Иерархия смыслов

Впрочем, проблема смысла в культуре имеет гораздо более обыденный характер, нежели экзистенциально-драматическая проблема смысла жизни. Смысл - это то, что принципиально вол­нует человека при взгляде на любую вещь окружающего мира, и это то, что радикальным образом отличает человеческий взгляд на вещи от того, как смотрит на окружающий мир животное.

Смысл является фундаментальной психологической характе­ристикой человеческого восприятия как такового: любой без ис-

ключения предмет окружающего его мира человек склонен вос­принимать сквозь призму смысла. И это превосходно продемон­стрировано в современной психологии. Как указывает А.Н.Леонтьев, человеческий образ мира предполагает некую априорную целостность, которая ПРЕДШЕСТВОВАЛА БЫ четырехмерно­му восприятию мира в пространстве и времени. Этим, по опреде­лению А.Н.Леонтьева "пятым квазиизмерением", структурирую­щим и организующим человеческое восприятие мира, является "смысловое поле, система значений" ¹³. "Факт состоит в том, что когда я воспринимаю предмет, то я воспринимаю его не только в его пространственных измерениях и во времени, но и в его значе­нии. Когда, например, я бросаю взгляд на ручные часы, то я, строго говоря, не имею образа отдельных признаков этого пред­мета, их суммы, их "ассоциативного набора". (...) Недостаточно также сказать, что у меня возникает прежде всего картина их фор­мы... Я воспринимаю не форму, а предмет, который есть часы" ¹⁴, и именно в этом пункте человеческое восприятие мира качествен­ным образом отличается от четырехмерного восприятия живот­ных. "Значения несут в себе особую мерность. Это мерность внут­рисистемных связей объективного предметного мира. Они и есть пятое квазиизмерение его!"¹'.

Уже в самом названии, в самом имени, которое несет в той или иной культуре тот или иной предмет, содержится некий смысл, а, стало быть, некий миф. И когда человек современной цивили­зации, указывая на некий предмет, называет его "часы", он, тем самым, актуализирует некий шифр, а, значит, и некий миф своей культуры, поскольку понятие "часы" влечет за собой целый шлейф семантических ассоциаций. И сколько бы мы ни объясняли пер­вобытному человеку, что есть часы, - он обречен не понять наших объяснений. Он обречен не понять нас хотя бы потому, что у него совершенно другие представления о сущности и структуре време­ни, и сама возможность измерять ход времени с помощью некоего механизма должна представляться его сознанию нелепой и аб­сурдной. Впрочем, бессмысленным в его глазах будет выглядеть и само словосочетание "ход времени": ведь представление о том, что время - протяженно, и что у времени есть какое-то движение, какой-то ХОД, есть представление, связанное с какой-то истори­чески развитой культурной мифологией. И оттого, сколько бы ни смотрел первобытный человек на блестящий тикающий пред­мет с циферблатом и стрелками, он не сможет увидеть в этом предмете то, что видит в нем любой цивилизованный человек: часы, т.е. прибор для измерения хода времени.

В этом и состоит суть того измерения мира смыслом (читай: измерения мира мифом), о котором пишет А.Н.Леонтьев. У лю­бой культуры и любого отдельно взятого человека существует особая размерность взгляда на мир: смысловая размерность. Это размерность, которая каждый предмет окружающего человека мира нагружает какими-то внутрикультурными смыслами и упо­рядочивает эти предметы в соответствии с их смысловой нагруженностью. Ведь мир, в котором нет смысла - это мир, в котором господствует хаос. И потому, если бы все окружающие человека предметы утратили в одночасье свои смысловые поля, это обер­нулось бы для человеческого взгляда катастрофой: мир, утратив­ший смысловую размерность, предстал бы перед человеком как хаотическое нагромождение бессмысленных вещей. Именно та­ким бессмысленным нагромождением предметов должен представ­ляться мир человеческой культуры любому животному. Тысячи разнообразных предметов, которыми наполнена любая обыкно­венная квартира, любое человеческое жилище, от мебельного гар­нитура до календарика на стене, от Базы китайского фарфора до носового платка в кармане костюма несут в себе смыслы, прин­ципиально недоступные восприятию животных. Единственный "смысл", который могут иметь все эти многообразные вещи, ска­жем, для собаки, заключается в том, что это вещи ее хозяина. Но это смысл, который совершенно не связан с культурной тайной этих предметов. Что же касается собственно культурных смыслов, шифров и символов человеческой культуры, то животному вовсе нет нужды их расшифровывать, коль скоро все эти смыслы, сим­волы и шифры находятся за границами его видовых потребнос­тей. Животное демонстрирует подчеркнутую индифферентность к смысловой стороне предметов и явлений человеческой культу­ры. И точно так же человек с распадающимся сознанием демон­стрирует равнодушие или невосприимчивость к смысловым по­лям, стягивающим образы тех или иных предметов.

