Русский народный земледельческий календарь. Календарно-обрядовые жанры. 1 страница

Календарь - это не просто система отсчета времени. У любого наро­да он насыщен множеством самых разноплановых элементов. В него входили обряды и обычаи, рациональные знания и элементы культуры, игры, посты, богослужения. Все эти компоненты имели различное происхождение, свою скорость эволюции, особое функциональное значение. Наряду с церковны­ми, христианскими обрядами совершались языческие. Знания, по­лученные путем наблюдений над явлениями природы, тесно связывались с иррациональными представлениями и верованиями. Причем, все эти компоненты представляли со­бой не просто механическую совокупность, а живой, много столетий дейс­твовавший механизм культуры. Таким образом, обряды, приуроченные к определенным календарным датам, полистадиальны по своему происхождению и составу. В них сохранились следы языческих культов, связанных с почитанием солнца, растительного и животного мира, предков. Функционально обряды были направлены главным образом на обеспечение благополучия крестьянской семьи.

Календарная обрядность русских имела аграрно-магический характер. Значительное воздействие на календарные обряды оказало христианство. В конечном счете они были приурочены к датам христианского календаря. Функции и атрибуты многих древних мифологических образов были перенесены на православных святых (громовержец Перун стал Ильей Пророком; функции Велеса, «скотьего» бога, перешли Святому Николаю Чудотворцу, Егорию и т.д.). В обряды прочно вошли церковные молитвенные формулы, в качестве магических предметов и атрибутов использовались предметы церковного культа. То, что календарные обряды у русских носили по преимуществу аграрный характер, сказалось и определило главные особенности восприятия времени, неразрывную связь сезонов с представлениями о рождении и смерти растительности. Земледелие (основные традиционные занятия большинства населения русских) требовало сознательного согласования природных ритмов и трудовой деятельности человека. Идея плодородия земли становится основной идеей русского человека. Поэтому одним из основных земледельческих культов является культ Матери-земли. Идея плодородия выражалась с помощью разнообразных символов. Основным символом было зерно. Кроме зерна, такими символами стали солнечный свет (небесный огонь) и вода, которые, согласно древним мифам, находятся в постоянной борьбе между собой.

Обряды календарного года группируются в обрядовые комплексы, приуроченные к основным поворотным моментам годового цикла, – зимнему и летнему солнцестоянию, осеннему и весеннему равноденствию: соответственно существует четыре подцикла - зимние, весенние, летние и осенние обряды. Каждый из этих циклов связан с определенным этапом сельскохозяйственных работ. Зимние обряды должны были обеспечить подготовку к новому урожаю и благополучие коллектива в течение всего года, в них актуализируются общие идеи счастья и достатка. Весенние обряды развивали тему подготовки к началу полевых работ. Летние и осенние обряды связаны с заботами о выращивании и сборе урожая.

В центре зимнего комплекса находятся святки, которые длились две недели (с 25 декабря по 6 января)*, включая христианское Рождество и крещение. Христианские элементы в этих обрядах сочетались с культом предков, включали гадания и древний языческий обряд ряжения, имевший явную аграрно-магическую направленность. Рядились чертями, странниками, ста­риками, мертвецами, цыганами, животными (козой, конем, журавлем, мед­ведем и др.). У всех этих масок есть один общий признак - все они относились к сфере чужого, к иному миру.

Только в святки, по воззрениям крестьян, происходил возврат к тому времени, когда земля была еще «не заклятая» и все было смешано. Рядом с живыми ходили мертвые и всякая нечисть, поэтому данное время называлось «страшные вечера». В этом контексте следует рассматривать и обряд колядования. Колядовщики - представители иного мира. Судя по песням, они прибыли издалека и долго искали двор хозяина, не зная точно, где он расположен. Поведение колядовщиков говорит о том, что прибыли они не как просители, а как партнеры по известному обеим сторонам договору (поют величания, требу­ют, а не просят, вознаграждения).

