КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Через пятнадцать лет 4 страница
Анджел опять лег на спину, устремив взгляд внутрь кроны. – Значит, тебе все еще нравится Кенди? И поэтому ты ни на кого больше не смотришь? – Да, пожалуй. А ты уже на кого‑нибудь посматриваешь? – спросил Гомер, чтобы переменить разговор. – Понимаешь, я девушек не интересую, – ответил сын. – Те, кто мне нравится, старше меня. И они меня просто не замечают. – Не велика беда, скоро все переменится, – ответил Гомер, легонько ткнув Анджела в бок. Анджел подтянул колени и, повернувшись к отцу, тоже ткнул его. – Очень скоро девушки будут заглядываться на тебя. Он обнял Анджела, и они стали бороться. Борьба давала отцу возможность физически прикоснуться к сыну: Анджел последнее время начал стесняться объятий и поцелуев, особенно на людях. Пятнадцатилетние мальчишки не любят телячьих нежностей, борьба – дело другое, это удовольствие пока еще не возбранялось. Они боролись с таким азартом, так шумно дышали, смеялись, что не слыхали, как к ним подошел Верной Линч. – Эй, Гомер! – рявкнул Вернон и пнул их ногой, словно разнимал сцепившихся собак. Заметив нависшее над ними лицо Вернона, борцы замерли в неудобной позе и смутились, как будто их застали за чем‑то недозволенным. – Кончай возню, – буркнул он, – Есть сообщение. – Мне? – Там пришла толстуха, говорит, что знает тебя. Она в павильоне. Гомер улыбнулся. В павильоне работала не одна толстуха. И он подумал, что Вернон говорит про Флоренс или Дот Тафт. Даже Лиз‑Пиз и та за последние годы заметно раздалась. – Незнакомая баба, – сказал Вернон и зашагал к трактору, бросая на ходу: – Хочет наняться на ферму. Спросила тебя. Говорит, старая знакомая. Гомер медленно поднялся; катаясь под старым деревом, он, видно, попал ребром на корень, и оно сейчас ныло. Да еще Анджел натолкал за шиворот травы.
– Толстуха? Может, та, про которую ты рассказывал? – спросил отца Анджел. Гомер расстегнул рубаху, стал вытряхивать траву, и Анджел пощекотал его голый живот. Стареет отец, заметил он первый раз. Гомер все еще был подтянут, силен от физической работы, но брюшко уже наметилось, даже слегка выпятилось поверх ремня, а в растрепанных от борьбы волосах седины больше, чем запутавшихся травинок. Глаза посерьезнели, таким он отца никогда не видел. – Пап, – мягко сказал Анджел, – кто эта женщина? Во взгляде Гомера явно притаился страх, он застегнул рубашку не на ту пуговицу, и Анджел ловко исправил ошибку. – Неужели это та самая, головорез в юбке? – Анджел пытался рассмешить отца. Но Гомер молчал, даже не улыбнулся. Осталось разгрузить еще полприцепа, Гомер вел трактор на самой большой скорости; Анджел часть ящиков просто сбрасывал, и прицеп скоро опорожнился. Обратно поехали по шоссе, хотя Гомер просил работников по нему не ездить, движение летом большое, можно попасть в аварию. На детей всегда производит сильное впечатление, когда родители нарушают свои же правила. Значит, действительно происходит что‑то из ряда вон выходящее. – Ты думаешь, это она? – прокричал отцу Анджел. Он стоял сзади на прицепе, держась руками за спинку сиденья. – Согласись, волнующий момент, – прибавил он, но Гомер не ответил и не улыбнулся. Он оставил трактор с прицепом у склада рядом с павильоном. – Нагружай прицеп, – велел он Анджелу. Но от Анджела так просто не отделаешься. Он поспешил за отцом в павильон, где в окружении женщин возвышалась над всеми непримиримая, могучая фигура Мелони. – Это она? – шепнул отцу Анджел. – Привет, Мелони, – сказал Гомер, и все сразу затаили дыхание. – Как поживаешь, Солнышко? – Солнышко! – повторила Толстуха Дот.
