Третьего условия я не буду касаться, так как относительно его мы не имеем 3 страница

начинаем осознавать, что мотивы для действия основательны, что никаких

дальнейших разъяснений здесь нечего ожидать и что именно- теперь по^>а

действовать. В этих случаях переход от сомнения к уверенности переживается-

совершенно пассивно. Нам кажется, что "разумные основания" для действия вытекают

сами собой из сути дела, абсолютно независимо от нашей воли. Впрочем, мы при

этом не испытываем никакого чувства принуждения, сознавая себя свободными.

Разумное основание, находимое нами для действия, большей частью заключается в

том, что мы подыскиваем для настоящего случая подходящий класс случаев, при

которых мы уже привыкли действовать не колеблясь, по известному шаблону.

Можно сказать, что обсуждение мотивов по большей части заключается в переборе

всех возможных концепций образа действия с целью отыскать такую, под которую

можно было бы подвести наш образ действий в данном случае. Сомнения относительно

образа действия рассеиваются в ту минуту, когда нам удается отыскать такую

концепцию, которая связана с привычными способами действовать. Люди с богатым

опытом, которые ежедневно принимают множество решений, постоянно имеют в голове

множество рубрик, из которых каждая связана с известными волевыми актами, и

каждый новый повод к определенному решению они стараются подвести под хорошо

знакомую схему. Если данный случай не подходит ни под один из прежних, если к

нему неприложимы старые, рутинные приемы, то мы теряемся и недоумеваем, не зная,

как взяться за дело. Как только нам удалось квалифицировать данный случай,

решимость снова возвращается к нам. Таким образом, в деятельности, как и в

мышлении, важно подыскать соответствующий данному случаю концепт. Конкретные

дилеммы, с которыми нам приходится сталкиваться, не имеют на себе готовых

ярлыков с соответствующими названиями, и мы можем называть их весьма различно.

Умный человек - тот, кто умеет подыскать для каждого отдельного случая наиболее

соответствующее название. Мы называем "рассудительным" такого человека, который,

раз наметив себе достойные цели в жизни, не предпринимает ни одного действия без

того, чтобы предварительно не определить, благоприятствует оно достижению этих

целей или нет.

В следующих двух типах решимости конечное решение воли возникает до появления

уверенности в том, что оно разумно. Нередко ни для одного из возможных способов

действия нам не удается подыскать разумного основания, дающего ему преимущество

перед другими. Все способы кажутся хорошими, и мы лишены возможности выбрать

наиболее благоприятный. Колебание и нерешительность утомляют нас, и может

наступить момент, когда мы подумаем, что лучше уж принять неудачное решение,-чем

не принимать никакого. При таких условиях нередко какое-нибудь случайное

обстоятельство нарушает равновесие, сообщив одной из перспектив преимущество

перед другими, и мы начинаем склоняться в ее сторону, хотя, подвернись нам в эту

минуту иное случайное обстоятельство, и конечный результат был бы иным.

Второй тип решимости представляют те случаи, в которых мы как бы преднамеренно

подчиняемся произволу судьбы, подда-

ваясь влиянию внешних случайных обстоятельств и думая, что, какое бы решение мы

ни принимали, конечный результат будет довольно благоприятный.

В третьем типе решение также является результатом случайности, но случайности,

действующей не извне, а в нас самих. Нередко при отсутствии побудительных причин

действовать в том или другом направлении мы, желая избежать неприятного чувства

смущения и нерешительности, начинаем действовать автоматически' как будто в

наших нервах разряды совершались самопроизвольно, побуждая нас выбрать одну из

представляющихся нам концепций. После томительного бездействия стремление к

движению привлекает нас; мы говорим мысленно: "Вперед! А там будь что будет!" -

и живо принимаемся действовать. Это - беспечное, веселое проявление энергии, до

того непредумышленное, что мы в таких случаях выступаем скорее пассивными

зрителями, забавляющимися созерцанием случайно действующих на нас внешних сил,

чем лицами, действующими по собственному произволу. Такое мятежное, порывистое

проявление энергии редко наблюдается у лиц вялых и хладнокровных. Наоборот, у

лиц с сильным, эмоциональным темпераментом и в то же время с нерешительным

характером оно, может быть, представляет весьма частое явление. У мировых гениев

(вроде Наполеона, Лютера и т. п.), в которых упорная страсть сочетается с

кипучим стремлением к деятельности, в тех случаях, когда колебания и

предварительные соображения задерживают свободное проявление страсти,

окончательная решимость действовать, вероятно, прорывается именно таким

стихийным образом; так струя воды неожиданно прорывает плотину. Что у подобных

личностей часто наблюдается именно такой способ действия, служит уже достаточным

указанием на их фаталистический образ мыслей. А он сообщает особенную силу

начинающемуся в моторных центрах нервному разряду.