Колядованиесостояло в том, что в предновогодние дни из молодежи села собирались группы колядовщиков, которые обходили все дворы этого села. К исполнению этого обряда относились чрезвычайно серьезно, если колядовщики не приходили в дом, это воспринималось как знак грядущего несчастья. Обход дворов сопровождался исполнением особых песен величально-заклинательного характера, называемых по их припеву «колядками», «овсенями», «виноградьями». Слово «коляда» восходит к латинскому calendae (название греко-римского зимнего празднества); в различных огласовках оно употребляется для обозначения заклинательно-величальных песен у славянских и многих европейских народов. Неясной остается этимология слова «овсень», с его многочисленными фонетическими разновидностями: «таусень», «баучень», «усень». Этот термин встречается у русских, а также у некоторых народов Поволжья. Название «виноградье» исключительно русское (севернорусское). Содержание зимних поздравительных песен в значительной степени отражает последовательность самого обряда колядования. По адресатной направленности их можно разделить на два типа: общесемейные и индивидуальные. Среди колядок, предназначенных семье, распространены были песни с сюжетом «терем», имеющие четкую композицию. В зачине рассказывалось о приходе (или рождении) коляды, о долгом и трудном поиске колядой или колядовщиками двора хозяина. Основная часть содержит величание хозяев, исконный смысл которого – вера в силу слова. Описание дома и восхваляемых хозяев строится на поэтической идеализации, гиперболизации и параллелизме: сказочно красивый терем «на семи столбах, на восьми верстах»; обитатели дома - хозяин («господин» / «боярин» / «государь» / «князь» - «светел месяц») и его домочадцы (жена – «красно солнце», дети – «часты звезды») - одеты в платья, достойные царей; их хозяйство – райское изобилие. Обязательным композиционным элементом колядки было пожелание хозяйственного благополучия и просьба о подаянии. Пожелание наряду с величанием составляло смысловое «ядро» колядок. Но если величание было выражено условными образами, то пожелание – весьма конкретно. Именно здесь хозяину сулилось самое главное: урожай, плодовитость скота, здоровье домочадцев (Приложение 1. № 1,2). Требование угощения и благопожелание могло сочетаться с угрозами определенного рода, например, пожелание неурожая («У скупого мужика / Рожь хороша: / Колоском пуста, / Соломкой густа» или: «На двор чертей, на огород червей; / неурожая и утраты скота: / Не подашь пирога, / Так и нет живота. / Хоть и есть, так не в честь: / Пусть дегтем доят, / И соломою вам цедят!».

В качестве индивидуальных колядных песен, предназначавшихся одному хозяину дома или, чаще, его взрослому сыну или взрослой дочери, как правило выступали овсени и виноградья. В зависимости от адресата песни они делились на «холостые», «женатые», «детские». Особое место среди индивидуализированных святочных величаний занимают севернорусские виноградья – длинные, величавые «полуэпические» песни, с постепенным раскрытием художественных образов, с наиболее разработанной системой поэтических приемов. В них преобладали благопожелания выхода замуж или женитьбы, рождение ребенка, выдачи замуж или женитьбы взрослых детей хозяев. Исполнение виноградий не только во время святочного обхода дворов, но и на свадьбах объясняется тем, что эти песни адресовались одному и тому же кругу лиц, а набор поэтических средств величаний был устойчив. (Прил.1. № 3,4,5).

Обязательным элементом святок (как зимних, так и летних) было гадание. В основе гаданий лежит универсальный принцип: гадающий задает вопрос, силы, которые стоят над человеком и ведают его будущим, отвечают. Этот ответ дается на языке тех средств, с помощью которых производится гадание.

Для гаданий выделялись особые промежутки времени, обусловленные солоноворотом. Далеко не слу­чайно, что гадать начинали поздней осенью, а пик приходился на празд­ники, концентрирующиеся вокруг Нового года. Э тот период характеризуется максимальной неопре­деленностью. Заканчивается очередной календарный цикл: год, как и че­ловек, стареет и, в конце концов, умирает. Не случайно в этот период усиливаются мотивы смерти. Всегда было так, что на смену старому году приходит новый; опять появляется солнце и расцветает природа. А как будет на этот раз? Естественно, что в этой ситуации гадание приобретает особый смысл.

