Основы градостроения 1 страница. Порядок разработки и принятия технического регламента

Порядок разработки и принятия технического регламента. Изменение и отмена технического регламента

Порядок разработки, принятия, изменения и отмены технического регламента подробно рассматривается в ст. 9 главы 2 Закона «О техническом регулировании». Перед созданием проекта технического регламента нужно четко сформулировать следующие понятия:

1) объект, под который, собственно говоря, и будет создаваться технический регламент;

2) цели разработки данного регламента;

3) перечень основных требований, предъявляемых к объекту;

4) перечень обязательных требований к объекту, установленных на территории Российской Федерации;

5) перечень Международных стандартов, предъявляющих свои требования к объекту.

Далее вышеназванный нормативный акт очень четко формулирует основные моменты разработки проекта технического регламента. Так, в качестве разработчика проекта технического регламента может выступать любое лицо: физическое и юридическое.

Формулируются этапы разработки технических регламентов, которые включают в себя:

1 этап: сбор заявок на разработку технического регламента. В роли заявителей могут выступать и Госорганы, и организации, и различные общественные объединения, и научно—технические общества, компании и фирмы, и частные предприниматели;

2 этап: организационная стадия, на которой вся работа по организации проекта проводится Федеральным агентством по техническому регулированию и метрологии;

3 этап: проект технического регламента в первой редакции необходимо привести в соответствие с сегодняшней законодательной базой, а также с международными правилами и нормами и Национальными стандартами зарубежных стран;

4 этап: происходит опубликование уведомления о разработке технического регламента в одном из печатных изданий Федерального органа исполнительной власти по вопросам технического регулирования, а также в информационном источнике так называемого «общего пользования», как правило, в электронно—цифровом виде. Есть особые рекомендации по содержанию уведомления о ведении работ по созданию проекта технического регламента.

Так, данное уведомление должно включать информацию по следующим вопросам:

1) в отношении какого товара, процессов производства, хранения, транспортировки, использования, реализации и утилизации разрабатываются требования;

2) с какой целью разрабатывается данный регламент;

3) непосредственное изложение необходимых требований, которые не являются повторением уже существующих требований, изложенных в каких—либо международных нормативных актах или в национальных стандартах;

4) сведения о том, каким образом будет в будущем происходить ознакомление с создаваемым документом;

5) название организации или инициалы лица, разрабатывающего данный проект регламента, его почтовые и электронные координаты, с использованием которых принимаются замечания заинтересованных лиц;

5 этап: публичное обсуждение проекта;

6 этап: получение отзывов на проект;

7 этап: анализ полученных отзывов;

8 этап: доработка проекта с внесением изменений, учитывающих полученные письменные замечания заинтересованных лиц;

9 этап: проведение публичного обсуждение проекта технического регламента;

10 этап: принятие проекта в первом чтении;

11 этап: составление списка полученных письменных замечаний с обязательным кратким изложением сути данных замечаний, а также результатов их обсуждения;

12 этап: проведение экспертизы готового проекта технического регламента в комиссии экспертов по техническому регулированию, в которую могут входить как представители различных Федеральных органов исполнительной власти, так и представители научных учреждений, общественных организаций, разнообразных фондов и учреждений потребителей и предпринимателей;

13 этап: принятие готового и переработанного проекта во втором чтении. Также предусмотрен порядок принятия и рассмотрения проекта Закона РФ «О техническом регламенте» в Государственной думе и, далее, в правительстве Российской Федерации. Направленный из Государственной думы в правительство РФ проект Закона РФ «О техническом регламенте» рассматривается на протяжении календарного месяца, в течение которого в Государственную думу должен быть отправлен отзыв, созданный с учетом положений заключения, выданного экспертной комиссией по техническому регулированию. Подготовленный таким образом проект Закона РФ «О техническом регламенте» направляется Государственной думой в правительство РФ для второго чтения, но не позже, чем за месяц до рассмотрения вышеуказанного проекта в Госдуме также во втором чтении. На этот проект правительство РФ обязано также в течение месячного срока отослать в Госдуму свой отзыв, который также учитывает заключения, полученные из экспертной комиссии по техническому регулированию. Внесение дополнений и изменений в принятый таким образом технический регламент или же его отмена происходят в том же порядке.

