Куликовская битва 26 страница

канонической оценке, и протестовал исходя из этого. Он не имел

каких-то личных целей, не плел интриги. Он полагал, что

выступает за дело Церкви.

Не надо забывать, что императрица была немка, положение

ее было еше не очень прочное. Испугавшись, что Церковь

выступит против нее и тогда власти ее придет конец, Екатерина

действовала крайне резко. Может быть, это был единственный

случай в ее деятельности. Митрополит был лишен сана и заключен

в тюрьму под оскорбительным чужим именем, где и умер спустя

много лет в страшных мучениях.

Дальше надо переходить к вопросу о так называемом Наказе.

Разбираясь с сенатом, Екатерина очень быстро поняла, что у нас

в стране последним регулярным законодательством было Соборное

уложение царя Алексея Михайловича 1649 года. Она также поняла,

что с той поры издано несколько тысяч законов, в которых

разобраться никто не в состоянии. Суды просто за взятку решали

дело в пользу того, кто больше даст, многие законы были

написаны неясно, они плохо понимались и противоречили друг

другу. Что-то надо было предпринимать.

Один путь здесь был - просто избрать Комиссию, которая бы

просто навела порядок в законодательстве: классифицировала все

законы, разобрала их по группам, устранила противоречия,

отменила явную бессмыслицу, сократила ненужное - короче

говоря, кодифицировала бы все это. В свое время этим путем

пошла знаменитая Комиссия по составлению Соборного уложения,

когда пять человек во главе с князем Одоевским именно так

и поступили. Они рассмотрели все, что было в наличии, все

разобрали, свели воедино, устранив противоречия, ясно

изложили, добавили самое необходимое - и получился

замечательный кодекс.

Это был путь, по которому могла бы пойти и Екатерина, но

у нее не было ни одного подходящего для этого юриста. При

Елизавете тоже думали о составлении нового уложения, н дальше

пожелания и назначения депутатов в Комиссию дело не двинулось.

Этим путем Екатерина не пошла. Человек эпохи просвещения, она

сочла, что нужно создавать законы заново. Может быть,

происходило это по молодости лет, а может, на нее

действительно влияла западноевропейская культура (в то время

все ищущие умы зачитывались Монтескье, и Екатерина его тоже

читала, причем очень основательно). И вот в 1865 году, на

третий год своего царствования, она засела за работу над

произведением, которое получило название Наказа для Комиссии

по составлению нового уложения. Это было своеобразное

напутствие депутатам, своеобразная подготовительная работа. На

основании этого Наказа депутаты должны были работать над новым

уложением.

Трудилась она около двух лет в поте лица в прямом смысле

слова, прочитав груду литературы. Но при этом она свела эту

работу к тому, что выписывала целые страницы из того же

Монтескье, тщательно законспектировала трактат о преступлениях

итальянца Беккарна, который тогда только что появился, читала

немецких публицистов, которые писали о естественном праве и

управлении государством. Сама она впоследствии очень точно

оценивала свою работу. Посылая Фридриху немецкий перевод

своего труда, она писала:

"Вы увидите, что я, как ворона в басне, нарядилась в

павлиньи перья. В этом сочинении мне принадлежит лишь

расположение материала да кое-где одна строчка, одно слово.

Это правда: в некоторых случаях идет сплошной текст,

выписанный из того или иного произведения, а ей принадлежит

только заголовок. То есть это была компиляция. Это не были

законы, это были пожелания самодержавной русской императрицы

той комиссии, которая начнет работу над этими законами.

В Наказе 600 с лишним статей, которые разделены на 20

глав, плюс две дополнительные. Называются эти главы весьма

интересно: "О самодержавной власти в России и о подчиненных

органах управления", "О хранилише законов" (т.е. о сенате), "О

состоянии всех, в государстве живущих" (о равенстве и свободе

граждан, "О законах вообще", "О законах подробно" (о

согласовании наказаний с преступлениями), "О наказании"

(Екатерина особенно следила за их умеренностью), "О

производстве суда вообще", "Об обряде криминального суда"

(уголовное право и судопроизводство), "О крепостном

состоянии", "О размножении народа в государстве", "О

рукоделии" (о ремеслах и торговле), "О воспитании", "О

дворянстве", "О среднем роде людей" (о третьем сословии), "О

городах", "О наследствах", "О составлении и слоге законов". В

последней, двадцатой, главе речь идет о разных статьях,

требующих изъяснения (о суде за оскорбление ее величества -

т.е. о государственном преступлении, о чрезвычайных судах, о

веротерпимости, о признаках падения и разрушения государства).

