Пока я валялся па больничных койках

Пока меня раненого переправляли из Мошкан в Сосновку, а оттуда в Витебск, пока я валялся на больничных койках и доктор Н. И. Чертков со своими коллегами выхаживали меня и спасали от смерти, жизнь шла своим чередом.

Партизанская бригада «Алексея» наносила оккупантам удар за ударом, совершала диверсии на шоссейных и железных дорогах, громила вражеские гарнизоны, отражала одну за другой карательные экспедиции, попадала в окружения, вырывалась из них, в схватках теряла своих бойцов. Их место в партизанских рядах занимали все новые и новые добровольцы.

На второй день после бомбежки нашей деревни свыше сотни фашистов двинулись в ивановский лес со стороны Скрыдлева. Шли они сначала без опаски, вероятно, считая, что партизаны им могут встретиться лишь за деревней Церковище, а то и дальше. Но на всякий случай растянулись цепью по фронту более чем на километр. Переговаривались, иногда весело гоготали.

Шли... Но уже через каких-нибудь семьсот метров от Скрыдлева партизанские пули заставили фашистскую цепь не только залечь, но и начать окапываться. Это разведчики Николая Дмитриевича Семенова, находившиеся в передовом дозоре, залегли среди кустов в канавке, которая тянется поперек церковищенского большака через луг, подпустили врага на каких-нибудь сорок метров да так полоснули, что в первый же момент восемь фашистов, упало замертво, а несколько закорчилось от ран.

Партизанских смельчаков было всего семь человек. Они имели один пулемет, четыре автомата и два карабина. Командовал ими Николай Дмитриевич. Заметив двигавшуюся от Скрыдлева цепь фашистов, он отправил одного разведчика с донесением к Зюкову, а остальных так разместил по канавке, что создавалось впечатление, будто там по крайней мере не менее роты.

К партизанам подошло подкрепление. Первыми прибежали бойцы роты Ивана Казанцева, за ними — Артема Ваканова и Станислава Беккера. Народные мстители быстро и скрытно заняли оборону, открыли прицельный огонь по противнику. Командовал всей этой группой начальник штаба батальона Николай Григорьевич Малаховский.

Партизаны держались мужественно. Немцы палили вовсю. Не жалея патронов, сыпали из автоматов, строчили из пулеметов, стреляли из винтовок, бросали мины из двух минометов, установленных в лощине. Стреляли, часто не поднимая головы от земли, не целясь. Просто палили, да и только. Нередко немецкие пули высоко проносились над головами партизан.

А алексеевцы вели прицельный огонь. С боеприпасами у них всегда было небогато. Если и имелись запасы, то, как правило, надежно запрятанные в тайниках. На себе много не унесешь и обозы большие не потащишь. Партизаны привыкли беречь каждый патрон. Вот и сейчас они лежали и высматривали цели, ждали, пока какой-нибудь фашист оторвется от земли и поднимет голову. Вот тут-то он и готов. Партизанская пуля навсегда пришьет его к земле.

Командование батальона знало, что группа Малаховского не сможет долго вести бой, удержать фашистов на подступах к деревне Церковище. Тем более местность здесь не очень подходящая. Правее дороги Скрыдлево — Церковище в сторону Шилков тянулось болото, левее — большое чистое поле. Только над канавкой, уходящей к реке Черничанке, где залегли партизаны, рос мелкий кустарник. К тому же фашисты отправили мотоциклистов в сторону Сосновки, Замосточья и Витебска, вероятно, за подкреплением.

Константин Зюков, оценив обстановку, срочно начал готовить вторую линию обороны. Она протянулась по опушке ивановского леса, через церковищенское кладбище до Стармоусова, а оттуда к Мошканам. На дороге, ка самой опушке леса, были сделаны завалы и перекопы. Через связных передали приказ об отходе находившимся в засаде разведчикам Семенова и ротам Казанцева, Ваканова и Беккера. Те незаметно снялись, уползли по канавке до болотины, а потом по кустам и опушке леса добрались до своих отрядов, уже занявших оборону.

А немцы продолжали обстреливать место бывшей засады. Прибыло и к ним подкрепление. Фашисты, приехавшие из Сосновки, разгрузились за взгорком и перебежками продвигались вперед, ведя огонь по опустевшей канавке. Со стороны Витебска тоже появились грузовики с солдатами в кузовах и прицепленными сзади пушками.

— Ну, держитесь, хлопцы! — оторвав глаза от бинокля, сказал Зюков.— Смотрите, какую силищу двинули!

Фашисты, прибывшие из Витебска, развернули три пушки над Черничанкой. Начался артобстрел. Снова заговорили минометы, которые было уже прекратили огонь в ожидании подкрепления.

После получасовой артиллерийско-минометной обработки поросшей кустарником канавки, где раньше занимали оборону партизаны, фашисты поднялись в атаку. Но что такое? Ни одного ответного выстрела.

Партизанские позиции сказались совершенно пустыми. Только валялись винтовочные и автоматные гильзы...

Вызванный немецкий самолет начал «обшаривать» местность. Долго кружилась «рама» над Церковищем, Ивановкой, над болотами и лесами. Противник начал подтягивать силы. Солдаты цепью осторожно продвигались к ивановскому лесу, перебегая от кустика к кустику, от бугорка к бугорку, а кое-где пробирались и ползком. За каждым укрытием ждали партизан. Но их не было, как водой смыло. Вот уже и Церковище осталось позади. Недалеко и опушка ивановского леса. Там что- то подозрительное. Настороженная тишина леса, видимо, пугает оккупантов. Они залегли, начали окапываться. Подтянули пушки, установили минометы. Время уже было послеобеденное. Снова начался артобстрел. Снаряды и мины обрабатывали опушку. Потом немцы перенесли огонь несколько в глубь леса.

Фашистские цепи вновь поднялись в атаку, бежали к опушке. Партизаны молчали. Может быть, враги надеялись, что тоже прибегут на пустое место. Вот уже до леса осталось не более пятидесяти метров...

— Огонь! — раздалась команда Зюкова.

— Огонь! Огонь! — отдавали приказания командиры отрядов, рот и отделений...

— О-о-о-го-го-гонь! — неслось эхо над лесом.

Дружно заговорили партизанские пулеметы и автоматы, затрещали винтовочные выстрелы, полетели гранаты...

Гитлеровцы залегли, атака захлебнулась. Оставляя раненых и убитых, они поползли на исходные позиции. Как ни орали на них офицеры — ничего не вышло.

Снова заговорили немецкие пушки и минометы. Снова атака. И снова она захлебнулась...

Держаться дальше на этом рубеже партизанам было опасно. Фашисты начали обходить их слева и справа. Наверное, воинственный пыл фашистских офицеров еще не улетучился. Они гнали солдат вперед, не считаясь с потерями.

Константин Зюков поручил комиссару отряда имени Селиваненко Петру Васильевичу Чернецову взять две резервные роты и немедленно отправиться в глубь леса, за хутор Горелое Лядо, за болотинку, поросшую мелколесьем. Там на взгорке, нависшем над болотиной, занять оборону. У Зюкова созрел дерзкий план. Но пока что он об этом никому не говорил. Чернецова же направил с двумя ротами занимать новую линию обороны.

Комиссар Чернецов, уже видавший виды партизан, не раз попадавший в переделки и сложнейшие ситуации, был веселым и рассудительным. Родом он из Камышина Сталинградской области, в 1924 году окончил восемь классов. С этого времени начались его скитания. Работал у нэпманов, в 1928 году переехал в Сталинград, устроился грузчиком, потом рабочим завода «Баррикады». Здесь в 1932 году вступил в члены Коммунистической партии, окончил вечерний техникум плановиков производства. Вернувшись в 1934 году с Балтфлота, где проходил действительную службу в морской авиации, снова поступил на «Баррикады», а в 1939 году по партийному набору ушел в НКВД. Война застала Петра Васильевича Чернецова в Могилеве. Он сражался с фашистами на подступах к городу и в июле 1941 года попал в окружение. Ночью вместе с кандидатом партии Степаном Тарасовичем Гавриленко выбрался из окружения и через месяц дошел до деревни Ганьково, что расположена в хотемлянском лесу. Отдохнули с другом немного, ознакомились с положением, обзавелись оружием и уже в ноябре создали партизанскую группу из восьми человек. Командиром ее единогласно избрали Чернецова. Потом встретились с группой Блохина, вместе с ней влились в отряд Селиваненко и стали партизанами бригады «Алексея». Не много должностных ступеней прошел Петр Васильевич в бригаде. Был начальником штаба 1-го отряда, комиссаром 5-го отряда, а затем комиссаром крупного отряда имени Селиваненко. Здесь он пробыл до 27 апреля 1944 года, когда комбригом назначили Василия Александровича Блохина, а на его место — командиром 3-го батальона — Чернецова. В этой должности и встретил он войска Красной Армии.

