Современная языковая ситуация

Если понятие языковой политики, характеристику её основных проблем и компонентов, вопрос языковых сфер социального воздействия мы раскрывали на примерах функционирования языков в Российской Федерации, то современную языковую ситуацию в мире мы раскроем с опорой на данные языковой ситуации в странах Европы и США. «Мир, в котором мы живем, сложен, противоречив и многообразен. К тому же он, развиваясь, весьма динамично видоизменяет­ся: меняются расстановка и соотношение противоборствующих сил, меняются социальные приоритеты, происходит переоценка этнокультурных ценностей. Вместе с политической картой мира меняется его лингвистическая палитра» (Н.Ф. Алефиренко, 2005, с. 256).

В каждом европейском государстве и США проживают национальные меньшинства:

в Великобритании – уэльсцы, шотландцы и ирландцы;

во Франции – бретонцы, баски, галисийцы;

в Германии – серболужичане, датчане и голландцы.

И все же основная часть населения этих стран говорит на одном языке, государственном; языки национальных меньшинств находятся в условиях разной степени дискриминации.

В других странах Запада языковая ситуация иная. Ее специфику определяют «официальные» билингвизм – двуязычие и полилингвизм – моногоязычие. Так,

Финляндия и Ирландия – двуязычны;

Бельгия – трехъязычна;

Швейцария – четырехъязычна.

Языковую ситуацию в этих странах усложняют иммигранты.

Языковая политика в странах Запада не отличается единообразием. В Ирландии – это ретроспективная языковая политика, направленная на сохранение ирландского языка, который, наряду с английским, является государственным, хотя на нем говорит лишь 2 % населения. Государство предпринимает меры для воскрешения языка коренного населения – ирландцев.

На поддержку язы­ка меньшинства направлена также языковая политика Финлян­дии. Однако таким языком является язык не коренного населения (финнов), а шведский, на котором говорит 7 % населения страны. Как и в Ирландии, здесь также два государственных языка – фин­ский и шведский. В обоих государствах выбор языков официаль­ного общения обусловлен политическими интересами – укреп­лением государственного единства, историческими и нацио­нальными традициями. Такая языковая политика в основном отвечает демократическим принципам.

На иных принципах строится языковая политика в Англии, Испании, Франции и других государствах, где в самом факте языко­вых различий усматривается мни­мая угроза целостности государства. В этих странах официальным языком государства служит язык доминирующей нации – анг­лийский, испанский, французский. Это результат многовековой имперской политики, направленной на ассимиляцию народов языков, этнокультур.

Так, в Великобритании юриди­чески никогда не выделяют этноязыковые общности Уэльса, Ирландии, Корнуолла, Шотландии, объединяя различные язы­ковые группы термином британцы (Britich). Термины англича­нин (Englishman), шотландец (Scotchman), валлиец (Welsh­man) используются, как правило, для обозначения места жительства или рождения. Вместе с тем в присоединенных Англией землях сохраняется двуязычие, хотя валлийский, ирландский и шотландско-гаэльский языки на социально-функциональной шкале стоят ниже английского.

В результате постоянного контак­тирования коренных языков с английским на территории Ирлан­дии и Ольстера сложился ирландский вариант английского языка (Hiberno-English), а в Шотландии – шотландский вариант анг­лийского языка (Scots, или Lallan). Однако, хотя оба варианта английского языка и служат средством общения на соответствую­щих территориях, они все же остаются символом низкого соци­ального происхождения и низкой культуры. В результате англизации из языковой палитры Великобритании исчезли корнский и мэнкский языки (первый из них – язык острова Мэн, заселенного кель­тами еще в I в. до н.э.).

Главными проводниками языковой поли­тики англизации служили и служат церковь и школа, которые полностью перешли на английский язык еще во времена колонизации. Церковь и школа служили не столько духовному воспитанию, развитию и обучению детей, сколько искоренению их родного языка. Идеологический крите­рий в Великобритании, дополняя политический, окончательно формирует имперс­кую национально-языковую политику.

В форме подобного рода осуществляется языковая по­литика во Франции и Испании. Благодаря дея­тельности этнокультурной общественности этих стран некоторые языки национальных меньшинств повышают свой социально-функциональный статус. Так, в Испании:

баскский – официальный язык Страны Басков (автономной провинции Испании);

каталанский – офи­циальный язык автономных областей Испании (Каталонии, Ва­ленсии и Балеарских островов) и в государстве Андорра (наряду с испанским и французским языками);

галисийский – официаль­ный язык Галисии (автономной области Испании).