Анжел не удержался и тоже повторил. Надо же, его отец – «солнышко»! Сколько лет мечтала Мелони об этой минуте, но теперь ее взгляд был прикован не к Гомеру, а к Анджелу. Она не могла оторвать от него глаз. Гомер Бур, приятного вида мужчина за сорок, нисколько не напоминал Гомера, которого она знала. Но этот юноша поразил ее в самое сердце. Она и сама не ожидала того ошеломляющего впечатления, которое произвел на нее этот почти точный слепок с ее прежнего Гомера. Бедному Анджелу было немного не по себе от ее бесцеремонного взгляда. Но он был джентльмен и радушно улыбнулся гостье. – Насчет тебя никаких сомнений, – сказала Мелони. – Ты больше похож на отца, чем он сейчас сам на себя. Толстуха Дот и ее окружение жадно ловили каждое слово. – Очень приятно, что ты нашла сходство, – сказал Гомер, – но Анджел – мой приемный сын. Господи, неужели Гомер Бур так ничему и не научился? Прожив годы, в которых было все – тяготы, предательства, которые нарастили ему мускулы и жирок и очевидно состарили, неужели не понял он, глядя в яростные и печальные глаза Мелони, что ее нельзя обмануть, что в характере у нее есть лакмусовая бумага на ложь. – Приемный? – переспросила она, не сводя изжелта‑серых глаз с Анджела и остро чувствуя горечь разочарования: ее самый давний друг хочет опять обмануть ее. Именно в эту минуту в павильон быстрым шагом вошла Кенди, отвязавшись наконец от Баки Бина, взяла яблоко из корзины, почти готовой для прилавка, решительно откусила и, увидев, что никто не работает, подошла к группке бездельников. Удобнее всего было пристроиться к сборищу со стороны Гомера и Анджела, которые подошли последними, она встала между ними и, увидев незнакомую женщину, смутилась – рот набит яблоком, с ходу не поприветствуешь. – Добрый день! – кое‑как выговорила она. И Мелони сразу распознала в ее лице черты, которые в Анджеле показались незнакомыми или забытыми; она их не помнила в том далеком Гомере. – Это Мелони, – сказал Гомер Кенди, и Кенди чуть не поперхнулась; давным‑давно на крыше дома сидра Гомер поведал ей историю его отношений с этой женщиной. – А это миссис Уортингтон, – промямлил он. – Здравствуйте, – наконец внятно произнесла Кенди.
– Миссис Уортингтон? – Рысьи глаза Мелони перебежали с Анджела на Кенди, вернулись к Анджелу и остановились на Гомере. К сходке наконец присоединился Уолли, выехал из конторы в инвалидном кресле. – Почему это сегодня никто не работает? – спросил он с обычным добродушием. Увидев незнакомую гостью, сразу же вежливо приветствовал ее. – Здравствуйте, – улыбнулся он. – Привет! – ответила Мелони. – Мой муж, – сказала Кенди, опять сквозь набитый рот. – Ваш муж? – переспросила Мелони, – Мистер Уортингтон, – опять промямлил Гомер. – Меня все зовут Уолли. – Мы с Мелони вместе выросли в приюте, – сказал Гомер. – Да? Замечательно! – с чувством воскликнул Уолли. – Пусть вам все здесь покажут. И дом тоже, – сказал он Гомеру. – Может, хотите поплавать в бассейне? – спросил он, обращаясь к Мелони, которая первый раз в жизни не знала, что сказать. И, не дождавшись ответа, повернулся к Толстухе Дот: – Скажи, пожалуйста, сколько мы собрали бушелей грейвенстинов. Меня ждет у телефона заказчик. – Развернулся в кресле и поехал в контору. – Злюка знает, – сказала Флоренс. – Он только что был на складе. – Пойдите сходите за ним кто‑нибудь, – распорядился Уолли и прибавил, взглянув на Мелони: – Рад был познакомиться. Оставайтесь с нами поужинать. Кенди опять чуть не подавилась, но все‑таки с трудом проглотила откусанное яблоко. – Спасибо, – ответила Мелони, обращаясь