По способу узнавания судьбы гадания можно условно разделить на две группы: гадания-истолкования и гадания-колдовство. Первая группа тяготеет к такому явлению традиционной культуры, как примета, механизмом которой является установление взаимосвязи между настоящим и будущим. Гадания-истолкования основаны на приметах, не зависящих от человека, а лишь трактуемых им с помощью многолетних наблюдений за природой. Гадания второй группы по оформлению действий близки к колдовству, предполагающему непосредственный контакт человека с потусторонними силами. В этом плане позиция человека может быть определена как статичная, пассивная, созерцательная; тогда как вступление в контакт с «иным» миром в гаданиях-истолкованиях требует активных действий человека, обострения всех чувств, позволяющих ориентироваться в ситуации.

Но и в тех и в других способах гадания человеку необходимо было создать условия, при которых действия гадающего происходили бы в нужном месте и в нужное время, то есть в той пространственно-временной точке, в которой возможны прорыв и контакт между противостоящими «мирами»: в настоящим и будущим. Так, помимо приуроченности гаданий к дням, имеющим в традиции значение рубежей, внутри суток для них избиралось время, которое, по народным представлениям, являлось моментом наивысшей активности потусторонних сил, их проникаемости в мир людей и, соответственно, - опасное для человека. Это полночь и полдень, связанные с понятием «границы» и «перехода».

Для успешного гадания человеку необходимо было переместиться к объекту, осмысляемому в традиционной культуре как «граница» или «канал», связующий «свой» и «чужой» миры. В пределах дома это были печь, окно, зеркало, порог, матица. Часто гадали в нежилых частях дома и относящихся к нему постройках (чердак, голбец, холодная изба, сени, двор, овин, амбар, забор, ворота, колодец, перекресток дорог, прорубь, река, поле и т.п.).

Во время гадания человек сознательно отказывался от привычных норм поведения и признаков культуры, ощущая себя частью природы и осознавая зависимость своей судьбы не только от законов устройства социума, но и от всеобъемлющих законов устройства мира. Так, приближаясь к своему природному состоянию, человек во время гадания снимал пояс, нательный крест, кольца и шейные украшения, иногда часть одежды. Принятое во время гадания распускание волос отдаляло человека не только от его социальной группы (прическа являлась в традиционном обществе дифференцирующим половозрастным признаком), но и от мира культуры в целом: простоволосость и косматость считалась неотъемлемой чертой внешнего облика мифологических существ, олицетворяющих разнообразные силы природы (кикимора, русалка, леший и др.).

Поведение гадающих отличалось от обычного, повседневного. Например, при гадании с зеркалом нужно было смотреть немигающим, застывшим взглядом; для гадания на сон спать ложились одетыми и т.п. Чтобы гадание удалось некоторые повседневные движения следовало делать наоборот: вставлять нитку в иголку, опущенную ушком вниз, идти «взапяты» (задом на перед), двигаться, прыгая на одной ноге против солнца вокруг, например, овина. Аналогично таким действиям в начале гадания произносили антимолитву типа «Не властен Бог, не благослови Христос».

Во время многих гаданий в целях безопасности необходимо было соблюдать запреты: не смеяться, не разговаривать, не оглядываться, не двигаться или, наоборот, не останавливаться. Многие запреты во время гадания связаны с представлением о том, что человек во время гадания может попасть во власть нечистой силы. В этой связи важно было вовремя почувствовать опасность и правильно завершить гадание: убежать, «перекрыть» связь с «иным» миром (перекреститься, зачураться, накинуть платок на зеркало, совершить движение в направлении, обратном тому, что производилось в начале гадания и т.п.). Одно из распространенных правил гадания – нечетное число участников.

Две важнейшие темы гаданий – тема урожая и, соответственно, благополучия и достатка семьи и общины, а также тема судьбы каждого человека. При гадании об общем благополучии семьи и урожае, например, бросали кашу в потолок и замечали: если много каши прилипло к потолку - год будет благополучным и обильным. Уходили в гумно и зу­бами выдергивали стебли (если с колоском полным зерна - богатый уро­жай).

От общих гаданий переходили к более конкретным. Необычайно разнообразны девичьи гадания. Для гаданий выбирались самые «страшные», связанные с нечистой силой места: заброшенные дома, бани, овины, перекрестки дорог. Гадали по форме застывшего олова или воска, по отражению в зеркале, по пущенным на воду венкам, по чету или нечету жердей в заборе и т.п.

