Проблемы теоретизации биоэтики 2 страница

Высоко оценивая вклад концепции организационной этики в понимание природы и сути биоэтики как этики инструментальной, прагматически ориентированной и социально востребованной, следует отметить, что в качестве теории или метатеории биоэтики эта концепция не может рассматриваться как удовлетворительная.

Во-первых, она «не покрывает» всех сфер деятельности, имеющих непосредственное отношение к целям глобальной биоэтики, например, природоохранной деятельности, которая, как правило, не является «бизнесом» в точном смысле слова и не организована по принципу корпорации — это министерства экологии, государственные лесные или охотничьи хозяйства, общественные организации.

Во-вторых, даже в тех, профессионально очерченных практиках, бизнес-структурах, например, фармацевтических фирмах или приват­ных медицинских клиниках, для которых и предназначена деловая этика, постепенно дух корпорации уступает место «работе на себя», трудовой свободе и эмансипации от корпоративной рутины[85]. «Свободные агенты» не чураются денежного успеха, но их ориентация на полноценность жизни в личном бизнесе не означает безогово­рочного следования канонам трудовой этики — установке на карьерный успех, обогащение и непрерывный рост собственного дела. Всем этим член корпорации может сегодня пожертвовать ради своих частных интересов, не имеющих ничего общего с предпринима­тельством и частным бизнесом.

В-третьих, не всегда ценности корпоративного труда являются такими, на которые безусловно должна быть ориентирована личность. Например, трудоголизм, конкуренция, сигнализаторство (whistle-blowing) — как своеобразная форма доносительства, фиксированные профессиональные роли, иерархические структуры, конфиденциаль­ность и лояльность к организации и прочие моменты корпоративных бизнес-структур, хотя и являются эффективными, с точки зрения достижения целей корпоративно организованной деятельности, но не всегдя допустимы с точки зрения общечеловеческой и профессиональ­ной морали.

К слову, можно найти множество негативных примеров вопло­щения этих идеалов в медицинской корпорации: «гипертрофи­рованная лояльность» к ошибкам коллег-медиков; утаивание правды от пациента «по терапевтическим причинам»; худшие виды патернализма и авторитаризма по отношению к пациенту как проекция жестких «пирамидальных отношений» в медицинском сообществе; дегумани­зация медицинской профессии как результат погони за прибылью, коммерциализация отношений «врач-пациент».

Таким образом, использование в качестве теоретического обосно­вания биоэтики классических и неклассических моральных теорий и этик может быть продуктивным, но этого недостаточно для окончательных выводов. Каждый из рассмотренных нами теоре­тических подходов указывает на наличие определенных характе­ристик, присущих биоэтике, но не в состоянии представить аргументы для целостной картины ее восприятия как отдельной области знания.

Механизмы прикладной этики: теория

конкретизации и генерализации морали

Сществуют различные точки зрения на природу прикладной этики. В качестве механизмов ее образования рассматриваются: дедуктивный и индуктивные подходы, механизмы «исключения» и дополнения, конкре­тизации и генерализации морали.

Следует отметить, что сегодня в корне меняется представление не только на природу прикладных, практических и профессиональных этик, но и на механизмы их возникновения: они начинают рассмат­риваться как особый вид практического знания, как действительное и, одновременно, вероятностное знание о фактическом состоянии вещей, находящееся между идеальным знанием о принципах и практическим знанием, относящимся к сфере полити­ческого применения[86].

Ведущий российский философ морали Абдусалам Гуссейнов полагает, что прикладная этика берет свои истоки не только в философии морали, но и в фундаментальным знании, которое перед тем, как стать прикладным, должно быть определенным образом трансформировано: «…В частности, под фундаментальным знанием в этом случае подразумеваются не философские концепты, а осново­положения (принципы) самой морали — то, что составляет общую посылку в силлогизме поступка. Речь, следовательно, идет о соотношении, связи конкретных моральных решений с общими моральными принципами. Прикладная этика представляет собой особый тип или, если рассуждать в историческом разрезе, особую стадию такой связи»[87].

