Права и субъективных прав 1 страница

Право, с точки зрения марксизма, — это возведенная в закон воля господствующего класса, воля, содержание которой определяется материальными условиями существо­вания этого класса'. Необходимой предпосылкой правиль­ного определения и раскрытия содержания важнейших юри­дических понятий (права в объективном смысле, субъекта права, юридического отношения и др.) является уяснение сущности и значения волевого момента в праве.

Для того чтобы правильно определить значение и сущ­ность воли в праве, необходимо предварительно обратиться к анализу содержания понятия воли. К сожалению, про­блема воли как философская проблема до сих пор не при­влекала к себе внимания философов ². Воле, как явлению человеческой психики, было уделено большее внимание. Удачное, основывающееся на материалистическо-диалектическом методе изучения психических явлений истолкова­ние волевых процессов дает в своей, удостоенной Сталин­ской премии работе С. Л. Рубинштейн ³. Разумеется, юрист в своем исследовании о воле в праве должен опираться как на общие философские основы учения марксизма о воле, так и на те материалы, которые ему дает марксистская пси­хология. Проблема воли в праве является большой темой,

¹ См. Маркс и Энгельс, Соч., т. V, стр. 498.

² Достаточно указать, что в «Кратком философском словаре», вышед­шем под редакцией М. Розенталя и П. Юдина (изд. 2-е, дополнен­ное, Политиздат, 1940), слово «воля» вовсе отсутствует.

³ С. Л. Рубинштейн, Основы общей психологии, Учпедгиз, М., 1940.

и надо надеяться, что когда-нибудь ей будет посвящена не одна работа. Автор настоящих строк не ставит своей целью исследовать этот вопрос во всей его полноте, как он этого заслуживает. Речь идет лишь о самой предварительной постановке проблемы в связи с задачей уяснения понятий объективного и субъективного прав и понятия субъекта права.

Вопрос о юридических действиях, т. е. волевых актах, с которыми закон связывает возникновение, изменение или прекращение прав и обязанностей, затрагивается в настоя­щей главе лишь в той мере, в какой это необходимо для раскрытия указанных выше понятий.

Уже Гегель, хотя и на идеалистической основе, устра­няет дуализм воли и мышления, не отождествляя, однако, эти две стороны духовной деятельности человека. По Ге­гелю, воля — это особый способ мышления, «...не надо пред­ставлять себе, — пишет Гегель, — что человек является с одной стороны мыслящим, и, с другой стороны, болящим, что у него в одном кармане мышление, а в другом воля, ибо это было бы пустым представлением. Различие между мышлением и волей есть лишь различие между теоретическим,и практическим отношением; но они не представляют собою двух способностей, так как воля есть особый способ мышления: она есть мышление, как пере­мещающее себя в наличное бытие, как влечение сообщить себе наличное бытие» '. Невозможно обладать волей (без интеллекта, но и невозможно мыслить без воли, ибо мысль есть деятельность. Сущее как содержание мыслимого есть нечто опосредствованное, положенное нашей деятельно­стью.

Куно Фишер, интерпретируя Гегеля, приходит к выводу, что для него воля — это стремление мышления дать себе бытие. Всякое хотение есть «частная форма мышления»; нет воли без интеллекта, так как хотеть — это значит хо­теть чего-либо, иметь предмет или цель. Цель же есть пред­ставляемое и мыслимое содержание воли ².

Однако, будучи объективным идеалистом, Гегель далек от уяснения действительного соотношения между мышле-

¹ Гегель, Философия права, Соцэкгиз, 1933, стр. 32—33.

² Куно Фишер, Гегель, его жизнь, сочинения и учение, первый полутом, М.—Л., 1933, стр. 528—529.

нием и волей, с одной стороны, и бытием — с другой. Для Гегеля свобода воли составляет ее субстанцию и определе­ние. Право же, по Гегелю, есть царство реализованной свободы, исходным моментом в праве является свободная воля. Идеалистическая система Гегеля не случайно завер­шается ее автором восхвалением и возвеличением реак­ционной полицейской прусской монархии.