Особенностью русских новогодних га­даний были так называемые подблюдные гадания, сопровождаемые короткими (от одной до десяти строк) подблюдными песнями (Прил. 1. № 6). Свое название – подблюдные – гадания получили от блюда, в которое скрадывались кольца и серьги (фанты) девушек, принимавших участие в обряде. Обозначение подблюдных гаданий как «закидывать кольца» связано с соответствующими действиями, выполняемыми во время обряда. Вятское название «илея» обусловлено одним из локальных вариантов напева-возгласа в подблюдных песнях, сопровождающих гадание.

Подблюдные гадания производились исключитально во время Святок, внутри которых они, как правило, приурочивались к Васильеву вечеру и к «страшным» вечерам. К обряду приступали после захода солнца в заранее назначенной гадальщиками избе.

Перед гаданием приготавливали блюдо (иногда решето или шапка); в него гадающие складывали украшения или другие мелкие предметы по одному от каждого участника. Блюдо покрывали тканью. На ткань сверху или под нее клали кусочки хлеба, иногда еще соль и уголь. Начинались подблюдные гадания с прославления хлеба. Песня (слава) хлебу была своего рода благословением перед гадательной акцией и заклятием-пожеланием благополучия всем присутствующим, а также предвещала достаток хозяевам дома, в котором гадали. По окончании песни хлеб делили между всеми; его использовали при гадании на сон.

После раздела хлеба приступали к гаданию: в определенном порядке пелись песни, содержащие иносказательные образы, разгадка которых сулила гадающим в сжатой иносказательной форме счастье и богатство, свадьбу или безбрачие, разлуку, дорогу, несчастье, бедность болезнь или смерть.

Обязательным формальным признаком жанра подблюдных песен было наличие припева, выполнявшего функцию магической «закрепы»: «Кому поем, тому с добром, кому вынется, тому сбудется - не минуется». Такую же магическую функцию имел и рефрен «Лады» / «Слава» / «Илия», завершавший каждый стих.

Образная система подблюдных песен строится на принципе психологического параллелизма, свойственного традиционному сознанию. За текстом подблюдных песен стоят мифопоэтические представления, связанные с используемым в ней тем или иным образом. Эти представления могут вбирать многосторонний комплекс смыслов, некоторые из которых могут быть прямо противоположны. Эти обстоятельством объясняется то, что «разгадки» одной и той же песни в разных местностях могли различаться по смыслу. Так, песня «Вышло пузище на репище, / Вынесло пузище кошель вошей» трактовалась либо как «к богатству», либо как «к плохому». Такая разница в толковании обусловлена трактовкой образа «вши». Кроме того, разгадка напрямую могла зависеть от половозрастных характеристик адресата. Например, песня «На пороге сижу, / За порог гляжу» для девушки означала замужество, для старика – смерть. Таким образом, символика подблюдных песен, являясь очень разнообразной, для носителей традиции она не представляла сложности, толкование «судьбы» было скорее констатацией, чем расшифровкой смысла.

Тема благополучия и богатства в подблюдных песнях чаще всего связана с образами хлеба и золота, а также производными от них: каравай, пирог, зерно, сноп, дежа для замешивания теста, квашонка и т.п.; злато-серебро, казна, деньги, драгоценные камни, чудесная щука, шуба и т.п.

Нередко в песнях хлеб и золото приносят мышь, еж, комар, жучок, имеющие в мифопоэтических представлениях хтоническую природу. А так как и золото, и хлеб связаны в народном сознании с «иным» миром, то посредническая функция мыши, ежа, комара, жука оказывается вполне закономерной.

Многогранно в подблюдных песнях представлен образ кузнеца, наделенный в народном сознании магической силой. Поэтому песни с этим образом сулят удачу, прибыль, свадьбу.

Подблюдные песни, отражающие свадебную тематику, гораздо разнообразнее с точки зрения системы образов, чем песни о благополучии и богатстве. Символика подблюдных песен, предвещающих брак, тесно связана с символикой свадебной лирики. Одним из основных здесь является образ кольца (символ брака), которое находит девушка или домашние птицы (курочка, кочеток). В большом количестве подблюдных песен используется мотив соединения парных образов, символизирующих жениха и невесту: это и драгоценные камни («жемчуг со яхонтом»), и два клубка ниток, и два сцепившихся прутика, и клен с березой, и капустка с кочанком, и грибы (груздок с беляночкой), и птицы (целующиеся голубочки, кур с куркой, сокол с соколинкой), и животные (кон с кошуркой, куна и соболь, бобер с куницею) и т.п.