1. Предисловие

В градостроительстве, а равно и в политике, Восточная Пруссия – аллювиальная земля: и короли тут были «в» Пруссии, а не «из Пруссии»; и жители, пусть и укоренившиеся, до последних дней всё считали волны своих миграций; и города, и государства – все они изобретались вовне и привносились сюда чуть ли не готовыми, становились родными. Эксперимент повторялся неоднократно, орденом, герцогом, королём, народным советом, и каждый раз – с нового листа: многократное повторение новых заходов, далеко не всегда успешных, выявило некоторые общие принципы: геометричность – и лёгкую потустороннесть, личные свободы – и жёсткий патернализм, всё то, что вошло здесь в плоть и кровь и почву, стало неотъемлемой частью этой земли, рисунком её страниц. Средневековое обустройство Восточной Пруссии, её эволюция до середины века ХХ – не просто урок истории, но и наказ избежать ошибок при написании новых её глав. Призванный в 1230 году польским королём Конрадом Мазовецким Тевтонский орден по Крушвицкому договору, вторгся в завислинский «Кульмский лен» и сразу же закрепился на переправе. Был основан Торн, за ним Кульм (1232 г.), потом Реден (1234 г.), Грауденц (1234 г.), и Мариенвердер (1234 г.). За считаные годы на карте появились 97 городов и почти полторы тысячи деревень: редкое государство похвалится такой успешной сплошной урбанизацией в столь короткие сроки; Восточная Пруссия столетиями жила наследием этого первичного импульса.

Полутысячелетие после переселения народов и падения Римской империи было временем повсеместного усыхания городов до деревень, а деревень до пустошей. Священная римская империя германской нации, то есть собственно Германия, позднее возникшую Пруссию не включавшая, на всей своей территории насчитывала не более 40 городов, считая таковыми и ужавшиеся остатки римских поселений, в стенах не по размеру, и вольные посады, и слободы при замках новых феодалов. Воли к градостроительству в эти годы в западной Европе не найти – но пройдёт лишь немного времени, и западные рыцари в завоёванной Палестине покажут себя заядлыми и умелыми горожанами: что же произошло не немногие, в историческом масштабе, годы? – впервые за столетия Нгерманское село с середины XII века сумело накормить страну. Перейдя к трёхполью, оно стало вывозить урожай и специализироваться (прежде каждый был и швец и жнец); отказавшись от внутрисемейной, внутридеревенской автономии, породив архитипичного немецкого хуторянина-торговца, с караваном ходившего на ближние и дальние ярмарки. Ценою сытости и залогом свободы торговли стал отказ от «казачьей», анархической личной свободы оружного поселенца, перешедшего под княжью руку. Феодалы «замирили» поселян, перекроили прежде общие поля, обеспечили пахотой – и результат не заставил себя ждать: к 1050 году население Священной римской империи более чем удвоилось (до 5 миллионов), к 1200 году – ещё раз удвоилось; росли избытки урожаев, превращались в товар. Появились ярмарки, а там и ярмарочные города при бродах или у замков. Города доросли до собственных своих старых стен и выплеснулись вовне, но пока ещё не нашли своей формы, росли произвольно протоптанными улицами и округлыми палисадами

Некоторая осмысленность планировки появляется лишь после XI века, когда градоустроение переходит из рук торговцев, разбивающих шатры своего каравана где им сподручнее, в ведение сперва церковных, а затем и светских князей. У города появляется пространственный архетип: уличный торг, широкая площадь, тянущаяся через весь город; город превращается в разработанную область права (Магдебургский кодекс и его производные), и даже дохода: королей, городских корпораций и частных предпринимателей. В Германии 16 миллионов, отправившей Тевтонский орден в помощь полякам против язычников-прусов, было уже до 3000 городов, причём закладка большинства из них пришлась на XII, поистине градостроительный век – Оттокар Богемский основал их более шестидесяти, один из них сразу нарекли Кёнигсбергом.

К XIII веку сытая Германия исчерпала внутренние сельскохозяйственные резервы,а рост населения всё продолжался. Часть крепостных шли в города, но немало отправлялись за волей, «казачествовать» в Магдебург и Бранденбург, Ангальт и Саксонию, Тюрингию и Силезию – и далее за Вислу. Именно в этот период мы сталкиваемся с профессиональным градостроением, начавшимся новыми, пока ещё иррегулярными городами первой половины XII века, и оборванном на пике взлёта чумой 1348 года.

Первичную форму «орденского» градостроительства новоприсоединённых тогда земель найдём в германском деревенском просёлке. Стоит его уширить и застроить короткие стороны, превратить улицу в площадь, и мы получим упрощённую форму позднейшего прусского города. Оставалось лишь обособить рыночную площадь от транзитного проезда, разложить весь план города по «модулю» рыночной площади и уравнять размеры прежде различных по ширине проездов – и вот мы уже видим ортогональность, словно пришедшую из античности! Сходство наглядное но ложное; родство античного Милета или Тимгада с прусским Фридландом не простирается далее прямого угла.