Есть еще четвертый тип решимости, который так же неожиданно кладет конец всяким

колебаниям, как и третий. К нему относятся случаи, когда под влиянием внешних

обстоятельств или какой-то необъяснимой внутренней перемены в образе мыслей мы

внезапно из легкомысленного и беззаботного состояния духа переходим в серьезное,

сосредоточенное. В таких случаях значение всей шкалы ценностей наших мотивов и

стремлений подвергается перемене, аналогичной с той переменой, которая

происходит в нашем кругозоре, когда мы изменяем наше положение по отношению к

плоскости горизонта.

Объекты страха и печали действуют особенно отрезвляюще. Проникая в область

нашего сознания, они парализуют влияние легкомысленной фантазии и сообщают

особенную силу серьезным мотивам. В результате мы покидаем разные пошлые планы

на буду-щее> которыми тешили до сих пор свое воображение, и немедленно

проникаемся более серьезными и важными стремлениями, до той поры не

привлекавшими нас к себе. К этому типу решимости следует отнести все случаи так

называемого "нравственного перерождения*, "пробуждения совести" и т. п.,

благодаря которым происходит духовное обновление многих из нас. В личности вдруг

"изменяется уровень" и сразу появляется решимость действовать в известном

направлении. \

В пятом и последнем типе решимости для нас может казаться наиболее рациональным

известный образ действия, но мы можем и не иметь в его пользу разумных

оснований. В обоих случаях, решаясь действовать определенным образом, мы

чувствуем, что окончательное совершение действия обусловлено произвольным актом

нашей воли; в первом случае мы импульсом нашей воли сообщаем силу разумному

мотиву, который сам по себе был бы не в состоянии произвести нервный разряд; в

последнем случае мы усилием воли, заменяющим здесь санкцию разума, придаем

известному мотиву преобладающее значение. Ощущаемое здесь глухое напряжение воли

составляет характерную черту пятого типа решимости, отличающую его от остальных

четырех.

Мы не будем здесь оценивать значения этого напряжения воли с метафизической

точки зрения и не будем обсуждать вопрос, следует ли обособлять указанные

напряжения воли от мотивов, которыми мы руководствуемся в действи-ях. С

субъективной и феноменологической точек зрения здесь налицо чувство усилия,

которого не было в предшествующих типах решимости. Усилие всегда неприятный акт,

связанный с каким-то сознанием нравственного одиночества; так бывает и тогда,

когда во имя чистого священного долга мы сурово отрекаемся от всяких земных

благ, и тогда, когда мы твердо решаемся считать одну из альтернатив невозможной

для нас на будущее время, а другую - подлежащей осуществлению, хотя каждая из

них равно привлекательна и никакое внешнее обстоятельство не побуждает нас

отдать какой-нибудь из них предпочтение. При более внимательном анализе пятого

типа решимости оказывается, что он отличается от предыдущих типов: там в момент

выбора одной альтернативы мы упускаем или почти упускаем из виду другую, здесь

же мы все время не теряем из виду ни одной альтернативы; отвергая одну из них,

мы делаем для себя ясным, что именно в эту минуту мы

теряем. При этом мы, так сказать, преднамеренно вонзаем иглу в свое тело, и

чувство внутреннего усилия, сопровождающее этот акт, представляет в последнем

типе решимости такой своеобразный элемент, который резко отличает его от всех

остальных типов и делает его психическим явлением зш ^епепз. В огромном

большинстве случаев наша решимость не сопровождается чувством усилия. Я думаю,

мы склонны считать это чувство более частым психическим явлением, чем оно есть

на самом деле, вследствие того, что во время обдумывания решения мы нередко

сознаем, как велико должно было бы быть усилие для нас теперь, если бы мы

захотели реализовать известное решение. Позднее, когда действие совершено без

всякого усилия, мы вспоминаем о нашем соображении и ошибочно заключаем, что

усилие действительно было сделано нами.