В двух дополнительных главах речь идет о благочинии, или о

полиции, и о государственной экономии, т.е. о доходах и

расходах.

Мы видим, что это действительно весьма обширный труд.

Но дальше она, будучи человеком очень практичным, стала по

мере того, как появлялись части ее произведения, давать их на

прочтение близким ей людям - Панину и ряду других

государственных деятелей. Панин отозвался об этом очень

дипломатично и вместе с тем высокопарно, сказав, что это

аксиомы, способные опрокинуть стены.

Дальше Екатерина нарвалась на жесточайшую критику со

стороны тех, кто это читал. Критиковали за все, но в

особенности - за статьи, касавшиеся положения крестьян в

России. Екатерина, как это ни дико для нас звучит, в Наказе

говорила о необходимости освобождении крестьян. Говорят о том,

что она это сделала просто из риторических побуждений, но это

не так. Она все-таки была в этом отношении европейцем. Но

благородное российское дворянство вовсе не собиралось лишаться

источника средств к существованию и вообще своей достаточно

благополучной жизни.

Екатерина стала вносить поправки. Печатный вариант Наказа

- приблизительно четверть того, что она написала. Но все равно

она считала, что это ее политическое завещание, политическая

исповедь, и была очень довольна тем, что она ее написала. Но

она извлекла урок из того, что написала, и поняла, что вопроса

о положении крестьян она решить не может, как бы ни хотела. А

следовательно, решать она его и не будет. В этом отношении она

очень точно следовала поговорке о том, что политика - это

искусство возможного.

Наказ - весьма любопытный документ. Это и отражение

общего состояния эпохи, это отражение личных взглядов

императрицы и тех взглядов, которые исповедовало ее окружение.

При том, что Наказ остался именно наказом и ничем иным, он

представляет собой очень интересный и важный документ, потому

что с него начинается определенное развитие умов в нашей

стране.

В 1767 году произошли выборы. Екатерина хотела, чтобы в

большой Комиссии по составлению нового уложения были

представлены абсолютно все категории населения, кроме,

естественно, крепостных. Посадские жители могли попасть туда

только в результате трехстепенных выборов, тогда как

дворянство посылало своих представителей напрямую. Были здесь

и свои несовершенства - какие-то заштатные городки имели право

послать одного депутата, и Москва послала тоже одного

депутата, хотя, конечно, какой-нибудь город Буй Костромской

губернии и Москва - это все-таки разница.

Ключевский дает состав депутатов Комиссии в процентном

отношении. Это довольно любопытно. От правительственных

учреждений - около 5 процентов (то есть в основном лица

чиновные), дворянство - 30 процентов, города - 39, сельские

обыватели - 14 процентов (госудрственные крестьяне и

однодворцы), казаки, инородцы и остальные классы и сословия -

12 процентов. Всего было избрано 564 депутата.

Каждый из них должен был привезти наказ от своих

избирателей. Доходило до анекдотов: один архангельский

крестьянин привез несколько сот наказов, тщательнейшим образом

обойдя все погосты и деревни, которые он должен был

представлять. Другие сводили нечто подобное воедино. Но все

равно: при том, что депутатов было полтысячи, наказов

оказалось полторы тысячи. Очень по-русски.

Чрезвычайно торжественно, с большой помпой были открыты

заседания тронной речью императрицы в Грановитой палате. Век

был сентиментальный, депутаты плакали, слушая речь

матушки государыни, и попытались тут же поднести ей самые

потрясающие титулы.

"30 июля 1767 года Екатерина открыла Комиссию нового

уложения торжественным приемом в Кремле, куда она прибыла из

Головинского дворца церемониальным поездом с гофмаршальскими

жезлами, скороходами, статс-дамами и прочими величавыми

украшениями, какие придумал век формулярных чувств и

символического мышления". Ей поднесли титулы Великой,

Премудрой, Матери отечества. Екатерина в красивом личном

ответе депутатам и не приняла, и не отклонила поднесенного

титула, а в записочке маршалу (руководителю всего собрания)

как будто даже выразила свою досаду на депутатов: "Я им велела

сделать Российской империи законы, а они делают апологии моим

качествам".