Грек наполняет отведённое пространство гипподамовой решёткой, единица его города – квартал; довления главных улиц этот идеал не предусматривает. Римские колонии, напротив, строятся шеренгами по проспектам, выпуская лишь некоторые квадраты под рынок или амфитеатр. Германский искусственный город «внутренней колонизации» тоже таков, тоже начинается с улицы-хорды, но вовсе не прямолинейной – откуда ему эту ортогональность было бы знать? Унаследованные от римлян города не могли научить его чистоте планов, к началу восточной колонизации в XII веке она была утрачена вовсе, потребовался XIV век, чтобы вернуть им прежний вид. Строитель колонистского города несомненно был знаком с градоустроением Востока, недаром названия прусских замков не раз и не два вспоминали о Святой земле: Торн получил своё имя от замка Торон, Кёнигсберг и Нейгаузен тоже имели «побратимов» в Иерусалимских королевствах крестоносцев – но и истовым следованием Писанию, «больш[ой] и высок[ой] стен[ой]... с востока трое ворот, с севера трое ворот, с юга трое ворот, с запада трое ворот... расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта» не объяснить, при всём сходстве, многочисленные орденские детища. Горний Иерусалим как формальный прообраз часто прикладывается к самым различным городам, самой разной геометрии: в Германии, Испании, России, но богоосенённость поселений всегда остаётся символической, духовной. Точно следовали формам «Откровения» разве что монастыри – но территория Тевтонского ордена вовсе не была одним большим аббатством!

Закладка города обязательно есть осознанный акт, здесь недостаточно следовать книжным образам или перенять форму с чужного плеча, чтобы построить свой город, нужно обзавестись собственным пониманием городской жизни, захотеть заложить именно город, а не что иное. Закладка города регулярного, заранее распланированного, требовала ещё более глубокого осознания всех аспектов своего творения: Закладка города – владыческий акт: никакой «дух времени» не • смог бы расставить города по стратегическим точкам и населить их столь единообразно, как произошло это в Пруссии – только сильная рука. Похожее известно и в испанской реконкисте, и в Америке конкистадоров, и на юге Франции.

Закладка города – проектировочный акт, признак высокого искусства • геометрии: должно быть заранее известно, сколько отмерить для участка мастерового, и сколько – для патриция, есть оценка трудо- и материалозатрат начатого строительства, готовность обеспечить их из подвластных земель, установить правила застройки и им

следовать. Эпоха средневековья – период жесточайших строительных уложений; впервые после римской античности устанавливаются градостроительные нормы и применяются на практике.

Закладка города – правовой акт. Жалованная грамота даровала • привилегии: ярмарку, ремёсла, трактир, судейство, самоуправление («город делает свободным») – недостижимые мечты, запретный мир закрепощённых селян Европы. Градообразование вообще немыслимо в отрыве от крестьянского, вне-городского вопроса, тем менее орденскому государству, которому разноправие городских и сельских жителей было вовсе не свойственно. Не было в нём (за коротким перерывом) и крепостных – в Восточной Пруссии крестьянский мир не заканчивается у городских стен, один и тот же воздух веет над ними!

2.1. Геометрия власти, расположение городов и планировка земли

На языческие территории орден продвигался этапами. Заложив первые поселения Торна и Кульма, спустился вниз до Эльбинга; основав Балгу, получил в свои руки контроль над всем заливом и начал подготовку нового похода. В 1239–40 годы рыцари подчинили провинции Вармию, Натангию и Бартен; для защиты от литовцев в начале XIV века устраивается по тогдашнему рубежу пограничная засека Фридланд – Цинтен – Бартенштейн – Ландсберг – Велау – Растенбург; как ответ на восстание прусов выросли сильно укреплённые города Гейльсберг и Браунсберг, один – кульмский и сельский, другой – торговый любский. В метрополии подобная разномастность была бы знаком соперничества двух феодалов, на орденской же земле – отражением единой градообразующей силы, самовластно определявшей место и цель возникновения своих городов. Папской «Золотой буллой» (1226 г.) единственно ему отводилось право на земли и их недра, ярмарки и рынки, дороги и налоги.