Продолжая эту идею, Владимир Бакштановский и Юрий Сого­монов подчеркивают, что прикладная этика представляет собою конкре­тизацию общественной морали применительно к определенным сферам и видам человеческой деятельности, возникающим в ходесегментации общества[88]. Такая конкретизация протекает естественным образом в ответ на общественный запрос. Она выходит за пределы существующих в отечественной философии упрощенных представ­лений о конкретизации исключительно как о механизме «дополнения» общественной морали новыми принципами профессиональных и прикладных этик, или введения в нее определенных «исключений» с целью достижения профессиональной эффективности. В ходе конкре­тизации происходит развитие содержания и формы морали.

Концепция прикладной этики как конкретизации подразумевает: 1) известное преобразование, переакцентовку, переосмысление мо­раль­ных представлений, норм, оценочных суждений; 2) появление новых акцентов в способах «сцепления», когеренции норм, моральных ценностей, поведенческих правил между собой и с другими (пра­вовыми, административно-организационными, праксеологически­ми и др.) требованиями; 3) изменение места соответствующих ценностей и норм в сложной конфигурации ценностного универсума; 4) перспек­тиву появления новых установок, дозволений и запретов, не имеющих применения нигде, кроме определенной сферы деятельности, способ­ствующих повышению ее результативности и гуманизации.

Прикладная этика, по мнению философов, представляет собой достаточно сложное комплексное образование, состоящее из: 1) нор­мативно-ценностных подсистем, конкретизирующих мораль — это этика бизнеса, журналистская этика, биоэтика и т.п.; 2) теории кон­кре­тизации морали; 3) проектно-ориентированного знания; и 4) фро­нестических[89] технологий приложения[90].

Как видим, авторы рассматривают биоэтику как одну из много­численных подсистем прикладной этики, в чем проявляется тради­ционная методологическая установка по отношению к профес­сио­нальным этикам, как этикам партикулярным, цеховым, имеющим значение только для представителей того или иного профессио­наль­ного сообщества.

Прикладная этика, по справедливому замечанию Р. Апресяна, возникает и развивается не столько в ответ на потребности профессий и корпораций, сколько в ответ на озабоченность общества по поводу социально-нравственных проблем, возникающих в связи с парти­кулярным развитием профессии, таких трансформаций в них, которые могут представлять угрозу общему благу [91]. Со специализацией и партикуляризацией социальной деятельности происходит не столько конкретизация морали, считает он, сколько моральная генерализация обособленных видов деятель­ности. Общество заинтересовано в мо­ральном контроле за специали­зированными видами деятельности. Этот контроль осуществляется как изнутри корпорации, так и извне. Под генерализацией автор понимает возможность абсолютизации этических принципов, их использования не в одном партикулярном этосе, а в нескольких.

В свете этого подхода переосмысливается (конкретизируется и генерализируется) традиционная христианская заповедь: «возлюби ближнего своего как самого себя», любовь как чувство сострадания и милосердия по отношению к «ближним», а также главная заповедь Гиппократа, основной принцип традиционной медицинской этики «прежде всего не навреди».

Выявляется, что христианский принцип любви трудно поддается нормированию, в связи с чем он преобразуется в принципы уважения автономии и достоинства личности, а принцип «не навреди» дополняется принципом «делай благо». Одновременно эти принципы распространяются и на мир природы. Появляются новые сцепления уже известных и вновь актуализированных принци­пов, например, «не навреди» и «делай благо». Сегодня каждый из них рассматривается как продолжение и развитие другого. Смысл принципа «не навреди» более точно раскрывается через «максимизацию блага», а «делай благо» — через «минимизацию вреда». Меняется место принципов и ценностей в иерархии. Так ценность сохранения и развития жизни «перемещается» на более высокую позицию, по сравнению с другими ценностями и принципами (справедливости, целостности и др.), принимая на себя интегральную, нормативную и мировоззренческую функции.