Трудно было себе представить, как будет работать такая

толпа разношерстных и разномастных депутатов, поэтому довольно

быстро была предпринята попытка устроить работу следующим

образом. Конечно, все возглавлял маршал собрания, а дальше все

делились на комиссии: дирекционная (имевшая исполнительную

власть; она же имела право учреждать частные кодификационные

комиссии по конкретным вопросам); экспедиционная комиссия

(редакторская работа); подготовительная комиссия (должна была

прочитывать наказы с мест, сводить их воедино и представлять

дальше). Комиссия большая, где работали все, просуществовала

весьма недолго: уже в декабре она была переведена в Петербург,

в феврале начали работу, а еще год спустя, осенью 1768 года,

Комиссия по составлению уложения была вообще закрыта под

предлогом войны с Турцией, куда многие депутаты должны были

отправиться в качестве офицеров. Частные комиссии проработали

еще довольно много лет.

За время своей деятельности Комиссия провела 203

заседания, не решив практически ни одного вопроса. Почему? Я

бы порекомедовал вам одну забавную книжку, которую написал

английский писатель Паркинсон. Она так и называется: "Закон

Паркинсона". У нас обычно говорят "Паркинсон" (с ударением на

"о"), а поскольку у нас гораздо более известна болезнь

Паркинсона, которая захватывает центральную нервную систему,

то название книги у нас звучит крайне двусмысленно. Но

никакого отношения к медицине это сочинение не имеет, там идет

речь, если хотите, о болезнях системы управления. Очень

остроумный англичанин в очень веселой форме дает понять, на

что обречена любая комиссия, любой съезд, любое собрание, если

там слишком много депутатов. На исторических фактах, выводя

шутливые алгебраические формулы, он доказывает, что

оптимальный состав любой комиссии не должен превышать 21

человека. Чем меньше кабинет министров, чем меньше тот или

иной штат, коллегия или министерство, тем лучше. Скорее будут

решены дела. Оптимально - человек 9. Становится понятно,

почему приказ князя Одоевского впятером так быстро и толково

составил Соборное уложение 1649 года, и почему комиссия в сто

раз большая (Екатерины) не составила ничего.

Психологически это объяснимо тем, что помимо

разномастности депутатов, все дело в интересном явлении:

сколько можно посадить за один стол людей, чтобы беседа была

общей? Если больше 20, то начинается групповщина: на одном

конце стола говорят об одном, на другом - о другом. Совершенно

очевидно, что на какие комиссии ни подели, толку не будет. Не

случайно все парламенты и думы тут же делятся на небольшие

палаты и комиссии, потому что иначе решить ничего нельзя. И

все равно решают они все очень плохо. Что касается наших дум,

то когда-то их было 4, сейчас уже 2, но никаких перспектив не

наблюдается. Единственное, в чем они всегда единодушны, - это

в решении вопроса о собственном содержании. Это первый закон,

который они принимают сразу и единогласно. За границей введен

очень жесткий закон: они могут принять закон о любом своем

собственном содержании, но вступит он в силу только для

следующего набора депутатов. Поэтому они не очень стремятся

повышать себе зарплату. У нас этот благодетельный для казны и

налогоплательщиков закон почему-то не принят, а зря. Кроме

того, полагается имущественный и образовательный ценз, чего у

нас тоже нет.

Екатерина прекратила заседания Комиссии по следующим

причинам. По стране пошли слухи среди крестьян о том, что-де

хотят дать какие-то законы, какую-то волю, но доброй

императрице не дают это сделать. Количество волнений стало

увеличиваться. Этого Екатерина не желала совсем. Во-вторых,

она поняла, что это собрание ничего решить не может. Она не

стала этого афишировать, а коль скоро действительно началась

война с Турцией, то она и стала благовидным предлогом для

того, чтобы все это прекратить. Но при этом она вовсе не

собиралась забывать то, что было сделано этой Комиссией. И

потом, обсуждая с Потемкиным и или иные государственные

преобразования или указы, она постоянно пользовалась

материалами, которые были наработаны, в первую очередь

наказами с мест. То есть практическое значение их было

достаточно серьезно.