к Уолли. Кресло Уолли легко въехало в контору, много лет назад Эверет Тафт убрал порог между комнатами и навесил дверь так, что она открывалась в ту и другую сторону, чтобы Уолли по павильону и конторе ездил без посторонней помощи. Он здесь единственный настоящий герой, думала Мелони, глядя, как качается туда‑сюда впустившая его дверь. Пальцы у нее непроизвольно сжимались и разжимались. Ей хотелось дотронуться до Анджела, обнять его. Ее столько лет преследовало желание добраться до Гомера. И вот он перед ней, а она не знает, что делать. Упади она на колени или прими боевую позу – он явно готов ко всему, тоже не может совладать с руками, выбивает пальцами по бедру дробь. Хуже всего то, что в его глазах нет ни капли любви к ней, смотрит как затравленный зверь – ни радости, ни любопытства. И еще она видела – заговори она о его сыне, о его мнимом сиротстве, он вцепится ей в шею, не успеет она и слова вымолвить.
Казалось, все забыли, что Мелони пришла наниматься на работу. – Хотите, пойдем посмотрим бассейн, – предложил Анджел. – Я не умею плавать, – сказала Мелони. – Но посмотрю с удовольствием. Она тепло улыбнулась Анджелу щербатой улыбкой, и Гомер вздрогнул, такой улыбки у Мелони он не знал. А безвольно висевшая рука Кенди вдруг ощутила свинцовую тяжесть откушенного яблока. – После бассейна, – сказала она, – я покажу вам дом. Яблоко вдруг выпало у нее из руки, и она сама над собой рассмеялась. – А я проведу тебя по саду, – мрачно предложил Гомер. – Не надо меня водить по саду, Солнышко, – сказала Мелони. – Я столько их повидала на своем веку. – А‑а, – отозвался Гомер. – Солнышко, – тупо повторила Кенди. По дороге к дому Анджел ткнул отца в спину – появление Мелони все еще представлялось ему неожиданным и забавным сюрпризом. Гомер резко повернулся и нахмурился, взглянув на сына, что еще больше раззадорило Анджела. Он с энтузиазмом показывал Мелони бассейн, особенно скат для коляски Уолли; Кенди и Гомер ждали их тем, временем в кухне. – Мелони знает, – сказал Гомер. – Что? – спросила Кенди. – Что она знает? – Мелони знает все, – произнес Гомер, находясь в состоянии транса, сравнимом только с эфирной оглушенностью д‑ра Кедра. – Откуда ей знать? Ты ей сказал? – Не говори глупостей. Она всегда все знает. – Это ты не говори глупостей, – резко ответила Кенди. – Уолли прекрасно плавает, – говорил Анджел Мелони. – В океане. Надо только отнести его за волнорезы. Обычно я его ношу. – Ты очень красивый. – сказала Мелони. – Красивее отца. Анджел смутился, посмотрел температуру воды в бассейне. – Теплая, – сказал он. – Плохо, что вы не умеете плавать. Но вы могли бы войти в воду, где мелко. Я могу научить вас лежать на спине. Моего отца плавать учила Кенди. – Невероятно! Она прошла в конец трамплинной доски, немножко покачалась, доска под ее весом прогнулась почти до самой воды. – Если я упаду, ты, конечно, меня спасешь, – сказала она. Анджел не мог понять, любезничает с ним эта великанша, угрожает или просто валяет дурака. Она была непредсказуема. И от этого с ней было интересно до жути. – Да, я, наверное, смог бы вас спасти. Если бы вы стали тонуть, – с легким волнением проговорил он. Мелони отошла от края доски, и походка ее приобрела ту пружинистость, какая свойственна крупным представителям семейства кошачьих. – Невероятно, – повторила она, пожирая взглядом все окружающее. – Хотите, пойдем в дом, – предложил Анджел. – А неплохо у вас тут, – сказала Мелони, когда они обошли с Кенди первый этаж. Гомер повел ее на второй, в коридоре между его комнатой и Анджела Мелони остановилась и прошептала: – Ты