Существование такого психического явления, как чувство усилия, ни в коем случае

нельзя отвергать или подвергать сомнению. Но в оценке его значения господствуют

большие разногласия. С уяснением его значения связано решение таких важных

вопросов, как само существование духовной причинности, про-блема свободы воли и

всеобщего детерминизма. Ввиду этого нам необходимо обследовать особенно

тщательно те условия, при которых мы испытываем чувство волевого усилия.

Чувство усилия. Когда я утверждал, что сознание (или связанные с ним нервные

процессы) по самой природе своей импульсивно, мне следовало бы добавить: при

достаточной степени интенсивности. Состояния сознания различаются по способности

вызывать движение. Интенсивность некоторых ощущений на практике бывает бессильна

вызвать заметные движения, интенсивность других влечет за собой видимые

движения. Говоря "на практике", я хочу сказать - "при обыкновенных условиях".

Такими условиями могут быть привычные остановки в деятельности, например

приятное чувство сЫсе гаг шепг.е (сладкое чувство ничегонеделания), вызывающее в

каждом из нас известную степень лени, которую можно преодолеть только при помощи

энергичного усилия воли; таково чувство прирожденной инертности, чувство

внутреннего сопротивления, оказываемого нервными центрами, сопротивления,

которое делает разряд невозможным, пока действующая сила не достигла

определенной степени напряжения и не перешла за ее границу.

Условия эти бывают различны у разных лиц и у одного лица в разное время.

Инертность нервных центров может то увеличиваться, то уменьшаться, и

соответственно привычные задерж-

ки действия то возрастать, то ослабевать. Наряду с этим должна изменяться

интенсивность каких-то процессов мысли и стимулов и известные ассоциационные

пути становиться то более, то менее проходимыми. Отсюда понятно, почему так

изменчива способность вызывать импульс к действию у одних мотивов по сравнению с

другими. Когда мотивы, действующие слабее при нормальных условиях, становятся

сильнее действующими, а мотивы, сильнее действующие при нормальных условиях,

начинают действовать слабее, то действия, совершаемые обыкновенно без усилия,

или воздержание от действия, обыкновенно не сопряженное с трудом, становятся

невозможными или совершаются только при затрате усилия (если вообще совершаются

в подобной ситуации). Это выяснится при более подробном анализе чувства усилия.

Здоровая воля. Есть нормальная степень импульсивной силы в различных психических

мотивах, которая характеризует здоровое состояние человеческой воли, а

отклонения от этой степени возможны в исключительных случаях у ненормальных

индивидов. Душевные состояния, связанные с наибольшей степенью импульсивной

силы, суть, во-первых, объекты страстей, влечений и эмоций - короче говоря,

объекты инстинктивной реакции; во-вторых, приятные или неприятные чувства и

идеи; в-третьих, идеи, которым мы почему-либо привыкли повиноваться, так что в

нас укоренилась привычка руководствоваться ими в действиях; наконец, в-

четвертых, это впечатления, непосредственно воспринимаемые от данного объекта

или близкие по пространству и времени.

Все отдаленные соображения, крайне отвлеченные концепты, непривычные доводы и

мотивы, не соответствующие состоянию развития наших инстинктов в данную минуту,

лишены импульсивной силы или обладают ею в крайне слабой степени. В тех случаях,

когда они одерживают верх, непременно сопровождаются усилием, и, таким образом,

в нормальном состоянии воли, в отличие от патологического, применение усилия

ограничивается сферой неинстинктивных мотивов всякий раз, когда последние нужно

сделать руководящими нашим поведением.

Здоровье воли обусловлено известной степенью осложнения Б тех психических

процессах, которые предшествуют волевому Решению или действию. Каждый стимул,

каждая идея, порождая импульс, должны наряду с этим вызвать другие идеи и

связан-7*ые с ними характерные импульсы, и затем уже, только не слишком

преждевременно, должно наступить само действие, являясь конечным результатом

целого ряда взаимодействующих сил. Даже когда решение наступило быстро, при

нормальном порядке ве-

щей необходимы предварительный обзор поля действия и окончательный выбор пути до

наступления реакции. Когда воля здорова, окончательная оценка мотивов бывает

верной (т. е.-мотивы находятся в нормальном, привычном отношении друг к другу) и

действие совершается в надлежащем направлении.

Таким образом, болезни воли возникают различным путем. В тех случаях, когда

действие наступает слишком быстро вслед за вызывающим его мотивом, не давая

времени развиться задерживающим ассоциациям, мы имеем стремительную волю. В тех

случаях, когда ассоциации появляются, но нормальное отношение между

импульсивными и задерживающими факторами нарушено, мы имеем извращение воли. Оно

может быть, в свою очередь, обусловлено избытком или недостатком интенсивности в

том или другом психическом процессе, избытком или недостатком инертности

различных нервных центров, наконец, избытком или недостатком задерживающей силы.