Здесь не было многочленной цепи имперских зависимостей, где каждое звено в меру своих возможностей было бы градостроителем, была лишь пара орден – колонист, что не преминуло отразиться на поселениях, не строившихся, как в метрополии, одним князем в ущерб другому. Города возникали в местах, где природа их никогда бы не породила, но где их наличия требовала государственная стратегия.

Города расставляли по удобным для обороны местам: у слияния рек, по судоходным руслам, в засеках, за болотами. Позднее именно такая расстановка-«ухоронка» сохранила на века схемы XIII века, предотвратив и взрывной рост индустриализации, и перепланировки прочих лет: города довольствовались формами, дарованными им «на вырост». В метрополии, напротив, города росли быстрее и неравномернее, реконструировались и вскоре утратили облик, некогда и им присущий. Восточная Пруссия, получив вполне разработанные градостроительные схемы высокого средневековья, надолго смогла их сохранить.

В применении на местности абрис города ставился выше форм ландшафта: характерный прямоугольник орденского города не становится, природе под стать, трапецией или, как московский Кремль, треугольником, даже если сохранение равнозначно-сторонней планировки вело к значительным расходам. Так, во Фридланде перенос переправы к новому городу, заложенному среди чащоб и болот, вылился в ежегодное строительство нового моста, постоянно сносимого паводком; Кёнигсберг долгие века карабкался на крутой подъём у западных башен замка – ранне-орденский гораздо более пологий объезд замка с севера и востока хоть и сохранялся, но развития не получил, вероятно, из-за несогласованности с предзаданным рисунком плана.

Подобный жёсткий схематизм можно счесть знаком нового, идущего на смену «неправильному» прусскому поселению. Орденские города, действительно, зачастую возникали на месте прусских селений, замков и памятных мест, обычно выгодно расположенных в военном аспекте, но не следовали им ни в трассировке застенных улиц, ни в линии стен. Таковы Балга = Хонеда Велау = Ветало Гердауэн = Гирдав Кёнигсберг = Твангсте Крейцбург Лабиау = Лабегове Прейсиш-Голланд = Оцек Рагнит Тапиау = Сугурби Тильзит = Шалвен Торн Фишгаузен Фридланд Хейлигенбейль = Свентомест Цинтен

Вероятно, прежние прусские городища и капища сжигались сразу после взятия, закладка нового проходила с чистого листа, деревни же прусов сохранялись, как не мешавшие германским поселенцам. Страна была знакома и с многоградием, оптимальным размером города считался удобный для пешего хода радиус в 250 м от центральной площади и ратуши. При превышении его принято было закладывать у стен следующий законченный по композиции город, со своим торгом и своим правом. Через несколько столетий тот же габарит стал радиусом жилмассивов. Урбанизация шла от большего к меньшему, не города рождались из деревень: деревни строились городами, которые и сами были вооружёнными деревнями в 40–50 семей за крепостной стеной. Лишь после полного подавления всех восстаний появились необвалованные деревни, преимущественно уличного типа, на 12–24 двора, сначала – в Кульмском лене (1282 г.), позднее – и далее по завоёванным землям, всего около 20000. Их первоначальная форма вскоре утратилась (после 1410 г. оставалось не более 3000 монарх – дворяне – рыцари – вольные – крепостные проезжие дороги от города к городу, от ярмарки к ярмарке, появились гораздо позднее до в 1230 г. в Пруссии было 14000–220000 человек. В 1400 г. население достигало около 14000 прусов, 103000 немцев и 27000 поляков в Кёнигсберге городов, слобод и поселений было до десятка деревень), при повторном заселении после войн и эпидемий они оформлялись заново. Рост деревень до городов, обычная последовательность урбанизации, отмечается лишь в герцогский период или же на Самбийском полуострове, пусть его разросшимся деревням так и не удалось обзавестись городскими грамотами до самого конца германского владения. Плотность расселения находилась в прямой зависимости не только от государственно-оборонительных причин, но и от наличия (сохранения) первоначального населения: причиной редкой и разительно деревенской системы Самбии следует счесть всё те же восстания, подавленные здесь с такой силой, что уцелевшие самы утекли в Литву. Взамен пришли судавы, которых приходилось целенаправленно насаждать, чтоб служили они на фермерских хозяйствах – так единственным городом епископии стал Фишгаузен, а первая «полноценная» деревня Самбии появилась лишь в 1407 году. В Западной Пруссии, занятой с меньшим сопротивлением, деревни, напротив, предшествовали городам, сохранялись лучше и предопределяли более сложные формы городов.

