Функции повествовательных текстов

В сфере внимания теоретиков находится и вопрос о функции пове­ствования. В главе 2 я упоминал о «повествовательно-демонстраци­онных текстах» – это обширный класс высказываний, значимость которых для слушателя заключается не в содержащейся в них информации,а в том, «достойны ли они быть высказанными». В этот класс текстов включены и литературные повествования, и просто истории, которые люди рассказывают друг другу. Рассказчики неизменно от­вергают потенциальный вопрос: «И что с того?». Но всё же, что делает повествование «достойным»? Каковы функции повествования?

Во-первых, как говорит Аристотель, эпические тексты доставляют нам удовольствие благодаря содержащемуся в них подражанию жизни и благодаря ритму. Повествование, построенное на искажении, когда, например, обманщик оказывается обманутым, приносит удовольствие само по себе. Многие повествования имеют как раз такую функцию: развлекать слушателей, выворачивая наизнанку знакомые ситуации.

Удовольствие, которое мы получаем от повествования, связано с желанием. Сюжеты различных произведений рассказывают о жела­ниях и о том, к чему они приводят, но побудительным мотивом самого повествования является желание, выражающееся в форме «эпистемофилии», желания знать: мы хотим раскрыть тайну, узнать развязку, выяснить правду. Если повествованием движет «мужское» стремле­ние господствовать, желание раскрыть истину (найти «голую правду»), что тогда сказать об итоговом знании, которое предлагает нам текст для удовлетворения нашего желания? Является ли само знание про­дуктом желания? Теоретики задаются вопросами о взаимосвязи меж­ду желанием, повествованием и знанием.

Кроме того, как подчеркивают теоретики, у повествования есть обучающая функция. Тексты знакомят нас с устройством мира и дают нам возможность – посредством фокализации – посмотреть на него с такой точки зрения, которая раскрывает нам с максимальной пол­нотой и очевидностью обычно скрытые мотивации других людей. Э.М.Форстер заметил, что романы, давая читателям возможность по­нять побуждения персонажей, компенсируют тем самым «непрозрач­ность» чужих душ в реальной жизни. Персонажи романов – «это люди, чью потайную жизнь мы видим или можем увидеть; наша же тайная жизнь невидима. Вот поэтому романы, даже если они повествуют о безнравственных людях, приносят нам утешение; в них описана по­стижимая, а потому и более управляемая человеческая раса, они да­рят нам иллюзию проницательности и власти».

Знания, которые мы черпаем из художественных произведений, способствуют поддержанию порядка в обществе. В западной тради­ции роман часто рассказывает о том, как желания человека смиряют­ся, а стремления втискиваются в тесные рамки социальных реалий. Много романов написано о крушении иллюзий юности. Они повеству­ют о желаниях, пробуждают в нас желания, дают своего рода сцена­рии гетеросексуальных отношений, а с XVIII века они всё больше помогают нам достичь самоидентификации, причём не столько в об­щественной деятельности, сколько в любви, в сфере частной жизни. Романы не только заставляют нас поверить, что на свете есть любовь, они ещё и подвергают эту идею демистификации.

Романы являются могучей силой, способствующей нашему станов­лению, прохождению через ряд идентификаций (см. главу 8) и осоз­нанию общественных норм как части нашего внутреннего опыта. Но художественные тексты также дают нам в руки оружие социальной критики. Они демонстрируют суетность светских успехов, испорчен­ность мира, его несоответствие благородным устремлениям человека. Они выставляют напоказ страдания униженных и оскорбленных, при­зывают читателей встать на точку зрения этих отверженных и при­знать определённые ситуации недопустимыми.

И, наконец, фундаментальный вопрос теории повествования фор­мулируется так: является ли повествование базовой формой знания (способствует ли оно осмыслению мира) или риторической структу­рой, которая представляет в ложном свете то, что, казалось бы, разоб­лачает? Повествование является источником знаний или иллюзий?

Является ли знание, которое повествование имеет целью выразить, продуктом желания? Поль де Ман замечает, что, хотя ни один здраво­мыслящий человек не станет пытаться выращивать виноград при све­те слова «день», нам, несомненно, очень трудно сопротивляться присущему нам стремлению постигать жизнь через повествователь­ные структуры. Означает ли это, что рождающийся в художественных текстах эффект познания и утешения иллюзорен?

Для ответа на эти вопросы нам требуются и знания о независимом от повествования мире, и основания для того, чтобы считать эти зна­ния более авторитетными, нежели те, которые мы получаем, читая ли­тературу. Но существуют ли такие авторитетные знания, независимые от повествовательных структур, – вот суть вопроса о том, является ли повествование источником знаний или иллюзий. По-видимому, нам не найти ответа на этот вопрос, даже если такой ответ вообще суще­ствует. Таким образом, нам следует балансировать между представле­нием о повествовании как о риторической структуре, порождающей иллюзию проницательности, и взглядом на повествование как на ос­новной способ осмысления мира. В конце концов, даже разоблачение повествования как риторики имеет повествовательную структуру, при­водит к тому, что наши первоначальные иллюзии рассеиваются в без­жалостных лучах истины. Мы становимся печальнее, но мудрее, трезвее и сдержаннее. Мы больше не водим хоровод и не созерцаем тайну. Такая вот история.

Глава 7

Дата добавления: 2014-10-23