С точки зрения марксизма сознание человека опреде­ляется общественным бытием. Сознание — осознанное бы­тие. Воля человека как одна из форм проявления челове­ческого сознания тесным образом связана с интеллекту­альными и эмоциональными процессами. «Зачатки воли, — пишет С. Л. Рубинштейн, — заключены уже в потребностях, как исходных побуждениях человека к действию¹». Возник­новение волевого действия предполагает установление осо­знанной связи между лицом, испытывающим влечение, субъективно (выражающее его потребность, и предметом, могущим удовлетворить эту потребность. «Существенной предпосылкой волевого акта является, таким образом, пере­ход к предметным формам сознания».

Однако сознательные волевые действия всегда опосред­ствованы более или менее сложной работой сознания и непосредственно не вытекают из потребностей. Человек выбирает между различными побуждениями к деятельно­сти, как ее мотивами, осознает результат деятельности как цель. Осознание цели играет существенную роль в волевом акте, но не следует забывать, что цель, определяющая воле­вой процесс, сама причинно детерминируется побужде­ниями.

С другой стороны, сами побуждения опосредствуются осознанной целью. Это приводит ко все более сознатель­ному регулированию деятельности человека. Свобода воле­вого акта выражается в независимости от импульсов не­посредственной ситуации. Всякое подлинное волевое реше­ние есть избирательный акт, включающий сознательный выбор и решение. Деятельность человека включается в за­кономерную связь причин и следствий и в этом смысле необходима. Поэтому для марксизма свобода воли озна­чает не что иное как способность принимать решения со знанием дела.

Волевой акт реализуется в действии. Действие сформи­ровалось в общественном труде как акт трудовой дея­тельности. Можно отметить, что хотя действие человека

всегда направлено на определенный результат, однако одно и то же действие может дать множество результатов «ка­кой-то из этих результатов является непосредственно созна­тельной целью действующего субъекта». Действие, которое воспринимается и осознается самим действующим субъек­том как общественный акт, т. е. как действие, выражающее отношение действующего к другим людям, является по­ступком. Действие включается в деятельность, обществен­ная сущность которой является предметом различных обще­ственных наук.

Личность не тождественна ни с сознанием, ни с само­сознанием, ибо она — историческая конкретная личность, находящаяся в реальном отношении с реальным миром. В системе тех связей и отношений, которые формируют человека, решающими являются общественные отношения, общественное бытие. Реальная личность — это обществен­ное существо. Однако личность невозможна без наличия сознания или самосознания, ибо человек является лично­стью лишь в той мере, в какой он выделяет себя из при­роды и из окружающих его людей. «Личностью является человек, который относится определенным образом к окру­жающему». Психология человека обусловлена обществен­ными отношениями, условиями материальной жизни, но пси­хология изучает не общественное сознание, не идеологию, а сознание общественного индивида в деятельности.

«...Всякие дела, которые делает человек, обычно пере­растают его, поскольку они являются общественными де­лами, но вместе с тем и человек перерастает свое дело, (поскольку его сознание является общественным созна­нием» '.

Из изложенной выше концепции воли и характеристики значения воли в сознании человека как психологической личности вытекает, что было бы ошибочным отождествлять сознание, а тем самым и волю отдельного человека с обще­ственным сознанием, в частности, с общественной волей и ее особым видом — волей господствующего класса, прини­мающей форму государственной воли. Нельзя сводить психологические закономерности к социальным. Но не меньшей ошибкой было бы утверждение, что между волей как психологическим явлением и общественной волей суще-

¹ См. С. Л. Рубинштейн, Основы общей психологии, Учпедгиз, М., 1940, стр. 428—435, 438—442, 451, 454—456, 458—460, 468—469, 563—564, 566, 570.