Несомненным источником подблюдных песен о браке является свадебный обряд; разные его этапы отражены в песнях либо прямо, либо иносказательно: приезд сватов («Идут сваты богатые»), подготовка к встрече сватов («Сей, мати, мучицу, пеки пироги, / К тебе будут гости, ко мне женихи»), изготовление приданого («Полно тебе, иголочка, в коробочке лежать. / Пора тебе, иголочка, дары припасать», «За столом сидят, сарафаны кроят»), расплетание косы («По саду хожу, голову чешу»), дорога к венцу («Стоят саночки-малюваночки /…/ Только сесть на них и поехати»).

Тема безбрачия в подблюдных песнях раскрывается с помощью одиночных образов девушки, кошечки, колючей сосны или через незавершенность, продолжение того или иного действия («На печке сижу да ошкурки гложу. / Еще посижу да еще погложу», «На печи сижу, сквозь потолок гляжу…», «За дежой сижу, пятерней вожу…», «На загнетке сижу, долги нитки вожу…»). Символом продолжения девичества в песне оказывается прядение, являющееся типичным девичьим занятием.

Тематика разлуки и дороги в подблюдных песнях, означающих набор в рекруты, работу на чужой стороне и пр., реализуется в образах полотна (символ дороги), средств передвижения (саночки-самокаточки), «заиньки-ковыляиньки» или воробья, соответственно бегущего или смотрящего «на чужу сторону».

Мотив ущербности одежды (растрескавшийся сарафан или короткие, дырявые штаны), образы опустившейся на дно квашни, пьяного мужика, одного голубя, не отвечающего на говор другого, и пр. в подблюдных песнях предвещают бедность, несчастье, вдовство.

Мотивы смерти занимают незначительное место в репертуаре подблюдных песен; смерть изображается как одна из неизбежных сторон бытия, без мистического ужаса, скорее с юмором, иногда с осторожностью и опаской. О покойнике, как в большинстве случаев и о смерти, не говорится прямо; явление смерти изображается зашифровано («Сидела ворона на столбике, / Очутилась ворона середь избы»). В песнях, сулящих смерть, как и в тех, что обещают свадьбу, используются образы, связанные с соответствующей обрядовой сферой: корыто (коробья, колода, гроб), разрываемое полотно, раскатывающаяся новина (полотно), холодная баня, лошади, везущие бревно, блин на блюде. Нередко в песнях о смерти встречается образ вороны, которому в традиции приписывалось значение предвестника смерти или несчастья.

Отдельную группу составляют песни юмористического содержания, не предполагающие отгадки. В напряженной обрядовой ситуации такие тексты выполняли психотерапевтическую функцию, исполнялись для разрядки («На повети мужик обосрался лежит. / Увидела свинья, да куви, куви», «Бегла кобылка из Нова-города. / У ней хвост торчит, а под ним ворчит», «Бежит телушка обпачканная, / Ждет телушка кулабушка. / Либо кулабушка дадут, / Либо лоб расшибут».

Функция заклинания и императивный характер подблюдных песен сближает этот их с заговорами и с такими жанрами календарной обрядности как, например, колядки.

Следующим крупным обрядовым комплексом у русских была масленица (молочница, сырная неделя, мясопуст). В системе календарных праздников масленица занимала особое поло­жение, поскольку знаменовала собой переход от зимы к весне и лету. По­этому масленичные обряды частично относились к зимнему циклу, частично - к весенне-летнему.

Масленица - комплекс разноплановых обрядов, игрищ и увеселений. Аграрные обряды переплетены с семейными, христианские - с дохристианс­кими. Каждый день сырной недели имел свое название: понедельник - встреча, вторник – заигрыш, среда – лакомка, разгул или перелом, четверг – разгуляй-четверок или широкий, пятница - тещины вечерки, суб­бота - золовкины посиделки, проводы, воскресенье - прощеный день, це­ловник.

