О библейской религии и библейских чудесах 5 страница

Глава 15 330. Амос IX, 7. О пеласгах как о туземцах Греции: Страбон, VII, 7, 10. 331. Страбон, VII, 1; Геродот, II, 56; Эсхил. Скованный Прометей. Пер.Д. Мережковского. - Собр. соч., т. XX, с. 43; Павсаний, I, 17 5. 332. Страбон, VII, 7, 12; Геродот, II, 57. 333. Илиада, XVI, 233. 334. Вяч. Иванов. Дионис и прадионисийство. Баку, 1923, с. 247. 335. Гомеровские гимны, XIX. Имя Пан, как полагают, происходит отглагола "паомай" - "пасу". См. о его культе у И. Троицкого: Религиягреческого пастуха - сб. "Религия и общество". Л., 1926, с. 141. 336. Ф. Зелинский. Древнегреческая религия, 1918, с. 13. 337. Павсаний, VIII, 2, 5; Платон. Республика, 565. 338. Убедительную защиту авторства Гомера см. в ярко и живо написанныхкн.: А. Боннар, Греческая цивилизация, т. 1, 1958, с. 48 и др.; С. Маркиш.Гомер и его поэмы, 1962, с. 16 339. Вяч. Иванов. Эллинская религия страдающего бога. - "Новый путь",1904, февраль, с. 68. 340. Расшифровка крито-микенских надписей показала, что рядом с царем -"ванакой" - всегда стоял воевода - "раваета". Из гомеровского эпоса мы можемзаключить, что власть царя не была абсолютной. См. исследование С. Лурье"Язык и культура микенской Греции" (1957, с. 211). 341. Там же, с. 250. 342. О фетишах олимпийских богов см.: Павсаний, II, 9, 6; Тацит. Ист.,II, 3; Тертуллиан. Аполог, 16, 6. Имена богов на крито-микенских надписях:С. Лурье. Ук. соч., с. 286 сл. 343. См.: Г. Властов. Теогония Гесиода и Прометей, с. 7 По мнениюбольшинства ученых, истоки мифа о Теогонии - в Вавилоне. 344. Гесиод. Теогония, 116 Лучший перевод "Теогонии" - Вересаева, 1953. 345. Ф. Зелинский. Древнегреческая религия, с. 23. 346. Гесиод. Теогония, с. 154 сл. 347. Проблемы эволюции образа Зевса рассмотрены у А. Лосева (Античнаямифология в ее историческом развитии. М., 1957, с. 97 сл.). 348. Гесиод. Теогония, 47, 49. Ср.: Илиада, 1, 175, 508. Замечательно,что у Гомера Зевс иногда выступает как настоящее Высшее Божество. 349. Это видно из Илиады, XIV, 246. Глава шестнадцатая БОРЬБА БОГОВ И ТИТАНОВ Греция, ок. 1400-1200 гг. В мире много сил великих, но сильнее человека нет на свете ничего. Софокл Появление Зевса и олимпийских богов не было простой заменой природных,хтонических божеств божествами племенными. Новый пантеон знаменовалважнейший этап греческой религиозной истории. Человекообразные Олимпийцысвидетельствовали о том, что люди постигли в Мироздании нечто большее, чемвековечную игру сексуальных сил, иррациональных стихий или темное,неосознанное томление производящей мощи. Разум в образе совершенногочеловеческого существа засиял среди клубящихся туч первобытной ночи. Боглазурного сияния, бог, подобный молнии, пронизывающий мрак, является в лице"промыслителя Зевса". Это рождение нового, более просветленного "древнего"религиозного сознания запечатлелось в знаменитом мифе о Титаномахии - борьбебогов и титанов350. Подобно тому, как древний Израиль в своей священной письменностипользовался некоторыми элементами вавилонской космогонии, так и в греческомсказании о поколениях богов и их борьбе с чудовищами звучат отголоскихалдейской поэмы "Энума элиш". Здесь есть и первоначальный Хаос, и светлыйцарь молодых богов, поразивший космического дракона. Эти мифологическиемотивы перекочевали к эллинам, вероятно, через посредство финикийцев,космогония которых родственна вавилонской. Но так же, как это было сИзраилем, Эллада воспользовалась заимствованиями для раскрытия своегорелигиозного постижения. Для грека была, прежде всего, важна идея победы человекоподобногобожества над мрачным миром хтонических чудищ. Описывая эту борьбу, Гесиод,так часто впадавший в сухой тон скучного хрониста, воодушевляется и рисуеткартину, не забываемую по своей яркости и стихийной мощи. Зевс сзывает на помощь богов и духов грозы и устремляет их на чудовищ ититанов. Застонало небо, загудела земля, взревел океан; вся Вселенная досамого Тартара сотрясалась от ударов; вопли бьющихся достигали звезд. Вовремя этой чудовищной битвы на вершине Олимпа появляется Зевс. Удар грома -и из его десницы нескончаемым потоком струятся молнии. Раскаленная землятрескается, кипят воды океана, густые облака пара окутывают титанов. Подраскаты грома, среди воя урагана, гонимые жаром, отступают темные детиЗемли. И, наконец, они низвергнуты в мрачную бездну Тартар. Но на этом борьба не кончена. Из недр Матери вырывается исполинскийдракон Тифей - последняя попытка Природы восторжествовать над Духом. Но силаЗевса непреодолима. Изуродованной грудой катится по земле издыхающий Тифей.Застонала побежденная Земля. С этого мгновения она признала победу Зевса. Поее совету боги избирают громовержца своим властителем навеки. Так в сознании ахейцев совершился переход от хтонического,природно-стихийного к разумному, человечно-гармоничному богопониманию. Именно в это время человек, быть может впервые в истории, ощутилвозможность своей победы над природой. Тогда, когда она была священна, он немог и помышлять о борьбе с ней. А теперь, когда хтонические чудища сшипеньем отступили в Тартар, - человек, покровительствуемый дружественнымиОлимпийцами, идет в наступление на природу. Победа Зевса над титанами естьзалог победы человека над природой. Здесь с необычайной отчетливостьювыявляется зависимость хозяйственной, трудовой деятельности человека оттого, как он понимает и оценивает мир. Вера в Зевса вдохновляла грека наподвиги: ревущий и стонущий мир хаоса должен был уступить место разуму,энергии, труду. В циклах сказаний, возникших в ту эпоху, мы находим поэтическоевоплощение этого природоборческого настроения эллина. Славная армия героевустремляется на дикий первобытный мир. Геракл побеждает болотную Гидру идругих чудовищ; Минотавр сражен Тезеем; Персей добирается до отдаленныхберегов Океана и отрубает голову горгоны Медузы - уродливого существа, одинвзгляд которого мог обратить человека в камень. Эдип разгадывает загадкуСфинкса, и тот бросается в бездну. Ум и хитрость Одиссея побеждают всепрепятствия в его удивительных скитаниях. Навеки останавливаются плавучиеСимплегадские скалы, после того как корабль аргонавтов ухитрилсяпроскользнуть мимо их смертельных тисков. Повержен дракон, охраняющий"Золотое руно". Издыхает Химера, пронзенная стрелами Беллерофонта. И многодругих устрашающих детей Матери-Природы попрано триумфатором-человеком.