Смерть Атли

16(1)

16(2)

сказал, что другой

на свете не будет

девы, мне равной,

коль не умру я».

Боргню сказала:

«Безумна ты, Оддрун,

твой разум затмился, –

зачем ты, озлобясь,

меня осуждаешь?

А я от тебя

оторваться не в силах,

как будто отцы наши

братьями были!»

Оддрун сказала:

«Я помню слова,

что ты молвила вечером,

Гуннару я

напиток готовила:

деве другой

не довелось бы

так поступить,

как я поступила.

....

....

Брюнхильд он шлем

взять повелел,

сказал, что валькирией

быть суждено ей.

Брюнхильд в покоях

ткала покровы,

дружина и земли

ее окружали;

земля и небо

покоились мирно

в час, когда Сигурд

чертог увидел.

Вальским клинком

воин ударил,

Брюнхильд палаты

были разрушены;

следом затем

все она сведала,

как ей чинили

обманные козни.[573]

За это она

отомстила жестоко,

все испытали мы

беды великие:

в мире повсюду

молва разнесется,

как Брюнхильд себя

убила на Сигурде!

Гуннар был дорог

мне, как Брюнхильд

должен был конунг

стать дорогим.

Много колец

красного золота

и выкуп большой

брату предложен был;

а мне предложил он

пятнадцать дворов

и Грани поклажу,[574]

когда б пожелала я.

Но Атли сказал,

что от Гьюки сынов

взять никогда

не захочет он вена.

А мы побороть

любовь не могли,

и я к плечу

князя прильнула.

Многие родичи

речи вели

о том, что вместе

видели нас;

И Атли молвил,

что мне не пристали

греховный поступок

И дело позорное.

Но отрекаться

нельзя от любви,

где править людьми

она начинает!

Атли своих

послал соглядатаев

тайно за мною

в темную чащу, –

пришли, – хоть туда

идти бы не след им, –

когда наш покров

постлать мы хотели.

Красные им

посулили мы кольца,[575]

чтоб скрыли они

от Атли, что видели,

но поспешили

посланцы Атли

в дом возвратиться

и все рассказать.

Но Гудрун от них

ничего не узнала,

а ей бы вдвойне

пристало то ведать.

Цокот раздался

копыт золотых,

прибыли к нам

наследники Гьюки, –

вырвали сердце

из ребер у Хёгни,

в ров змеиный

Гуннара ввергли.

Случилось тогда

быть мне у Гейрмунда,

там я питье

принялась готовить,

а Гуннар играть

на арфе начал, –

подумал он, видно,

конунг великий,

что помощь ему

оказать поспешу я.

Ко мне донеслись

с острова Хлесей[576]

струн голоса,

горестно певшие;

служанкам велела

в дорогу собраться,

князя от смерти

хотела спасти я!

Ладья поплыла

через пролив,

пока не достигла

Атли палат.

Но тут приползла

коварная мать[577]

конунга Атли, –

истлеть бы проклятой! –

Гуннару в сердце

жало вонзила,

и конуга я

спасти не могла.

Нередко дивлюсь,

как ныне могу я,

женщина, в горести

жить и томиться,

если властитель,

мечи вручавший,

в битвах могучий,

как жизнь, мне был дорог!

Слушала ты

скорбные речи

о горестных судьбах

моих и родни моей.

Желанья людские

жизнью правят –

так кончается

Оддрун плач».

Гренландская Песнь об Атли [578]

Гудрун, дочь Гьюки, отомстила за своих братьев, как об этом много рассказывалось: она убила сначала сыновей Атли, а потом самого Атли и сожгла его палаты и всю его дружину. Об этом сложена такая песнь:

Атли когда‑то

отправил к Гуннару

хитрого мужа

по имени Кнефрёд;

в вотчину Гьюки,

к Гуннару прибыл он,

в дом, к очагу,

к вкусному пиву.

Дружинники пили

в вальгалле[579]вино

и гуннам не верили,

молчали предатели;[580]

Кнефрёд воскликнул

недобрым голосом, –

на высокой скамье

сидел южанин.

«Атли я послан

сюда с порученьем,

верхом проскакал я

сквозь чащу Мюрквид[581]

просить вас с Гуннаром

к Атли в гости,

в дом свой зовет он

вас, шлемоносные!

Дадут вам щиты

и пики на выбор,

в золоте шлемы,

попоны расшитые,

множество гуннов,

рубахи червленые,

стяги на копьях,

ретивых коней!

Широкое даст

Гнитахейд поле,[582]

пики звенящие,

челны златоносные.