Неотъемлемой частью города был общинный выгон и, у каждого домовладения, «вечно нераздельное» поле в два моргена вне крепостной стены, всего около 30 гуфов. Горожанам эти «приусадебные хозяйства» были источником пропитания. Бывали сады и внутри периметра стен, ими становились резервы площадей, оставленных свободными в ожидании частого, в начале, набега. Крестьяне тогда спешили под защиту стен и разбивали лагерь на подобных пустошах. Расстояние в 15–30 км между городами обеспечивало не только защиту: из самого отдалённого надела крестьянин мог в один день мог доехать до городских ворот – и вернуться. В мирное время сады на пустошах внутри городских стен сделали прусский город столь отличным от имперских городов IX–XII веков. Зажатые феодальными владениями, в метрополии города тянулись ввысь – восточнопрусские раскидывались, подобно Царьграду. Межгородское расстояние и доступность поселянам предопределяла роль города как ремёсленного центра: здесь ставились орденские мельницы, обязательные к использованию, и не менее обязательные орденские пивоварни, и ремёсленники – своих поселянам не дозволялось заводить. Последний запрет продержался до 1809 года.

2.2. Геометрия плана, развитие рисунка города

От извивчатости к геометрической абстракции новые города Германии двигались уже с X века; простейшую форму показывает Рохлиц-на-Мульде, чей новгород конца XII века – одна-единственная улица, протянувшаяся от замка до восточных ворот. Здесь близка ещё первоначальная деревня с общинным выгоном; тюрингцы основали множество таких одноуличных городов при колонизации Силезии в начале XIII века. Перпендикулярным проездам значительно меньшей ширины здесь отводилась роль служебных, и лишь к концу XIII века доминирование продольных улиц уступило место равноценности обеих планировочных направлений, столь характерному для заселения Восточной Пруссии – но уже несколько ранее, в веке XII, образовался иной архетип, находимый нами в Восточной Прусии: любская градостроительная схема.Любек, сильный и вольный город, богатейший член ганзейского купеческого союза, неоспоримый арбитр любского морского права, содействовал ордену на Балтике, отчего главные портовые и торговые города здесь следовали именно его традиции. Первым, при впадении одноимённой реки в залив, встал Эльбинг

(1246 г.); за ним последовали Браунсберг, 1254 г. Данциг (1224–1295 гг. по любскому праву) Кёнигсберг-Альтштадт, 1286 г. Кёнигсберг-Кнейпгоф, 1327 г. Мемель, 1258 г. Фишгаузен, 1305 г. Фрауэнбург, 1310 г. В таких городах длинному торгу, следовавшему течению реки, сопутствовали слева и справа параллельные проезды меньшей ширины, а часто расположенные поперечные проулки, застраивавшиеся пакгаузами, соединяли их с водой и пристанями, обеспечивая удобный подвоз товара. Один из переулков обычно оставлялся шире других, придавая рисунку плана сходство с крестом: эти перекрестья, иногда и с особенным отступом от красной линии застройки, обычно избирались местом для ратуш. Городские церкви, напротив, значительно отодвигались от магистрального проезда, и церковный двор, сперва бывший кладбищенским, отделялся от дороги рядом домов. Превращение кладбищ в церковные площади, по санитарным причинам, стало поводом возникновения узких кварталов-строчек, встречающихся только в подобных сочетаниях. Один лишь факт прибытия колониста-нижнегерманца на любекских кораблях, очевидно, не обязывал его к некоей форме расселения. Непригодна была и схема-линия, предполагавшая бы дуализм «посад – замок»: даже и там, где замки (некогда) присутствовали, они города не закрепостили, оставшись словно вне рисунка улиц, как в Кёнигсберге или Нейденбурге; к ним не сходились улицы, у них не устраивались площади, они – многозначительно отсутствовали. При отсутствии явного ориентира в виде города-патрона или объекта (замка)-образца, общей схемой большинства орденских городов XIV века стал абстрагированный от местности четвероугольник на плоскости, по возможности сориентированный по странам света, с двумя, позднее четырьмя противолежащими воротами в середине каждого из прясел; с дорогой, по прохождении ворот немедленно разделяемой на две параллельных улицы, на квартал отстоящие друг от друга; с рыночной площадью шириной в такой квартал; с «чистыми» улицами, перпендикулярно отходящими от углов этой площади. Любское разделение проездов на продольно-парадные и перпендикулярно-служебные здесь развилось до сети поименованных улиц, выходивших на рынок, с обращёнными к ним главными фасадами домов – и сети безымянных служебных переулков, ведших к чёрным ходам. Две решётки проездов, словно наложенные друг на друга, существовали, существования друг друга не замечая и архитектурно не артикулируя; каждый домовой участок получал парадный и чёрный подъезды, а потоки людей и повозок распределялись между ними. Первоначально система была сложнее, трёхчленной: между фахверковыми тогда домами оставлялись проулки во избежание переброса пламени, или даже четырёхчастной, с аркадными улицами-галереями у базара – можно найти в них сходство с сирийскими или, скорее, силезскими, строившимися незадолго до прихода ордена в Пруссию. Упадок орденского строительного надзора отразился в полном исчезновении чёрных проездов и торговых галерей, присоединённых к домовладениям, заложенных или вовсе сломанных. Вормдитт, Гейльсберг, Зольдау, Мариенбург, Морунген, Фридланд и Хейлигенбейль, вообще Вармская епископия дольше сохраняли галереи, предстательством великого магистра Германа фон Зальца (Hermann von Salza), в 1226 г. Любек стал вольным городом прежде характерные для всей Восточной Пруссии; система чистых и чёрных улиц вплоть до Первой Мировой войны украшала Прейсиш-Голланд и доказала свою пригодность более чем шестистами годами стажа.