Казалось бы, мы на пороге полной победы над хтонизмом. Между тем победа была не такой уж близкой. Загнанный в Тартар, Титанизмне умер; он продолжал свою скрытую жизнь в сознании народа. Прежде всего,Зевс не мог победить самую великую Праматерь. Ведь и он был ее порождением.Среди имен, сохранившихся на надписях Микенской эпохи, мы нередко встречаемимя Ма. Она была и осталась Матерью богов. Пусть ахейцы отныне верныеслужители Зевса и его дружины, но все же они сохраняют благоговение передтаинственной космической Женственностью. Пусть ахейцы отбросили "матриархат" критской религии, но вечная Маникогда не уйдет из их веры и будет незримо господствовать не только надлюдьми, но и над богами, то в виде Мойры - Судьбы, то в виде безликойПрироды. Красноречивым свидетельством этого служат хотя бы знаменитые львына воротах Микен. Опершись на ступени алтаря, они стоят на страже священногостолба. Что должен он символизировать? На одном крито-микенском рельефе мывидим точно таких же львов, но вместо колонны на алтаре - изваяние Ма,одетой в характерный костюм кносской богини. А так как и в религиях соседнихстран колонна была символом богини плодородия и растительности, то,очевидно, львы Микенского замка охраняют не что иное, как столб богини.Олимпийцы не были творцами мира. Они могут быть скорее названы старшимибратьями людей, тем более что возникновение человека трактуется в античныхмифах очень смутно и противоречиво. Величайшее всемирно-историческое значение Зевсовой религии заключалось,прежде всего, в провозглашении примата Света, Разума и Гармонии над Тьмой,Иррациональностью и Хаосом. В этом отношении она является прямойпредшественницей учения о Логосе как разумном творческом начале воВселенной. Но до появления этого учения было еще далеко. Логизму в греческомсознании предшествовал антропоморфизм. В Олимпийцах человеческое начало былоидеализировано и возведено в космический принцип. Это было огромным шагомвперед, но и одновременно таило большую опасность. Угадывая в Божественномразумное начало, ахейцы привнесли в него все многообразие чисто человеческойограниченности и чисто человеческих слабостей. В Олимпийцах почти не былоничего сверхчеловеческого. Это станет достаточно очевидным, если мырассмотрим их природу. Прежде всего, Олимпийцы не подлинно духовные существа. Они обладаюттелом, пусть особым, исполинским, но все же телом. Известен эпизод изИлиады, когда Диомеду удается ранить богиню копьем и причинить ей этимнеимоверные страдания. Олимпийцы нуждаются в сне и отдыхе, они любят веселыепиршества, предаются любовным играм. Это не что иное, как ахейская военнаяаристократия, возведенная в квадрат. Они так же жадны до приношений, какахейские рыцари до добычи. Они завистливы, коварны, ревнивы, мелочны. Сценассоры Зевса и Геры, где громовержец стращает сварливую супругу тем, чтовысечет ее, неподражаема по своему жанровому комизму. Единственноепринципиальное отличие Олимпийцев от людей - это их бессмертие. Но и оно неизначально присуще их природе, а поддерживается в богах принятием волшебногонапитка нектара 351. Особенно важным недостатком Зевсова пантеона было отсутствие в немясных этических принципов. С глубокой первобытной древности этика шла рукаоб руку с религией. В этических законах и заповедях человек стремился квосстановлению искаженного образа Божия. Нравственный же идеал Олимпийцевбыл настолько шаток, что уже через несколько поколений вызывал протесты инасмешки у самих греков. Важнейшей причиной этого были характерные чертыразвития и проповеди ахейской религии. В странах Востока религиозныеоткровения исходили всегда из среды духовной элиты. Пророки, священники, учителя и мистики приносили в мир открывшуюся имистину. Они посвящали себя целиком служению этой истине, она была ихиндивидуальным достоянием, которое они даровали миру. Бог говорил устамифиванских жрецов, индийских риши, израильских пророков. Эгейский же мирдолгое время жил лишь массовым религиозным сознанием. Господство женщин врелигиозной жизни Крита должно было тому чрезвычайно способствовать. Именнопоэтому у греков, по сути дела, не было ни священных книг, ни богословия, нинравственных заповедей. Ахейцы в силу каких-то причин покорились потокуобщенародного религиозного творчества, потоку мутному инедифференцированному, в котором необычайно сложно отделить ценное ядро отшелухи. Немаловажную роль сыграла здесь необыкновенная эстетическаяодаренность греков. Если индийцев так часто увлекал водоворот мистическихгрез, то греки не могли устоять перед соблазнами фантазии художественной.Они были настолько зачарованы чисто внешней красотой своих величественныхОлимпийцев, что иной раз забывали о вещах более важных. Их живой, подвижныйум, склонный к юмору и созданию красочных картин, не мог удержаться отискушения рисовать жизнь богов по образу беспокойной и разгульной жизнисвоих разбойников-богатырей. Так художники Возрождения - даже те из них, которые были глубокорелигиозными, - невольно принижали священные сюжеты, увлекались чистоэстетическими задачами, воплощением жизни и образов своих современников.Совершенно очевидно, что Гомер вовсе и не думал кощунствовать, когдаизображал семейные склоки на Олимпе, но его захватывал сам процесс созданияживых бытовых сценок, которые он выписывал с изумительным мастерством.