здорово устроился. Как ты с этим справляешься, Солнышко? Ее рыжеватые глаза жгли Гомера до физической боли. – И какой отсюда вид, – прибавила она, сидя на широкой кровати Гомера и глядя в окно. После чего спросила, можно ли воспользоваться туалетной комнатой; Гомер кивнул и пошел вниз перекинуться словом с Кенди; Анджел все еще крутился рядом, взволнованный и распираемый любопытством. Первая женщина отца с бандитскими наклонностями произвела на него сильное впечатление. Его давно занимал вопрос, почему отец сторонится женщин, но после знакомства с этим грозным привидением из отцовского прошлого, его затворничество больше не выглядело странным. Если первой женщиной отца была эта устрашающая особа, тогда понятно, почему его больше не тянет к женскому полу. Мелони провела в туалетной целую вечность, дав Гомеру возможность собраться с духом. Он уговорил Кенди и Анджела вернуться в сад, оставить его вдвоем с Мелони. – Она ведь ищет работу, – подчеркнул он. – Я хочу поговорить с ней с глазу на глаз. – Ищет работу! – ужаснулась Кенди, и от одной этой мысли ее красивые глаза свело к носу. Зеркала никогда не были в дружбе с Мелони, а то, что висело в ванной Гомера, оказалось особенно немилосердно. Она быстро просмотрела содержимое аптечки за зеркалом, неизвестно почему спустила в унитаз какие‑то таблетки. Стала вынимать бритвенные лезвия из футляра и, пока вес не извлекла, не остановилась; одно упало на пол, поднимая его, Мелони порезала палец. Сунула палец в рот и тут первый раз взглянула на себя в зеркало. С лезвием в руке она обозревала отпечатавшиеся на лице сорок с чем‑то лет жизни. Она никогда не была привлекательной, миловидной, но в ней жил хорошо отлаженный боевой механизм, сейчас же она не была в этом уверена. Мелони поднесла лезвие к мешку под глазом и зажмурилась, как будто не хотела видеть, что сейчас сделает. Но она ничего не сделала. Просто положила лезвие на край умывальника и заплакала. В туалетной она нашла зажигалку; должно быть, ее забыла здесь Кенди – Гомер‑то ведь не курил, а Уолли, конечно, по лестнице подняться не мог. Огнем зажигалки Мелони расплавила конец зубной щетки, вставила в горячую пластмассу лезвие и подождала, пока затвердеет. Сжала в руке противоположный конец и полюбовалась работой – отменное вышло оружие, маленькое, но опасное. Тут ей на глаза попалась анкета попечительского совета пятнадцатилетней давности. Бумага сделалась ломкой, снимать пришлось осторожно. Мелони читала вопросы, и в глазах у нее поплыло. Бросила щетку с лезвием в умывальник, потом сунула в аптечку, вынула. Ее стало мутить, вырвало в унитаз и, она дважды спустила воду. Мелони долго была в туалетной, когда спустилась вниз, Гомер ждал ее в кухне один. За то время настроение у нее сменилось несколько раз, и она сумела разобраться в чувствах, вызываемых у нее этим новым Гомером и его жизнью, которую она иначе как гнусной не назвала бы. Конечно, ей, наверное, доставила удовольствие общая неловкость, которую вызвало ее появление. Но сейчас, спустившись на кухню, она чувствовала не злорадство, а горькое разочарование, более сильное, чем ненависть; и это разочарование поселило в ее душе столь же сильную скорбь. – Я думала, из тебя выйдет что‑то путное. А ты трахаешь жену бедного калеки и зовешь родного сына приемышем! – вырвалось у Мелони. – И это ты, Гомер. Ты ведь сам сирота! – Это не совсем так… – начал было оправдываться Гомер, но она замотала своей огромной головой и отвернулась от него. – Я не слепая, – продолжала она. – Меня не обманешь. Я вижу, в каком ты дерьме. Обычное мещанское дерьмо