По замыслу церкви сырная неделя должна была сво­ей полускоромной пищей подготовить крестьян к предстоящему Великому посту (начиналась за 56 дней до Пасхи, неделя предшествовавшая Великому посту). Однако масленица стала синонимом самого ши­роко разгула, русским карнавалом; не зря она называлась «веселой», «широ­кой», «пьяной».

Масленица впитала в себя особенности архаических аграрного и скотоводческого празднований, приуроченных ко времени весеннего равноденствия. В них нашли отражение природные и биологические циклы, которыми определялась жизнь крестьян-земледельцев.

Главное правило масленицы – накрывать обильные сытные столы с разнообразной молочной снедью: сметаной, сливками, творогом, коровьим маслом, молоком, а так же яйцами, рыбой, пирогами, блинами, квасом, пивом и вином (мясо в пищу не употреблялось). Богатая масленичная еда, ее подчеркнутая избыточность, вероятно, исторически имели непосредственное отношение к магии первого дня нового года. Помимо обильного угощения обязательным условием масленицы было исполнение специальных обрядов, направленных на благополучие крестьянской общины. Во-первых, это обряды, связанные с культом предков, состоящие из поминовения усопших и употреблением ритуальной пищи: блинов, пирогов и пр. Во-вторых, это обычаи, связанные с молодоженами: смотры молодоженов, гостевание их у родственников и знакомых. Ведущей темой масленицы, особенно в севернорусском ее варианте, была тема брака, соответственно направление обрядов связывалось с семейной проблематикой, тогда как в других областях России преобладала аграрная направленность обычаев и ритуалов. В-третьих, это масленичные развлечения: катание с ледяных гор и на лошадях, строительство снежных городков. И наконец, проводы масленицы: зажигание костров, проводы-похороны, масленичные поезда, ряженье.

Основной объект всего масленичного обрядового комплекса - чучело масленицы. Делали его из соломы и наряжали в женскую одежду, причем женские признаки этого существа всячески подчеркивались. Чучело масле­ницы устанавливали в сани и, начиная с пятницы, вывозили на катания.

Гулянья продолжались вплоть до воскресенья, причем в катаниях принимали участие не только молодежь, но и замужние женщины. Они ста­рались прокатиться как можно дальше, чтобы длиннее рос лен. Кульмина­ционный момент масленичных торжеств - проводы масленицы. Накануне по всей деревне собирались для масленичного костра ста­рые вещи. При этом руководствовались не только утилитарными соображе­ниями. Сжигание старых вещей, в том числе и чучела масленицы, символи­зировало похороны зимы, отжившего, состарившегося, пришедшего в негод­ность времени и вместе с тем обновление природы, зарождение весны, но­вых сил плодородия.

Сожжение (похороны) масленицы происходило, как правило, за околи­цей деревни, в поле. В костер бросали и все остатки масленичного об­жорства - блины, яйца и др. продукты. Остатки чучела, пепел разбрасы­вали по полю, чтобы урожай был богаче. Солому, из которой делали чу­чело, иногда давали скотине, так как ей приписывались целебные свойства.

Таким образом, похороны масленицы можно рассматривать в контексте ритуального обмена между человеком и природными силами (жертвоприно­шение).

Масленичные песни, исполняемые во время масленицы, составляли вместе с обрядовыми действиями единый обрядовый комплекс. Большинство масленичных песен отражают основную идею праздника, представляющего собой «звено», связующее зиму и весну.

В соответствие с последовательностью обрядовых действий масленичные песни можно разделить на: 1) песни встречи масленицы, 2) песни обрядовых обходов домов, в том числе и молодоженов, 3) песни масленичных увеселений, 4) песни завершающего этапа праздника – проводов масленицы.

Собственно обрядовых масленичных песен сохранилось немного; к масленице оказались приурочены и песенные припевки – частушки, сопровождавшие катание с гор, на лошадях и т.п. Большая часть собственно обрядовых песен содержит мотивы прославления масленицы, изобилия еды перед Великим постом. Для многих масленичных песен характерна любовно-брачная тематика.