Безусловно, сам Гомер придерживался более твердых моральных принципов. Еслимы сравним отношения Гектора и Андромахи с Зевсом и Герой, то сравнениебудет явно не в пользу последних. Так поэты и художники играли невольнороковую роль в греческой религии. Горячий темперамент, проницательный,несколько саркастический склад ума, любовь ко всему прекрасному,необузданная художественная фантазия - все это незаметно подменялорелигиозное творчество, превращая его в творчество художественное,нравственно безразличное. Между тем в глубине человеческого существа всегда живет стремление нетолько к красоте, но и к истине и добру. Поэтому нет ничего удивительного втом, что против Олимпийского пантеона очень рано послышались голосапротеста. Собственно, даже сам Гомер, как мы увидим, подспудно отражает этотпротест. Отличительной особенностью греческой культуры было то, что снаиболее последовательным отрицанием традиционных Олимпийцев выступили непророки, а философы, воздействие которых на народные массы было неизмеримоболее слабым. Греция не имела Илии, обрушившегося на "ваалов", Заратустры,начавшего войну против дэвов, или Будды, отвергавшего традиционные культы.Поэтому первоначальный протест, как и все религиозное движение Эллады,незаметно распространялся среди народа, главным образом, средипоследователей древних догреческих культов. Мифология воплотила этот протест в образе титана Прометея. Вероятнеевсего, Прометей был старинным божеством полуострова, "культуртрегером",каких немало в сказаниях Азии, Африки и Австралии. Образ "культурного героя"первобытных народов был, как правило, трансформированным образом ВсеобщегоОтца. Так же, как Энки шумеров или May полинезийцев, Прометей почиталсянаставником людей, научившим их строить жилища, делать одежду, изготовлятьорудия. В некоторых мифах он изображался прямо как создатель людей. Еще задва-три века до н. э. в Греции существовали алтари и часовни, посвященныеПрометею352. Сын Геи - Земли, к которой он обращается с молитвами, этот титан былпредставителем старых хтонических религий. У Гесиода Прометей иногдапредстает как один из людей. Он приносит жертву Зевсу, но старается обманутьего. Его стихия - сельскохозяйственная магия - предтеча античной науки.Нашествие ахейцев разрушило магическую "Прометееву" культуру, сохранившиесяместами туземцы впали в одичание. Согласно мифу, Прометей похищает огонь уЗевса для людей, которые его утратили353. Это коварство навлекает на негогнев Зевса, который приковывает непокорного к скале. Эсхил, глубокий знатокдревних легенд, изобразил эту драму с большим проникновением в сущностьборьбы. Прометей взывает к Матери-Земле, он - бог - терпит несправедливостьот бога же. "Воистину всех богов я ненавижу", - восклицает он. Хотя симпатии читателей обычно на стороне пострадавшего Прометея,однако не следует забывать, в чем основной мотив его восстания. Прометей -маг, кудесник, носитель старой цивилизации, он восстает против Зевса, издесь скрытый нерв магического богоборчества. Противопоставить Духузаклинание, Свободе - необходимость, внутреннему перерождению - науку - вотсущность Прометея. Не случайно Прометей стал на века символом богоборчества.Но при этом нельзя забывать и завершения драмы. До нас не дошла последняячасть трилогии Эсхила о Прометее, но из других источников мы знаем, что,согласно мифу, титан был, в конце концов, освобожден Зевсом и совершилосьвеликое примирение354. Прометей, правда, не стал одним из Олимпийцев, но его наследие, Магизм,твердой ногой вступило в сферу Зевсовой религии. Положительным в этомпримирении было то, что ахейцы восприняли зачатки науки туземцев355. Об этомсвидетельствует миф об Афине - богине мудрости, родившейся из головы Зевсапри помощи Прометея. Отрицательным же явилось то, что дух магий пронизалантичную религию и пережил самих Олимпийцев. Достаточно даже беглогознакомства с особенностями греческого культа, чтобы в этом убедиться. Первоначально ахейцы, как и их родичи арьи, не сооружали храмов, априносили жертвы под открытым небом. Встреча с критской культурой ничего неизменила в этом отношении, потому что миносцы по каким-то загадочнымпричинам не строили храмов. Долгое время небольшие каменные алтари ставилисьв рощах, на холмах, во дворцовых двориках. Небесный свод был для первобытныхлюдей самым лучшим куполом храма. Возникновение же святилищ было связано сразвитием язычества. Их сооружали у какого-либо почитаемого фетиша: столба,дерева или большого валуна. В этих молчаливых феноменах природы, поверованиям греков, обитали разнообразные духовные существа. Гесиод говорит отридцати тысячах демонов. Эти демоны были или стихийными духами, илипризраками усопших, которых нужно было успокаивать. Древнейшие поколения не совершали сложных ритуалов. Во время молитвыони простирали руки к небу, или к морю, или к земле, в зависимости от того,к какому богу обращались. Молитва сопровождалась нередко пением, возгласамиили игрой на флейте. Это были самые простые и естественные выражения чувствблагоговения, восхищения, священной радости. Долгое время не существовалоспециальных жрецов. Каждый человек, а особенно глава семьи, должен былприносить жертвы и возносить молитвы. В Микенскую эпоху происходит незаметный поворот к магическому пониманиюмолитвы и жертвы. Гомер достаточно недвусмысленно дает понять, чторасположение богов достигается жертвами. Зевс в мифе о Прометее глубокооскорблен, ибо ему принесено не лучшее; лукавый титан предложил ему кости,покрытые жиром. Все более и более начинает распространяться понимание жертвыкак угощения бога. Это понимание расцветает в олимпийской религии. Богам отбирали лучших животных, золотили им рога, украшали их и убивалиперед жертвенником. Часть мяса сжигалась, остальная разделялась между всеми.Таким образом, божество становилось Участником веселого пира и душевнорасполагалось к пирующим. Охотничьей богине Диане приношения были особыми.