Итак, у каждого предмета окружающей человека культурной среды есть некое особое смысловое измерение, не выводимое из самой материальной фактуры предмета, а связанное с системой каких-то культурных шифров, требующее знания каких-то осо­бых мифологических кодов, без которых смысл принципиально не поддается расшифровке. Природа этих шифров состоит в том, что мир культуры есть мир сделанный, и каждый предмет этого мира несет в себе замысел своего создателя и представление о возможных культурных контекстах для этого предмета. Каждый предмет культуры помимо того, чем он является в своей зримой, объективной фактуре, является еще и тем, чем он предполагает быть по своему замыслу. А это и значит, что в предмете свернут миф. Каждый предмет - помимо того, чем он является в своей эмпирической, доступной инструментам опыта действительнос­ти, - есть еще и то, чем он является, так сказать, мифологически. Пользование ложкой, автомобилем или компьютером в равной степени требует знания смысловых мифов, в которых свернута совокупность информации о функциональных приложениях опи­санных предметов - в противном случае мир культуры превраща­ется в свалку бессмысленных вещей. Любой предмет человечес­кой культуры не существует сам по себе. Он существует в исклю­чительно сложном семантическом контексте культуры. И специ­фика человеческого взгляда на предмет заключается в способнос­ти видеть культурные шифры предметов.

Вещи, по отношению к которым оказались утеряны смысло­вые коды, смысловые ключи, суть мертвые вещи, суть вещи, с которыми невозможно вести диалог: в них сохраняется тайна, но это тайна, которая обречена оставаться нерасшифрованной, это тайна, к которой невозможно совершать восхождение. А это зна­чит, что вещи, утратившие смысл, суть вещи, выпавшие из кон­текста культуры. Так, археологу, которому удалось раскопать культовый предмет давно умершей культуры, остается только развести руками, если эта культура не оставила никаких устных или письменных комментариев, никаких объяснительных рамок, никаких семантических ключей к этому предмету. Он может пред­положить, что в его руках - амулет, однако верно ли его предпо­ложение, он не сможет проверить, поскольку вполне может ока­заться так, что оказавшаяся в его руках "штуковинка" имела со­всем иное - бытовое или культовое - предназначение, имела со­вершенно иной культурный контекст. Впрочем, даже если его догадка об амулетной природе найденного предмета и верна, у него не будет ни малейших шансов разгадать конкретную мифо­логическую нагрузку найденного амулета: от каких конкретных напастей или злых духов он оберегал? какие таинственные силы он был способен вызвать к жизни? В том-то и состоит парадокс любого культурного предмета, что он не существует сам по себе, а обременен некоторыми культурными смыслами, которые требу­ют дополнительных инструкций для своего прочтения. Предмет культуры несет в себе смысловую тайну, которую нельзя извлечь из этого предмета самого по себе, без опоры на миф этого предме­та, хранящий те семантические ключи, которые только и позво­ляют использовать данный предмет по назначению.