Сравнивая между собой внешние проявления извращения воли, мы можем разделить его

на два вида, в одном из них нормальные акты воли невозможны, в другом неудержимо

совершаются ненормальные акты. Короче говоря, мы можем назвать первый вид

извращения воли пониженной активностью воли, второй - повышенной активностью

воли.

Впрочем, зная, что конечный результат зависит от отношения, существующего в

данную минуту между задерживающими и вызывающими его силами, мы поймем, что

невозможно по одним внешним проявлениям определить элементарную причину

извращения воли у данного лица, обусловлено ли извращение воли недостаточностью

или чрезмерностью какого-нибудь из факторов, в совокупности порождающих данное

действие. Повышенная активность воли может быть как результатом потери

способности действовать импульсивным путем в известном направлении, так и

результатом приобретения способности действовать импульсивным путем в новых

направлениях. Равным образом можно утратить способность к определенным импульсам

вследствие ослабления первоначальных стремлений или вследствие образования новых

стремлений и новых путей нервного разряда. По словам Кло-устона, или ездок может

быть так слаб, что не будет в состоянии править хорошо объезженной лошадью, или

лошадь так тугоузда, что никакой ездок с ней не справится.

Повышенная активность воли.

1) От недостаточного задержания движений. Повышенная активность воли наблюдается

у лиц вполне нормальных, у которых импульсы к движению вызывают нервный разряд

так быстро, что задерживающие движение токи не успевают возникнуть.

Сюда относятся люди с крайне подвижным и горячим темпераментом, постоянно

оживленные и разговорчивые люди, которыми изобилуют славянская и кельтская расы

и с которыми столь резко контрастируют хладнокровные, тяжелые на подъем

англичане. Первые кажутся нам похожими на вечно прыгающих обезьян, а мы им

представляемся неповоротливыми земноводными. Если взять двух индивидов, одного -

с повышенной, другого -с пониженной активностью воли, то нельзя решить, который

из них располагает большим количеством жизненной энергии. Подвижный итальянец,

одаренный живой восприимчивостью и впечатУш-тельным умом, способен произвести

своими талантами необычайный эффект, "показать товар лицом>>, между тем как

сдержанный янки, не уступая, может быть, итальянцу в талантах, будет скрывать их

в глубине души, и вы едва сумеете их обнаружить. Итальянец будет душой общества:

он поет, произносит речи, руководит общественными увеселениями, готов подшутить

над кем-нибудь, приволокнуться, принять участие в дуэли, а в случае несчастья,

разрушения надежд и планов так ведет себя, что постороннему наблюдателю кажется,

будто энергии у этого человека неизмеримо больше, чем у какого-нибудь

благоразумного и сдержанного юноши. Но последний может обладать такими же

способностями и быть готовым каждую минуту проявить их, если бы задерживающие

центры не препятствовали этому. Отсутствие предварительных соображений,

колебаний, проявление в каждую минуту удивительно упрощенного душевного склада

сообщают людям с повышенной активностью воли необыкновенную энергию и

непринужденность в действии; их страсти, мотивы и стремления не должны достигать

особенно большой интенсивности, чтобы вызвать моторный разряд. С постепенным

ходом умственного развития человечества сложность "душевного склада возрастает и

наряду с ней возрастает и число мотивов, задерживающих тот или другой импульс.

Как много мы - англичане - теряем в непринужденности нашей речи только потому,

что привыкли всегда говорить правду! Преобладание задержки действий имеет свою

хорошую и дурную стороны. Если человек выполняет действия в общем и хорошо, и

быстро, если он при этом мужественно учитывает все следствия своих поступков и

обладает достаточным умом, чтобы с успехом достигнуть цели, то ему остается

только благодарить судьбу за подвижный характер, побуждающий его действовать не

долго думая. В истории можно встретить немало полководцев и революционеров,

принадлежащих к этому подвижному и немногосложному импульсивному типу людей.

Трудные и сложные пробле-

мы преимущественно бывают по плечу лишь лицам рефлексивного, сдержанного типа.

Лица же импульсивного типа способны иногда осуществлять более широкие замыслы и

избегать многих ошибок, совершаемых обыкновенно лицами рефлексивного типа. Но в

тех случаях, когда первые действуют безошибочно или когда умеют постоянно

исправлять свои ошибки, они являются одними из самых ценных и необходимых

деятелей на пользу человечества,.