ствует полный разрыв. Образование общественной воли необходимо связано с волевыми актами людей, находя­щимися между собой в определенных общественных отно­шениях. Вместе с тем действия человека, его поступки, его поведение приобретают общественный характер, объек­тивируются в социальных закономерностях. Это обстоя­тельство необходимо иметь в виду для того, чтобы понять связь и различие между волей в психологическом смысле и общественной волей, порождающей право.

Право относится к категории идеологических обществен­ных отношений, т. е. таких общественных отношений, ко­торые, прежде чем им сложиться, проходят через сознание людей¹. Однако право—это не только форма обществен­ного сознания. Право — содержание воли господствующего класса, объективизация этой воли в правилах поведения, т. е. в нормах, определяющих и направляющих поступки членов общества в целях обеспечения и упрочения господствую­щих в данном обществе материальных и идеологических общественных отношений.

Не случайно классики марксизма выделяют политиче­скую и юридическую надстройку из прочих идеологических общественных отношений. Определяя зависимость форм общественного сознания от экономического базиса, Маркс писал: «Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и по­литическая надстройка (разрядка моя. — С. Б.) и которому соответствуют определенные формы обществен­ного сознания» ². Точно так же и Энгельс, характеризуя влияние идеологических форм на ход (исторической борьбы, различает «политические формы классовой борьбы и ее результаты — конституции (разрядка моя.—С. Б.), установленные победившим классом после одержанной победы и т. п., правовые формы и... отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, юридические, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в систему догм» ³.

¹ О различии между материальными и идеологическими обществен­ными отношениями см. Ленин, Соч., т. I, стр. 61,70.

² Маркс и Энгельс, Соч., т. XII, ч. 1, стр. 6.»Маркс и Энгельс, Соч., т. XXVIII, стр. 245.

Таким образом, Маркс и Энгельс отличают юридиче­скую надстройку, если понимать под последней право как "совокупность норм, от правосознания как формы обще­ственного сознания и от тех представлений о праве, кото­рые имеются у отдельного человека. Определяя право, как возведенную в закон волю господствующего класса, Маркс тем самым подчеркивает, что право как совокупность норм — это содержание, результат воли. А это означает, что право как объективированная в системе норм поведе­ния воля господствующего класса существует независимо от сознания и тем самым от воли отдельного человека.

Тезис об объективности права как явления, существую­щего независимо от сознания отдельного человека, еще не раскрывает, однако, механизма образования юридических норм. До сих пор мы оперировали понятием «воля господ­ствующего класса» (применительно к бесклассовому социа­листическому обществу можно говорить об общенародной воле), не раскрывая содержания этого понятия, исходя из него, как из некоей данности. Что эта за воля? Каков меха­низм ее образования?

Общеклассовая или общенародная (в бесклассовом со­циалистическом обществе) воля как источник юридиче­ских норм — это не воля в психологическом смысле, ибо психология имеет дело только с волей человека, с инди­видуальным сознанием. Общеклассовая или общенародная воля, получающая свое выражение в юридических нормах, не может быть сведена к сумме индивидуальных воль. Еще Руссо в своем учении об общей воле (volonté générale) провел резкую грань между этой волей и волей всех '. Достаточно указать на то, что многие представители господ­ствующего класса не сознают или сознают не в достаточ­ной степени свои коренные общеклассовые интересы, опре­деляемые объективными, вне их субъективных воль сло­жившимися материальными условиями существования. Чаще всего это случается с теми представителями господ­ствующего класса, которые являются деятельным (в сфере производства) элементом этого класса.

¹ См. Руссо, Общественный договор, перевод под ред. А. К. Дживелегова, М., 1906, стр. 47: «Общая воля и воля всех часто значительно расходятся: одна заботится только об общей выгоде, а другая имеет в виду лишь частную — и представляет сумму частных воль. Но отнимите у этих самых частных воль плюсы и минусы, ко­торые друг друга уничтожают, и получится воля общая».