богатеньких. Неверность и обман и ложь детям. И это, Гомер, ты!!! Она вынула руки из карманов джинсов, сцепила за спиной пальцы, расцепила и снова сунула руки в карманы. И при каждом ее движении Гомер вздрагивал, ожидая, что Мелони ударит его. Гомер все эти годы ждал, что Мелони когда‑нибудь явится и учинит над ним физическую расправу. Он знал ее агрессивность. Но такого нападения не предвидел. Он был всегда уверен, что, если они встретятся, силы их будут равны. Но сейчас понял, ему с Мелони не тягаться. – Ты думаешь, я очень счастлива, что смутила твой покой? – не замолкала Мелони. – Думаешь, я все время тебя искала, чтобы тебе насолить? – Я не знал, что ты меня ищешь, – сказал Гомер. – Оказывается, я очень в тебе ошибалась, – сказала Мелони. И Гомер вынужден был признаться, что он тоже ошибался в ней. – Я всегда думала, что ты будешь как старик. – Как Кедр? – Конечно, как Кедр! – стегала его словами Мелони. – Я думала, ты будешь сеять добро. Как этот наш праведник с задранным носом. – Я совсем не таким вижу Кедра, – сказал Гомер. – Не смей мне возражать! – крикнула Мелони, и из глаз у нее хлынули слезы. – Да, ты умеешь задирать нос, тут я не ошиблась. Но ты не сеешь добро. Ты просто хмырь! Ты спал с бабой, от которой должен был держаться подальше. А потом сочинил эту ложь для родного сына. Сеятель добра! Герой! На моем языке это называется подлость! С этими словами Мелони ушла. Не простилась, не заговорила о работе, не дала возможности расспросить ее, как она эти годы жила и что с ней сейчас. Гомер поднялся в ванную. Его затошнило, стало рвать. Он наполнил умывальник холодной водой и сунул туда голову. Но болезненные удары в висках не прекращались. Сто семьдесят пять фунтов неопровержимой правды шарахнули его по лицу, в грудь, лишили дыхания. Во рту отдавало рвотой, он хотел вычистить зубы и порезал руку о лезвие бритвы, всаженное в щетку. Всю верхнюю часть тела словно парализовало – так Уолли, наверное, ощущал свою нижнюю часть. Протянув руки за полотенцем, он увидел: исчезла незаполненная анкета попечительского совета. Гомер представил себе, что может ответить на эти вопросы Мелони, и жалость к себе сменилась страхом за приют. Он сейчас же позвонил туда трубку взяла сестра Эдна. – Ой, Гомер! – обрадовалась она, услыхав его голос. – У меня важное дело, – сказал он. – Я видел Мелони. – Мелони! – не веря ушам воскликнула сестра Эдна. – Миссис Гроган умрет от счастья. – У Мелони анкета совета попечителей, – сказал Гомер. – Пожалуйста, передай это доктору Кедру. Не очень‑то приятная новость. Тот давний вопросник, составленный советом. – Боже мой! – сестра Эдна опустилась с небес на землю. – Скорее всего, она его не заполнит. Но он у нее, на нем адрес, куда посылать. А я даже не знаю, где она. Откуда явилась, куда уехала. – Она замужем? Счастлива? – спрашивала сестра Эдна. Господи помилуй, только и подумал Гомер. Сестра Эдна всегда громко кричала в трубку; она была уже совсем старая и, как видно, оценивала возможности телефона только по дням плохой слышимости. – Передай доктору Кедру, что у Мелони анкета. Он должен об этом знать, – сказал он. – Да, да! – кричала сестра Эдна. – А она счастлива? – По‑моему, нет. – О Боже! – А я думал, она останется на ужин, – сказал Уолли, раскладывая по тарелкам куски жареной рыбы‑меча. – А я думал, ей нужна работа, – сказал Анджел. – Что она делает? – спросил Уолли. – Раз нанимается сборщицей яблок, думаю, ничего другого не умеет, – ответила Кенди. – По‑моему, в работе она не нуждается, – сказал Гомер. – Она просто пришла посмотреть на тебя, – сказал Анджел. Уолли