фицхью был украшен огромными букетами роз и лилий. Между ними располагались ледяные скульптуры в виде коринфских колонн, переливающихся всеми цветами радуги в ярком свете электрических люстр. Электрический свет давал меньше тепла, чем пламя свечей, а ледяные скульптуры распространяли прохладу, когда бальный зал наполнялся энергично танцующими гостями.

Лимонад и охлажденный пунш были выставлены в избытке. На трехъярусных вазах разложены были маленькие покрытые сахарной глазурью пирожные, украшенные розочками и лилиями из крема, под стать живым цветам. И главная особенность балов в доме Фицхью — пирамиды из разрезанных на дольки плиток шоколада, изготовленных «Крессуэлл и Грейвз», как самых популярных, так и новых сортов.

Милли стояла возле чаши с пуншем в бальном платье цвета спелой сливы, щедро усыпанном кристалликами горного хрусталя. Шпильки, украшенные аметистами и бриллиантами, которые ей подарил Фиц, сверкали в ее волосах. Обнаженные плечи сияли белизной.

Праздник, который многим запомнится надолго.

Но это ничего не изменит. Его будущее связано с Изабелл. А сейчас он всего лишь выполняет свой моральный долг перед Милли.

Она повернулась при звуке его шагов.

— Все готово, — сказал он.

Милли улыбнулась, но не встретилась с ним взглядом.

— Да, пожалуй. Ты не считаешь, что это всегда немного действует на нервы — давать бал?

— Все будет хорошо. В котором часу будут поданы кареты?

В приглашениях на бал, которые она рассылала, всегда указывался час, когда гостям подадут кареты. Когда она этого не делала, гости, так прекрасно проводившие время, оставались до рассвета, чего она совсем не одобряла.

И Фиц перед началом бала всегда спрашивал, когда подадут кареты, чтобы иметь представление, как долго ему придется оставаться на посту. Но сегодня, когда кареты уедут...

Ему следовало бы думать о пылком признании Изабелл в любви к нему. О прошлом, о будущем. Только не о настоящем. Но сегодня после отбытия карет с ним останется Милли. Ее запах, подобный легкому ветерку с их лавандовых полей в разгар лета. Ее кожа, гладкая, как тончайший бархат.

Их глаза встретились. Она покраснела. Внезапно его охватило острое желание.

— Вот... первая карета уже подъезжает. — Милли подобрала юбки, устремляясь к дверям. — Лучше мне занять свое место на крыльце.

Фиц наблюдал за ней — и старался думать об Изабелл.

В отличие от Фица, который редко танцевал, если в этом не было особой необходимости, Гастингс любил балы и охотно танцевал, не пропуская ни единого тура. И Хелена вынуждена была отдать ему должное. Он никогда не забывал о девицах, «подпирающих стены», со смущением и надеждой ожидающих партнера.

Приглашение на танец от него доставляло этим бедняжкам огромное удовольствие. Даже имея незаконнорожденного ребенка под своей крышей, Гастингс оставался завидной партией, поскольку унаследовал от дядюшки не только титул, но и солидное состояние, вложенное в промышленность. Хелена гадала, что бы все эти девицы подумали, если бы знали, что он написал эротический роман, героиня которого заставила бы их матерей упасть в обморок. Она такие пируэты выделывала в постели!..

Странное дело. Несмотря на все поцелуи, которые Гастингс пытался украсть у Хелены все эти года, он никогда не танцевал с ней вальс. Этот бал не явился исключением. Вместо вальса он пригласил ее на лансье[2]. В нем принимали участие еще три пары.

И все же танец предоставил ему достаточно уединенности, чтобы склонить голову к ее уху.

— Миссис Монтит ступила на тропу войны, как я слышал. На вашем месте я бы поостерегся.

— Миссис Монтит всегда там находится.

Это не было преувеличением. Миссис Монтит, сестра жены Эндрю, была не столько сплетницей, сколько самозваной поборницей добродетели. Она шпионила за слугами, отворяла двери в наугад выбранные комнаты во время вечеринок в загородных поместьях — по причине чего ее редко приглашали на подобные мероприятия — и делала все, что в ее силах, чтобы разоблачить и наказать безнравственные поступки окружающих.

— Если бы миссис Мартин случайно обнаружила любовное письмо от вас к ее мужу, к кому бы она обратилась в первую очередь?

Они взялись за руки с двумя танцорами по обе стороны от себя, соединившись в цепочку, и направились навстречу такой же цепочке танцоров напротив. Джентльмены поклонились, дамы сделали реверанс. Цепочки разделились и снова образовали четыре пары.

— Миссис Монтит напрасно потратит свое время. За мной и так постоянно следят.

— Я вам не верю, мисс Фицхью. Вы непременно накличете на себя неприятности.

— И угожу прямиком в лапы миссис Монтит? Не думаю.