На алтарь повергалась гора диких животных: оленей, волков, кабанов, - атакже плоды деревьев, и все это превращалось в колоссальный смрадный костер.В исключительных случаях совершались гекатомбы, когда сжигали целые стада.Так поступил Агамемнон, чтобы отвратить гнев Аполлона. Удовлетворение отэтих жертв отравлялось порой страхом; ведь бык был священным животным! Но отэтого страха избавлялись при помощи наивного лукавства. Быка заставлялисъесть священные хлебы, и тем самым он становился повинен смерти. А послеего заклания в убийстве обвиняли топор и, приговаривая его к смерти,выбрасывали в море. Если жертвы оказывались напрасными, ахеец просто констатировал, что богбыл не удовлетворен или оказался не в духе. Простые пастухи выражалинегодование довольно непосредственно. Об этом свидетельствуют такие слова,обращенные к Пану: "Если ты сделаешь это для меня, милый Пан, то да не секуттебе аркадские мальчишки бока и плечи морским луком". Видимо,неисполнительным божествам нередко доставалось от недовольных просителей356. Усложняется система заклинаний, появляются магические формулы: Я всесожженьям смертных научил И знаменьям глубоким, сокровенным, Являемым в пылающем огне, - говорит эсхиловский Прометей357. Начинает развиваться институт жречества. Правда, в Греции жрецы никогдане составляли могущественной корпорации, как, например, в Египте. Нозначение их постепенно возрастало. Наиболее характерной чертой эллинскихжрецов было то, что они почти всегда оставались "служителями культа" в самомузком смысле этого слова. Если египетское духовенство было средой, в которойкультивировалась богословская мысль, медицина, математика, если израильскоедуховенство боролось за нравственное воспитание народа, то греческие жрецыбыли по преимуществу совершителями ритуалов, произносителями заклятий,устроителями жертвоприношений. Показательно, что, когда жрец Аполлона Хрисговорит о своих заслугах перед богом, он называет только украшение святилищаи приношение "тучных бедер коз и тельцов". В микенском обществе некоторое время, как на Крите, у алтаря мы видим,главным образом, женщин. Под их воздействием возгревалась любовь ккудесничеству, прорицаниям, чувственно-мистическому разгулу. Когда жемикенские цари стали богатейшими и могущественнейшими властителями Эгеиды,все чаще появляются жрецы-мужчины. Их основная обязанность, судя попилосским надписям, чисто административная. Они должны были следить зараздачей и распределением жертвенной пищи во время огромных культовыхпиршеств. Неудивительно поэтому, что на изображениях того времени они похожина надменных сановников или на старорежимных дьячков с козлинымибородками358.Первобытные табу - запреты - были весьма распространены в Греции.Нечистыми считались покойники, гробы, оскверняло прикосновение к убийце, каки всякая пролитая кровь, будь она пролита ненамеренно или при защите, будьэто кровь человека или животного. Даже такой апологет эллинской религии, какЗелинский, вынужден признать, что, по воззрениям греков, которые он считает"чистыми и радостными", осквернением считалось всякое половое совокупление,даже в законном браке. Эта паутина табу порождала конгломерат всевозможных ритуальных"очищений". Очищающей сама по себе была морская вода, передсвященнодействием обтирались ею. В случае осквернения жертвенника гасилсясвященный огонь и приносилась кровавая жертва, вероятно, иногда дажечеловеческая. И после этого возжигался новый огонь, взятый изнеоскверненного святилища. Археология подтвердила, что этот обычай относилсяк микенскому времени. Культ козлоногого Пана был связан с ритуальными представлениями ошерсти. Шерстяными повязками украшали обреченное животное, их носили жрецы,они считались одним из средств вызывания дождя. Следы этой "шерстяной магии"можно найти и у современных жителей греческой деревни. Во время праздника "Рогатого Аполлона", являвшегося наследием древнегопастушеского ритуала, выбранный человек украшался венком и шерстяной лентой.Он убегал, посылая добрые пожелания городу. Если его ловили, это означало,что пожелания сбудутся. Весьма разнообразными были методы руководства погодой. По существусвоему они не отличались от обычной первобытной магии, описанной впредыдущих главах. Так, в одной местности в Аркадии бросали в воду дубовуюветку; считалось, что после этого поднимется пар и образуются дождевые тучи. Можно продолжать этот перечень без конца, но, думается, и сказанногодостаточно, чтобы убедиться, как много в религии, названной Гегелем"религией красоты", было дикого и первобытного. Напомним, что все этимагические элементы сохранились до конца истории греческой религии и дажепережили ее.Таковы были плоды "Великого Примирения". Но не только изкрито-пеласгийской культуры влилась в ахейскую религию струя хтонизма. Усамих индоевропейцев существовал исконный природно-оргиастический культ. Уарьев он именовался Сома, у иранцев - Хаома, по названию растения, дающегопьянящий сок. Ахейцы не сохранили этого названия, но само почитаниеодуряющего питья у них не исчезло. После их переселения в Грецию винограднаялоза заменила Сому, а божество, обитавшее в напитке, получило имя Диониса.