рассмеялся: Анджел ему рассказал, что Мелони была когда‑то подружкой Гомера, это было очень забавно. – Клянусь, малыш, что отец еще не рассказывал тебе о Дебре Петтигрю, – подмигнул Уолли Анджелу. – Перестань, Уолли, это было несерьезно, – вмешалась Кенди. – Ты что‑то еще от меня скрыл? – Анджел погрозил отцу пальцем. – Да, – признался Гомер. – Но с Деброй у меня ничего серьезного не было. – Мы устраивали с твоим отцом парные свидания. Твой старик обычно располагался на заднем сиденье. – Прекрати сейчас же, – рассердилась Кенди, положив так много спаржи Анджелу и Гомеру, что им с Уолли ничего не осталось, и пришлось теперь перекладывать из тарелки в тарелку. – Видел бы ты отца первый раз на киноплощадке! Он никак не мог понять, зачем это смотрят кино из машины. – Может, и Анджел еще этого не знает, – сказала Кенди. – Конечно, знаю, – рассмеялся Анджел. – Конечно, он знает, – подхватил смех Уолли. – Только бедуины не знают. – Гомер силился попасть в тон. После ужина он с Кенди мыл посуду: Анджел с Питом Хайдом отправились прокатиться по садам. У них после ужина была такая игра – успеть объехать засветло все сады; в темноте Гомер ездить не разрешал. А Уолли любил на закате посидеть возле бассейна. Гомер и Кенди видели в окно кухни, как он сидит в кресле‑каталке, задрав голову, точно разглядывает небо. Он следил за ястребом, парившим прямо над Петушиным Гребнем, вокруг него вились, докучая ему, мелкие птахи, с опасностью для жизни отгоняя его от своих гнезд. – Пришло время все ему сказать, – проговорил тихо Гомер. – Нет, пожалуйста, – попросила Кенди. Он стоял у раковины с мыльной водой. Кенди подошла сзади, протянула к нему руки и столкнула в воду решетку, на которой жарилась рыба. Решетка была жирная, с приставшими обуглившимися кусочками рыбы; Гомер тотчас выхватил ее из воды и принялся чистить. – Пришло время всем сказать все, – повторил Гомер. – Никаких больше ожиданий и надежд. Кенди сзади обняла его, прижалась к спине между лопатками; Гомер как не замечал ее; даже не повернулся, продолжая скоблить решетку. – Мы обсудим с тобой, как это лучше сделать. Я согласен на любой вариант, – продолжал Гомер. – Хочешь, будешь со мной, когда я скажу Анджелу; хочешь, чтобы я был рядом во время твоего разговора с Уолли, пожалуйста. Кенди изо всех сил обняла его, а он все продолжал чистить. Она крепко укусила его между лопатками. Ему пришлось повернуться и оттолкнуть ее. – Ты хочешь, чтобы Анджел возненавидел меня? – крикнула Кенди. – Анджел всегда будет тебя любить. Ты для него всегда останешься тем, кем была – прекрасной матерью. У Кенди в руках были щипцы для спаржи, Гомер подумал, что она сейчас швырнет их в него, но она только открывала их и закрывала. – Уолли меня возненавидит, – промолвила она жалобно. – Ты мне всегда говорила, что Уолли знает, – сказал Гомер. – И все равно любит тебя. – А ты меня разлюбил, да? – сказала Кенди. И заплакала в голос. Бросила в Гомера щипцы, прижала стиснутые кулаки к бедрам и до крови прикусила нижнюю губу. Гомер хотел чистым полотенцем вытереть ей губу, но она оттолкнула его. – Я люблю тебя, но мы становимся дрянными людьми, – сказал он. – Мы хорошие люди! – Кенди затопала ногами. – Мы поступаем правильно. Не хотим делать другим больно. – Мы поступаем, подло – сказал Гомер. – Пора это прекратить. Кенди в отчаянии взглянула в окно; Уолли у дальнего, глубокого конца бассейна уже не было. – Поговорим позже, – шепнула она Гомеру, взяла из одного бокала лед и прижала к губе. – Встретимся у бассейна. – У бассейна не поговоришь. – Буду ждать тебя в доме сидра, – сказала