У детей при истощении и в некоторых других патологических случаях деятельность

задерживающих центров может оказаться слишком слабой, чтобы предупреждать

наступление импульсивного разряда. При таких условиях лицо с пониженной

активностью воли может на время проявлять принадлежащую противоположному типу

волевую активность. У других лиц (сюда принадлежат страдающие истерией,

эпилептики, преступники, относящиеся к классу душевнобольных, которых

французские психологи называют йё^ёпёгёз) наблюдается в нервном механизме

недостаток, когда моторные идеи в них вызывают активность воли прежде, чем

задерживающие центры успеют проявить свою деятельность. У лиц с нормальной от

рождения волей дурные привычки могут создать для этого благоприятные условия,

особенно в области импульсов известного характера.

Переспросите половину знакомых вам пьяниц, что побуждает их так часто отдаваться

соблазну, и большинство из них скажут, что они сами этого не знают. Для них

запой -род припадка. Нервные центры пьяницы приобрели способность расслабляться

известным образом всякий раз, как ему попадается на глаза бутылка водки. Не вкус

водки привлекает его, она может даже казаться ему отвратительной; неприятная

перспектива похмелья на другой день представляется ему в момент выпивки очень

живо. Но, видя водку, пьяница уже чувствует, что он против воли принимается пить

ее; больше этого никто из пьяниц ничего не может сказать. Подобным лее образом

человек может предаваться половым излишествам, причем стимулом, по-видимому,

нередко бывает не сила чувственных побуждений, а, скорее, мысль о возможности

удовлетворить их. Такие характеры слишком мизерны, чтобы их можно было назвать

дурными в сколько-нибудь серьезном смысле слова.

У лиц с подобным складом характера нервные пути, проводящие естественные (или

противоестественные) импульсы, так расслаблены, что самая небольшая степень

нервного возбуждения вызывает уже окончательную реакцию. Явление это называется

в патологии "ослабленная раздражимость". Период скры-

того внутреннего возбуждения при раздражении нервных центров в данном случае так

короток, что интенсивность напряжения в них не успевает возрасти до надлежащей

степени,! вследствие чего, несмотря на значительное наружное проявление

активности, чувственное возбуждение может быть очень мало. Подобное нарушение

внутреннего равновесия между нервными центрами особенно часто развивается у лиц

с истерическим темпераментом. Они могут проявлять искреннее и глубокое

отвращение к поведению известного рода, но тут же под влиянием соблазна всецело

отдаются овладевшей ими страсти. \

2) От чрезмерной силы импульса. С другой стороны, беспорядочный импульсивный

образ действия можно наблюдать и тогда, когда нервные ткани сохранили нормальную

степень внутреннего напряжения, а задерживающие центры действуют правильно или

даже с чрезмерной силой. В таких случаях сила импульсивной идеи ненормально

велика, и то, что при других обстоятельствах промелькнуло бы в качестве простой

возможности действия, вызывает страстное неудержимое стремление к действию. В

сочинениях по психиатрии можно найти многочисленные примеры подобных

неотвязчивых идей, в страстной борьбе с которыми больной нередко изнемогает до

самой смерти своей.

Нормальные люди не могут составить себе понятия о той неудержимой силе, с какой

дипсоман или опиоман стремится удовлетворить свою страсть. "Поставьте в одном

углу комнаты меня, в другом -бутылку рому, а в промежутке между нами стреляйте

непрерывно из пушек -и все-таки я перебегу через комнату, чтобы достать

бутылку"; "Если бы с одной стороны стояла бутылка водки, а с другой -были

открыты врата ада и если бы я знал, что, выпив один стакан, я немедленно попаду

в ад, то и тогда я не отказался бы выпить"-вот что говорят многие дипсоманы.

Муссей (в Цинциннати) описывает следующий случай: "Несколько лет тому назад в

один из домов призрения в Цинциннати был помещен горький пьяница. В течение

нескольких дней он всячески пытался раздобыть рому, но безуспешно. Наконец, он

придумал удачный способ. При богадельне был дровяной двЪр; придя на этот двор,

пьяница взял в одну руку топор, а другую положил на деревянную колоду и единым

взмахом топора отрубил себе кисть руки. Приподняв кверху обрубок руки, из

которого лилась потоком кровь, он вбежал в дом с криком: "Рому! Скорее рому! Я

отрубил себе руку!" Поднялась суматоха, тотчас принесли чашку рому; пьяница

погрузил в нее окровавленный обрубок руки, а затем быстро поднял чашку ко рту,

выпил залпом ее содержимое и радостно закричал: "Ну, теперь я доволен!""