Середина окаймлённых улицами площадей-«колец» оставалась незатронутой транзитом транспорта и отводилась для торга. Таковы, в орденской области, Алленбург (1400 г.) Алленштейн (1348 г.) Бальденбург (1382 г.) Бартенштейн (1332 г.)Бишофсбург (1395 г.) Бишофсвердер (1331 г.) Бишофсштейн (1385 г.) Бютов (1346 г.)

Вартенбург (1364 г.) Велау (1336 г.) Вормдитт (1359 г.) Гарнзе (1334 г.) Гейльсберг (1308 г.) Гердауэн (1389 г.) Гильгенбург (1326 г.) Гогенштейн (1359 г.) Грауденц, (1234 г.) Гутштадт (1329 г.) Дейч-Эйлау (1305 г.) Домнау (1400 г.) Дренгфурт (1405 г.) Зальфельд (1305 г.) Зебург (1338 г.) Зенсбург (1444 г.) Зольдау (1344 г.) Йоганнисбург (1451 г.) Крейцбург (1315 г.) Кристбург (1290 г.) Кульм, (1232 г.) Ландсберг (1335 г.) Лауэнбург (1341 г.) Либемюль (1334, г.) Мариенбург (1276 г.) Мариенвердер (1234 г.) Морунген (1327 г.) Mюльгаузен (1338 г.) Нейденбург (1381 г.) Норденбург (1405 г.) Остероде (1329 г.) Пассенгейм (1386 г.) Прейсиш-Голланд (1297 г.) Растенбург (1357 г.) Рёсель (1337 г.) Ризенбург (1330 г.) Розенберг (1305 г.) Торн (1231 г.) Фрейштадт (1331 г.) Фридланд (1312–1335 г.) Хейлигенбейль (1301 г.) Цинтен (1313 г.) Черск (1386 г.) Шиппенбейль (1351 г.) Штум (1416 г.)...