Мир, ограненный культурой, мир, помещенный в оправу куль­туры, есть смыслонесущий мир, а, значит, мир, упорядоченный на какой-то смысловой основе. Это мир реальных, физических предметов, рядом и параллельно с которым существует некий, почти что виртуальный мир мифов, вне которых, однако, мир физических предметов оказывается молчащим миром. Мир ми­фов - это тот параллельный мир, в котором отдельно от своей физической оболочки существуют "души" предметов - те "души", которые делают эти предметы не просто физическими явления­ми, но явлениями культуры.

Впрочем, человеку свойственно мыслить по аналогии. И то, что характерно для предметов, созданных в культуре, он начи­нает переносить на всю природную среду. Тот факт, что у каждого культурного предмета есть свой смысл, несомый культурной тра­дицией и представленный в мифе этого предмета, заставляет че­ловека подходить с той же логикой не только к предметам куль­туры, но и к предметам природы, предполагая в каждом из них некие тайные смыслы, заложенные в них мистическим образом, без участия человека. И не удивительно, что весь мир предстает перед ним как мир, кем-то созданный, а, значит, многомерно пронизанный смыслом. Божественным смыслом.

Вначале человек расшифровывает смыслы предметов, принад­лежащих культуре, т.е. те смыслы, которые действительно были вложены в эти предметы некогда придумавшими их людьми. Смысл ложки, смысл стола, смысл стула... Смысл этих и сотен тысяч других предметов - это прежде всего представление об их культурном предназначении.

Однако человек не склонен к разумному самоограничению в вопросе о смысле. Поставив вопрос о смысле предметов, создан­ных человеческими руками, и найдя на эти вопросы полезные ответы, он с той же решительностью ставит вопрос о смысле все­го сущего, вопрос о смысле предметов и явлений самой природы. И это представляется логичным: если у камня, обработанного руками человека, есть тайный мифологический смысл, позволяю­щий с максимальной эффективностью использовать этот обрабо­танный камень (в качестве рубила или топора), то почему бы не поставить вопрос о смысле любого природного предмета - вопрос о смысле камня, дерева, солнца, луны, самой человеческой жизни, наконец?

Иначе говоря, человек осуществляет смысловую иерархизацию не только предметов, сделанных его собственными руками, но и предметов природного мира. При этом вопрос о смысле че­ловеческой жизни и смысле всего сущего оказывается именно тем вопросом, который создает предельную смыслонесущую рамку человеческого существования в мире, вопросом, который стано­вится подлинным основанием любой смысловой иерархии. Пото­му что это вопрос, который вводит предельную объяснительную гипотезу, предельную точку смысла, которая традиционно назы­вается либо гипотезой Бога, либо гипотезой Природы, либо еще каким-нибудь образом. Наличие такого рода предельных гипотез является фактом, сопровождающим существование любой разви­той культуры. А их предельность означает то, что можно охарак­теризовать, сославшись на принадлежащий Э.Г.Юдину анализ феномена предельных понятий.

"Предельные понятия... лежат в основании универсальных объяснительных схем и благодаря этому оказываются способны выступать в роли универсальных объяснительных схем и благо­даря этому оказываются способны выступать в роли универсаль­ных объяснительных принципов. Их предельность означает, что при достижении уровня таких понятий мысль одновременно до­стигает предела в своем движении по объекту - далее она может углубляться только за счет движения уже в плоскости самой мысли, а не объекта, т.е. за счет рефлексии о самой себе, которая при определенных условиях открывает и новые горизонты бы­тия, но уже в новой, измененной системе понятий. Их универ­сальность предполагает, что они характеризуют в точном смысле некий универсум - весь мыслимый мир, взятый как целое благо­даря приведению его к единому "масштабу". (...) По-видимому, каждому крупному периоду можно поставить в соответствие, помимо всего прочего, и вполне определенную, характерную

именно для него общую схему объяснения, а внутри этой послед­ней еще дополнительно выделить некое универсальное понятие, образующее ее логический центр. Скажем для античного мышле­ния такую универсальную роль играло понятие космоса: именно к космосу восходили "последние" объяснения всей реальности, именно в нем усматривался тогда источник мирового порядка.. Становление науки Нового времени происходит в той мере, в какой теоретическое мышление разрабатывает и содержательно разви­вает понятие природы, притом именно в качестве универсального объясняющего понятия, а не в той гораздо более скромной роли, которую играло понятие physis у древних греков или понятие nature у римлян" ¹⁵.