Моральной генерализации подвергаются профессиональные, прикладные и практические этики. Так, например, принцип информи­ро­ванного согласия первоначально артикулируется в связи с меди­цинской деятельностью. Однако он может быть распространен и на другие ситуации принятия решений, затрагивающие чьи-то жизненные интересы: в социальной работе, юриспруденции, в деятельности преподавателя, журналиста, чиновника, политика, в бизнес-этике. Такая генерализация осуществляется сквозь призму биоэтических ценностей: свободы, справедливости, благополучия, здоровья, права на жизнь.

Так, например, практическая этика войны переосмысливается с точки зрения безусловной ценности человеческой жизни, а такие аргументы как «кто начал первым войну», «на какой территории она была начата», «что стало ее поводом», «что ей способствовало» начинают оцениваться с точки зрения биодипломатии и принципа предотвращения вреда. В этике социальной работы, бизнес-этике, журналистской этике и других «прикладных этиках» на первое место в иерархии ценностей выходит ценность «защиты жизни и здоровья» клиента, потребителя, адресата[92].

Мы полагаем, что биоэтика является особой формой прикладной этики, принципиально отличной от других «прикладных» этик. В этом смысле она знаменует появление качественно новых теоретических и практических подходов, новый виток практического знания, и выступает методологической, теоретической и ценностной матрицей, метаэтикой, для профессиональных, практических и прикладных этик.

Биомедицинская этика Т. Бочампа и Дж. Чилдресса и модель европейской биоэтики Я. Рендторфа и П. Кемпа с полным правом могут быть отнесены к прикладным этикам нового типа, для которых характерны процессы конкретизации и генерализации морали. Трансформации, затронувшие область биомедицинских наук и технологий, становятся значимыми для всего общества, а этические принципы, первоначально предложенные для применения в медицине и экологии, получают метанормативное обоснование и значимость. Однако, что касается содержания и теоретического обоснования «прикладной» биоэтики у западных и российских философов, то они принципиально отличаются.

В заключении следует отметить, что биоэтика отвечает всем, указанным Бакштановским, Согомоновым и Апресяном, признакам прикладной этики как конкретизации и моральной генерализации, где в качестве исходного материала, выступает не только общественная мораль, но и нормативно-ценностные комплексы отдельных профес­сионально и практически обозначенных видов и форм человеческой деятельности.

В таком понимании (как качественно новый этап прикладной этики) биоэтика может стать одной из самых активных точек роста этических знаний и накопления морального опыта и рассматриваться не как часть этики, а как ее особая стадия. Эта точка зрения является не только наиболее интересной, но и наиболее креативной, способной породить целый спектр инновационных решений в области методологии и теории биоэтики.

Методологические подходы и методы

Вопрос о том, имеет ли биоэтика собственную методологию, пред­ставляет интерес для всех, кто ее изучает. Учитывая комплексный характер задач, стоящих перед ней, ее представители часто вынуж­дены прибегать к процедуре спецификации и уравновешивания раз­личных этических принципов, используя не один, а несколько спо­со­бов решения, представляющих собой различные методолого­ческие подходы.

Междисциплинарный и комплексный характер биоэтического знания, формирующегося на стыке естественных и гуманитарных наук, предполагает поиск ответа на поставленный вопрос в трех направлениях. Во-первых, следует обозначить общие для этих двух областей методологические подходы и принципы. Во-вторых, пока­зать, какие из специфических методов гуманитарного и естествен­нонаучного знания могут иметь место и быть эффективными в биоэтике. В-третьих, изучить особенные подходы и методы (если таковые имеются), разрабатываемые самой биоэтикой.

Так как рассматриваемые нами естественнонаучная и гумани­тарная области являются «разветвлениями» единого древа научных знаний, то между используемыми ими методами нет жесткого разделения (можно говорить лишь об их преобладающем значении в той или иной области), им также присущ единый теоретико-системный подход — стремление к построению системно-структурированных теорий, которые могут быть формализированы (в любой области знания может существовать теория достаточного высокого уровня).