золота груды,

и Данпа[583]земли,

и лес знаменитый,

что Мюрквид зовется!»

Гуннар тогда

повернулся к Хёгни:

«Что скажешь,

брат младший?

Не знаю я золота

с полей Гнитахейд,

что нашей добычей

давно бы не стало!

У нас семь палат,

полных мечами,

их рукояти

в резьбе золотой,

конь мой, я знаю,

коней всех ретивей,

острее мой меч,

красивей мой шлем

из Кьярова[584]дома,

кольчуги из золота,

и лук мой лучше

всех гуннских луков!»

Хёгни сказал:

«Почему нам жена[585]

кольцо прислала

в волчьей одежде?

Остеречь нас хотела?

Волос вплетен был

волчий в кольцо –

по волчьей тропе

придется нам ехать!»

Не подстрекали

родичи Гуннара,

молчали советчики,

воины смелые;

велел тогда Гуннар,

как должно владыке

от щедрой души,

на пиршестве княжьем:

«Фьёрнир,[586]вставай!

Пусть вкруговую

ковши золотые

пойдут по рукам!

Пусть волки наследье

отнимут у Нифлунгов –

серые звери, –

коль я останусь!

Пусть мирные хижины

станут добычей

белых медведей,[587]

коль я не поеду!»

Простились люди

с конунгом, плача,

когда уезжал он

из гуннского дома;

сказал тогда юный

наследник Хёгни:

«Путь свой вершите,

как дух вам велит!»

Рысью пустили

резвых коней

по горным склонам

сквозь чащу Мюрквид;

Хунмарк[588]дрожал

от топота конского,

гнали покорных

по травам зеленым.

Атли владенья

они увидели,

воинов Бикки[589]

на стенах высоких;

в палатах южан

скамьи поставлены,

на стенах тарчи,

щиты и доспехи,

стяги на копьях;

Атли там пил

в вальгалле вино;

стража была

наготове снаружи,

чтоб Гуннара встретить,

когда бы затеял он

с конунгом битву.

Первой сестра

братьев приметила –

хмельной не была она –

у входа в палату:

«Гуннар, ты предан!

Гунны коварны,

не справишься с ними, –

спасайся скорее!

Лучше б тебе

кольчугу надеть,

а не шлем, окованный

кольцами золота,

ясные дни

проводил бы в седле,

дал бы бледные трупы

норнам оплакивать,[590]

дев гуннских воинственных

впряг в борону бы,

вверг бы ты Атли

в ров змеиный,

а ныне вы сами

в него попадаете!»

Гуннар сказал:

«Не успеть мне, сестра,

Нифлунгов кликнуть,

далеко искать

удалую дружину,

с холмов красных Рейна

воинов храбрых!»

Схвачен был Гуннар,

накрепко скован,

друг бургундов,[591]

связан надежно.

Хёгни сразил

мечом семерых,

восьмого спихнул

в огонь пылавший.

Так должен смелый

сражаться с врагом,

как Хёгни бился,

себя защищая.

...

Спросили, не хочет ли

готов властитель[592]

золото дать,

откупиться от смерти.

21 [593]

Гуннар сказал:

«Пусть сердце Хёгни

в руке моей будет,

сердце кровавое

сына конунга,

острым ножом

из груди исторгнуто».

Вырвали сердце

у Хьялли из ребер,

на блюде кровавое

подали Гуннару.

Гуннар воскликнул,

владыка дружины:

«Тут лежит сердце

трусливого Хьялли,

это не сердце

смелого Хёгни, –

даже на блюде

лежа, дрожит оно, –

у Хьялли в груди

дрожало сильнее!»

Вождь рассмеялся –

страха не ведал он, –

когда грудь рассекли

дробящего шлемы

и сердце на блюде

подали Гуннару.

Гуннар сказал,

славный Нифлунг?

«Тут лежит сердце

смелого Хёгни,

это не сердце

трусливого Хьялли,

оно но дрожит,

лежа на блюде,

как не дрожало

и прежде, в груди его!

Атли, ты радости

так не увидишь,

как не увидишь

ты наших сокровищ!

Я лишь один,

если Хёгни убит,

знаю, где скрыто

сокровище Нифлунгов!

Был жив он – сомненье

меня донимало,

нет его больше –

нет и сомненья:

останется в Рейне

раздора металл, –

в реке быстроводной

асов богатство!

Пусть в водах сверкают

вальские кольца,

а не на руках

отпрысков гуннских!»

Дата добавления: 2014-11-25