Поэтому неправильно было бы характеризовать право, как продукт совпадения индивидуальных воль членов гос­подствующего класса, как единый результат их одинаковой сознательной деятельности. Если материальные обществен­ные отношения приобретают самостоятельное существова­ние по отношению к людям, являющимся их непосредствен­ными и косвенными участниками, то совершенно ясно, что осознание общеклассовой значимости этих отношений, обеспечивающих экономическое господство того или иного класса, не может быть результатом простого сложения отдельных сознаний его членов.

Далеко не всякий индивид поднимается до осознания общеклассовых интересов, хотя каждый под влиянием общих для всех условий материального производства в из­вестной мере мыслит и водит, как любой другой член данного класса. Воля класса, как и всякая иная обще­ственная воля, всегда есть нечто качественно отличное от индивидуальных воль членов класса, хотя в конечном счете опирается на те элементы в этих волях, которые, возможно, только в зародыше отражают классовые потребности и интересы. Когда Маркс и Энгельс утверждают в «Немец­кой идеологии», что господствующие в данной обществен­ной формации индивиды «должны конструировать свою силу в виде государства» и «придать своей воле, обуслов­ленной данными определенными отношениями, всеобщее выражение в виде государственной воли, в виде закона — выражение, содержание которого всегда дается отноше­ниями этого класса», — то едва ли можно сомневаться, что под «господствующими индивидами» подразумевается гос­подствующий класс. Маркс и Энгельс здесь имеют в виду не просто известную сумму индивидов, а тот или иной общественный класс.

Содержание закона дается отношениями класса, т. е. экономическим базисом, а не тем или иным отдельным отно­шением, в котором находится тот или иной индивид. Лишь общие условия существования класса формируют законо­дательную волю. Это положение подтверждается и даль­нейшими высказываниями Маркса и Энгельса, содержа­щимися в «Немецкой идеологии»: «Подобно тому как от их (т. е. индивидов. — С. Б.) идеалистической воли или произвола не зависит тяжесть их тел, так от них не зави­сит и то, что они проводят свою собственную волю в форме закона, делая ее в то же время независимой от личного

произвола каждого отдельного индивида среди них. Их личное господство должно в то же время конституироваться как общее господство. Их личная сила основывается на жизненных условиях, которые развиваются как общие для многих индивидов и сохранение которых они, в качестве господствующих индивидов, должны утвердить против дру­гих индивидов, и притом в виде действительных для всех условий. Выражение этой воли, обусловленной их общими интересами, есть закон» '.

Эти высказывания Маркса и Энгельса имеют большое значение для правильного уяснения значения воли в праве, в частности, для правильной характеристики соотношения права объективного и права субъективного. Правило пове­дения, исходящее от государства (закон) или молчаливо одобренное им (обычай) и обеспеченное принудительной силой государства, либо устанавливает, каким должно быть или может быть поведение людей, отражающее ту или иную сторону их участия в процессе производства материальной жизни и в иной общественной деятельности, либо требует воздержания от действий, угрожающих данному общественному порядку. Общие интересы господствующего класса суть необходимое выражение основных условий его существования. Будучи выражением общих интересов, право, как совокупность норм, вместе с тем и тем самым выражает тот объективный интерес индивида, который определяется его позицией в общественном процессе производства и рас­пределения и который, следовательно, является необходи­мой основой общеклассовых интересов.

Но кто же выражает общую волю, кто вырабатывает нормы, поддерживающие и закрепляющие господствующие в данном обществе отношения? «...Все потребности граждан­ского общества, — говорит Энгельс, — независимо от того, какой класс господствует в данное время, — необходимо должны пройти "через волю государства, чтобы добиться законодательного признания»². Каковы те общественно необходимые условия, которые определяют государствен­ную волю, было выяснено выше. Но совершенно ясно, что государственная воля, получающая законодательное при-

¹ Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 311

² Маркс и Энгельс, Соч., т. XIV, стр. 671.