Критские матриархальные обряды с радением исступленных женщин дали Дионисуновую почву, но, когда на первый план выдвинулся рыцарский род Олимпийцев,это существо скрылось в тень. Правда, ему уделили место на Олимпе, но местовесьма скромное. Он почти не упоминается у Гомера, и единственный раз егоимя встречается в одной из пилосских надписей. Тем не менее этому божествупринадлежит великое будущее. Несколько веков Дионис будет вести незаметное,почти подпольное существование, чтобы потом, в момент духовного кризисаЭллады, когда люди охладеют к Олимпу, стать знаменем новых религиозныхпоисков и стремлений359. Говоря о развитии Магизма в микенской Греции, мы не должны забывать,что наибольшее распространение он получил среди земледельцев, пастухов,ремесленников и матросов. У родовой аристократии были другие интересы, ипоэтому она, прежде всего, была верной Зевсу и национальным богам. Царимикенских городов гордились своим происхождением по прямой линии отобитателей Олимпа. В этом кругу заносчивых, грубоватых, но не лишенныхсвоеобразного понятия о чести людей религия не играла такой роли, как всреде крестьян. Ахейский рыцарь знал, что богов следует почитать, ибо это"люди", только более могущественные. В них не было сверхчеловеческоговеличия, они не были средоточием Добра или творческой мощи. Не случайно Аристотель, оправдывая рабство, говорит, что варвары должныбыть рабами по своей природе и что если бы нашлись люди более могущественныеи прекрасные, чем эллины, то те добровольно стали бы их рабами. Такимисильнейшими и были жители Олимпа. Их отделяет от людей, как бы мы сейчасвыразились, лишь одна ступень эволюции. Но уже и среди смертных немалотаких, которые могут померяться с ними. Не случайно у Гомера на каждом шагугерои наделяются эпитетом "богоравный". И не случайно боги так частопленяются красотой земных женщин. Сам "промыслитель" Зевс не представляет вэтом отношении исключения и известен своими похождениями. Поэмы Гомера вводят нас в своеобразный мир, где рыцари и боги обитаютпо соседству друг с другом, интересуются друг другом и в каком-то общемсмысле составляют одну семью. Ведь всех этих Ахиллов и Парисов связывает сбогами кровное родство. Здесь есть нечто от благочестивой фамильярности, скоторой относились средневековые рыцари к своим святым покровителям.В XV-XII веках кругозор ахейских воителей необычайно расширился. Они нетолько покорили Крит, но и совершили ряд походов на западный берег МалойАзии и острова Эгеиды. Они сталкивались с новыми народами, с различнымиобычаями и культурами. Основывались ахейские торговые и земледельческиеколонии. Неугомонные искатели приключений, которых было так много средигреков, совершают далекие морские путешествия, рассказы о которых слагаютсяв увлекательные поэмы и песни. В хеттских надписях упоминается даже царствоАхиява, под которым, по мнению историков, подразумевалось государствоахейцев в Малой Азии. Для того чтобы осуществлять свои грабительские набеги,микенские цари должны были уделять много внимания военному искусству. ПоэмыГомера обращены к слушателям, буквально влюбленным в оружие и боевыеукрашения. Знаменитое описание щита Ахилла занимает в Илиаде сто пятьдесятстихов. Подлинный восторг звучит в изображении сверкающих шлемов, поножей,лат, острых мечей и тугих луков. Почитание, которым ахейские рыцари окружали коня, вылилось вобожествление этого животного. Конь был редок и дорог, но он давалнезаменимые преимущества в сражении. Хорошо обученный конь сам заражалсяяростью воина, он давил и кусал врагов, врезаясь в самую их гущу. Только увоинственных арабов или в средневековой Европе находим мы такую дружбучеловека с конем. В Илиаде кони оплакивают Патрокла, и их слезы трогаютсамого Зевса. Интересно, что многие распространенные греческие имена:Ипполит, Филипп, Лисипп, Алкипп, Иппотоя, Иппократ и др. - включают в себяслово "иппос" - лошадь. Существовали огромные культовые изображения Коня,назначение которых неясно. Об одном из них, знаменитом Троянском коне,повествуется в легенде о гибели Трои. На одной из микенских печатей мы видимрядом с кораблем подобное изображение коня.Самой грандиозной военной авантюрой ахейцев, известной в истории, былзнаменитый поход на Трою. Троя была древней прибрежной крепостью. Находясь у входа вДарданелльский пролив, она контролировала купеческие караваны, шедшие навосток, и благодаря этому необычайно обогащалась. Ахейцам было очень выгоднозахватить эту ключевую позицию. Кроме того, они были прекрасно осведомлены онесметных сокровищах, собранных за толстыми стенами Илиона. А ахейские царибыли одержимы настоящей манией золота. Около 1190 года под руководствоммикенского царя Агамемнона сформировался союз ахейских царей, которые,переправившись через море, обрушились на Трою с превосходящими силами. Мы не знаем, кто были обитатели Трои. Боги, покровители троянцев -малоазиатские: Аполлон и Артемида, пришедшие на Балканы позднее. Скореевсего, троянцы были родственны критянам или своим соседям хеттам. Гомер не идеализирует Троянскую войну. Стараясь быть беспристрастнымрассказчиком, он великолепно показывает всю ненужность, жестокуюбессмысленность разгрома Трои. Гибель смелых и благородных рыцарей - Ахилла,Патрокла, Аякса, Антилоха, обнищание страны, которую покинуло так многонарода, десятилетняя осада, вконец измотавшая и осажденных и осаждавших,кровавые стычки, вопли агонии, погребальный плач и, наконец, пожар иразрушение, толпы пленных, униженных и полных отчаяния, - вот результатыпохода. Еще горше было трудное возвращение на родину, во время которогоуцелели лишь немногие. Долголетнее отсутствие царя в Микенах привело кзаговору, в результате которого Агамемнон был убит, едва вступив в свойдом360. В Илиаде есть интересное место, в котором царь, пытаясь поднять духосаждающих, предлагает им вернуться. Он полагал, что воины, пристыженныеэтим предложением, воодушевятся на войну до конца. Но эффект получилсяобратный. Ахейцы с радостными воплями бросились к своим кораблям. Этотэпизод достаточно ясно характеризует настроение рядовых воинов в отличие оталчной жестокости рыцарей-аристократов. В поэме Олимпийские боги с азартом следят за ходом кампании: они спорятмежду собой, вмешиваются в сражения, вводят в заблуждение, натравливаютвоителей друг на друга. Споры "болеющих сторон" на Олимпе переходят вожесточенную брань. Только Зевс старается оставаться "над схваткой". Когданаступают решительные минуты, "промыслитель" вдруг обращается к Силе,стоящей выше его. За шумным мирком олимпийского семейства проглядываетисполинский лик Мойры - Судьбы. Взвешивая на ее