Широко используемыми как в естественных, так и в гумани­тарных науках можно считать методы теоретических исследований: анализ и синтез, диалектическая и формальная логика, дедукция и индукция, системный анализ, и эмпирические методы: моделирование, эксперимент, социологический опрос, контент-анализ (анализ доку­ментов), кейс-метод (case-by-case method) и др.

Однако сходство структуры познавательных процессов в естествознании и гуманитарных науках не означает утраты их специфики. Когнитивные векторы этих двух сфер направлены на принципиально различные объекты, и это обусловливает различия методологических установок. Если говорить о междисциплинарных проектах, то здесь мы имеем дело не только с общенаучными методами, но и с модификацией, метаморфозами методологий и методологических принципов, связанными с их использованием в «непривычных» для них новых пограничных областях и контекстах. Такой трасфер, перенос методов и методологий из одной сферы научного знания в другую, сопровождается выделением дополни­тельных аспектов, фрагментов, слоев исследуемого объекта. Из объектной области выделяется предметная, предполагающая наличие субъективной составляющей когнитивного процесса и привлечение соотвествующей методологии.

В то же время синкретическое единство объектно-предметной области биоэтики, ее кентавровый характер, динамика ее развития от эклектики постмодерна к постнеклассической рациональности, дают нам основания для поиска и артикуляции ее специфических методо­логических подходов и принципов.

В качестве иллюстрации к вышесказанному рас­смот­рим наибо­лее широко обсуждаемые в литературе, общие для естест­венных и гуманитарных наук методы биоэтики: дедуктивный и индуктивный, кейс-метод, метод компаративного анализа (пси­хологическая этика или моральная социология), и модели­рования.

Дедуктивный метод явлется одним из основных методов при­кладной этики. К его недостаткам относится то, что, во-первых, стан­дартные этические теории часто не могут служить основанием интуи­тивно принимаемых решений ad hoc. Во-вторых, когда одно и то же решение оправдано с точки зрения различных этических теорий, не ясно, какую из них следует взять в качестве основания. Биоэтический опыт находится как бы на границе теории и практики, и его пограничный характер препятствует его окончательной теоретизации и формализации.

Индуктивный метод связан с нормативной функцией биоэтики. Он может сочетаться с использованием так называемых «кейсов» — идеализированных или воображаемых случаев или имевших место прецедентов.

Опыт работы Национальной комиссии по защите человека как субъекта биомедицинских и поведенческих исследований[93] при администрации Президента США показал высокую эффективность кейс-метода в решении биоэтических дилемм. Так, даже если между членами комиссии и не было единогласия в отношении ценностей, которыми следует руководствоваться при вынесении того или иного вердикта (они могли быть либералами или консерваторами, людьми религиозными или нерелигиозными, иметь различные идеалы и ценности), то, что касается этической оценки по шкале «плохо-хорошо» тех или иных прецедентов, случаев, имевших место на практике, они почти всегда были единодушны.

Защитники этой разновидности индуктивного подхода считают, что когда мы сталкиваемся со сложными, неординарными ситуациями, нам необходимо найти в опыте человечества похожие, но более ясные, отрефлексированные «примеры» решений, с которыми может согла­сить­ся любой зравомыслящий человек. Эти ясные, четкие, «практичес­кие модели» выступают в роли «моральных парадигм». Размышления над уже апробированными ситуациями и решениями, моральными пара­д­игмами, способствуют идентификации особенно­стей или обсто­ятельств данного конкретного случая «по аналогии», намечают пути «выхода» и необходимых решений. Этот процесс можно представить как состоящий из несколь­ких этапов:

- идентификация mid-level этических принципов и ролеспеци­фических обязательств морального агента в конкретной ситуации;

- идентификация альтернативных стратегий действия мораль­ного агента;

- идентификация морально релевантных (уместных) обсто­я­тельств для альтернативного поведения;

- формулировка «парадигмального случая» (идеального или имев­шего место в истории человечества);

- сравнение исследуемой моральной проблемы и парадиг­мального случая.