она, поглядывая на обе входные двери, Уолли мог вкатиться в любую секунду. – Не лучшее место для встречи. – Ты просто выйдешь погулять и зайдешь туда. Я тоже так просто выйду. До встречи. Черт бы все побрал! – крикнула Кенди и ушла в туалетную. Уолли в это время как раз въезжал на террасу. Хорошо, что туалетная оборудована для Уолли, особенно удобен умывальник – на высоте кресла‑каталки, как в детских садах или в Сент‑Облаке, вспомнила Кенди. Опустившись на колени, она подставила губы под струю холодной воды. – Как двигается посуда? – спросил Уолли Гомера, который псе еще мучился с решеткой. – Решетка сегодня очень грязная. – Прости, пожалуйста, – искренне посочувствовал Уолли. – А где Кенди? – Кажется, в туалете. – А‑а, – протянул Уолли и покатил в угол кухни, где на полу валялись щипцы и несколько сломанных стеблей спаржи. Наклонился, поднял щипцы и подал их Гомеру. – Поедем посмотрим последнюю пару подач, – предложил Уолли. – Оставь эту чертову посуду. Кенди домоет. – Уолли выкатился во двор и стал ждать Гомера с машиной. Поехали в джипе Кенди, опустив верх, кресло‑коляску не взяли: играют дети, можно подъехать к самой штрафной черте и смотреть игру из машины. Городок очень гордился освещением на стадионе; хотя, конечно, глупо, что дети так поздно играют, завтра рано вставать, да и площадка не очень ярко освещена; мячи, улетающие за черту, теряются: те, кто ростом не вышел, с трудом берут высокие подачи. Уолли любил смотреть, как играют дети. Когда Анджел играл, он не пропускал ни одной встречи. Но Анджел уже вырос, и игра малышни казалась ему нестерпимо скучной. Когда они подъехали, игра, к счастью (Гомер терпеть не мог бейсбол), подходила к концу. Подавал красный, весь в поту, толстячок, между подачами он явно тянул время, ждал, наверное, полной темноты (или отключения света), чтобы принимающий пропустил мяч. – Знаешь, о чем я только жалею? – спросил Уолли. – О чем? – спросил Гомер, страшась услышать ответ. Может, о том, что не может ходить? Или любить Кенди? Но Уолли неожиданно ответил: – О том, что не могу летать. Об этом я жалею больше всего. – Он глядел не на игру, а поверх высоких электрических мачт, куда‑то в темное небо. – Быть над всеми и всем. В небе. – А я никогда не летал, – сказал Гомер. – Боже, ведь это правда, – искренне удивился Уолли. – Ты действительно никогда не летал. Тебе очень понравится. Надо это организовать. Анджел тоже будет в восторге. – И прибавил: – Вот чего мне больше всего недостает в жизни. По дороге домой Уолли потянулся к переключателю скорости и перевел на нейтральную. – Заглуши на секунду мотор, – сказал он Гомеру. – Давай немного проедемся так. Гомер выключил мотор, и джип бесшумно покатил дальше. – А теперь погаси фары, – попросил Уолли, – всего на секунду. Гомер подчинился. Впереди виднелись освещенные окна «Океанских далей»; оба так хорошо знали дорогу, что ехали в темноте, не опасаясь; но тут деревья загородили огоньки, машина подпрыгнула на незнакомом ухабе; им на миг показалось, что они потеряли направление, съехали с дороги и сейчас врежутся в дерево. И Гомер тут же включил фары. – Вот так и в небе, – сказал Уолли, когда они свернули на подъездную дорогу и впереди в свете фар замаячило его инвалидное кресло. Взяв Уолли на руки, Гомер понес его к креслу. Уолли обнял его за шею. – Не думай, старик, что я не ценю все, что ты для меня сделал, – сказал он, когда Гомер осторожно усаживал его в кресло. – Да будет тебе, – сказал Гомер. – Нет, это очень серьезно. Я‑то знаю, что ты для меня сделал. Никак не могу выбрать момент сказать, как я тебе благодарен. – С