весах участь героев, Зевснаходит правильное решение361. Так выясняется, что боги, как и люди, зависят от таинственного Начала,пребывающего в вечности. Кто же она, неумолимая Мойра? Глубоко под землей парки ткут нитичеловеческой жизни. Ничто не может изменить предначертаний Судьбы. Не толькоЗевс, но и отец его Крон были подвластны ей. Мойра - это обезличенный иотодвинутый в запредельные сферы образ Великой Матери. В эпоху войн и захватнических походов вера в Судьбу должна былаособенно распространиться среди ахейских рыцарей, фатализм, как правило,связан с опасностями. Когда вокруг свищут стрелы и человек, который минутуназад говорил с тобой, падает в крови, чувство предопределенности всехсобытий необычайно обостряется. Это хорошо видно на примере последователейислама или даже участников минувшей войны. Напрасно думали ахейские богатыри освободиться от грозной властиМатери. Пусть отступили матриархальные культы, пусть Зевс-громовержецрассеял кромешный мрак первобытной ночи. Но свет, принесенный олимпийцами,-свет поверхностный и эфемерный. Это, по словам Тютчева, тот золотистыйпокров, который так легко срывается ночью: И бездна нам обнажена Своими страхами и снами, И нет преград меж ней и нами... Отвергнутая богиня мстит за себя. Онавозвращается к человеку, но уже не в виде живого существа, пусть грозного,но и милующего. Теперь она неприступна, неумолима, безлика. Обращаться кСудьбе с мольбой - безумие. Древний ужас перед подземными властительницамиотозвался зловещим эхом в веках, обернувшись верой в Предопределение иДетерминизм. Гомер не отдает себе ясного отчета в том, как воля богов сочетается сСудьбой. Но порой начинает казаться, что все, что он живописует: борьба,колебания, искушения, победы,- все это, включая и Олимп, лишь театрмарионеток. Все заранее предрешено в недрах Матери. Это она обрекала иГектора, и Приама, и саму Трою - великий град Илион. Знает и Ахилл о том,что его ждет плачевная участь. Трепещет даже Зевс, ожидая предсказанногопотомка, который низвергнет его с престола. Человек порой забывает о Роке впревратностях своей жизни, но время от времени к нему возвращается сознаниеобреченности. Это сознание накладывает на гомеровские поэмы печать меланхолии ипессимизма. Мотив Судьбы с искусным мастерством вплетен в эпос, хотя и негосподствует в нем. Ведь Илиада создавалась для увеселения и развлечениялюдей. И тем не менее образ Мойры всюду как тень стоит за пестрой тканьюповествования. Тоска и страх как бы загнаны в сферу подсознательного, но отэтого они не перестают мучить и томить человека. Литературоведы не случайнозаметили, что у Гомера слова "слезы", "плач", "стенания" встречаются едва лине чаще, чем слова "радость", "ликование". И это у Гомера, которого писателипрошлого характеризовали как наивно-жизнерадостного и безмятежного! С течением времени ощущение рабской зависимости человека от Судьбыбудет претерпевать сложные превращения. Античный Рок будет осмысливаться какАнанке - Необходимость. Отсюда вырастает естественный Детерминизм -провозглашение несокрушимой власти Природы. Одним словом, эта Природа,которая заменит Бога в материалистических учениях древности и новоговремени, есть, в конечном счете, трансформированный образ Ма - ВеликойПочвенной Богини седой старины362.Как мог человек спастись от этой безликой и непреклонной Силы? Емуоставалось лишь стремиться проникнуть за темные завесы предвечных решений.Угадывая веления Судьбы, он успокаивался, хотя и ненадолго. Поэтому нигде не было так развито искусство предсказания,как в античноммире. Оракулы и гадатели были неизменными спутниками жизни и царей, икрестьян, и воинов, и торговцев. Ключ к толкованию таинственной воли боговвидели и в снах, и в полете птиц, и в расположении внутренностей жертвенныхживотных. Мы уже говорили о знаменитейших греческих оракулах До-донском иДельфийском. Люди были убеждены, что не в ясном "дневном" рассуждении умаоткрывается Судьба, а в погружении в сомнамбулический мир темных инстинктови неосознанных чувств. Дельфийская вещунья Пифия всходила на треножник, накотором, окутанная облаками паров, идущих из расселины, она приходила всостояние исступления. Отуманенная душа приобщалась загадочному бытию Ночи ипрорекала веления Неба. В Додоне предсказательницы пили воду из опьяняющегоисточника. Иные вызывали души умерших, которым были ведомы запредельныетайны. Люди шли к оракулам, вопрошая обо всем: и о своей участи, и о мелочахповседневной жизни. На табличках, которые были найдены в Додоне, мы видимсамые прозаические вопросы: выгодно ли разводить мне овец? кто украл у меняподушку? действительно ли рожденный женой ребенок - мой? и т. п. Особенновозросла популярность оракулов, когда наступила эпоха ахейских завоеваний.Сколько семей лишалось на многие годы своих отцов, сыновей, братьев! Ониуходили в море навстречу опасным приключениям, неведомым землям и жестокимбитвам. И многие ли из них возвращались обратно? Сколько было воинов,которые, подобно Одиссею, вопрошали духов о своем будущем! Неуверенность всегда рождает непреодолимое желание приоткрыть завесугрядущего. В этом отношении наше время ничуть не отличается от Микенской иГомеровской эпохи. Ведь не случайно в нацистской Германии процветалаастрология, а в современной Франции действует* более полумиллионапредсказателей. --------------------------------------------------------------- * - как говорят - Гибель близких становилась обыденным явлением. Все чаще человек сталзаглядывать в лицо смерти. Ахейская аристократия не унаследовала беспечностимирных критян. Горькие размышления о призрачности и быстротечности жизнипроскальзывают у Гомера, превращая его в настоящего Экклезиаста Греции: Листьям древесным в дубравах подобны сыны человека, Ветер одни по земле развевает, другие - дубрава, Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастает; Так человеки: сии нарождаются, те погибают. Смерть неотвратима, удар ееокончателен, и оправиться от него невозможно. Всего способен достичь наземле человек, но он бессилен восстановить порвавшийся союз души и тела. Можно стяжать и прекрасных коней, и златые треноги, Душу назад возвратить невозможно, души не стяжаешь, Вновь не уловишь ее, как однажды из уст улетела363. Но что же ждет человека после этого последнего мига расставания? Ахейцы верили, что их цари и родовые вожди после смерти обретали особоемогущество, их называли "героями", хотя первоначально это слово означалопросто умершего. Народным предкам и славным витязям воздавались почести,приносились жертвы. Но, очевидно, никаких ясных представлений об ихпосмертной судьбе греки не имели. Быть может, их воззрения были близки кпонятиям их родичей арьев. Неясно, какую роль играли микенские гробницы.