А. Джонсен приводит пример использования кейс-метода врачом при решении моральной дилеммы, возникшей на просьбу больного об эвтаназии. Может ли быть оправданной с моральной точки зрения помощь врача в осуществлении эвтаназии? Очевидно, что морально приемлемый «парадигмальный случай» должен удов­летворять неко­торым минимальным условиям: пациент испытывает ничем неуст­ранимые боли, а врач является близким пациенту человеком, хорошо знаюшим его истинные интересы и желания. Как правило, эти условия не выполняются, а большинство случаев не подпадает под опреде­ление парадигмальных. В таких ситуациях большинство людей посо­ве­­товали бы врачу не делать ничего морально предосудительного.

Кейс-метод позволяет констатировать, что «ассистированный суицид» (assisted suicide)[94] — морально предосудительный поступок, однако при этом не обсуждаются альернативы — другие возможные способы устра­нения боли или оценки степени автономности и компетентности пациента. «Парадигмальный подход» не предполагает анализа поли­тики легализации или запрещения эвтаназии в той или иной стране. Вопрос состоит лишь в том, насколько «частный случай» может быть оправдан по аналогии с парадигмой, которую он напоминает.

Кейс-метод выступает и как метод интерпретации, так как выбор парадигмальных примеров и процедура их сравнения с «частным случаем» полностью ложатся «на плечи» морального агента и определяются его способностью к интерпретации. Предполагается, что он имеет достаточно развитое моральное чувство, в большинстве случаев помогающее ему отличать правильный поступок от непра­вильного. Недостатком данного метода может стать морали­заторство — искушение «сопоставлять» рутинную каждоднев­ную практику с безусловными моральными императивами, имеющими вид доступных и понятных аналогий. Другой его недостаток — «произ­вольность» выбора парадигм. В конечном счете, сознательный акцент на той или иной этической дилемме и ее описание играют немало­важную роль в выборе самой парадигмы. Какую парадигму напоми­нает тот или иной случай зависит от того, на какие факты в большей степени было обращено внимание субъекта.

Методы компаративного качественного анализа чаще всего используют в социологии. К недостаткам качественных исследований можно отнести неразработанность философских, ценностных, гносео­логических аспектов и принципов. Компаративный анализ, основан­ный на исследовании и сопоставлении обычаев, законов, морали различных обществ, получил название психологической этики или моральной социологии. Здесь биоэтика выполняет дескриптивные, описательные функции, демонстрируя многообразие существующих социальных и культурных феноменов.

При помощи сравнительного анализа было показано, что сфера действия тех или иных универсальных нравственных норм различа­ется в зависимости от культуры. Так, оказалось, что большинство так называемых традиционных обществ характеризуется не отсутствием «универсальных принципов», а спецификой и масштабом их при­ложения. К примеру, обычаи того или иного традиционного общества могут включать представления о «ценности человеческой личности», по отношению к которой существует определенный кодекс поведения, но этот кодекс может не распространяться на детей младшего возраста, рабов, женщин, людей из другого селения, тех, кто принад­лежит к другому этносу.

Подобные ограничения моральных предписаний не означают отсутствие знаний о их существовании. Во всех без исключения обществах существуют социальные группы (возможно, небольшие по размерам, например, семья), в рамках которых универсальные нравственные нормы (говорить правду, приходить на помощь и т.д.) действуют в обязательном порядке. Даже в арабских странах, где привычка скрывать, не говорить «правду», принята в качестве нормы утвердившихся социальных отношений, тем, кто вступает в эти отношения (для того, чтобы «обманывать») необходимо уметь распознавать ситуации, где присутствует хитрость и ложь, т.е. необходимо иметь представления об истине, правде, искренности[95].