Первоначально параллельные улицы стягивались к въездным воротам, превращая окраинные кварталы городов в трапеции – в Волау (1285 г.) или в Цигенхальзе (1263 г.). У рынков параллельные улицы заужались домами, выдвинутыми за «красную линию» на 5–6 м и тем его ещё чётче оформившими рыночные площади как в плане, так и зрительно. Первоначально такое выдвижение внутрь правильного прямоугольника, описанного улицами, создавали лёгкие торговые галереи перед лавками, позднее их обстроили в камне. С ними боролись, как позднее и с верандами-«бейшлагами», но они обзаводились верхними этажами и оставались на века – а иногда и вовсе входили в массив застройки, оставляя на память о прежнем мотиве лишь заужение проезда. Иной вариант развития показывает Шиппенбейль, где пара улиц последовательно проходит три площади. Близки к идеальному исполнению прямоугольного архетипа планы Алленбурга, Нейденбурга, Браунсберга и Фридланда. На землях метрополии им равных не было, они там и не строились, и не по причине неприемлемости подобной планировки – не оставалось пространства к закладке новых городов столь совершенного типа, поля здесь уже получили своих крестьян! Рынок был центром тяготения почти каждого средневекового города, центром ближней и дальней торговли, а центр рынка (или перекрестье рынков, если город следовал любской схеме) отводился ратуше. Позднее такое расположение стало читаться символом градского самосознания, тем более, что роль городов провинции как оборонительных форпостов или центров провинциального же управления постоянно снижалась (управление концентрировалось в столице), но исток его прозаичен: ранние ратуши, гильдейские залы, рождались как залы торгов, и сплошь остраивались торговыми галереями; рынок венчал ратушный шпиль, рынком порождённый. Лишь утрата первоначального здания, случавшаяся обычно в герцогский или королевский период, объясняет иное расположение ратуши (Гердауэн). Церкви, при всей своей величине, зачастую небывалой и несоразмерной, казалось бы, маленьким городкам, не служили организующим элементом рисунка орденского городского плана. Даже встав на места, словно созданные для давления над городами, церкви не становились градостроительными центрами и не оспаривали уличную раскладку от рынка. Даже и самые крупные орденские замки, вмещавшие в неспокойный (до-городской) год до 400 человек насельников, не строили вокруг своих доминант отдельных площадей! — они создавали своим утрированным объёмом далеко видимый образ города, но при том подстраивались под разложенную сетку незастроенных ещё улиц, отгораживались от сетки дорог рядом домов причта, и лишь в исключительных случаях выходили собою на пространство главного торга. Подобная «обставленность» храма домами низкого назначения не была признаком небрежения религией, скорее здесь «Beischlag», возвышенная веранда на тротуаре, позднее — застеклённая многоэтажная пристройка городские церкви Пруссии сродни гигантским соборам Латинской Америки: они предшествовали своим общинам и окормляли значительные территории. Деревни, напротив, столетиями обходились без собственных церковок. можно увидеть глубокое понимание строительных масштабов: церковь государственной величины вырастала из скопления горожан у своего подножья – и им же была своей величиною обязана! В полувоенном-полумонашеском орденском государстве храмостроение и градостроение шли рука об руку – а потому не знали городской типологии трёх «властных полюсов», распространённой в метрополии. Создававшиеся здесь двуединые ратушно-храмовые площади, связанные короткой церковной улицей или наугольно представляли собой совершенно иной, мелкомасштабный и функционально обоснованный бесконкурентный тип построения согласованного пространства, принципиально отличный от тройки соперников замок – храм – ратуша. Не только замки в делах городского плана почти не участвовали, бывало, что церкви и вовсе не находилось места в решётке городских улиц и церковный двор устраивался во внешних углах крепости, в колене крепостной стены (Велау), в местах, обычно занимаемых в крепостях цитаделями и лишь незадолго до того покинутых расформированным орденским постом. Модулем планировки служило «владетельное копьё»: в «природных» городах Запада, реконструированных средневековыми градостроителями, это правило обосновывало снос прилепившихся к фасадам пристроек; в новозаложенных – определяло ширину ещё не построенных проездов. Размеченные при закладке от рынка до самых стен, они выходили далеко за ареал первоначальной застройки и, в сочетании с медленным ростом здешних городов, обеспечивали на годы вперёд единый шаг восточнопрусского поселения. Дома Восточной Пруссии, обычно фронтонные, были уже по фасаду, чем их современники в метрополии, даже и в собственном прототипе: те, что в Любеке насчитывали до семи осей по фасаду, в Восточной Пруссии редко достигали четырёх. В любском Кёнигсберге средний участок был два кульмских прута или 30 футов шириной и четыре-пять прутов длиной (17,20–21,50 м), что меньше, чем в иных городах. В Фишгаузене обыкновенный участок был несколько уже, 24–27 футов, но выделялся длиной, 160 футами (46 м) далеко оставляя за собой идеальные квадраты Фридланда: здесь ширина улиц и участков совпадали и равнялись 30 футам (8,64 м), девяностофутовая глубина участка троекратно превосходила ширину, а