Екатерина издала три наиболее, пожалуй, известных закона:

новое губернское учреждение России, жалованная грамота

дворянству и городам. Губернское учреждение появилось в 1775

году. При Елизавете у нас было 20 губерний, а теперь в России

должно было появиться 50 губерний. Это было очень разумно.

При этом старались положить в основу не территорию, хотя,

учитывалось, естественно, местоположение тех или иных

территорий, проживание того или иного населения. Но основным

принципом была плотность населения. В губернии должно было

быть примерно от 300 до 400 тысяч человек. Поэтому Московская

губерния оказалась по площади небольшой, а Архангельская -

чудовищных размеров.

Затем Екатерина, как ей казалось, весьма четко провела

реформу губернских учреждений. Во главе всего стоял губернатор

с колоссальными правами. Фактически он имел мало чем

ограниченную власть в губернии, он докладывал в сенате и имел

право личного доклада императрице. Губернии делились на уезды.

До Екатерины они делились на провинции, а провинции на уезды.

Уезды должны были быть небольшими - 20-30 тысяч человек в

каждом. Следовательно, все губернские учреждения были двух

уровней: губернские и уездные.

Здесь очень четко был проведен сословный принцип. Помимо

Казенной палаты, которая ведала финансами, помимо губернского

управления (т.е. аппарата самого губернатора), была система

судов дворянских, городских и крестьянских, система

благотворительных учреждений (сиротские дома, или дворянская

опека).

В Наказе Екатерина говорила о разделении властей:

законодательная власть должна быть сама по себе,

исполнительная - сама по себе, а судебная - сама по себе.

Здесь это, в принципе, прослеживается. Но при этом, поскольку

губернатор имел абсолютную власть, на практике все выходило

несколько иначе. Кроме того, решить проблему, скажем, суда

между посадским человеком и дворянином было непросто. Был еще

совестный суд - прообраз будущего мирового. В учебниках об

этом написано достаточно подробно. Добавлю лишь, что вся эта

система, на бумаге казавшаяся стройной, на деле была

малоэффективной и порядка прибавилось не много.

Злоупотребления продолжали копиться, и на протяжении первой

половины 19 века русский суд и русские губернские учреждения

ничего приятного из себя не представляли. Настоящая реформа,

настоящее исправление всего начинается только при реформах

Александра II.

То, что представлял собой суд при Екатерине, все могут

представить себе, хотя бы прочитав "Дубровского", где речь

идет о суде Троекурова с Дубровским, когда за соответствующую

мзду можно было отсудить у бедного дворянина все его поместье,

не имея к этому никаких оснований, никаких документов, а

просто занимая определенное общественное положение и имея

деньги. Пушкин ничего не придумал, он просто хорошо знал, что

творилось.

Затем - жалованная грамота дворянству и городам (1785

г.). Эта грамота сводила в единое сословие российского

благородного дворянства дворянство и русское, и остзейское, и

украинское, и белорусское. Оно становилось однородным и

получало одинаковые привилегии и права. Оно избавлялось от

телесного наказания, получало исключительное право владеть

крепостными, освобождалось от обязанностей государственной

службы. То есть подтверждался закон Петра III.

Что же касается самоуправления, которое было дано

дворянам, оно сводилось к тому, что опять вводились уездные и

губернские дворянские собрания. Это были законодательные

представительные учреждения, которые выбирали, соответственно,

исполнительные органы. В уезде это был капитан-исправник со

своими помощниками, а в губернии был другой орган. Были

уездные предводители дворянства, были губернские предводители

дворянства. Раз в три года они собирались, устраивали

невероятные пиры, говорили о чем угодно. Один французский

путешественник, побывав на подобном мероприятии, пришел к

выводу, что очень скоро в России произойдет что-то подобное

Французской революции, потому что языки мололи все что угодно.

Однако это никому не мешало.

Дворяне получили вкус к такому управлению, стали очень

монолитными, стали говорить о своих правах, но они не имели

никакой реальной власти. В тот период их это устраивало. Что

касается жалованной грамоты городам, то по этой грамоте

население городов делилось на 6 разрядов:

- настоящие обыватели (те, кто владел домом и землей в

городе);

- купечество;

- ремесленники цеховые;

- именитые граждане (сюда попадали автоматически все те,

кто дважды проходил по выборам в соответствующие учреждения,

плюс лица свободных профессий, а также судовладельцы, банкиры;

это отдает немного соответствующими правами горожан при Петре);

- посадские (граждане, не входившие в вышеперечисленные

категории);

- иностранные и иногородние гости, которые живут в данном

городе постоянно.