Метод моделирования, как правило, относят к методам эмпи­рических исследований. В широком смысле, моделирование пред­ставляет собой некоторый всеобщий момент познания. Познать объект — значит смоделировать его. Модель — наиболее адекватная форма междисциплинарного синтеза, так как в отличие от других форм обобщения знаний (понятий, суждений, теорий), она предполагает упрощение в отображении познаваемых объектов с одновременной дискретизацией познаваемого объекта. Само по себе биоэтическое знание уже есть продукт и средство моделирования. Оно существует в виде сруктурированных принципами концептуальных моделей. В свою очередь, эти модели, при помощи актуализации и оптимизации составляющих их элементов (этических принципов), могут выполнять роль универсальной методологии для разнообразных прикладных этик. Нами, в частности, широко использовалась гибридная модель (принципы биомедицинской этики + принципы европейской биоэтики) для моделирования предмета изучения — проблемы «здоровье-болезнь» в курсе «Этика и деонтология социальной работы» для будущих социальных работ­ников. Было показано, что в свете того или иного биоэтического принципа (уважение автономии личности, уважение достоинства личности, уязвимости, целостности и др.) проступают совершенно неожиданные стороны феноменов «здоровье» и «болезнь», изучение которых представляет несомненную теоретическую и практическую ценность для социальной работы с различными контингентами населения.

Характерной особенностью междисциплинарной методологии становится проникновение специфических гуманитарных методов в естественнонаучную область, а методологических подходов последней — в гуманитарные и общественные науки, в результате чего мы можем иметь дело с полуфабрикатом, незавершенным процессом их объединения в рамках той или иной эклектически возникшей «общности», или с синкретическими образованиями, которым свойст­венно «кентавровое» единство.

К традиционно гуманитарным методам исследования можно отнести герменевтические приемы, исторический метод, диалоги­ческий метод. Так, гуманитарное знание принципиально диалогично. Напротив, познавательный интерес ученого-естественника направлен на предметы и явления действительности, часто существующей вне или независимо от субъекта, способного построить диалог. В биоэтическом знании диа- и полилогичность гуманитарного знания соединяются с целями и задачами таких естественнонаучных областей как биомедицина и экология. Возникают новые, модифи­цированные методологические стратегии. Круг участников диалога (полилога) расширяется за счет «неавтономных» и «некомпетентных» участников и их представителей — пациентов в коме, субъектов биомедицинских исследований, клиентов психиатрических клиник, представителей флоры и фауны, которые никогда до этого не рассматривались традиционной этикой (сосредоточненной на межче­лове­ческих отношениях) в качестве субъектов диалога.

Другим примером междисциплинарных методологических метаморфоз может служить использование метода естественных наук — количественного анализа (часто в комбинации с качественным анализом) в принятии моральных решений, например, при распре­делении медицинских ресурсов среди определенных контингентов населения или при обосновании и разработке программ защиты исчезающих и редких видов флоры и фауны. При этом коли­чественный анализ не является здесь только умозрительным выводом, основанным на подсчете субъективно понимаемых вреда и пользы (как это было в классическом утилитаризме), а основан на научных расчетах и прогнозах.

В качестве специфических методов этико-прикладного знания, в частности, биоэтики, широко обсуждаемых в специальной литературе, можно обнаружить когерентный метод [96], коммунитаристский метод [97], фронестические технологии.

Когерентный метод (метод «четырех принципов») Т. Бочампа и Дж. Чилдресса, представляет собой методологию рациональной рекон­струкции моральных концепций и норм согласно принципу когеренции. Этот метод заключается в поиске «золотой середины» между дедуктивным и индуктивным процессами, частными и общими утверждениями (подобно поиску оправдывающих обстоятельств и оснований в суде). Он сопро­вождается выявлением дефектов, недо­статков, моментов несоответ­ствия, контрпримеров уже существующим утверждениям (декон­струкция) и созданием новых ситуаций для их проверки и оправдания (конструкция) [98].

Коммунитаристский метод берет начало в тезисе Аристотеля о более высокой ценности практики локальных обществ и добродетелей, ей соответствующих, по сравнению с индивидуальными ценностями. Согласно коммунитаристам, добро, как ценностная установка, уже изначально содержится в социальной практике. Для того чтобы познать его достаточно быть активным членом общества, следовать его предписаниям, участвовать в социальной практике.