Так вот, Чернецов с двумя ротами поспешил готовить и занимать оборону на новом месте. Спустя некоторое время адъютант Чернецова Леонид Павлович Антоненко доложил Зюкову, что задача выполнена, можно отходить.

Комбат перебежками повел отряды к позициям Чернецова.

Партизаны по обеим сторонам дороги отошли в глубь леса, минули хутор Горелое Лядо, дуб с шершнями в дупле, где был наш «почтовый ящик», оказались на пригорке, откуда я и Коля Городецкий испытывали пулемет, и заняли подготовленную Чернецовым оборону. Они залегли полукругом над лощиной, по которой наверняка должны были двигаться фашистские цепи. Место для обороны очень удобное, да и время играло на руку партизанам. День клонился к вечеру. Не успеешь оглянуться, как и темнеть начнет.

А вот и немцы. Цепь за цепью продвигаются по мелколесью.

Тут уж партизаны разошлись не на шутку. Они начали крошить врага вдоль и поперек, гоняясь даже за отдельными заблудившимися в лесу фашистами. Семь немцев взяли живыми. Им ничего не оставалось делать, как поднять руки и сдаться в плен с истошными криками:

— Гитлер капут!..

А Николай Дмитриевич Семенов с группой своих разведчиков лесными тропинками успел раньше противника добраться до опушки леса, куда фашисты отступали, залег на церковищенском кладбище. Когда удиравшие немцы приближались к грузовикам, волоча на себе раненых и убитых, он еле удерживал бойцов от порыва ударить по врагу. Не хотелось такой маленькой

горсткой снова ввязываться в бой. У него созрел другой план...

Когда фашисты сгрудились у машин, залезая в кузова, он и подал команду:

— По оккупантам — огонь!

Дружно ударили автоматы и пулемет. Немцы в панике заметались вокруг грузовиков, некоторые залегли в канаву и начали отстреливаться, другие бросились бежать в сторону Скрыдлева.

— Хватит, Митя! Вон ствол пулемета уже раскалился,— кричит Семенов продолжавшему стрелять Дмитрию Волкову.

Партизаны праздновали победу. Такой горячий и такой удачный день. Убито более полусотни фашистов, семь взято в плен. Захвачено много оружия, боеприпасов, обмундирования и продовольствия. Свои потери — один убит и шесть легко ранены. Партизаны ушли от преследования.

Константин Васильевич Зюков повел отряды в глубь Сенненского и Бешенковичского районов. Полицаи покидали населенные пункты, убегали в крупные гарнизоны, где строили дзоты, укреплялись.

Отряды имени Селиваненко и имени Ворошилова пришли в адамовские леса Сенненского района. Вначале активных боевых действий не вели. Осваивали территорию. Вели разведку, устанавливали связи с местным населением. Здесь случилась беда. На немецкую засаду недалеко от Пустынек нарвался Станислав Беккер с группой партизан. Три человека было ранено, в том числе смертельно ранен командир роты Станислав Эдуардович Беккер. Он был уроженцем Читинской области, в Красной Армии служил с 1940 года. Под Витебском участвовал в боях, попал в окружение. Вскоре вошел в партизанскую группу Казанцева, а затем и в партизанскую бригаду «Алексея». На второй день после ранения, 12 апреля 1943 года Беккер умер.

В середине апреля из адамовских лесов отряды двинулись на север. Перешли шоссе Сенно — Богушевск, прошли по-над рекой Оболянкой, повернули на деревню Тепляки, а оттуда всеми силами ударили по гарнизону в деревнях Застодолье и Госмиро. Гитлеровцы не успели даже как следует занять оборону, многие не добежали до своих огневых точек. Гарнизон был разбит. Ни один фашист не убежал, двадцать пять было убито, шесть ранено, остальные сдались в плен. Партизаны полностью уничтожили все укрепления, сожгли казармы, волостную управу и дом бургомистра.

Все подразделения сработали так четко, что на разборе Зюков восхищенно заявил:

— Хорошо! Нет, отлично проведена операция! Объявляю благодарность всему личному составу, участвовавшему в бою.

После, на широком совещании командиров и политработников батальона, Зюков обратил серьезное внимание на необходимость дальнейшего совершенствования боевого мастерства и отработки взаимодействия между подразделениями. Он отметил исключительную храбрость и сообразительность командиров И. Казанцева, Н. Семенова, П. Раханова, П. Казакова, Ф. Голуба, А. Ваканова, пулеметчиков Г. Бурлакова, В. Тимофеенко, Д. Волкова, бойцов И. Менжинского, Г. Аверьянова, П. Лютенко, И. Салаженка, Б. Конюхова, С. Горелышева и многих других. В руках алексеевцев оказались все запасы оружия, боеприпасов, обмундирования и продовольствия, имевшиеся в гарнизоне.

Потянулись к алексеевцам новые бойцы из числа молодых патриотов, бежавшие из плена красноармейцы и командиры, а также попавшие в окружение и временно проживавшие в деревнях. Отряды росли. Где бы ни проходили алексеевцы, к ним примыкали группы добровольцев.

В то время из деревни Кругляны в бригаду пришла семья советских патриотов Тихона Степановича Глебко из шести человек. В конце 1942 года они были арестованы фашистами и сидели в застенках, но из-за отсутствия улик их временно освободили. Тихон Степанович собрал на семейный совет жену Ульяну Павловну, детей Любу, Степана, Володю и Аню. «Идти в партизаны!» — решили они единогласно. Так и сделали. Со своим оружием явились к алексеевцам.

Все они храбро сражались с оккупантами. Комсомолка Любовь Тихоновна вскоре стала отличной пулеметчицей. Ее тяжело ранило в голову, но, несмотря на это, она воевала до освобождения области. Степан Тихонович был разведчиком, погиб в боях с фашистами.

В нашей бригаде много людей воевало целыми семьями. Вот, например, семья И. Д. Свириденко. Иван Даниилович родился в 1923 году в деревне Заболотье Крынковского сельсовета Лиозненского района. В январе 1941 года, когда он учился в десятом классе, в район приехал представитель из Минска, который отобрал группу отличников-старшеклассников для поступления в авиаучилище. В их число попал и Свириденко.

Началась война. Иван оказался на оккупированной территории и вернулся к отцу в деревню. Вскоре связался с партизанами групп Солодовникова и Казакова, стал их связным. В мае 1942 года ушел в партизаны. Сначала был разведчиком отряда «Моряк», а с 1943 года и до последних дней жизни — помощником комиссара отряда «Моряк» по комсомолу. По характеру спокойный, а в бою смелый и решительный, Иван Даниилович был любимцем всех партизан и лично комбрига.

И. Д. Свириденко погиб в ночь с 9 на 10 марта 1944 года, когда с группой партизан ходил минировать большак Пышно — Березино. Они наскочили на вражескую засаду. Тогда же погиб и командир взвода Иван Дорофеевич Клочко.

Свириденко похоронили в деревне Основ Ушачского района, а в мае 1967 года вместе с другими партизанами перезахоронили в братской могиле в Великих Дольцах.

Мать Ивана Данииловича — Анна Трофимовна — погибла 3 мая 1944 года во время блокады возле озера Шо; отец — Даниил Иванович — из блокады вышел, но тяжело заболел и вскоре умер; младший брат — Петр,— 1927 года рождения, был ординарцем у командира 20-го отряда.

Вместе с ними в партизанах была и родная сестра отца — Мария Ивановна Свириденко. В семь лет она лишилась обоих родителей, воспитывалась у Даниила Ивановича. Мария Ивановна с мая 1942 года была связной нашей партизанской бригады, а в ноябре 1943 года пришла в отряд и воевала до соединения с частями Красной Армии.