Были ли они так тесно связаны с ритуалом и загробной жизнью, как в Египте,или нет? Несомненно одно: древние ахейцы с большой любовью и вниманиемотносились к гробницам своих выдающихся людей. В Микенах эти гробницыобразовали настоящий некрополь с мощными стенами. Умерших одевали в лучшиеодежды, с ними клали золотые украшения, драгоценное оружие, лица покрывализолотыми масками, воспроизводившими черты лица покойного. В гробницах прираскопках было обнаружено много посуды, ювелирных изделий: красивых бляшек ввиде бабочек, пантер, птиц. Не пустовали и погребения простых микенцев. Им вмогилы также клалась всевозможная утварь364. Все это, очевидно, должносвидетельствовать о вере ахейцев в то, что загробная жизнь мало отличаетсяот этой жизни. Но при таком воззрении трудно объяснить пессимистическиенотки Гомера. Вероятно, существовали и какие-то другие взгляды и настроения. Прежде всего нужно подчеркнуть, что Магизм, как правило, посюсторонен.Это мировоззрение делает наибольший упор на этой жизни, считает высшимблагом богатство, здоровье, благополучие. Это механическое миропонимание -антипод духовного, мистического; оно глубоко материалистично в своемпонимании ценностей бытия. И если в некоторых культурах, проникнутыхмагическими элементами, как, например, в Египте, и существовала живая вера взагробный мир, то он рисовался точной копией мира земного. Когда же втрудные переходные эпохи жизнь подрывает веру в абсолютную ценность этойнесовершенной юдоли, все "проклятые" вопросы всплывают с неожиданной силой ипредъявляют счет Магизму. Возникает скепсис, пессимизм, безрадостнаяфилософия, на развалинах которой, как Фениксу из пепла, суждено вырастатьновым откровениям. Поэма о Гильгамеше или Беседа Разочарованного - яркиесвидетельства этого процесса. В Греции происходило нечто подобное. Первоначальное представлениеахейцев о посмертном царстве сменяется более мрачным и безнадежным. Путиэтой эволюции остаются тайной. Быть может, знакомство с Востоком,исповедовавшим унылую веру в Преисподнюю (Кур, Шеол), повлияло на изменениепредставлений греков о загробной жизни. Не забудем еще один факт. О чеммогли свидетельствовать загадочные феномены, явления умерших, известныелюдям во все времена: конечно, не о веселых пирах и охотах, которые любилиживописать на стенах гробниц. Столкновение с жутким миром, называемым наязыке оккультизма астральной сферой, могло приводить нередко к самымпечальным размышлениям. И прежде всего, как мы уже говорили, возникаетстремление "успокоить" умершего. Для этого ему приносят жертвы, устраиваютпышные похороны, а тело или предают земле, или сжигают. Последний обычайвозник около эпохи Троянской войны и скоро исчез. Но важно, что основныммотивом его было "успокоение" умершего огнем365. Здесь вспоминается учениеиндийцев о том, что кремация облегчает отрыв "внутреннего человека" от ещене совсем угасшей жизненной силы. В том, как Одиссея описывает астральные призраки, каждый, кто знаком слитературой тайноведения и парапсихологии, узнает опытное знание.Погруженные в полубессознательное состояние бледные духи, как нетопыри,витают над ямой с кровью, инстинктивно тянутся к ней. Только кровь можетвернуть им сознание. Они бесплотны. Тщетно Одиссей пытается обнять любимуюмать: она ускользает от него, как туман. Тени издают жалобные стоны. Чертамииз кошмарного сновидения рисует Гомер сонное царство Аида - обиталище теней,его черные подземные бездны, выход которых - в сумрачной земле кимерийцев,окутанной вечной ночью, где шумят воды мирового Океана. В этом скорбном миреревут адские реки, голые мертвые деревья и бледные цветы отражаются в них.Здесь обитают чудища и казнятся преступные титаны. Даже боги страшатсяклятвы именем подземных потоков. Безысходным отчаянием проникнуто сетованиедуха Ахилла: Лучше б хотел я живой, как поденщик работая в поле, Службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный, Нежели здесь над бездушными мертвыми царствовать...366 Никакимижертвами, никакими подвигами не изменит человек своей судьбы. Участь всех -одна. Великие и малые, добрые и злые - все, как стая птиц, гонимых ветром,уносятся в беззвездную ночь Эреба. Когда читаешь описание тусклого и бессмысленного существования умершихв Гильгамеше или в Одиссее, лишний раз убеждаешься в беспочвенности наивныхутверждений, что представление о загробном мире родилось как самоутешениечеловека. Здесь есть что угодно, только не утешение! Не оно, адействительное реальное проникновение в суть вещей - исток учения обессмертии духа. Но во всей полноте бессмертие раскрывалось людям не сразу.