С точки зрения этики коммунитаризма, права отдельных личностей сами по себе, без соответствующих обязательств перед обществом, носят исключительно декларативный характер и поэтому не могут быть реализованы. Следовательно, теория прав должна быть дополнена теорией обязательств, согласно которой: 1) права индивида неотделимыми от его обязательств перед обществом; 2) благо общества может быть превыше благ отдельных индивидов; 3) необходимо поддерживать равновесие между благополучием общества и правами индивида; 4) моральная оценка того или иного поступка осуществляется обществом, а не отдельным человеком.

Д. Каллахан рассматривает коммунитаризм как особый способ обдумывания этических проблем[99]. Он считает, что рассмотрение спорных вопросов в коммунитаристской перспективе особенно важно при анализе устаревших технологий и внедрения новых. Правильно сформулированные при этом вопросы будут звучать следующим образом: «Что новая технология означает для человека? Насколько она отвечает цели достижения всеобщего блага? Если она не вполне согласуется с этой целью, ради чего общество может мириться с ее вредом? Такой подход к гуманитарной оценке биомедицинских технологий мог бы кардинально изменить формулу либерального индивидуализма, а именно: если технологии желательны для отдельных личностей, последние имеют право на их использование до тех пор, пока не появятся достаточно серьезные доказательства их опасности для общества в целом. Однако, как правило, такие доказательства невозможно получить для технологий, на которые обществом изначально наложен запрет, например, клонирование человека.

Благодаря своей прагматической ориентации биоэтика выполняет роль фронестических технологий: этического моделирования, эти­ческого проектирования, этической экспертизы, этического консуль­тирования. Содержание и роль фронестических технологий в струк­туре этико-прикладного знания были рассмотрены В.И. Бакшта­нов­ским и Ю.В. Согомоновым[100]. По их мнению, фронезис здесь высту­пает как особое этическое know how, знание-умение, «умение уметь», «испытание выбором». Фронестический характер технологий заклю­чается в том, что ситуации выбора становятся «явными», они актуализируются и вербализируются при помощи экспертов, не только «прикладывающих» этические теории и принципы к практике, но и идущих «от практики», обобщающих имеющийся опыт в свете тех или иных теоретических подходов, в процессе непосредственного сотруд­ничества различных специалистов.

Этическое моделирование может быть представлено в виде специальных прогнозов и концепций развития с точки зрения этических аспектов, определяющих витальные цели и перспективы выживания человечества и природного мира.

Разновидностью этического моделирования является этическое проектирование. Примером может служить работа над этическими кодексами. На всех этапах такого проектирования преследуется цель не просто помочь организации, профессиональному сообществу в их стремлении активизировать процесс саморегуляции, но и попытаться повлиять на мотивы такой активизации. В качестве базовой идеи этического проектирования выступает создание проектируемой институции или элемента инфраструктуры этики при непосред­ственном участии представителей профессионального сообщества.

Этическая экспертиза ставит разнообразные критерии целесо­образности человеческой деятельности (политические, экономические, научные, медицинские и т.п.) в соподчинение критерию нравст­венности. Последний выступает в качестве императива, повелева­ющего относиться к человеку или другому живому существу (природ­ному объекту) как к высшей цели, обладающей ценностью. Предметом этической экспертизы выступает процесс подготовки и принятия решений различными лицами, группами лиц, организациями, профес­сиональными сообществами; выявление и «испытание» явных или скрытых ценностей, мотивов, причин, лежащих в основе их дея­тельности (настоящей или проектируемой), а также находящихся в основе специализированных экспертиз (медицинских, экологических, финансовых и др.). Этическая экспертиза призвана осуществлять профилактический и оценочный аудит проектов, решений, процессов с целью гарантии сохранения и развития прав на жизнь и само­сохранение всего живого и даже неживого (например, права умерших людей на достойное обращение с их телом при проведении морфо­логических исследований[101]).

Дата добавления: 2015-07-13