знание, может быть выражена только живыми людьми. Про­цесс формирования юридических норм немыслим вне психо­логических актов воли живых людей, предлагающих,
обсуждающих и утверждающих эти нормы. Право как сово­купность юридических норм есть продукт сознательной дея­тельности тех представителей господствующего класса, ко­торым принадлежат законодательные в широком смысле этого слова (т. е. нормотворческие) функции. Однако законодательная деятельность указанных лиц, составляю­щих соответствующие органы государственной власти, становится объективно значимой лишь в той мере, в какой она закрепляет общественно необходимые условия данной системы производства и способствует его дальнейшему упрочению и развитию.

Правила поведения, установленные государством, дол­жны обеспечить осуществление тех целей, которые возни­кают как общественно необходимые цели. Получив свое выражение в нормах, воля соответствующих представите­лей господствующего класса (воля представителей народа в бесклассовом социалистическом обществе) превращается в волю этого класса (общенародную волю при социализме), потому что она соответствует общеклассовым (или обще­народным) интересам и устраняет личный произвол отдельных индивидов. В этом случае, говоря словами Маркса и Энгельса, происходит самоутверждение интересов господ­ствующих индивидов, в среднем типичном случае '.

Таким образом, хотя без субъективных волевых, актов невозможен процесс образования государственной воли и, стало быть, юридических норм, эти нормы являются объек­тивацией воли господствующего класса или всего народа в целом, т. е. общественной воли.

С этим выводом связаны весьма важные последствия. Если закон объективно является выражением государствен­ной воли, то это означает, что он может сделаться незави­симым от той непосредственной цели, которой руководство­вался законодатель, издавая закон, и, следовательно, от того психологического волевого акта, который завершился изданием закона. Как только закон вышел в свет, он ста­новится социальным фактом, определяющим и регулирую­щим поведение многих людей, — их положение и роль в общественной жизни. Бесконечное разнообразие условий

¹ См. Маркс и Энгельс, Соч., т. IV, стр. 311.

развития данного явления не может быть охвачено или предусмотрено ни одним законом.

Закон действует, «гласит» до тех пор, пока словесный смысл, вложенный в него, позволяет суду или администра­ции, применяющим закон, регулировать через него те охра­няемые государственной властью отношения, которые перво­начально не предусматривались законодателем в качестве объекта такого регулирования, а развились уже после изда­ния закона. Это обстоятельство означает, что закон жизненен, что он правильно отображает интересы господствую­щего класса или общенародные интересы и тем самым и общегосударственную волю к поддержанию и охране дан­ных общественных отношений. В старом споре о том, какие цели преследует толкование законов — уяснение ли воли законодателя, т. е. обнаружение того, что хотел сказать законодатель, или уяснение того смысла, который объек­тивно выражен в словесной формуле закона, — на наш взгляд, правы сторонники второй точки зрения.

Однако теория, считающая, что важно в законе не то, что хотел сказать законодатель, а то, что в действитель­ности в законе выражено, забывает одно существенное обстоятельство, вытекающее из развитой выше концепции о процессе образования юридической воли, выраженной в законе. Если закон действует, если он сформулирован так, что может быть использован для регулирования отношений, которые первоначально и не имелись в виду в качестве объекта регулирования, то яри уяснении смысла закона можно говорить об установлении воли законодателя.

Но под волей законодателя необходимо разуметь не психологические волевые процессы, протекавшие у лиц, обсуждавших и принимавших закон. Эти лица в момент утверждения закона учитывали и могли учитывать лишь определенный круг отношений, к которым закон по мысли законодателя должен был применяться и на которые он был рассчитан. Волей же законодателя, в том случае если закон продолжает действовать и при иных обстоятельствах, сле­дует считать ту объективную волю господствующего класса или общенародную волю, которая продолжает существовать и после принятия закона, внося в практику его применения такие коррективы, которые вызваны условиями места и времени применения закона, короче—общественно необхо­димыми обстоятельствами.