Или вот семья Муравьевых. Вся она ушла в партизаны к алексеевцам. Взводом, а потом и ротой командовал Анатолий Михайлович Муравьев. Его жена Мария Дмитриевна — была медсестрой. Не одного раненого вынесла она с поля боя и спасла от верной смерти. Брат ее — Федор — погиб в бою около деревни Бураки. Сестру Катю убили в разведке, а мать Ирину Яковлевну за связь с партизанами в декабре 1942 года фашисты расстреляли.

Семья Шапуровых из деревни Погостище Лиозненского района тоже целиком связала свою судьбу с алексеевцами. Вся она ушла в отряд «Моряк». Старший сын — Евгений Петрович — был командиром взвода в роте Лисиченка. В декабре 1942 года его тяжело ранило. Отправили за линию фронта. После выздоровления продолжал воевать в рядах Красной Армии. Второй сын — Леонид Петрович — почти два года был пулеметчиком; перед самым соединением с Красной Армией его тяжело ранило. Младший сын Анатолий и дочь Нина погибли при выходе из ушачской блокады. Отца Петра Устиновича фашисты живым сожгли в доме, а мать Марию Ивановну повесили.

Таких семей в нашей бригаде было много.

Комбат Зюков повел отряды имени Ворошилова и имени Селиваненко в ивановский лес. Зашли за Ивановку и устроились на ночлег на лесопилке, что расположена в треугольнике Ивановка — Замошенье — Песочно.

— Разреши, командир, отлучиться мне с братом на пару часов,— попросил Артем Ваканов.— Стариков хочется навестить, на сестренок взглянуть; до Антусей здесь рукой подать, не более двух километров.

— А если там засада? Тепленькими попадетесь в руки к полицаям. Только этого нам и не хватало.

— Не попадемся, командир. Здесь я каждую тропинку знаю, каждый кустик наперечет...

— Нет, двоих не отпущу. Даже и не проси. Мало ли что может быть. Позови ко мне Семенова!

Ваканов быстро разыскал заместителя комбата по разведке.

— Ты старый волк,— обратился Зюков к Семенову.— Нюхом чувствуешь, где что. Возьми с собой надежных людей и отправляйся с Вакановыми. Навестите их семью. Полицаи могут там устроить засаду. Смотрите в оба!

— Есть смотреть в оба, товарищ комбат! — отчеканил Семенов.

— Приступайте к делу. Даю на это не более трех часов.

Но группа вернулась часа через полтора. Все шли понурые. Артем Ваканов опустил голову, сжал зубы и смотрел невидящими от заплывших слез глазами, а Никита, не стесняясь никого, плакал навзрыд, время от времени смахивая с лица слезы.

— Слишком поздно навестили семью Вакановых. Плисские полицаи недавно зверски замучили их родителей прямо в деревне, на виду у всех, а затем расстреляли. Хозяйство разграбили, постройки сожгли,— сообщил Семенов.

Партизаны крепче сжали в руках оружие. Никто не стал утешать Вакановых. Каждый понимал их тяжелое горе и боль утраты. Слова здесь были ни к чему. «Бить гадов нужно. Бить беспощадно»,— думал каждый. Не слышно было в этот день веселых шуток, рассказов и анекдотов. Уважали все Артема Ваканова за рассудительность, бесстрашие, смекалку и хладнокровие. Еще не прошло и года, как он стал партизаном, а уже побыл командиром взвода, сейчас — командир роты, говорят, что скоро будет создаваться новый партизанский отряд, его назначат командиром.

Несколько дней простоял на лесопилке в ивановском лесу батальон Зюкова. Личный состав отдыхал, ремонтировал одежду и обувь, чистил оружие, приводил в порядок амуницию, вел разведку в близлежащих гарнизонах врага.

Константин Васильевич Зюков с небольшой группой партизан уехал в штаб бригады, чтобы лично доложить комбригу Алексею Федоровичу Данукалову об оперативной обстановке, о новых местах, подобранных для расположения бригады.

Тогда было окончательно решено передислоцироваться бригаде на новое место, то есть в Богушевский, Бешенковичский и Сенненский районы. Комбриг приказал Константину Зюкову немедленно вернуться назад и обживать новый район.

Через несколько дней отряды имени Селиваненко и имени Ворошилова пришли снова в адамовские леса. Теперь они активно включились в боевую деятельность: проводили диверсии на дорогах, нападали на гарнизоны, усиленно вели разведку в Сенно, Богушевске, Бешенковичах, Бочейкове и других фашистских опорных пунктах. Налаживалась связь с подпольщиками, подбирались связные.

Внимание алексеевцев всегда неослабно приковывалось к таким важнейшим опорным пунктам, как Витебск и Сосновка. В Соснозке, в зданиях бывшего противотуберкулезного санатория, расположенного на берегу озера в живописном сосновом бору, облюбовал себе место и расквартировался в 1942 году с крупным гарнизоном штаб 3-й фашистской танковой армии из группы «Центр» во главе с генерал-полковником Рейнгардтом. Ну а Витебск... Фашистское командование придавало ему исключительное значение.

Алексей Федорович Данукалов был смелым и решительным командиром. Бригада постоянно дислоцировалась в непосредственной близости от важнейших опорных пунктов врага, хотя это приносило немало беспокойства и создавало дополнительные трудности, опасности и неудобства.

Разведка отрядов бригады «Алексея» постоянно занималась Витебском и Сосновкой. Ну а уж о бригадной разведке и говорить было нечего. Она все время действовала, прощупывала все звенья немецких учреждений в этих пунктах. Алексеевцы налаживали связи с подпольщиками, посылали разведчиков на постоянное жительство в город, устраивали их на работу в различные немецкие учреждения, подыскивали патриотов среди местного населения. Из Витебска и Сосновки бригада систематически получала ценные сведения. Они передавались командованию Красной Армии.

Вот, например, Сосновка. С ней были связаны бригадная разведка, разведки отряда «Моряк», который постоянно дислоцировался в хотемлянском лесу, и отряда имени Селиваненко, располагавшегося в лесах Чистика, недалеко от Замосточья, а потом и разведка батальона Зюкова, который перешел в адамовские леса.

Алексеевцы имели надежные подпольные организации в Сосновке. Так, на торфопредприятии «Городнян ский мох» работала хорошо законспирированная организация под руководством Антона Никитича Козлова. В самой Сосновке успешно действовала широко разветвленная подпольная организация под руководством Александра Фомича Шипуло. Он вначале был рабочим сельскохозяйственного имения Сосновка, которое производило свежие овощи, молоко, яблоки и другую продукцию для штаба 3-й танковой армии, а затем его выдвинули на должность секретаря Шумнянской волостной управы, обслуживавшей Сосновку, торфозавод «Городнянский мох» и окружающие деревни.

До войны Шипуло работал завучем Сосновской средней школы, а жена его — Александра Александровна — там же учительницей. Александр Фомич был беспартийным и невоеннообязанным. На первый взгляд, человек он незаметный. В начале войны, когда директора школы призвали в армию, его назначили директором.

Семья Шипуло была авторитетной в Сосновке и ближайших деревнях. Работала она здесь не один год. Вокруг нее и начали группироваться комсомольцы, оставшиеся в живых коммунисты, беспартийные патриоты, а также военнопленные, привлеченные немцами на работу в имение по обслуживанию конюшен, мастерских и даже штабного хозяйства. Дружили с этой семьей медицинские работники бывшего противотуберкулезного санатория «Сосновка» медсестра Серафима Ефимовна Сапежко и Ирина Григорьевна Томашева, а также бывшая работница госбанка из Витебска Нина Зиновьевна Давыдовская, которая переехала с семьей в Мошканы. Отец ее, Зиновий Миронович, работал там фельдшером участковой больницы.

Эти три женщины после ухода в партизаны сосновского комсомольца Михаила Григорьева и стали связными подпольной организации с бригадой «Алексея». Они передавали сведения из гарнизона, узнавали замыслы противника, сообщали партизанские задания подпольщикам. Не один чистый бланк немецких документов, в том числе и аусвайсов, с подлинными печатями и подписями служебных лиц фашистской администрации получили алексеевцы от сосновских подпольщиков.

Но Давыдовской не суждено было долго работать связной. По доносу предателя ее и Зиновия Мироновича схватили фашисты и казнили. Муж ее, Борис Михайлович Давыдовский, успел скрыться и ушел в партизаны, в рядах алексеевцев сражался с оккупантами до соединения с советскими войсками. Двое их малолетних детей остались на попечении бабушки.