Во Франции языки национальных меньшинств не имеют статуса официальных. Фран­цузский язык занимает в стране господствующее положение (95% одноязычных жителей говорят по-французски); это единственный язык официального общения, обучения, государственных учреж­дений и внешних сношений. Потому, как полагает В.Г. Гак, язы­ковая ситуация во Франции сводится преимущественно к про­блеме двуязычия, к проблеме распределения функций между фран­цузским языком и другими языковыми образованиями, к которым относятся:

окситанский – новопровансальский (~ 8 млн. чел.);

корси­канский вариант итальянского языка (~200 тыс. чел.);

фламандский (~ 80 тыс. чел.);

эльзасский диалект = совокупность немецких говоров Франции (~1,3 млн. чел.) (В.Г. Гак, 1989, с. 121 смотреть!!). По степени генетической и структурной бли­зости региональных языков к французскому в языковой ситуации Франции различимы четыре типа двуязычия:

а) экзоглоссия – языковая ситуация, когда наряду с французс­ким используются региональные языки – окситанский, ката­ланский, корсиканский диалект итальянского (романская груп­па); эльзасские и фламандские говоры (германская группа); бретонский (кельтская группа) и баскский (изолированный неиндоевропейский язык);

б) эндоглоссия – языковая ситуация, при которой литературная форма французского языка делит функции с другими его формами – диалектами, просторечием, арго и т.п.;

в) гиперглоссия – двуязычие, при котором правящая, научная, политическая элита страны наряду с родным французским языком пользуется иностранным (в настоящее время – анг­лийским). Защита французского языка от иноязычного влия­ния – одна из значимых задач современной языковой поли­тики Франции;

г) гипоглоссия – двуязычие иммигрантов (несколько миллионов иностранных рабочих).

При всем многообразии распределения функций внутри каж­дого типа двуязычия налицо общее: французский язык – един­ственное средство публичного общения и преподавания на всей территории страны (кроме Эльзаса, в котором документация ведется одновременно на французском и немецком языках, но не на эль­засском диалекте). Местные языки никаких общественных функ­ций не выполняют; их используют только во внутрисемейном и бытовом общении.

Разнообразие языковой ситуации во Франции отличает ее от других западноевропейских стран:

для Германии и Италии харак­терна эндоглоссия;

для Испании – экзоглоссия;

для Англии – экзоглоссия и гипоглоссия.

Особым типом языковой ситуации характеризуются Бельгия, Швейцария и Люксембург, в которых в качестве государственных слу­жат несколько языков – на них говорят основные этносы, населяющие данное государство. Языковая политика, проводи­мая в этих странах, строится на демократических основах и отра­жает объективное соотношение политических и экономических факторов.

Так, в XIX в. Бельгия (обрела независимость в 1830 г.) была в основном двуязычной в ситуации гиперглоссии: большин­ство населения страны составляли фламандцы, однако элита стра­ны пользовалась не фламандским (обособившимся диалектом дат­ского языка), а французским языком, в то время весьма пре­стижным в мире, в том числе в России. После получения независимости фламандцы ведут решительную борьбу за равно­правие своего языка, и в результате к 1919 г. французский и фла­мандский оказались в одинаковом социально-функциональном по­ложении. Однако вскоре языковая ситуация вновь обострилась дис­пропорцией в экономическом развитии Фландрии и Валлонии. К тому же франкоязычный Брюссель – столица государства – расположен во Фландрии. Разрешить проблему удалось с помо­щью языковой политики: государственными языками стали фламандский, французский и немецкий. Территориально они рас­пределились по четырем районам страны: фламандский, фран­цузский, немецкий и двуязычный (французский и фламандский).

Подобное равноправие достигнуто и в Швейцарии, офици­ально считающейся четырехъязычной: каждый кантон пользуется в официальном общении одним из четырех языков – немецким, французским, итальянским или ретороманским. Все швейцарцы свободно говорят на трех языках (немецком, французском и итальянском), изучают их в школе, смотрят телепередачи, читают газеты.

Языковую ситу­ацию Люксембурга определяет функциональное распределение между тремя языками: два языка – французский и немецкий – являются государственными, хотя родным, объединяющим нацию, является люксембургский (летцебургский) язык. В на­стоящее время благодаря государственной языковой политике растет престиж люксембургского языка: он используется в парламенте, в театре, на ра­дио, в проповедях, речах, приветствиях. Однако люксембург­ский язык используется главным образом в устном общении; в письменной речи используются французский и немецкий.

Итак, языковая ситуация в западноевропейских странах отра­жает коммуникативные возможности языков, социально-экономическую структуру государства, а также историко-культурные традиции народа.