— Вы рассматриваете ситуацию только со своей стороны, мисс Фицхью. Но в нее вовлечены и другие. Вы не можете предвидеть, как они поступят.

— Пока я всего лишь затворница, они могут делать все, что им угодно.

Гастингс раздраженно фыркнул. Он редко позволял себе открыто проявлять недовольство, всегда старался держаться спокойно и невозмутимо. Требования танца прервали их разговор. Когда они снова оказались на некотором расстоянии от остальных пар, он сказал:

— Я начинаю думать, что вы специально стараетесь, чтобы вас поймали.

— И зачем бы я стала это делать? — насмешливо фыркнув, спросила она.

— Чтобы у меня не оставалось другого выбора, как только стать вашим рыцарем в сверкающих доспехах.

— Вы в любом случае не рыцарь, если предпочитаете всегда связывать своих женщин. Это не слишком-то гуманно.

Он укоризненно поцокал языком.

— Фантазии, моя дорогая. Литература и жизнь все-таки различаются. Умейте улавливать разницу между автором и рассказчиком от первого лица.

Хелена подняла на него взгляд. Ей все еще казалось странным закидывать голову назад, чтобы посмотреть ему в глаза, — в юности она превосходила его ростом.

— А есть ли разница в этом случае?

— Думаю, есть. Я еще не связывал свою жену — по правде говоря, у меня и жены-то пока нет. Но если вас поймают, мне придется жениться на вас из чувства долга перед Фицем, а уж тогда, возможно, реальность приблизится к фантазиям.

Хелену охватил жар.

— Этого не случится, надеюсь.

— Если вы будете осмотрительны. — Голос его был мягким, словно бархат. — Но если вы не перестанете действовать безрассудно, кто знает, что может произойти?..

Фиц открывал бал танцем с Венецией, почетной гостьей, и он же закрывал бал, танцуя с ней. Теперь, держа за руку, он провожал ее к карете.

— Я могу наконец получить назад свою жену, Фицхью? — с улыбкой спросил Лексингтон.

— В порядке старшинства, сэр. Хотя вы муж, я пока еще ее брат, но вы можете легко востребовать ее без всяких сложностей.

Венеция рассмеялась от всего сердца. Фицу нравилось видеть ее такой довольной. Она заслуживала всего самого лучшего в жизни.

— Приезжайте в Алджернон-Хаус в августе, — предложил Лексингтон. — Я долгое время был за границей, и популяция моих куропаток невероятно выросла. Мне нужна любая возможная помощь.

— Блестящая идея! — обрадовалась Венеция. — Фиц превосходный стрелок. Как и Хелена, между прочим. И мы действительно должны наконец научить Милли стрелять.

У Фица перехватило горло. Вряд ли на это осталось время.

Лакей открыл дверцу кареты. Фиц с Лексингтоном обменялись рукопожатием. Венеция поцеловала Фица в щеку.

— Я счастлив за тебя, — прошептал он, слегка придержав ее.

— И я желаю тебе счастья, дорогой, — прошептала она в ответ. — Будь осмотрительнее. Не ошибись!

Милли наблюдала за Фицем. Он был так прекрасен, обнимая сестру за талию, а затем подсаживая ее в карету.

Карета Лексингтона отъехала, но Декурси и Кингсленд, школьные друзья Фица, хотели с ним переговорить. Декурси, игравший в крикет с Фицем в Итоне, не так давно обручился. Наверное, он хотел, чтобы Фиц принял участие в свадебном торжестве. Фиц стал широко популярен для подобных приглашений. Каждый, кто учился в Итоне приблизительно в то же время, считал его своим другом.

— Вы смотрите на него так, словно вы пекарь, а он — последний мешок муки во всем мире, — послышался голос за спиной Милли.

Гастингс. Они никогда не говорили открыто о ее безответной любви к Фицу — или о его любви к Хелене.

— А вы точно так же смотрите на мою золовку, ту, что не замужем.

— Драматическая ситуация, не так ли? У нас с вами.

— Я заметила, что вы оживленно беседовали во время тура лансье.

— Я беспокоюсь за нее.

— Я тоже. Но мы старательно присматриваем за ней. — Так старательно, что она, наверное, выглядит монстром в глазах Хелены. — Сейчас вам, должно быть, приходится нелегко.

— Не хуже того, что вам пришлось вытерпеть за последнее время, полагаю. — Гастингс взял ее затянутую в перчатку ладонь в свою. — Но не тревожьтесь. Фиц в конце концов прозреет.

— В самом деле? — То же самое ей говорила мать.

— Как Павел по дороге в Дамаск[3]. — Гастингс поднял ее руку и поцеловал. — Вот увидите.

Фиц, быстро отделавшись от Декурси и Кингсленда, подошел и приобнял друга за плечо.

— Уже три утра, Дэвид. Перестань флиртовать с моей женой. У нее был утомительный день, в ином случае она бы тебя даже на пушечный выстрел не подпустила.

Дата добавления: 2015-07-13