Песни, исполнявшиеся при встрече масленицы и при ее проводах, были резко противоположны. В первых преобладали мотивы славления, величания персонифицированной масленицы; песни, сопровождающие проводы масленицы сохранили мотивы ее обрядовых похорон и возрождения природы. В этой группе отмечается сочетание текстов веселого, шутливого содержания с почти трагическими мелодиями. Объясняется это амбивалентным характером самого обряда. (Прил. 1. № 7,8,9).

Масленичная неделя сменялась долгим семинедель­ным постом.

Пост - система запретов, распространявшаяся не только на мясную (скоромную) пищу, но и на половую жизнь, развлечения, игры, песни и всякие проявления веселья. Великий пост связан с христианской мифологией, в частности, с легендой о страданиях и мученической смерти Иисуса Христа. Человеку вменялось в обязанности исповедоваться в грехах, при­чащаться, очищаться телом и душой от мирских соблазнов. Создавалась атмосфера отрешения от хозяйственных забот, сосредоточения на идеях смерти, загробной жизни. Во всяком случае так должно было быть с церковной точки зрения. Внешняя сторона поста, как правило, тщательно соблюдалась. Но внутрен­няя - отрешение от мирских дел и забот - находилась в явном противоре­чии с подготовкой к весенним полевым работам. Заботы о предстоящем урожае лежали в основе народной обрядности великопостного периода. На 4-й (крестопоклонной) неделе выпекали кресты из теста, обладающие ма­гической способностью воздействовать на плодородие.

Особо в великопостной обрядности выделяется Великий (Чистый) четверг последней (страстной) недели поста. В этот день церковь вспоминает Тайную вечерю, последний ужин Иисуса Христа с учениками, за которым последовало предание Христа Иудой в руки фарисеев. Во время трапезы Спаситель сделал символическое жертвоприношение, указав путь к спасению.

В народных представлениях, необходимость проведения очистительных обрядов осознавалась так же, как необходимость очищения пространства, оскверненного предательством Иуды. Идея очищения духовного и физического пронизывает весь праздник, чрезвычайно богатый разнообразными народными обычаями и обрядами, имевшими профилактический, превентивный (предупредительный), продуцирующий и очистительный характер. Многие из них дохристианского происхождения. По их количеству и значению Чистый четверг иногда сравнивают с древнерусским новым годом, отмечавшимся в первых числах марта.

С Великого четверга пост становился наиболее строгим, и с этого же дня начинали готовить угощение к предстоящей Пасхе: жарили и варили мясо, пекли куличи, делали творожные пасхи, красили яйца, варили пиво на всю праздничную неделю; старались очистить двор, дом и огород от накопившегося за зиму сора и грязи («Если в чистый четверг вымоешь, весь год чистота в избе водиться будет»). Обязательно устраивали баню не только для себя, но и для умерших – «родителей» или для домового – «хозяина» (на полке оставляли ведро воды и веник, в бане вешали рубахи и полотенца, на пол насыпали горку пепла, чтобы увидеть их след).

С омовением была связана и девичья любовная магия (умывались до восхода солнца); заговорами («снарядными словами») приманивали женихов: «Белым мылом я умоюсь, / Христовой водичкой полоснусь, / Белым полотенышком утрусь, / Чистой гребенышкой учешусь. / Всех я буду белее, / Всех я буду светлее./ Краше ясна солнца, / Краше синего моря. / Все бы на меня смотрели, глядели, / Всем бы я глянулась: / Старикам, старухам, молодым молодицам, / Красным девушкам, молодым ребяткам, / Рабу божьему (имя рек). Аминь!».

В качестве одного из способов очищения распространено было окуривание можжевельником (вересом) постройки, людей и скот.

К очистительным обрядам относятся действия по изгнанию клопов и тараканов. Насекомых выносили / выметали из дому, сопровождая действие приговорами («Ешь, клоп, клопа! Ешь, блоха, блоху!», «Выметаю тараканов, блох, чтобы их не было, отныне и во веки веков. Аминь!», «Унесу клопов в сосновый бор, на высоку гору под пихтову кору»), ритуальными диалогами («- Дома ли клопы? – Ушли на плоты!», «Не надо ли товару? – Какого товару? – Клопов пару!»).

Дата добавления: 2014-12-27