Так, соприкосновение с миром "астральных трупов" породило картинумертвенно-сонной преисподней. Однако это унылое представление не могло быть всеобщим и долгим. Былослишком очевидно, что неодинаковы люди и не могут быть у них одинаковыежребии. Правда, ахейцы не поднялись до мысли о нравственном воздаянии. Ведь,как мы видели, у них не было твердых понятий о добре и зле. Олимпийскаярелигия имела в этом отношении пагубный пробел. Поэтому, естественно, средизаслуг, выдвигающих человека на первое место, оказалась доблесть. УжеОдиссей, видя в Эребе тень Геракла, знает, что сам он "вкушает блаженство"среди богов367. Так древний культ героев оказывается мостом к пониманиюпосмертного воздаяния. Возникает учение о светлом Элизиуме на блаженныхостровах, куда уносятся герои. "Герой",по определению Зелинского,- это"просветленный покойник". Он пользуется полной сознательностью; он, какпреображенный, одет в ризу высшей красоты; он блажен в своей силе и ввоздаваемых ему почестях"368. С другой стороны, постепенно появляются первыеробкие понятия и о загробном воздаянии за зло. Подземные духи карают заложную клятву; пес Цербер, муки Тантала и Сизифа, описанные Одиссеем,- всеэто первые символы посмертной немезиды в античном мире. Таким образом, мы видим, что в раннегреческом обществе господствовалсмутный и противоречивый взгляд на посмертное существование. В нем можнобыло различить два аспекта: с одной стороны, все ценное заключено в этойземной жизни; тень, которая остается от человека, влачит бессмысленноежалкое существование в Эребе. Но, с другой стороны, избранные души за своиподвиги и по особой любви богов достигают блаженства в Элизиуме. Эти дветенденции способствовали, особенно в среде рыцарской аристократии,стремлению "взять от жизни, что возможно". Если египтянин более всего былозабочен сооружением себе "вечного дома", то ахейцы больше всего склонныбыли жить в погоне за быстротечными радостями и в поисках воинскихприключений. Походы за море приносили то, чего искали рыцари: и славу, изолото, и рабынь, и скот. Почетно пасть на поле брани. Соотечественникибудут ублажать "героя" своими приношениями, веселить его дух туком баранов ивином. Еще лучше награбить побольше и вернуться в свой замок, чтобы вволюнасладиться радостями жизни. В эту эпоху создается образ идеальногогреческого героя, запечатленный в поэмах Гомера. Этот герой неукротим,заносчив и жесток, но иногда он может проявить великодушие. Вспомним сценуАхилла и Приама, когда богатырь, удрученный смертью друга, склоняется намольбы старца - враждебного царя - и отдает тело его сына Гектора. (Но приэтом Ахилл не забывает забрать и богатый выкуп.) Алчность является одним из главных побуждений героя, и он не скрываетэтого. Его отношения с Олимпийцами - это сделка, в которой он ждет услуги зауслугу. Он болезненно переживает, когда затронута его честь, и следуетзакону кровавой мести. В любви к изысканной роскоши и ослепительномувеликолепию микенские властители постепенно затмевают миносцев. Когда ГерманШлиман производил раскопки в Микенах, он обнаружил многие сотни украшений иззолота.Разрушение Трои оказалось пирровой победой ахейцев. О последствияхТроянской эпопеи греческий историк говорит: "Страна не знала покоя и поэтомуне преуспевала. Возвращение эллинов из-под Илиона замедлилось, что привело кмногочисленным переменам: в государствах возникали частые междоусобицы,вследствие которых изгнанники стали основывать новые города"369. Это был век переселения народов по всей Эгеиде. Колоссальные ордыостровитян и жителей малоазиатского побережья, теснимые северными племенами,двигались на юг. Они обрушились как саранча на царство хеттов, ослабленноепосле войны с Рамсесом II. Столица царства Хаттусас была разграблена исожжена, а вскоре эти "народы моря" со своими несметными полчищами,повозками, женами, детьми появились на берегах Египта. Старый фараонМернептах с огромным трудом сдержал натиск переселенцев370. Эти бедствия совершенно отрезали Микены от остального мира. Споявлением "народов моря" прекратились торговые связи с Египтом. Но это небыло самым худшим. Около 1200 года в Элладу стал проникать с севера дикийпастушеский народ - дорийцы. Эти голубоглазые, светловолосые люди говорят на одном из греческихнаречий. Воинственные и упорные в поисках новых пастбищ для своего скотадорийцы, подобно арьям, медленно продвигаются на юг, выжигая пашни, стираяселения с лица земли. Тревога и страх охватывают все население полуострова.Вот когда отомстила за себя злосчастная Троянская война! Земля разорена,обнищала; много лет не обрабатывались поля; лучшие воинские силы полегли подстенами Илиона или покоятся на дне морском. Повсюду начинаются лихорадочные приготовления. Аттика строитоборонительные сооружения; на перешейке возводят огромный защитный вал, вМикенах и других замках готовятся к осаде: налаживают водоснабжение,увеличивают арсеналы. Перепуганные цари собирают отряды, посылают дорогиежертвы в храмы; кузнецам, которые день и ночь куют оружие, предоставляютсявсяческие льготы. Из одной надписи видно, что царь совершил очищение жертвенника,оскверненного пролитием крови. Значит, враг уже близок и не щадит храмов. Удорийцев длинные железные копья и мечи, и они держатся молчаливым сомкнутымстроем; это прирожденные воины, которые наступают как неумолимый вал.Ослабленные ахейцы, которые к тому же не знали настоящей воинскойдисциплины, а бросались в бой кому как вздумается, с криком и бранью, невыдержали напора. Пламя пожара уже взметнулось над Пилосом, и, наконец,пришел час Микен. "Златообильный" город испытал на себе судьбу своегосоперника - Илиона. Он превратился в груду дымящихся развалин. Господствуахейских царей пришел конец. Это произошло около 1100 года. Можно было бы думать, что вместе с Микенским царством погибнет иолимпийская религия. Все национальные религии: финикийская, египетская,вавилонская - исчезали вслед за исповедовавшими их народами. Но солимпийскими богами этого не случилось. Острова греческого Архипелага ипобережье Малой Азии оказались теми очагами, в которых религия Зевса иэлементы эллинской культуры сохранились в смутные годы нашествия и разрухи.Там будет слагаться гомеровский эпос, и оттуда Олимпийцы вновь завоюют своюродину.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25