Нельзя не согласиться с Регельсбергером, охарактеризо-

вавшими действие закона в следующих словах: «...закон не стоит, так сказать, в безвоздушном пространстве. Он имеет назначением определять практическую жизнь и при­том не как явление, существующее для себя, но как звено всего права, находящегося в действии. Согласно этому представляется возможным такое содержание закона, ко­торое при его издании не было ясно самому законодателю; по крайней мере, во многих случаях этот вопрос может возбуждать сомнение. Таким образом, закон может иметь содержание, не покрываемое тем конкретным представле­нием законодателя, которое может быть обнаружено. Когда утверждают, что содержание закона есть воля законода­теля, то при этом понимают такую волю, которая обнимает и не имевшееся в представлении законодателя содержа­ние» '.

Как решается вопрос о субъекте права и субъективных правах в буржуазной юридической науке?

Отнюдь не претендуя на исчерпывающее освещение соответствующих теорий, мы постараемся кратко отметить лишь основные, важнейшие направления в этой области.

Проблема воли в праве привлекала внимание буржуаз­ных ученых юристов главным образом в связи с исследова­нием именно этого вопроса и тесно связанного с ним во­проса о субъекте права. До Иеринга господствовала теория, считавшая, что содержанием субъективного права является воля индивида, и поэтому полагавшая, что единственным реальным субъектом прав является волеспособное лицо, т. е. человек. Первоначальное понятие о лице или субъекте права, по мнению Савиньи, должно совпадать с понятием о человеке, ибо «всякое право существует ради нравствен­ной, каждому человеку присущей свободы»². Вследствие этого первоначальное понятие о лице или субъекте права должно совпадать с понятием о человеке. Логическим вы­водом из этой посылки явилась фикционная теория юриди­ческого лица. (После Савиньи волевая теория субъектив­ного права наиболее последовательно защищалась Виндшейдом. По мнению Виндшейда, только человек является «лицом», ибо только человек имеет волю³.

¹ Регельсбергер, Общее учение о праве, М., 1897, стр. 144.

² Sa vigny, System des heutigen römischen Rechts, B. II, 1840, 2.

³ Windscheid, Lehrbuch des Pandektenrechts, erster Band, neunte Auflage, bearbeitet v. Theodor Kipp, 1906, S. 219, 221.

Уже Иеринг правильно подметил слабые стороны воле­вой теории субъективного права (Willenstheorie) в том ее виде, как она была сформулирована Савиньи, Виндшейдом и другими ее представителями, указав на противоречие между ее основным постулатом (субъект права — волеспособное лицо) и правовой действительностью (лица, лишен­ные разумной воли, признаются законом субъектами права). Критики Виндшейда правильно указывали, что, определяя субъективное право как «ein Wollendürfen», он не заметил, что «хотеть» — «wollen» — относится только к акту воли, совершающемуся в психике человека, т. е. к воле, как к психическому акту, а не к праву, для которого имеет зна­чение только «Willensbetätigung», т. е. обнаружение хотения действием '. По это«причине волевая теория не может быть применена даже по отношению к дееспособным субъектам, ибо право защищает не акт воления сам по себе, но его содержание ².

По мнению других критиков, ошибка волевой теории за­ключалась не в том, что она выдвигала в качестве решаю­щего момента волю, а в том, что она хотела, чтобы эта воля, с которой соединялось представление о юридической власти, была волей носителя права; между тем в действи­тельности эта власть в правовом смысле может принадле­жать и тому, кто ее не применяет (малолетнему, умалишен­ному) ³.

Пытаясь найти выход из указанных выше противоречий, Бирлинг как представитель волевой теории пришел к за­ключению, что дети и умалишенные не являются подлин­ными субъектами права. Воленеспособные лишь фингируются правопорядком в качестве лиц. Полностью недееспо­собные лица — это фиктивные субъекты, ограниченно-дееспособные — неполноценные, ограниченные субъекты права. Имущественные обязанности приписываются воленеспособным в силу фикции. Подлинным субъектом права является только тот, кто в состоянии признать правило поведения юридической нормой, т. е. человек, находящийся

1 См. сводку высказываний о теориях субъективного права, в том числе и о Willenstheorie, в работе Л. Л. Гервагена, Развитие уче­ния о юридическом лице, СПБ, 1888, стр. 51 и далее.