Сосновская подпольная организация сообщала людям правду о положении на фронте, поднимала патриотическое настроение молодежи и всего населения. Этим много занималась Александра Александровна Шипуло, а ее верным помощником был их единственный сын Игорь, разбитной и смышленый паренек, окончивший к началу войны восемь классов.

Не один раз пришлось побывать и мне по заданию «Дяди Алеши» в этой подпольной организации. Бывал и дома в семье сосновских учителей, встречался иногда с Александром Фомичом в волостной управе, особенно когда нужно было получить подготовленные немецкие документы, пропуска и аусвайсы.

Партизанское командование поставило перед сосновскими подпольщиками задачу связаться с военнопленными, которые работали по обслуживанию штаба немецкой армии и его хозяйства. Решить эту задачу поручили комсомольцам Аркадию Макеенко, Василию Яковлеву и Аркадию Голикову. Они устроились на различные работы у фашистов, пользовались их доверием и имели свободное общение с военнопленными. Деятельное участие в операции принимала и Ирина Григорьевна Томашева, переехавшая к родителям в Пустынки под Сенно, но часто наведывавшаяся в Сосновку.

Выбор пал на генеральского коновода Сергея Медаева, по национальности чеченца. Он страшно любил лошадей, часами не отходил от них. Фашистский генерал-полковник Рейнгардт высоко ценил своего коновода, часто, похлопывая его по плечу, говорил: «Гут, гут, Медай! Карашо!» Он любовался Медаевым, когда тот с ловкостью наездника и каким-то особым форсом сидел в седле на его любимой кобылице или жеребце, делая разминку лошадям. Генерал при удобном случае всегда старался похвастаться перед своими подчиненными, что эта пара лучших рысаков подарена ему в награду за заслуги перед Германией и фюрером.

По выправке, широкому кругозору и культуре в Сергее Медаеве можно было угадать советского командира. Действительно, перед самой войной он окончил кавалерийское училище, и ему присвоили звание младшего лейтенанта.

Осторожно, как бы между прочим, подпольщики намекнули Медаеву, что не пора ли вспомнить о воинской присяге и долге перед Родиной.

— Что меня упрекаешь?! Родины я не забыл, присягу — тоже,— напустился Медаев на подпольщика.— Я не трус... Говори, что должен делать.

Сергей Медаев близко к сердцу принял этот разговор. Он и раньше не раз подумывал об уходе в партизаны и нащупывал связи с подпольщиками. А сейчас близко сошелся с ними и принимал самое активное участие в разработке плана побега.

— Не с пустыми руками мы должны прийти в партизанский отряд. Надо взять оружие, боеприпасы, обмундирование,— говорил Медаев.

— И этот гитлеровский подарок генералу должны угнать к партизанам,— заявил Макеенко.— Таково задание командования.

— Отлично! Идея! Заберем лошадей! — горячился Медаев.— Без этого я не уйду. Это клятва моя. А клятва кавказского джигита — закон.

Началась подготовка операции. Мне недолго пришлось в этом участвовать. 3 апреля я был тяжело ранен и до июня провалялся на больничных койках.

Наступило время, когда к побегу все было готово. Припрятано достаточно оружия и боеприпасов, определены повозки и лошади, которых надо угнать и передать партизанам, в том числе и генеральские любимцы — кобылица и жеребец. Решено, что на этот раз уйдут в партизаны шестнадцать подпольщиков: четыре военнопленных во главе с Сергеем Медаевым, две семьи сосновских жителей — комсомольцев Аркадия Макеенко и Василия Яковлева, комсомольцы Аркадии и Люба Голиковы и Коля Чечурин.

Побег наметили совершить в пасхальную ночь с 26 на 27 апреля. Эту дату считали наиболее подходящей, так как в религиозный праздник полицаи запьянствуют вовсю, а немцы будут полагаться на их бдительную службу. В таких условиях собираться к отъезду намеченной группе менее опасно.

В Адамово в штаб батальона пришла Сапежко.

— Все готово, все решено! — заикаясь от радости, говорила она Зюкову.

Подожди, подожди, не горячись. Водички попей,— сказал комбат,— а так ничего нельзя понять. Что готово, что решено?

— Готов переход к партизанам целой группы...

— Отдохни маленечко, успокойся, приведи в порядок мысли, а я за это время соберу своих помощников,— сказал Константин Васильевич.— Но об этом больше никому ни гу-гу. Поняла?

— Поняла, товарищ комбат, все поняла. Я не из таких...

В штабе батальона собрались ближайшие соратники Зюкова. Были здесь Василий Блохин, Иван Пименов, Николай Семенов, Николай Малаховский, Павел Рахапов, Петр Чернецов, Иван Казанцев, Артем Ваканов. Серафима Ефимовна Сапежко информировала партизанский совет о готовности сосновской операции, детально изложила план проведения ее, кто за что отвечает. Возглавлять переход поручено человеку умному и уравновешенному — комсомольцу Аркадию Макеенко. Первыми помощниками и заместителями его назначены подпольщик Василий Яковлев и генеральский коновод Сергей Медаев.

— А не подведет этот Медаев? Проверили его? — задал вопрос Зюков.

— Что вы, товарищ комбат. Человек он надежный, проверенный, но горяч здорово.

— Вот это и может помешать.

— Нет.

План утвердили. Решили для большей надежности организовать встречу группы беглецов сразу же за Сосновкой, чтобы застраховать ее от немецкой погони. Встретить их поручили роте Артема Ваканова неподалеку от анисковского борка, в районе деревни Песочно. Ваканову эти места хорошо знакомы. Сапежко должна отправиться в Сссновку, окончательно утрясти все детали, уточнить маршрут и 26 апреля прийти в анисковский борок к роте Ваканова, чтобы совместно с партизанами встретить сосновских гостей. Договорились и о паролях.

— Да, а подпольная организация в Сосновке сохранится? — спросил в заключение Зюков.— Не останемся там глухими и слепыми, без опорного ядра?

— Нет,— ответила Сапежко.— Семья Шипуло остается. Остаются и многие комсомольцы. Организация сохранится. Александр Фомич продолжает пользоваться большим доверием у фашистов и пока еще находится вне всякого подозрения.

— Хорошо. Все вопросы решены. Приступайте к исполнению,— отдал распоряжение Зюков.— Если операция удастся — будет хороший подарок Первомаю.

Сапежко ушла в Сосновку, хотя ей с каждым днем становилось все опаснее там появляться. На нее уже падало подозрение. Но ничего. Это последний раз. Больше она туда не пойдет. Только бы удалась операция... До места добралась благополучно. В Сосновке никому не показывалась на глаза, больше отсиживалась за печкой в доме Шипуло, где в одной половине жили фашистские офицеры. Утром 26 апреля Серафима Ефимовна незаметно ушла и благополучно добралась до анисковского борка, куда уже прибыла рота Ваканова...

Под вечер на квартире Макеенко начали собираться «гости», чтобы отпраздновать пасху. Первой пришла Ирина Григорьевна Томашева, которую назначили проводником группы. За ней один за другим стали приходить остальные. Каждый нес добрый узел с «харчами», под полами одежды вздувались не иначе как «бутыли самогона». Некоторые по пять раз ходили домой и возвращались все с такими же набитыми разносками, сумками, узлами, и все так же под одеждой вздувались «самогонные посудины». Все шло, как и предусматривалось планом. Но вот цепочка плана оборвалась... Пора бы уже подъехать подводам с оружием и боеприпасами, прискакать верховым Аркадию Макеенко, Аркадию Голикову, Василию Яковлеву и Сергею Медаеву. Но их нет.

«Гости» начали волноваться. Все чаще выходили на улицу, горланя «пьяные» песни в унисон соседям, из чьих домов доносились такие же завывания. Время бежало, все сроки проходили. Неужели сорвется операция?

...Рота Ваканова задолго до назначенного времени встречи прибыла к колковскому кладбищу, заняла оборону, так сказать, ка всякий случай, если вместо друзей появятся враги. Были выставлены дозоры, прикрыты фланги. Рядом с Артемом Вакановым лежит в засаде Серафима Сапежко. Она должна окликнуть беглецов из Сосновки и назвать пароль. А пока идет непринужденный разговор о том о сем, партизаны шутят, шепотом рассказывают анекдоты. Нет-нет да и прыснет кто в кулак, приглушая хохот.