Муссей рассказывает о другом пьянице, который, находясь на лечении от запоя, в

течение месяца тихонько попивал алкоголь из шести банок с заспиртованными

препаратами. Когда доктор спросил его, что побудило его к такому омерзительному

поступку, он отвечал: "Сэр, я так же не властен обуздать мою болезненную страсть

к вину, как не властен остановить биение сердца".

Нередко неотвязчивая идея может быть весьма невинного свойства, но тем не менее,

овладев человеком, она может буквально извести его. Например, человек чувствует,

что руки у него грязны, что их надо вымыть. Он знает, что они чисты, но, чтобы

отвязаться от несносной мысли, он моет их.Однако через минуту та же мысль снова

возвращается, и несчастный больной, не страдающий нимало умопомешательством,

поневоле должен проводить целые дни у умывальника. Другому человеку кажется, что

он надел платье "не так, как следует"; чтобы отделаться от этой мысли, он

раздевается и снова одевается и в конце концов тратит на свой туалет два-три

часа. У большинства нормальных людей имеются болезненные предрасположения,

аналогичные приведенным случаям. Кто из нас иногда, улегшись вечером в постель,

не начинал думать: "Запер я наружную дверь или нет? Погасил ли я лампу в

прихожей?" И большинство из нас в таких случаях обыкновенно встает не столько

для того, чтобы проверить, сделано ли все, что нужно, сколько для того, чтобы

избавиться от закравшегося в душу сомнения и спокойно заснуть.

Пониженная активность воли. Описанные случаи, в которых импульс к действию

слишком силен или задержание действия недостаточно велико, представляют резкий

контраст с теми случаями, когда импульс к действию слишком слаб или задержание

его слишком велико. В главе "Внимание" описано душевное состояние, при котором

мы на несколько минут теряем способность сосредоточиваться на чем-нибудь и наше

внимание рассеивается. Мы сидим, бесцельно уставив глаза в пространство, и

ничего не делаем. Ничто не задевает нас за живое, внешние впечатления не

привлекают нашего внимания- Они воспринимаются нами, но не настолько живо, чтобы

вызывать в нас какой-либо интерес. Это индифферентное отношение к некоторой

части объектов, входящих в данную минуту в область нашего сознания,-нормальное

явление. Сильное утомление или истощение может вызвать у нас такое же отношение

почти ко всему содержанию нашего сознания; апатия, сходная с этим состоянием

духа, называется психиатрами абулия и считается душевной болезнью. Для

нормального состояния воли, как я заметил выше,

необходимо, чтобы мы отчетливо сознавали область каждого нашего действия и,

руководствуясь ею, выполняли последнее. Но при душевной болезни область действия

может совершенно оставаться без внимания. В таких случаях, несмотря на неповреж-

денность умственных способностей, действие или вовсе не выполняется, или

выполняется ненадлежащим образом. "УЧдео теНога ргог^ие, с!е1;епога 5е^иог>

(доброе вижу и сочувствую ему, но влекусь к иному) -вот классическая

характеристика такого душевного состояния. \

В нашей нравственной жизни трагическое обусловлено главным образом тем, что

нормальная связь между осознанием истинного плана действия и его осуществлением

порвалась, и тем, что известные идеи никак не могут возбудить в нас живого

стремления к их реализации. Люди различаются между собой не столько по складу

чувств и мыслей, сколько по образу действия. Их идеалы, мотивы их действий

далеко не так расходятся между собой, как это можно было бы подумать при

различии их судеб. Никто не чувствует так живо разницы между благородными и

низкими путями в жизни, как разные горькие неудачники, мечтатели, составители

неосуществимых проектов, сбившиеся с круга таланты и т. д., жизнь которых -

сплошное противоречие между знанием и действием и которые при всех познаниях

бессильны исправить свой жалкий характер. Иные из них обладают чрезвычайно

большими познаниями, в тонкости нравственного чувства они далеко превосходят

добропорядочность довольного судьбой буржуа, который так возмущается их

недостойным поведением. И тем не менее это существа вечно недовольные, вечно

жалующиеся на горькую участь. Они-.постоянно высказывают догадки, соображения,

Дата добавления: 2014-11-06