сторона города вдевятеро превосходила глубину участка, достигая 810 футов (233,38 м) – очевиден троичный мотив, посвящение города через пифагорейские гармонии в средневековом изложении. Сходны взаморазмеры и в других городах: в Норденбурге город первоначально занимал прямоугольник 300 х 150 м (рынок: 28 х 52 м), в Гердауэне рынок занимал четырёхугольник 90 х 120 м (во Фридланде – 65 х 75 м), сохраняя при том масштабность всех более мелких членений. Все храмы и замки также строились кульмским футовым модулем. Дополнительно городские участки различались по величине на «целые дворы», «половинные» (полной глубины, но половинной ширины по фасаду), и «будки» (фасадом обращённые к переулкам, длиной не превышавшие половины глубины «целого» участка). Дробные участки возникали как результат наследственного деления участков полноразмерных, когда, как и было принято по всей Германии до конца XIII века, а в Эльбинге, Браунсберге и Кёнигсберге и позднее, дома делились между собственниками не поэтажно, а по вертикали, сохраняя и на уменьшившемся участке типичную систему вертикального функционального зонирования дома. При последующих перестройках такие неудобные участки вновь сливались с соседними, что вело к разнообразию длин фасадов. Кварталы обыкновенно вмещали 10–15 домов, высотой до карниза, обычно, не более 30 футов. Более высокие постройки требовали отдельного дозволения магистрата. Фахверковый модуль нижненемецкой традиции (с некоторыми изменениями, объяснимыми требованиями климата), перенесённый в Восточную Пруссию и покоривший её всю, в сочетании с гигантским единомоментно появившимся объёмом строительства вёл к типизации, и, вероятно, к использованию элементов «заводской» или, в те годы, «мастерской готовности». Подобное мы найдём и в российских крепостях (Свияжск). В кирпиче строилось (после церквей и замков, окаменевших в 1260е гг.) духовенство; позднее, и горожане – но ещё в начале XVIII века количество каменных домов было так мало, что прозвание «Steinhaus» часто служило достаточным адресом. Вся прочая Восточная Пруссия и до самых своих последних дней оставалась деревянной и горела столь же часто, как и Москва: Фишгаузен полностью разрушался и выгорал в 1462, 1673, 1677 годах; Лабиау – в 1685, 1689, 1721, 1810 годах, прочие не отставали. Вплоть до «rechtschaffener Speer», определение ширины улицы через длину копья — рыцарь, по улице проезжая, концом копья не должен был касаться стен. XX века местная «Строительная газета» особую колонку отводила пожарам городов, не помогал даже водопровод, известный в провинции (Фридланд) уже в 1400х годах. Город, не имевший при закладке иного обоснования, кроме фортификационного, вне сетки дорог и вне торгового обмена с другими городами, определяющим своим элементом не мог выбрать что либо, кроме крепостной стены – она одна, вкупе с государственной волей, дарила ему существование. Город обходился не только без цитадели, но и без гарнизона, тогда ещё не изобретённого; от набегов литовцев или восстаний прусов защищаться приходилось лицам гражданским, а потому город-крепость проектировался так, чтобы даже и непрофессионал, сбежавший под защиту стен крестьянин-колонист мог его оборонить! Пруссак тех лет – вовсе не закованный в железо рыцарь, а квадратность его кварталов – не отражение вседовлеющей страсти к порядку, а ещё и успешная попытка сочетать удобство парцелляции с равнолёгким доступом ко всему оборонительному периметру. Прусский город ценен не элементами своей застройки; взятые по одиночке, его дома банальны и скучны, ведь собственной знати земля эта не имела, а орденские братья были всего лишь администраторами. Поселенческие дома нуждаются в стяжке красивой стены, плотно, но вольно их облегающей, чтобы суммарно лишь произвести некий эффект; зачастую именно городская стена и вела к скромному, от контраста, виду домов за ней, так как внутренние стороны проездных башен – Высокие ворота в Алленштейне, Гейльсбергские ворота в Бартенштейне, Каменные и мельничные ворота в Велау, Рыночные ворота в Эльбинге, ворота Ризенбурга – украшались особо. Даже кратковременное укрепление (в Норденбурге стены срыли уже в конце XVII века) способно было задать долговременный импульс городу, даже и простой палисад – Фишгаузен, никогда не обладавший поясом каменных стен, а лишь нерегулярно поновляемым палисадом (и тремя воротами), столетиями держался орденских уложений, не требуя письменной фиксации. Первоначальные земляные валы и деревянные палисады вскоре сменили кирпичные стены с тех сторон, где не подступали бы от природы неприступные стороны рек и болот. Замкнутые оборонительные пояса появлялись много позднее, так что город орденского плана обычно окружала стена гораздо более позднего века, чьё очертание не согласовывалось с формой города. К концу прусского градостроительства стеностроительство и вовсе стало самодовлеющим: в годы русско-прусского союза XIX века, в самый долгий период мира в Европе нового времени, Кёнигсберг лихорадочно возвёл оборонительный пояс, спасаясь от России же, и, достроить не успев, возопил о непомерных этим строительством вызванных налогах и об обременении городской жизни наличием лишь редких и узких ворот. Впоследствии эта новая стена оказалась как никогда лучше описывающей свой город, породив новую согласованную пару.

Дата добавления: 2017-01-13