Вот уже и время подошло. С минуты на минуту должны появиться конники, а за ними и обоз. Все прислушиваются, кажется, и малейший шорох не минет острого партизанского слуха. Вглядываются в темень ночи. Но никого нет.

— А может, ваш Медаев провокатор? — спрашивает Артем Ваканов.

— Нет. Не может быть,— отвечает Сима.

— Все может быть. Немцы не дурнее нас, они умеют расставлять сети.

— Нет, Медаев не предатель.

— Откуда тебе знать?

— У него глаза такие!..

— Женщины только и смотрят в глаза да на чуб...

— Через глаза и в душу заглянуть можно...

— Так в чем же тогда дело?

— Не знаю, может, что случилось.

Замолчали. Нигде не слышно ни единого звука. Тревога охватила всех.

— Сколько можно ждать? — говорит Ваканов.

— Подождем еще немножко.

— Да уж три раза можно было пешком сходить до Сосновки и обратно.

— Может, стряслось что,— нервничает Сапежко.

— Что там стряслось!? Если бы обнаружили немцы, поднялась бы стрельба. А ведь ни единого выстрела не было слышно.

— Так что же тогда?

— Или предательство, или сорвался по каким-либо причинам выезд.

— Что будем делать?

— До рассвета осталось не более часа. Уж теперь-то они не появятся. Пора сниматься и возвращаться в Адамово.

Ваканов поднял роту и отправился в сторону дислокации батальона. Не доезжая до Скрыдлева, партизань обнаружили свежий след обоза и конников.

— Это они, они проехали! — обрадовалась Сима, чувствовавшая вину перед товарищами и мучившая себя разными догадками.

На церковищенском повороте разбудили хозяина крайней хаты.

— Да, вот уже часа два, как на большой скорости проскочил обоз подвод в пять и, кажется, четыре верховых конника,— сказал он, протирая глаза.

Что же произошло? Оказывается, выполнение операции задержалось. Охрана конюшни и двора долго бодрствовала, не хотела принять участия в праздновании пасхи. Немало усилий пришлось приложить Аркадию Голикову, которому была поручена именно эта часть операции, Сергею Медаеву и военнопленным Соломину, Акиму и Дмитрию, чтобы уговорить охранников пропустить по рюмке-другой за этот праздник.

Подпольщики поручили Голикову достать закуску и выпивку. Он, бедный, с ног сбился, пока собрал все к столу этой фашистской твари. Достал спирта, даже бутылку шампанского отыскал у знакомых. А хрен, настоящий русский хрен со свекольным рассолом, приготовила в баночке его добрая подружка.

— Я не православный, а магометанин! — шумел Медаев.— Но как не воспользоваться случаем, чтобы угостить свою душу рюмкой шнапса. Грешно отказываться. Тем более война. Кто знает, что будет завтра. Может, душа улетит в рай, а там уж и придется ей сохнуть веками. Вот обида будет на это грешное тело, что напоследок не размочило душу.

Охранники уважали Медаева. Понимали, что у генерала Рейнгардта он свой человек. Не раз своими глазами видели, как генерал похлопывал Сергея по плечу за лихую езду и прыть.

И не удержались охранники. Засели за накрытый на телеге, что стояла рядом с конюшней, стол, богато уставленный яствами и бутылками со спиртным.

Пьянка началась не по плану, а с большим опозданием. Пока удалось накачать фашистских охранников до потери сознания, заткнуть им рты кляпом, скрутить веревками руки, затем еще связать их всех вместе и уложить в соломенную кучу, прошло немало ценного времени.

— Приколоть их штыками, да и баста,— горячился Голиков.— Чего там возиться!

— Зачем, Аркаша, руки пачкать! Завтра гитлеровцы сами их повесят,— говорил Медаев.— Нам не надо руки марать. Это лучше. Пусть сами себе пускают кровь. А мы еще успеем. Лишняя кровь нам не нужна. Мы пустим ее в другом месте.

Вывели лошадей, запрягли в упряжки, оседлали верховых и подъехали к дому Макеенковых на три часа позже назначенного времени. Быстро погрузились и помчались. Впопыхах Ирина Томашева сбилась с дороги, которая вела к условленному месту, выскочили на Скрыдлево, оттуда на ивановский лес, Задорожье, Рямшино, Тепляки и помчались прямо в Адамово.

А вслед за ними двигалась рота Ваканова. Так получилось. Когда партизаны прибыли в Адамово, все возы беглецов уже были разгружены, лошади распряжены и расседланы. Сергей Медаев, Аркадий Макеенко и Василий Яковлев завершали доклад о сосновской операции, совершенной в честь международного праздника — Первое мая.

Серафиме Ефимовне теперь больше ничего не оставалось, как забрать трехлетнего ребенка у мошканских родичей, тайно переправить его к своей матери в деревню Сапеги, а самой окончательно влиться в семью партизан-алексеевцев.

Операция вызвала переполох в сосновском гарнизоне. Рейнгардт рвал и метал. Были подняты на ноги разведка и карательные органы армии. Они рыскали буквально по всем задворкам, вынюхивали, пытались найти оставшиеся нити алексеевцев в Сосновке. Но им ничего не удалось. Семья Шипуло по-прежнему оставалась вне всякого подозрения. Наказали многих младших и старших чинов фашистского гарнизона, а охранников казнили. Рейнгардт проглотил горькую пилюлю. И хуже всего для него было то, что пришлось об этом докладывать лично командующему группой армий «Центр» фельдмаршалу Бушу.

В первую майскую ночь батальон под командованием Зюкова, обходя деревни и бойкие места, перешел в ивановский лес. Отсюда решили нанести новый удар по врагу.

Но немецкая разведка не дремала. Она обнаружила партизан, по-видимому, догадалась об их планах.

5 мая над ивановским лесом появились разведывательные самолеты — «рамы». Потом налетели фашистские штурмовики, бомбили и обстреливали из пулеметов и пушек лес и деревню Церковище. В деревне загорелись многие дома. Из Витебска, Сосновки и Богушевска потянулись немецкие грузовики с войсками.

Первыми к партизанским позициям приблизились немецкие цепи со стороны Церковища и Скрыдлева. На этом участке командовал заместитель командира 8-го отряда Павел Петрович Раханов. Враг, вероятно, даже не подозревал, что здесь могут оказаться партизаны. Народные мстители здорово замаскировались.

Павел Раханов пристроился в ложбинке. Справа в укрытии лежал пулеметчик Дмитрий Волков. Он припал к прицелу и не спускал его с группы фашистов, которая шла прямо на него.

Вот немецкий офицер уже оказался в тридцати метрах от Раханова. Он что-то заметил, насторожился и раскрыл в ужасе рот, чтобы закричать. Но... полоснула очередь из рахановского автомата. Так и не удалось офицеру произнести ни единого слова. Как подкошенные упали еще несколько человек, шагавших за офицером.

Затрещали партизанские автоматы и пулеметы, полетели гранаты. Уцелевшие немцы перебежками начали отходить. Партизаны бросились за ними, расстреливая оккупантов на ходу. Но гремит команда Раханова:

— Назад! Занять прежние позиции! Командиры рот и взводов — ко мне!

На этом участке была рота Сороколета из 8-го отряда. Левее ее, на Барсучине, оборону занимала рота Казанцева, там находился начальник штаба отряда Павел Александрович Казаков. Правее залегли женская рота Федора Голуба и рота Ивана Салаженка. С ними были командир отряда Блохин и комиссар Чернецов. Нападение фашистов со стороны Мошкан и Симаков сдерживал отряд имени Ворошилова, с которым находились командир батальона Зюков и начальник штаба Малаховский.

Заместитель комбата Семенов со своими разведчиками выявлял уязвимые места врага, пытался вовремя разгадать его замыслы и особенно следил, чтобы немцы наглухо не замкнули кольцо. Все еще оставался открытым неширокий проход в сторону Задорожья. Командование не собиралось здесь вести бесконечный бой и на всякий случай начинало подумывать об отходе партизан снова в адамовские леса.

Завязались бои и на других участках партизанской обороны. Дружно ударили пулеметы и автоматы ворошиловцев.

Когда партизаны с криками «ура!» кинулись преследовать противника, правое крыло фашистов, направлявшееся на Барсучину, повернуло во фланг контрнаступающим.