В отличие от Западной Европы, языковая ситуация в странах Северной Америки сложилась под влиянием социально-функцио­нального «распределения», между колониальными языками (анг­лийским, французским, испанским, голландским, немецким, шведским), с одной стороны, и с другой стороны, между языком колонистов и язы­ками аборигенов. Современное многоязычие на этом континенте складывалось столетиями.

Языковая ситуация в США сложна и многообразна. Название американцы скрывает объединение из почти 80 различных эт­ноязыковых сообществ. Однако с 1776 г., времени, когда североамериканс­кие колонии завоевали независимость, в США преобладают носи­тели английского языка. За ними следуют испаноязычные жители, италь­янцы, немцы, французы, поляки, евреи и греки. Между англоязычными и другими этно­языковыми коллективами установилось двуязычие. Причем у 69 % двуязычных американцев доминирует английский язык, у ос­тальных – этнический.

Особый колорит языковой ситуации в США придает судьба аборигенных языков. Проводившаяся политика искоренения мест­ного населения привела к его сокращению, а отдельные этносы поставила на грань исчезновения. Свыше 40 % коренных американцев по своему жизненному уровню оказались ниже порога бедности, у них самая малая продолжительность жизни, самый высокий процент отсева детей из школы (школу оканчивают только 17,6 %), неграмотность достигает 40 %.

Национальные меньшинства оказались в крайне сложной си­туации: повышение их социального статуса невозможно без зна­ния английского языка (получения образования, профессии), но жесткий англоязычный режим в школе создает невыносимые ус­ловия для детей национальных меньшинств, вынужденных рано бросать школу (отсев испаноязычных школьников, например, в Лос-Анджелесе составил 50 %, а в Нью-Йорке – 80 %).

Спасти ситуацию могло лишь двуязычие. В 1968 г. был принят соответствующий закон, разрешающий двуязычное обучение по особым запросам школьных округов. Однако реализация этого закона столк­нулась с трудностями финансового, педагогического и социаль­ного характера: ограниченные бюджетные субсидии, недостаток квалифицированных учителей и учебников, враждебность прессы и общественности.

Двуязычие в США, как ни странно, – при­знак невысокого социального статуса, о чем свидетельствуют и американские социолингвисты. В США, по словам Ф. Гросджин, двуязычными остаются те, кто, как правило, живет беднее сред­него уровня. Ввиду того, что они все еще пользуются своим род­ным языком, на них смотрят как на людей, еще не полностью вошедших в американское общество. И все же двуязычие в США сохраняет пока достаточно прочные позиции. Больше всего дву­язычных американцев среди

испаноговорящих (6,2 млн. чел.);

италь­янцев (1 млн. чел.);

немцев (800 тыс. чел.);

французов (777 тыс. чел.);

поляков (493 тыс. чел.).

К индейским языкам с наибольшим числом носителей относятся языки навахо, чероки, сиу, чиппева, пуэбло, маскогеан, ирокезский и алгонкинские. До настоящего времени сохрани­лось около 300 индейских языков.

Социальный статус языков национальных меньшинств США ограничивается сферой семейного, бытового и внутригруппового общения для неаборигенных американцев и сферой племенного общения для аборигенов. Находясь в жестко англизированном окружении, значительная часть носителей этнического языка пред­почитает не указывать свой родной язык. Часть коренного населе­ния либо поверхностно владеет этническим языком, либо совсем забыла его, перейдя полностью на английский. Всё это – результат политики «плавильного котла» (melting pot policy), или политики американизации, т.е. искоренения всех этнических, культурных и языковых различий в многонациональном американском обществе (Н.Ф. Алефиренко, 2005, с. 256–262).

Основным средством межгруппового, межэтнического и об­щенационального общения выступает английский язык. Его доминирование сложилось не само по себе, хотя иногда комментаторы американской языковой политики (напр., Дж. Фишман, Ш. Хит) говорят о естественном доминировании английского языка в усло­виях равноправия всех этноязыковых групп. Английский язык целенаправленно и последова­тельно внедрялся на протяжении всей истории страны благодаря политике «плавильного котла». За английским язы­ком не закреплен статус государственного или официального в федеральной конституции США.

Политика «плавильного котла» использо­вала другие средства воздействия: этнокультурную ассимиляцию, национальную и расовую дискриминацию, социально-экономическое давление и даже прямые запреты на обучение не на английском языке (законы 1919 и 1921 гг.). Главными каналами её реализации стали школа, средства массовой информации, масс-культура, админи­стративный аппарат, производственное общение (Н.Ф. Алефиренко, 2005, с. 256–262).

Дата добавления: 2014-10-17