К сказанному следовало бы добавить, что предельные смыслонесущие конструкции - понятия или образы - являются не только условием существования целостных культур, но и условием су­ществования любой отдельно взятой человеческой личности. Весь многообразный мир предметных смыслов человек упорядочивает исходя из собственных представлений о предельном смысле все­го сущего. И именно представление о такого рода предельном смысле является самым глубоким и радикальным основанием тех смысловых иерархий, в которых мир оказывается представлен человеку. Каждый без исключения человек имеет некую предель­ную объяснительную гипотезу своего существования, некий пре­дельный миф, санкционирующий образ жизни этого человека, некое предельное основание, дающее ему силы и уверенность жить даже тогда, когда, казалось бы, жить уже невозможно. Даже нищий бродяга, практически утративший представление о чело­веческом достоинстве, создает некоторое смысловое оправдание того образа жизни, который ему присущ. Любой без исключения человек имеет в виду некий масштаб, некую размерность своего образа жизни, имеет некие базовые смысловые точки отсчета, каким-то образом оправдывающие его стиль жизни.

Таким образом, любой конкретный стиль жизни, который исповедует тот или иной человек, любой конкретный стиль быта, любой конкретный стиль повседневного поведения всегда опос­редован некими неявными смысловыми мотивами, некими неяв­ными смысловыми установками, которые делают для данного человека очевидным и естественным именно этот, его собствен­ный стиль жизни, его собственный стиль быта, хотя для сторон­него наблюдателя этот стиль жизни или стиль быта могут пока­заться абсурдными и бессмысленными.

Базовые смысловые точки отсчета определяют для человека степень ценности тех или иных вещей, санкционируют мир его предпочтений, предопределяют характер его поступков в тех или иных ситуациях. Каждый имеющий имя предмет оказывается нагружен для человека каким-то личностным смыслом, и все пред­меты окружающего мира выстраиваются для него в некоторую смысловую иерархию. Разумеется, иерархию глубоко мифологи­ческую, коль скоро для человека эта смысловая иерархия пред-

метов имеет глубоко индивидуальный, неповторимый рисунок, и, стало быть, будет носить субъективный, а не объективный ха­рактер.

Смысловая мифологическая иерархия предметного мира преж­де всего представлена в структуре быта каждого человека, в ха­рактере тех вещей, которыми он себя окружает. Человеческий дом - это место, в котором человек окружает себя сотнями и тыся­чами самых разнообразных предметов. И невозможно найти двух домов с абсолютно идентичным набором вещей и предметов. А по характеру этих повседневных бытовых предметов, по степени их упорядоченности и характеру взаимного расположения можно без особого труда реконструировать не только структуру эстетичес­ких предпочтений хозяина дома, но и структуру его смысловых предпочтений. Таким образом, человеческий быт, мир человечес­кой повседневности до отказа наполнены мифологией, причем мифологией как эстетической, так и смысловой. И именно это обстоятельство является основой того, что в мире объективных предметов находится место для самого человека. Миф - это именно та структура, посредством которой объективный мир становится миром человеческим. С другой стороны, привычность бытовых смыслонесущих структур, привычность и естественность той или иной формы упорядоченности предметной среды, которой окру­жает себя каждый человек, делает незаметным присутствие смысла в его жизни. Человек вовсе не занимается тем, что повседневно занимается размышлениями о смысле своего существования - он просто живет. Но, желает он того или нет, смысл покрывает всю сферу его повседневного быта и повсюду расставляет свои незри­мые опоры. Человек может не думать о смысле, но смысл в его жизни будет все равно неявным образом присутствовать.

Дата добавления: 2014-11-29