Все это происходило под самым носом у пулеметчика Николая Алексеевича Горового. Он уже был обстрелянным бойцом. В партизаны Горовой пришел, когда еще только зарождалась бригада «Алексея». Сразу его назначили вторым номером к известному уже пулеметчику Михаилу Громову. Горовой со своим пулеметом не раз выручал партизан, проявил исключительную храбрость в начале апреля 1943 года, когда переходили железную дорогу Витебск — Смоленск. Тогда ему и двум братьям Крыловым поручили прикрывать отход партизан. Погибли братья Крыловы, остался один Горовой, а фашисты так и не могли подняться, чтобы преследовать уходивших алексеевцев. Так и продержал он тогда гитлеровцев прижатыми к земле более тридцати минут. А когда партизаны скрылись в лесу, Горовой снялся с огневой позиции и с пулеметом на плече догнал своих друзей.

Вот и сейчас каратели перестраиваются перед ротой Казанцева. Николай еле дождался команды, пальцы сами уже нажали на крючок. Не удалось здесь гитлеровцам зайти в тыл и ударить с фланга. Им пришлось откатываться назад под партизанскими пулями.

В центре, где оборону держали партизаны Раханова, каратели опомнились после первого удара. Подоспевший на смену убитого офицера фашистский майор с двумя крестами на груди снова привел в боевые порядки отходивших солдат и лично повел их на штурм высотки, за которую намертво уцепились народные мстители. Раханов подпустил фашистскую цепь на близкое расстояние и поднял бойцов в контратаку.

— А ну, орлы! Покажите им удаль и смелость алексеевцев! — пронесся горячий призыв Раханова.

Но вот Раханова как будто ударили со всего размаху по боку. Левая рука плетью опустилась вниз. Павла Петровича ранило.

Постепенно бой утихал. Зюков отдал команду на отход в сторону Задорожья, а оттуда снова в адамовские леса.

Трудно сказать, сколько в этом бою было убито и ранено фашистов. Некоторых карателям удалось утащить сразу, многие раненые сами уползли и добрались до санитарных машин. На следующий день немцы собрали жителей Скрыдлева, Церковища и Шилков и погнали на место вчерашнего боя собирать убитых. В лесу, в кустах и болотах оказалось восемьдесят два фашистских трупа.

Партизаны потеряли двоих убитыми, двое пропали без вести. Было ранено девять бойцов. Среди них — храбрый пулеметчик Гавриил Бурлаков и всеобщий любимец коммунист Павел Петрович Раханов.

Хуже всего получилось с Рахановым. Он сразу не дал медсестре Сапежко сделать перевязку, мол, некогда этими мелочами заниматься. Она только поверх гимнастерки успела наложить жгут, и Павел Петрович побежал догонять карателей, то стреляя одной рукой из автомата, то, вырывая зубами чеку, бросал в фашистов гранаты. После боя ему сделали перевязку. Но Раханов потерял много крови, и, кроме того, началась гангрена. Через два дня Павел Петрович скончался. Похоронили его со всеми воинскими почестями на кладбище в деревне Коровичи. Два брата, два коммуниста Егор и Павел Рахановы славно сражались с врагом и геройски сложили свои головы, принесли свою жизнь на алтарь Победы.

В этом бою храбро дрались все бойцы и командиры батальона. Ни один фашист за весь жаркий день не прорвался и не наступил своими грязными сапогами на партизанские рубежи. Трудно выделить из такой массы людей наиболее отличившихся. Но все-таки следует на звать командиров Павла Раханова, Ивана Казанцева, Федора Голуба, Ивана Салаженка, Артема Ваканова, Николая Семенова, Георгия Врублевского, пулеметчиков Николая Горового, Владислава Тимофеенко, Гавриила Бурлакова, Сергея Горелышева, Бориса Конюхова и Дмитрия Волкова, наших славных девчат женской роты Феклу Рогачеву, Полину Лютенко, Нину Казакову, Прасковью Петрову и Аню Антоненко, медсестер Серафиму Сапежко и Марию Синякову, командиров взводов разведки Тимофея Карпова, братьев Григория и Александра Симаковых, разведчика Конюхова, подростка Доню Семашко, партизан Танкушина, Григорьева, Менжинского, Павлова, Винокурова, Синякова, Писарева, Давыденко, Зайцева, Соловьева, Спурина, Кузьмина, Толстова, Старовойтова, Полозова, Корчевского, Щедикова и многих других.

Пусть простят все остальные герои того жаркого боя, фамилии которых я не смог установить и упомянуть в этой книге.

Партизанские отряды вернулись в Адамово и прочно обосновались здесь. Немцы не стали больше беспокоить батальон Зюкова. Не ввязывались в новые бои и партизаны. Они обживали и осваивали эти места, готовили базу для перехода сюда всей бригады.

В начале мая 1943 года по приказу Белорусского штаба партизанского движения из алексеевской передали во вновь созданную бригаду П. И. Кириллова три отряда— 2, 5 и 7-й. Отряды назывались «Гроза», «Буревестник» и имени Чапаева. Новая бригада вскоре превратилась в крупное партизанское соединение. Она успешно громила оккупантов.

Не раз по заданию ЦК КП(б)Б и Белорусского штаба партизанского движения из обстрелянных, опытных бойцов и командиров бригады «Алексея» формировались инициативные группы и направлялись в другие районы и области для создания новых партизанских формирований. Так, еще в августе 1942 года была создана специальная группа из пятидесяти человек во главе с другом Алексея Федоровича Данукалова начальником боепитания бригады Иваном Ивановичем Блином (настоящая фамилия Власов). После подготовки по тактике, топографии и подрывному делу эта группа двинулась по тылам противника в дальний путь к столице республики, на ходу обрастая новым пополнением за счет многочисленных добровольцев из числа советских патриотов. К концу сентября она уже крупным отрядом подошла к Минску, обосновалась на самых подступах к столице. Вскоре отряд перерос в партизанскую бригаду «За Советскую Белоруссию». Бойцы и командиры свято хранили и множили славные боевые традиции алексеевцев.

В феврале 1943 года отряд «Кочубея» (позже «Победа») выделился из нашей бригады, ушел в Могилевскую область и там влился в партизанский полк «Тринадцать», стал тринадцатым отрядом.

В середине мая 1943 года бригада «Алексея» начала переход из Лиозненского и Суражского районов на свою новую базу.

Весна 1943 года была очень тяжелой для партизан, дислоцировавшихся восточнее Витебска. Фашисты решили покончить с народными мстителями и бросили в бой авиацию, войска СС и регулярные части, формирования так называемой «Русской освободительной армии» (РОА), сборища полицаев и всякие другие отбросы.

Проводилась карательная экспедиция за экспедицией. Первая не принесла успеха, вторая наделала много шуму, но вскоре выдохлась, хотя газеты и радио усиленно трубили каждый день, что последние остатки «бандитов» — так они называли партизан — пойманы или сдались в плен.

Правда, фашисты здорово прижали алексеевцев в щелбовских лесах. Уже считали, что бригада будет разгромлена окончательно. Партизан окружили плотным кольцом. Кое-кто уже было повесил нос. Но не растерялся Алексей Федорович Данукалов. Он разработал дерзкую операцию. Сосредоточив силы и подтянув их незаметно к вражеской обороне в ее самом укрепленном месте, там, где фашисты и подумать не могли, что ударят партизаны, и поэтому проявляли беспечность, комбриг лично повел на прорыв отряды Огиенко, «Моряк», Клименкова и другие. В районе деревень Клищево и Буево алексеевцы смяли фашистскую оборону. Застигнутые врасплох гитлеровцы не смогли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления. Бригада вышла к Двине, переправилась через нее и ушла в касплянские леса Смоленской области, а оттуда — за реку Каспля в Лиозненский район.