Купцы делились на гильдии. 3 гильдия - самая слабая, туда

вступали купца, имевшие капитал от 1 до 5 тысяч рублей. Сейчас

это звучит странно, но в те времена годовой оклад чиновника

был несколько десятков рублей. 2 гильдия - от 5 до 10 тысяч; 1

- от 10 до 50.

Для того чтобы в выборные губернские учреждения не

попадал люд недостойный, посадские люди или ремесленники

получали право участвовать в выборах, только если они обладали

капиталом в 6 тысяч рублей, а быть выбранным мог только

человек с капиталом не менее 5 тысяч. Поэтому естественным

следствием было то, что в выборных городских учреждениях -

общей и так называемой шестигласной думе (общая дума - это

своеобразное законодательное учреждение, а шестигласная дума -

исполнительное, от шести сословий) были в основном купцы и

дворянство.

Екатерина этой грамотой пыталась оживить

торгово-финансовую жизнь в городах. Что-то ей удалось, но

немногое. При этом купцы освобождались от телесных наказаний и

от службы в армии. И если все-таки на кого-то из них падала

череда отправляться в рекруты, то он совершенно законно

подставлял вместо себя приобретенного крестьянина.

Здесь мы, бесспорно, видим влияние Европы, желание как-то

упорядочить нашу жизнь, стремление рационально решить самые

наболевшие вопросы нашей жизни. Но один вопрос, который,

собственно говоря, держал все - вопрос о крепостном праве, -

Екатерина не решила вообще. Следовательно, все остальные

вопросы, производные от этого, она могла решить только

частично.

Сейчас у нас наметилась такая тенденция - считать, что в

некотором роде крепостное право было благодетельным для нас.

Конечно, это не так. Но надо понимать, как оно возникло, знать

его историю и представлять трансформацию, эволюцию. Надо

понять роль и значение этого явления в разные эпохи нашей

жизни.

Л Е К Ц И Я 8

Сегодня речь пойдет о внешней политике Екатерины. Это

тема очень большая и не простая.

Из любого курса истории известно, что Екатерина

присоединила Крым, разгромила Турцию и присоединила Польшу.

Конечно, нам придется говорить обо всем этом, но простое

перечисление фактов не дает представления о том, как

разворачивалась внешняя политика России на протяжении весьма

долгого царствования Екатерины II.

Когда Екатерина получила трон и, как говорится,

осмотрелась, она увидела, что внешняя политика России была

определенным анахронизмом, в ней не было никакой четкой

системы, поскольку все предыдущие монархи кроили ее в

зависимости от своих прихотей и на протяжении многих лет после

смерти Петра реальных шагов, реального прогресса не было.

Коль скоро недавно была Семилетняя война, в которой

Россия завоевала и присоединила к себе Восточную Пруссию (а

Петр III тут же вернул ее обратно Пруссии), Екатерина сочла,

что в данной ситуации начинать войну нет никаких оснований и

вместе с тем сохранять какие-то неопределенные отношения с

Пруссий тоже нет причин. Поэтому вскоре в 1764 году был

заключен вполне выгодный мир, по которому обе стороны

гарантировали друг другу общие границы. Затем последовал

мирный договор с Данией, что обеспечивало проход русских

кораблей через Датские проливы, а в 1766 году последовал

договор с Англией, которая в этот момент нам вполне

симпатизировала и являлась вполне естественным для нас

партнером: делить ей было нечего, а Россия представлялась для

Англии очень выгодным рынком, откуда можно было получать

необходимые сырье, в первую очередь лес, а потом, как

известно, начал вывоз и пшеницы. Одновременно Россия

представляла собой необъятный рынок для сбыта английских

товаров.

Отчасти эти договоры укладываются в так называемую

"Северную систему", которую пытался осуществить граф Никита

Иванович Панин, длительное время возглавлявший российскую

внешнюю политику. У Панина, человека старой дипломатический

школы, была следующая концепция: северные государства (Швеция,

Дания, Пруссия, Россия, Польша) должны объединиться и

заключить соответствующий союз, таким образом обеспечив мир

себе и активное влияние на европейские дела. Против этого

союза была Пруссия, и из "Северной системы" ничего не

получилось, хотя отдельные договоры были заключены.