2 См. Michoud, La théorie de la personnalité morale, t. I, Paris, 1924, p. 99—101.

³ Sal eil les, De la personnalité juridique, 1922, p. 502, 547.

в здравом уме — в состоянии, свидетельствующем о полном и нормальном развитии его духовных сил '.

К еще более радикальным выводам пришел Гельдер. Он довел до логического конца основной тезис волевой теории о субъекте права как волеепособной и разумной личности и вопреки положительному праву отказался при­знать свойство юридической личности за недееспособным лицом. Субъектом права, по Гельдеру, является только физически и духовно зрелый человек. Права не могут при­надлежать тому, кто лишен способности их воспринимать. Поэтому недееспособного нельзя считать подлинным соб­ственником. Недееспособного собственника заменяет его законный представитель. Законное представительство озна­чает замену частной компетенции, как содержания субъек­тивного права, которая принадлежала бы данному лицу, если бы оно было дееспоеобно, должностной компетенцией другого лица— опекуна. Имущество подопечного, находя­щееся в управлении опекуна, — должностное имущество (Amtsvermögen). Однако Гельдер все же не решается назвать опекуна, управляющего имуществом подопечного, собственником этого имущества. Остается открытым вопрос: кто же является собственником должностного иму­щества?

Вместе с тем следует отметить, что Гельдер не отнес дееспособность к явлениям естественного порядка. Он по­нимал, что несовершеннолетние и душевнобольные неспо­собны лишь к некоторым, а не ко всем действиям, что речь идет не о естественной невозможности тех или иных дей­ствий, а об их юридической невозможности. Поэтому субъек­том права для Гельдера является тот, кто может быть субъектом имеющей юридическое значение деятельности ².

Развивая концепцию Гельдера, Биндер пришел к за­ключению, что право в субъективном смысле — это предо­ставленная индивиду правопорядком власть действовать (Macht zum Handeln). Сущность субъективного права за­ключается не в «wollendürfen», как этому учил Виндшейд, а в «handelnkönnen». В отличие от Савиньи и Гельдера Биндер считает, что воля как этическая категория не имеет ничего общего с правом. «Handelhkönnen как содержание

¹ Вierling, Juristische Prinzipienlehre, erster Band, 1894, S. 201, 203—204, 207—208 и др.

² Holder, Natürliche und juristische Personen, 1905, S. 117—119, 124, 126, 128—129 и др.

субъективного права не идентично с психологическим со­держанием понятий «können» и «handeln». Право не является продуктом индивидуального сознания человека. Право — социальное явление. Поэтому не только человек может мыслиться субъектом права. Субъективное право не связано с психологическим актом воли. Однако юридиче­ское действие индивида, по мнению Биндера, совпадает (zusammenfällt) с его действием в психологическом смысле. Кроме того, психологическая воля не безразлична для права, в частности, для гражданского права.

Исходя из развитых выше соображений, Биндер опре­деляет дееспособность как способность к деятельности, имеющей юридическое значение — прежде всего как спо­собность к совершению сделок. Правоспособность — это дееспособность к осуществлению права (Rechtsausübungs-handlungsfähigkeit). Душевнобольной и ребенок неправо­способны не потому, что они не обладают дееспособностью (как это утверждает Гельдер), а потому, что они неспо­собны к осуществлению права, к употреблению власти, составляющей содержание субъективного права. Поэтому, когда с согласия или молчаливого дозволения своего закон­ного представителя подопечный совершает какие-либо дей­ствия по осуществлению своего права, эти действия надо рассматривать как действия, выполненные вместо (an Stelle) представителя. С точки зрения Биндера правоспособность параллельна дееспособности, ибо «все ограничения способ­ности к совершению сделок образуют также ограничения способности к осуществлению прав». В конечном итоге, несмотря на различие методологических установок, Биндер приходит к тем же выводам, что и Гельдер: правоспособен в точном смысле этого слова только физически и духовно полноценный человек '.

Дата добавления: 2014-10-22