В этом бою погиб командир 2-го отряда лейтенант Константин Михайлович Островский, храбрый артиллерист. Это он в 1942 году поднял переполох в лиозненском гарнизоне, открыв по нему артиллерийскую стрельбу из 122-миллиметровых пушек. Убило также начальника штаба отряда Георгия Георгиевича Целушкина. Он служил в Московской пролетарской дивизии, попал в окружение, пришел в бригаду «Алексея». Погибли тогда партизаны Михаил Иванович Барашкин, Геннадий Лычков, медсестра Аня Кухтова, политрук роты Парфеньев и еще несколько человек. Были контужены Женя Котович и Сева Соловьев. Их спасла, вытащила в безопасное место и оказала необходимую помощь наша добрая медсестра из 1-го отряда Валентина Ивановна Рыжикова. А несколько раньше недалеко от деревни Дуброво она по снегу на своем маскхалате вытащила из-под пуль и протянула более трех километров тяжелораненых командира роты Ивана Петровича Рогова и пулеметчика Володю Антоненко. И откуда только брались силы у этой на вид хрупкой девушки!

Многие бойцы обязаны жизнью медсестре Вале Рыжиковой. Ей все везло. Но в бою под Кривином и Ржавкой Бешенковичского района в ноябре 1943 года она была тяжело ранена в правую руку. Началась газовая гангрена. Вале ампутировали руку, отправили в Ушачи, а затем и за линию фронта. С винтовкой в руках и с санитарной сумкой за плечами Валентина Ивановна Рыжикова совместно с алексеевцами храбро воевала против фашистов с июня 1942 года...

Крупная карательная экспедиция в начале мая обрушилась на отряды «Моряк» и «Смерть врагам», которые расположились в деревнях Ковали, Самохвалы и Бураки Лиозненского района. Свыше шести тысяч немцев и полицаев, располагавших пушками и шестиствольными минометами, 7 мая 1943 года в четыре часа утра подошли к расположению партизан, и уже к семи часам партизанские отряды оказались в полном окружении.

Первыми эту страшную весть о приближении противника принесли разведчики отряда «Смерть врагам» Александр Ласточка, Александр Печкуров и Елена Смольская, а вслед за ними и разведчик из отряда «Моряк» Михаил Григорьев.

Заместитель командира бригады Евгений Никитич Антоненко срочно собрал на совет командиров и политработников. Он являлся одновременно командиром 2-го батальона, в который входили отряды «Моряк» и «Смерть врагам». Было решено прорываться в двух направлениях. Евгений Антоненко и Дмитрий Коркин повели отряд «Моряк» на запад, к деревне Зори, в направлении Яновичей, а Михаил Клименков — командир отряда «Смерть врагам» — наносил удар в юго-восточном направлении, на Глоданки, в сторону Колышек.

Если внимательно проанализировать все варианты выхода из окружения партизан-алексеевцев, то оказывается, что применялась такая тактика — они всегда прорывались в двух противоположных направлениях. Это была любимая тактика Алексея Федоровича Данукалова, и она приносила успехи. Такой прорыв спутывал расчеты врага. Противник терял время на разгадывание намерений партизан, на выяснение, где главный, а где вспомогательный удар, распылял силы и, как правило, не в состоянии был быстро организовать преследование. Это спасало алексеевцев от погони, и они, вырвавшись из окружения, беспрепятственно уходили на новое место.

Так получилось и в этот раз. В двух направлениях ударили партизаны. Завязался упорный бой, перешедший в рукопашную схватку. Дрались не на жизнь, а насмерть. Партизаны вырвались из окружения. В бою было убито много карателей.

Но и партизаны понесли тяжелые потери: двадцать четыре человека было убито, одиннадцать ранено и семьдесят девять пропало без вести. Здесь погиб и мой друг комсомолец из Слободы Смоленской области Василий Ткаченков.

Вася входил в группу начальника штаба отряда Шаурко, которой Коркин приказал прикрывать отход и при любых условиях остановить преследование отряда. Группа залегла в кустах над канавой, недалеко от деревни Бураки. Каратели в полный рост бросились за вырвавшимся из окружения отрядом. Но фашистов заставили залечь и прижали к земле пули горстки партизан из группы Ивана Шаурко. Немцы ползком начали обходить смельчаков. Тем временем отряд ушел от преследования. Но группа оказалась окруженной.

Кольцо сжимается, сжимается... Остались только три защитника — Иван Шаурко, Вася Ткаченков и Зина Шаурко. Кончились патроны. Но у каждого еще есть по гранате. Немцы подползают смелее. Они уже рядом. Слышно их дыхание. И тут почти одновременно три взрыва. Это Иван, Вася и Зина подорвали себя гранатами. Четырнадцать партизан после этого боя похоронили в деревне Бураки Глоданского сельсовета Лиознен- ского района.

Отряд «Моряк» уже прорвался сквозь вторую цепь фашистов и по кустам ринулся на третью. В этот момент раздался крик: «Заместителя комбрига Антоненко ранило!» Туда бросилась медсестра, его жена Аня Антоненко. Повернул на зов и разведчик отряда Миша Григорьев. Антоненко лежал бледный, зажимая руками рану на животе. Над ним возился Махлаев, пытался оказать первую помощь. Медсестра быстро перебинтовала рану. Григорьев и Махлаев схватили раненого под руки, а Аня — за ноги и побежали за партизанами. Но их заметили гитлеровцы, начали окружать и обстреливать. Медсестру ранило в ногу. Положение осложнилось. Михаил Григорьев теперь тащил заместителя комбрига, а Дмитрий Махлаев — медсестру. Быть бы беде, но, к счастью, Дмитрий Коркин направил туда группу автоматчиков во главе с Василием Пироговым, и те прикрыли спасителей Антоненко от наседавших фашистов.

В бою был тяжело ранен и комиссар отряда «Моряк» Николай Иванович Шерстнев. Он вместе с пулеметчиком Леонидом Шапуровым, помощником комиссара отряда по комсомолу Василием Пироговым и командиром группы подрывников Георгием Милошевским с другой стороны также прикрывал отход отряда. Но здесь Шапурову, Пирогову и Милошевскому удалось уйти от карателей и унести раненого комиссара.

Не менее жарко было и в районе Колышек, куда повел своих партизан Михаил Максимович Клименков, мужественный и хладнокровный командир одного из крупнейших и сильных отрядов бригады. Он имел хорошую военную выучку, отличался смекалкой; еще в финскую кампанию командовал отделением станковых пулеметов, а теперь с первых дней войны участвовал в боях с врагом. Война обрушилась на него, кадрового командира Красной Армии, в первые лее минуты фашистского нашествия на молдавской земле, где младший лейтенант Клименков служил командиром взвода. Его полк стойко оборонялся, не раз переходил в контратаку. Но под напором превосходивших сил противника был вынужден отступать. В августе 1941 года под Уманью фашисты плотным бронированным кольцом обложили истерзанный и обескровленный полк. Михаил Клименков получил тяжелую контузию. Очнулся он за колючей проволокой фашистского лагеря для военнопленных.

— Бежать, только бежать,— в полусне шептал сам себе Михаил Максимович.

Клименков изучал обстановку, шаг за шагом обдумывал план побега. Оккупанты ежедневно отправляли группы военнопленных на дорожные работы, заготовку дров, на погрузку и подвозку картофеля и брюквы. «Только там может сбыться моя заветная мечта»,— думал Михаил и по мере возможности передвигался к тому месту, где каждое утро фашистские конвоиры отбирали себе работников из наиболее крепких пленных.

И вот наконец счастливый день двадцатого ноября. Гитлеровец, отбиравший работников, обратил внимание на здоровенного детину почти двухметрового роста и еще не полностью истощенного за эти дни проклятого плена и приказал выйти из строя. Михаил чуть ли не бегом поспешил в указанное место.

Грузовик с шестью военнопленными в кузове, среди которых был и двадцатитрехлетний комсомолец, командир Красной Армии Михаил Максимович Клименков, медленно полз по глинистой подмороженной дороге. Все шестеро решили сегодня бежать.

Неподалеку от украинского села грузовик остановился. Оба конвоира первыми выпрыгнули из кузова. Они отвели пленных к картофельному бурту и, отдав Клименкову железный лом, приказали вскрывать его и нагрузить машину картофелем.

Михаил Максимович и его новые друзья работали в поте лица. Ничто не вызывало подозрения у конвоиров. Через какое-то время один из них ушел в село, возможно, за продуктами.

— Ждите моей команды,— прошептал Клименков ребятам, наклонился и продолжал насыпать картофель _в корзину.

Когда конвоир стал ногой на колесо и взялся обеими руками за борт, чтобы подняться и посмотреть в кузов, Клименков, как кошка, метнулся к машине, схватил дом и со всего размаху ударил конвоира. Фашист замертво шлепнулся на землю. Остальные пленные разделались с шофером, который уже давно возился с двигателем.

Забрали оружие и кинулись к оврагу, над которым рос небольшой кустарник...

В пути ребята разошлись. Михаил Клименков упорно пробирался к линии фронта. Спустя полтора месяца в. слободском лесу его, дремавшего у костра, обнаружили партизанские разведчики из отряда «Родина».

— Расскажи, куда идешь и кто тебе подарил этот фашистский пистолет? — спросил у Клименкова командир отряда Алексей Федорович Данукалов.

И Михаил Максимович искренне и подробно рассказал все, начиная с первых минут войны и до сего дня.

— Да...— со вздохом произнес Данукалов.— Горя хлебнул ты вдоволь... Думаю, что можешь стать настоящим партизаном. Надеюсь, что не ошибаюсь,— с остановками, медленно говорил командир, на молодом лице которого залихватски сидели усы.— Назначаю тебя рядовым к Антипову. Не обидишься?

— Что вы, товарищ командир! Я очень рад такому доверию.

Так начался партизанский путь Клименкова на лесных тропах Белоруссии. Сам он родом из Духовщинского района Смоленской области. Вскоре Михаила Максимовича назначили командиром отделения, потом взвода, а затем и командиром роты.

А сейчас Клименков, имеющий уже почти годовой опыт командования крупнейшим отрядом, ведет своих народных мстителей на прорыв огненного кольца. Никто бы и не подумал, что окруженные и замкнутые тремя цепями партизаны ударят там, где располагается еще и четвертое мощное укрепление — фашистский гарнизон в Колышках.

Разведчики Борис Фроленко, Елена Смольская, Григорий Нагоров, Саша Зайцев и помощник комиссара от ряда по комсомолу Юра Игнатович все время были впереди, выявляя уязвимые места противника.

Командир отряда подозвал к себе прибывшего в прошлом году из-за линии фронта специально обученного подрывному делу комсомольца Ивана Белогуба.

— Вот тебе задание: бери пулеметчиков и автоматчиков Василия Жукова, Валентина Сомова, Петра Трущенко, Ивана Дерюгина и Егора Маковеева, закапывайся в землю и держи фашистских гадов до нашего ухода, прикрой отход. Другая группа прикрытия будет оставлена около Колышек. Удержишься, Ваня?

— Удержусь, командир, обязательно удержусь.

— До скорой встречи, Ваня! Выполняй задание...

С другой стороны отход отряда прикрывали пулеметчик Николай Угаров, автоматчики друзья-москвичи, недавно прибывшие к партизанам из фашистского плена, Павел Сас, Виктор Румянцев, Василий Седов и разведчики Александр Печкуров, Василий Шапуров и Александр Ласточка. Пашу Саса немцы ранили в ногу, друзья вынесли его с поля боя.

Через три дня догнала отряд и группа Ивана Белогуба. Не вернулся только пулеметчик Петр Николаевич Трущенко. Он погиб смертью героя, прикрывая отход отряда.

Отряды «Смерть врагам» и «Моряк» покружили по оврагам и перелескам Лиозненского района, чтобы оторваться от преследования карателей, а затем переправились за Двину, где находились основные силы бригады.

Но немцы и там не давали покоя. Нужно было запутать следы и уйти от гитлеровцев, дать хоть небольшую передышку людям, пополнить запасы продовольствия и боеприпасов. Было решено перейти в Сенненский и прилегающие к нему Богушевский и Бешенковичский районы. Снова пошли в двух направлениях: часть отрядов во главе с комбригом Алексеем Федоровичем Данукаловым двинулась в обход Витебска с южной стороны, а вторая — во главе с комиссаром Иваном Исаковичем Старовойтовым и начальником штаба Федором Ивановичем Плоскуновым пошла севернее Витебска.

Вечером 15 мая партизаны во главе с комбригом удачно переправились через Двину и взяли курс на юг, в ивановский лес, где уже второй месяц действовали отряды имени Селиваненко и имени Ворошилова. Шли и несли на носилках раненого комиссара отряда Николая Ивановича Шерстнева. После войны Н. И. Шерстнев долго работал заместителем прокурора Витебской области. Сейчас он пенсионер. Остальных раненых отправили за линию фронта, в том числе и тяжелораненых заместителя комбрига Евгения Антоненко и его жену медсестру Аню.

Перешли шоссе Витебск — Сураж, приблизились к дороге Витебск — Смоленск, но переходить не стали, расположились на отдых в лесу. Тихо, никакого движения и шума. Приказ комбрига на этот счет был строгий. День прошел спокойно.

Как только стемнело — лагерь ожил. Построились. Разведка ушла вперед. Вскоре двинулись и отряды. Долго возились у железной дороги Витебск — Смоленск. Переход был трудным. Гитлеровцы за несколько дней до этого согнали жителей из окрестных деревень и сделали сплошные завалы по обеим сторонам железной дороги. Пройти бесшумно через них такой массе людей было невозможно. Пришлось идти по дороге, где стояли посты. Бросок — и все на той стороне дороги. Охрана не подняла шума. Часовые, безусловно, видели партизан. По всей вероятности, они побоялись ввязываться в неравный бой.

Только через несколько минут, после того как прикрывающая группа партизан перешла железную дорогу и скрылась в кустах, в небо взвились ракеты. Началась беспорядочная стрельба. Били пулеметы с вышек, рвались мины, раздавались одиночные выстрелы, трещали автоматы. Но боя не было. Стреляли только немцы, да и то наугад, чтобы успокоить себя.

Партизаны же спешили дойти до любошковского бора. Спокойно перешли шоссе Витебск — Орша, углубились в лес. Остановились на отдых. Здесь решили пробыть до вечера. Но не тут-то было...

Немецкая разведка утром обнаружила лагерь партизан. Ей удалось бесшумно снять уснувшего часового, каратели подползли вплотную к лагерю и открыли огонь. Это для всех было полнейшей неожиданностью.

Но не растерялся комбриг. Он возглавил одну группу, а вторую — командир отряда «Моряк» Дмитрий Коркин. Партизаны разогнали немцев, преследовали их до самой опушки леса. Впереди, стреляя из маузера, бежал за фашистами командир бригады Алексей Федорович Данукалов.

Отличилась в этом бою и жена комбрига, корреспондент газеты «Вiцебскi рабочы» Ольга Ивановна Симонова. Она возглавила взвод партизан, который обошел карателей стороной и такого огонька подпустил им с тыла, что те растерялись, посчитали себя попавшими в партизанскую ловушку и стали разбегаться по лесу.

В этом бою погибли комиссар отряда Павел Голиков и еще три партизана. Перед заходом солнца их похоронили. В любошковском бору вырос холмик братской могилы.

Ночью партизаны переправились через реку Лучеса, перешли железную дорогу Витебск — Орша и через анисковский борок пришли в ивановский лес, а оттуда отправились дальше.

Другая группа отрядов под командованием комиссара Ивана Исаковича Старовойтова и начальника штаба бригады Федора Ивановича Плоскунова пошла в обход Витебска с севера. Все было тщательно продумано и спланировано ими совместно с комбригом. Но жизнь внесла свои коррективы.

Обе группы выступили почти одновременно. Когда последняя лодка с комбригом достигла левого берега и светом карманных фонариков с нее просигналили прощальные приветы, понеслась команда Плоскунова:

— Поотрядно стройся!

Разослали дозоры, предусмотрели группы прикрытия. Начало было хорошее, движение отрядов шло по заранее разработанному графику. Но вот забрезжил рассвет, покатилось по небосклону солнце...

В воздухе появилась фашистская «рама». Казалось, она просто делает утреннюю разминку — медленно ползла в одну сторону, затем лениво разворачивалась и направлялась в другую. Но это только так казалось. Фашистский разведчик метр за метром просматривал территорию партизанской зоны и подходы к ней. Он обнаружил колонну алексеевцев. Видимо, летчик сообщил об этом по радио.

Не успели еще алексеевцы минуть Лушиху и Плешки, как гитлеровцы блокировали их со всех сторон и начали затягивать кольцо. Было около двух часов дня.

Комиссар и начальник штаба правильно оценили обстановку. Каждый из них имел достаточно военных знаний и богатый боевой опыт. Это были давнишние знакомые и соратники. Иван Исакович Старовойтов родился в деревне

Дата добавления: 2013-12-13