В это время уже совершенно однозначно обнаружилась

слабость Польши как государства, и прусский король Фридрих II

(или, как немцы его называют, Фридрих Великий - для них он

действительно великий король, и смеяться над этим не надо),

видя слабость своей соседки, уже заранее готовил проекты

захвата части земель или даже политического расчленения между

Пруссией и другими государствами. В оправдание Фридриху II

стоит сказать, что эта мысль была не нова и впервые ее

высказывали еще в окружении Петра I при его жизни.

18 век - время страшной деградации польской

государственности. Польша управлялась по очень своеобразной

системе, очень своебразным традициям. С одной стороны, это

была монархия, а с другой - шляхетская республика. С одной

стороны, она как будто гарантировала права личности, а с

другой - именно в Польше существовало совершенно невозможное

отношение к тем, кто имел несчастье быть некатоликом. В первую

очередь это касалось православного населения Украины и

Белоруссии.

Для того чтобы понять польскую политическую систему,

нужно помнить, что после смерти очередного короля начинался

процесс выборов следующего, т.е. трон не переходил по

наследству. Для этого нужно было собирать сеймы, выбирать

депутатов на общий сейм, так что при наличии свободолюбивых

традиций выборы происходили весьма бурно. Известны случаи,

когда в некоторых сеймах польские депутаты голосовали в конном

строю с саблями наголо, чтобы тут же решить какие-то

политические проблемы, которые могли возникнуть между

оппонентами. Но это еще были цветочки, а ягодки заключались в

одной удивительной особенности польской политической системы:

праве свободного вето. Если на общем сейме хотя бы один

депутат высказывался против, то из уважения к личным свободам

нельзя было оказывать на него давления, следовательно, и

выбрать никого было нельзя. Это звучит дико, но так было.

Кроме того, гарантировалось, что недовольные исходом

голосования депутаты могут учредить конфедерацию и выступить

против вплоть до вооруженного сопротивления тем, кто одержал

хотя бы какой-то политический перевес. Подобная политическая

система, естественно, не способствовала стабильности Польского

государства. А то, что депутатов короли искали где угодно

(были саксонские курфюрсты, были ставленники Франции и России,

были люди, которых выбирали из самой Польши), привело к тому,

что после смерти в 1763 году короля Августа III Польша

погрузилась в пучину выборов, сеймов и т.п.

Традиционно в Польше всегда была значительная часть

населения, которая симпатизировала Франции (в польской истории

были короли из французского королевского дома). Естественно,

что некоторые, наоборот, стремились заручиться поддержкой

России. Екатерина в данном случае смотрела на вещи крайне

прагматически и желала, чтобы в Польше был король, который был

бы дружественным России. Екатерина исходила из русских

интересов, и ее политика в этом вопросе была вполне

национальной.

Таким человеком был Станислав Понятовский, бывший

посланник Польши при русском дворе, бывший очень недолгое

время фаворитом Екатерины, человек, вошедший таким образом в

историю России весьма своеобразно. Он отличался красотой и,

видимо, не очень большими способностями. Именно его наметила

Екатерина в польские короли, поскольку прекрасно понимала, что

он - не тот человек, который может придумать что-либо

неординарное. Под совершенно непосредственным давлением России

Станислав Понятовский стал в 1764 году польским королем.

Коль скоро он стал королем, вполне дружественным России,

то Россия тут же поставила вопрос, поддержанный и некоторыми

другими странами, о так называемых диссидентах. У нас это

слово сразу вызывает совершенно определенные ассоциации. В

Польше же диссидентами называли некатоликов, в основном

белорусов и украинцев. Когда-то, в 17 веке, они добивались для

себя прав, которые были у католиков; эти права то давали, то

тут же отбирали, несмотря на настоятельные требования, они

никогда не были реализованы. И здесь опять, поскольку они

находились в явно неравноправном положении, вопрос был вновь

поставлен. Чтобы польский сейм мог быстрее решить эту

проблему, в Польшу были введены русские войска - для порядка.

Сейм, естественно, все правильно понял и уравнял права

диссидентов с правами остальных граждан Польского королевства.

Естественно, тут же возникл а конфедерация. В Подолии, в

местечке Бар (местечко - это нечто среднее между селом и

Дата добавления: 2014-11-29