этими словами Уолли громко поцеловал Гомера куда‑то в переносицу. Гомер в явном смущении выпрямился. – Это ты, Уолли, сделал для меня все в жизни, – сказ. он. Но Уолли только махнул рукой. – Это несравнимые вещи, – сказал он, и Гомер пошел ставить на место джип. Перед сном Гомер пошел поцеловать Анджела. – Ты вообще‑то можешь больше не приходить ко мне каждый вечер, – сказал Анджел. – Я прихожу не по обязанности, а потому что мне очень приятно. – Знаешь, о чем я думаю? – спросил Анджел. – О чем? – сказал Гомер, опять со страхом ожидая ответа. – Я думаю, что тебе надо завести подружку, – немножко помявшись, отвечал Анджел. – Вот когда ты обзаведешься подружкой, тогда, может, и я решусь, – рассмеялся Гомер. – И у нас будут парные свидания, – сказал Анджел. – Я буду сидеть сзади, – подхватил шутку Гомер. – Конечно, я очень люблю водить машину. – Мы с тобой не долго проедем. Ты очень скоро захочешь остановиться. – Это уж точно, – веселился Анджел. – Пап, – вдруг сказал он, – а Дебра Петтигрю была такая же толстая, как Мелони? – Да нет! – ответил Гомер. – Были признаки, что она станет со временем пышкой. Но тогда ей было далеко до сестры. – Трудно себе представить сестренку Толстухи Дот тоненькой. – А я и не говорю, что она тоненькая, – сказал Гомер, оба опять рассмеялись, и Гомер, улучив минуту, чмокнул сына в переносицу, как его только что поцеловал Уолли. Прекрасное место для поцелуя – Гомеру очень нравилось, как пахнут волосы Анджела. – Спокойной ночи. Я очень тебя люблю, – сказал Гомер. – И я тебя люблю, пап. Спокойной ночи, – сказал Анджел, а когда Гомер был уже у двери, вдруг спросил: – Что ты любишь больше всего на свете? – Тебя. Больше всех на свете я люблю тебя. – А после меня кого? – Кенди и Уолли, – ответил Гомер, стараясь слить два имени в одно слово. – А потом? – Потом доктора Кедра и всех в Сент‑Облаке. – А что ты сделал в жизни самое лучшее? – спросил Анджел отца. – Завел тебя. – А что на втором месте? – Познакомился с Кенди и Уолли. – Это было давно? – Очень. – А еще что? – настаивал Анджел. – Спас женщине жизнь, – сказал Гомер. – Доктора Кедра не было. А у нее начались припадки. – Ты мне рассказывал. – Анджела не трогало, что отец был когда‑то блестящим помощником д‑ра Кедра. Разумеется, про аборты Гомер ему не рассказывал. – Ну, а еще что? – допытывался он. Сейчас бы и надо все ему рассказать, подумал Гомер. А вместо этого скучным голосом произнес: – Больше ничего. Я не герой. И ничего выдающегося в жизни не сделал. Даже ни вот столечко. – Это не страшно, – утешил его сын. – Спокойной ночи. – Спокойной ночи, – ответил Гомер. В кухне никого не было. Ушли спать оба или Уолли лег один неизвестно, дверь в спальню закрыта и светлой щелки под дверью нет. Но лампа на кухне горит, и снаружи перед домом свет не погашен. Гомер пошел в контору павильона посмотреть почту. Увидев в конторе свет, Кенди поймет, где он. В дом сидра он зайдет на обратном пути, оставив в конторе свет; Уолли подумает, что Гомер или Кенди там заработались. Среди почты оказалась посылка от д‑ра Кедра, пришедшая в тот самый день, когда в «Океанские дали» явилась Мелони. Это показалось Гомеру дурным предзнаменованием. Он даже не хотел ее открывать. Наверняка в ней упаковка клизм. Но в ней был черный кожаный саквояж доктора, который потряс Гомера; кожа была потертая, мягкая, потускневшая медная застежка напоминала пряжку на подпруге старого седла; тем ярче на фоне этих древностей выделялись новенькие буквы «Ф.Б.».
Дата добавления: 2014-10-31; Просмотров: 344; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |