О перевоплощении 4 страница

Глава пятая. ЗАГАДКА ВЫСШЕГО "Я" 1. Чхандогья, VI, 1, 2, Мундака, I, 2, 7. Как правило, подобные выпадыпротив традиции были облечены в завуалированную форму. 2. Брихадараньяка, III, 8, 10. 3. Брихадараньяка, I, 3, 27. 4. О понятии "Единого Сущего" в ведической мысли см.: М. Мюллер. Шестьсистем индийской философии. М., 1901, с. 50; П. Дейссен. Веданта и Платон.М., 1912, с. 15-18. 5. Брихадараньяка, III, 9, 1. 6. Шветашватара, IV, 1-2. 7. Чхандогья, IV, 2, 1. 8. Слово "атман" обычно переводят как "я", но в отличие от преходящего"я" личности оно означает "я" глубинное, тождественное с универсальным "Я"(см.: С. Радхакришнан. Индийская философия, т. I, с. 126 сл.). 9. Брихадаранъяка, IV, 3, 6. 10. Мундака. Ill, 1, 5. 11. Катха, II, 3, 9. 12. Катха, II, 3, 10. 13. Катха, I, 2, 18. 14. О сходстве и различиях в мистическом опыте Востока и Запада см.: В.Джеме. Многообразие религиозного опыта. М., 1910, с. 367 сл.; H. Арсеньев.Жажда подлинного бытия. Берлин, 1922; Б. Вышеславцев. Сердце в индийской ихристианской мистике. Париж, 1929; H. Bergson. Les deux sources de la moraleet de la religion. Paris, 1969. p. 222; R. Otto. The Idea of Holy. 15. Данте. Божественная комедия. Рай, XXXIII, 139. Пер. М. Лозинского. 16. Откровения блаженной Анджелы, 72. - "Библиотека мистиков", 1918, в.I. Пер. Л. Карсавина. 17. Мейстер Экхарт. Духовные проповеди и рассуждения. М., 1912, с. 30.Пер. М. Сабашниковой. 18. Брихадараньяка, III, 8, 8. См.: S. Dasgupta. A History of IndianPhilosophy, v.I, p. 44. 19. Брихадараньяка, III, 9, 26; IV, 2, 4. 20. Слово Брахман - среднего рода и означает высшее абсолютное начало(Б. Смирнов передает его как "Брахмо".) Когда же ударение падает на конецслова, оно обозначает личное Божество (см.: А. Сыркин. Некоторые проблемыизучения упанишад, с. 164). 21. Вл. Соловьев связывает отрицательные определения Божества вапофатическом богословии с философским понятием Абсолюта, который не можетбыть сведен ни к чему частному и, таким образом, является "положительнымничто" (Вл. Соловьев. Философские начала цельного знания. Собр. соч., т. I,с. 375). Известный историк религии Рудольф Отто подчеркивает мистическиекорни апофатики. "Не довольствуясь отличием нуминального (т. е.Божественного) от всей природы, - говорит он, - мистика доводит его допротивопоставления всему бытию, всему "сущему", в конечной степени называяего "Ничто". Под этим "Ничто" понимается не просто то, о чем нельзя ничегоутверждать, но то, что это - абсолютно и существенно противоположно иотлично от всего, что может быть мыслимо. Однако, доводя до парадоксаотрицательное и несхожее, - а это единственный способ концептуальногомышления постичь "таинственное", - мистика в то же время сохраняет иположительное качество "Совершенно Иного" как поразительно жизненный фактор,переполняющий религиозные эмоции" (R. Otto. The Idea of the Holy. London,1959, p. 43). Об апофатическом богословии см.: С. Булгаков. Свет невечерний. М.,1917, с. 103 сл. Автор почему-то обошел молчанием индийскую мысль, однако вкниге собран обширный материал из античной и патриотической литературы. 22. Дионисий Ареопагит. О божественных именах, I, I. Пер. игуменаГеннадия Эйкаловича. Буэнос-Айрес, 1957. Когда христианские учители говорят о непостижимой и невыразимойБожественной сущности, они имеют в виду ту "глубину", которая как бы стоитза триединым Ликом Бога, обращенным к миру. Триипостасность - Отец, Слово иДух - дана в Откровении. Между тем высочайшая Сущность не может бытьоткрыта, ибо она абсолютно трансцен-дентна твари. Именно в признании этоготрансцендентного "средоточения Божества" сходится апофатическое богословиеИндии, Греции и христианства. (В Ветхом Завете трансцендентность Богавыражена в термине "кадош", святость. Об этом будет сказано в пятой книгецикла - "Вестники Царства Божия"). 23. Мундака, II, 2, 1. Пер. М. Хельзиг. 24. Брихадаранъяка, IV, 3, 32. 25. Тайттирия, II, 1. Пер. В. Шеворшкина. Глава шестая АБСОЛЮТ И ВСЕЛЕННАЯ. ПУТЬ К СВОБОДЕ Нет ничего, что не было бы Брахманом. Если что-либо кажется не Брахманом, то это обманчиво, словно мираж в пустыне. Шанкара На чем зиждется мироздание? - ставят вопрос Упанишады/1/. И они же даютответ: только на Брахмане, хотя Вселенная и не сознает этого. Аскет Уддалакаобъяснил это своему сыну, вновь прибегая к сравнению с деревом: "Как этисоки не знают различий и не говорят: я сок этого дерева, я - сок тогодерева, точно так же, дорогой мой, все эти творения, входя во сне в Сущее,поистине не знают этого и не говорят: мы входим в Сущее". Бессознательноесостояние, транс - вот что приводит мир и человека к их подлинному истоку, кнеподвижной божественной Субстанции. Человек не должен поддаваться обманчивой картине многообразия природы;в действительности существует только Единое. В Катхе-упанишаде мы читаем: Этот пуруша*, что бодрствует в спящих, Порождающий множество желаний, Он поистине чист. Он - Брахман. Поистине его называют бессмертным. На нем зиждутся миры. И никто не переступает через него. Это поистине ТО. Как единый огонь, входя в мир, Сообразует свой облик с различными обликами, Так и единый внутренний Атман всех существ Сообразует свой облик с различными обликами, Но остается вне их/2/. ------------------------------------------ *В данном тексте "пуруша" означает "дух". Индийский средневековый философ Шанкара, который развивал основноеучение Упанишад, выразил это соотношение Сущего и бытия в следующейлаконичной фразе: "Пистине весь этот мир - Атман; нет ничего отличного отАтмана"/3/. Таким образом мы находимся на почве "адвайты" - безусловного ичистейшего монизма, подлинна только первичная Реальность. Но как из этой субстанции, о которой можно говорить лишь вотрицательных терминах, мог возникнуть пестрый мир существ и явлений?Брахманизм хочет и на это дать ответ. И здесь намечается рубеж, отделяющий вУпанишадах живой религиозный опыт от игры ума и произвольных фантазий.Пытаясь построить теорию возникновения Вселенной, они оказываются во властипротиворечий, прибегают к помощи сказаний и старых мифов/4/. В одних случаях брахманы утверждали, что Атман создал элементы материи,а вслед за ними - Пурушу, некое космическое прасущество. В других случаяхговорится, что Дух-Пуруша, именуемый Праджапати, т. е. "Владыка твари",решив увеличиться и размножиться, создал опору мира - Брахмана. При этомтворение мира рассматривается и как результат тапаса - самоумерщвленияПраджапати/5/. Особенно большую роль в брахманских космогониях играл сексуальныйэлемент - наследие мифологии. Брихадараньяка повествует: в начале был лишьодин Атман. Охваченный чувством одиночества, он из самого себя создал себежену. Но она, избегая его объятий, устремилась в бегство. Атман сталпреследовать ее, и тогда она прибегла к хитрости и начала принимать обликразных существ: коровы, лошади, овцы. Однако Атман не отступал и овладевалею, оборачиваясь то быком, то жеребцом, то бараном. И от этой причудливойлюбовной игры с превращениями возникли животные и мир. Иногда первоосновой мира брахманы называют космическое яйцо, иногда -различные стихии. Перекликаясь с греческим философом того времени Фалесом,они говорят о воде как начале всех миров. "Эти воды создали Истину, Истина -это Брахман; Брахман создал Праджапати, Праджапати - богов"/6/. В другомместе богами-создателями названы пища, вода, жизненное тепло. Брихадараньяка рассматривает материю и дух как две стороны, два аспектаРеальности. Предвосхищая Спинозу, она учит: "Поистине есть два обликаБрахмана - телесный и бестелесный, смертный и бессмертный, неподвижный иподвижный, сат и тьят"/7/. В Майтри-упанишаде дана еще одна мифологическая космогония, согласнокоторой Праджапати был в состоянии произвести лишь косную материю. Оживитьже ее он смог только тогда, когда вошел в нее сам. При этом вхождении онразделился на пять энергий, которые и стали принципом мироздания. При всей пестроте и запутанности брахманских космогонии их, однако,роднит одна общая идея: в творении они видят не что иное, как рождение,эманацию, излияние мира из недр Абсолюта. "Как паук выпускает из себя и вбирает в себя паутину, как растениевозникает на земле, как волосы возникают на голове человека, так изНепреходящего возникает все в этом мире"/8/. Тем самым зачеркивается грань, которая отделяет Абсолют от твари, ониоказываются по своей природе тождественными. Тут мы видим коренное отличие брахманизма от библейского Откровения,утверждающего чудо творческого акта как основу отношения Бога и мира/9/.Слово Творца вызвало Вселенную из небытия. Мир не есть Божество, и именнопоэтому между Несозданным и тварью возможны встреча, союз, диалог. Вбрахманизме такому отношению нет места, ибо все есть Бог. Но даже и не это нужно считать главной противоположностью междуиндийским взглядом и Откровением Библии. Она заключается в том, какосмысляется причина явления мира. Библия видит ее в божественном Разуме - Логосе и в божественной Любви.Бог есть все, говорит Адвайта. Бог есть Любовь, учит Евангелие; бытие естьсоздание любви Сущего. В царстве премирного Молчания звучит зиждительноеСлово. "Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть". Мир создан Разумом и Любовью, поэтому он наделен свободой. И дажетогда, когда, пользуясь этой свободой, он удаляется от Бога к небытию, онпродолжает оставаться в сфере Любви. "Так возлюбил Бог мир, что отдал СынаСвоего единородного..." Высшая любовь оказывает свое творческое воздействиеи на падший мир. Любовь!.. Апостол Иоанн не побоялся употребить это слово, слишкомстарое и земное, ибо как иначе мог выразить он ту истину, что мир сотворенради совершенства и гармонии, для участия в Полноте Божества? В непостижимом творческом акте Абсолютное выходит из своейзапредельности, становится "Богом" для мира, его Создателем и Спасителем. Не так понимали основу миротворения ясновидцы Индии. Опьяненныесвященным мраком экстаза, единожды прикоснувшись к мистической чаше, ониоказались не в силах постичь истинное назначение зримого мира. Он утратилдля них всякую ценность, стал лишь бредом, чудовищной грезой, которая времяот времени затемняет абсолютное Сознание. Они предположили, что Брахман,стремясь испытать низшие виды существования, входит в им же рожденный мир,наслаждаясь неведомыми ощущениями. Бессмертный, движется Он по своему желанию. Золотой пуруша, одинокий лебедь. Передвигаясь во сне, Создает себе Бог много обликов, Развлекаясь с женщинами, пируя, Находясь перед лицом опасности. Каждый видит его увеселения, Но никто не видит его самого/10/. Но, испытав этот сон, то радужный, то кошмарный, Брахман в конце концовощущает жажду покоя и стремится уйти в свое исконное состояние - турию."Насладившись в глубоком сне, окончив странствие, посмотрев на добро и зло,по обыкновению возвращается к своему первоначальному состоянию, ко сну". Таков вечный и неизменный круговорот космоса, в котором он товыплескивается из Брахмана, то вновь утопает, растворяется в Бездне. Упанишады называют явление мира тапасом, самоограничением Божества, нов этой "жертве" нет ничего возвышенного, нет любви, ибо она совершается лишьради Лилы, божественной Игры. Об Игре говорили и христианские мистики: пословам Мейстера Экхарта, "Игра идет в природе Отца". Но здесь это символликующей полноты в недрах Предвечного, а у брахманов "Лила" означает самвселенский круговорот с его циклами. Божество как бы развлекаетсявыхождением из себя и возвращением в покой. В некоторых Упанишадах встречается уже совсем странное утверждение,будто Брахман входит в мир, обольщаемый собственным порождением. Обманчивыйпокров преходящего, псевдомир, Майя, завлекает Вечного и Единого "как птицув силок". Вот поистине тупик, в котором оказалась религиозная мысль,лишенная понятия о божественной Любви и Разуме! В глазах брахманов все бытиестановится в конце концов плодом грехопадения самого Божества, а Вселенная -чем-то недолжным и бессмысленным. Такое понимание определило и жизненный идеал Упанишад, их учение овысшем благе, к которому должен стремиться человек.Абсолютный монизм явился как истолкование мистического опыта. Человекначал исследовать тайну с самого себя и, найдя в собственном духе глубинноеизмерение, соединяющее его с Высшим, принял это за тождество. Восходя поступеням созерцания, захваченный открывшимся горизонтом, он в исступлениивосклицал: тат твам аси! ТЫ ЕСТЬ ОНО! В твоей груди сокрыто вечное "Я" мира;лишь бренное тело и иллюзии чувств ограничили в тебе силу Брахмана /11/. "Брахман и в солнце и в человеке - един" /12/. Нужно только До концаосознать, что все есть Божество, и тогда ты познаешь, что ты - это Оно."Тот, кто знает Его, победит смерть. Нет иного пути к освобождению. Тот, ктовидит себя во всем, а в себе самом Его, Всевидящего, только тот достигаетобители высочайшего Брахмана, но никто другой"/13/. Вхождение в Бездну есть по существу не слияние с Брахманом, а открытиеЕго в себе. Дыхание Вечности кажется доказательством метафизическогоединосущия человека и Брахмана. "Он - величайший покой и тишина миров. Он - тончайший из тонкого. Он -вечный. И ты есть Он, и Он есть ты. То, что ты видишь в бодрствовании, восне и во сне без сновидений,- это Он, и знай, что Он есть ты. Когда ты этопоймешь, с тебя спадут оковы" /14/. Познавший свое единство с Брахманом преисполняется тем чувством, окотором так горячо говорили последователи Лао-цзы. Он поднимается на вершинумыслимого блаженства и не колеблясь утверждает: "Из меня возникаетВселенная, и только мною поддерживается она; во мне она переходит. Это -безвременный Брахман, и это есть я сам. Я меньше самого малого, и я -огромен. Я - сверкающая красками, всесодержащая Вселенная. Я - древний, я -дух, я - владыка богов, я драгоценен и блажен"/15/. Пусть мир вокруг катит свои призрачные волны; как сладостно лелеять всебе сознание, что ты слит с Непреходящим, как отрадно погружаться в мысль отом, что все минует и исчезает! Есть заманчивая прелесть в этоммироотрицающем наслаждении, чудесно оберегает оно душу от страхов итреволнений, ставя ее выше всех мимолетных скорбей земли! Томящийся вчеловеке Дух ищет выхода, ищет покоя, рвется к блаженному сну безсновидений. Вот поистине начало мокши, освобождения и спасения!.. С каким восторгом, казалось бы, человек должен ожидать смертного часа,который освободит его от уз тления! Но нет, такой вывод будет поспешным:оказывается, смерть, согласно брахманскому учению, далеко не означаетсвободы. То греховное томление, которое привело Брахмана к рождению мира,продолжает жить и по смерти тела. И поэтому "я" обречено вновь ввергнуться впоток бытия, из которого вынырнуло. "Подобно тому как гусеница, достигнув одной травинки, взбирается надругую, сжимаясь, точно так же и этот атман, отбросив свое тело, изгоняетсвое незнание, сжимаясь, начинает другое восхождение"/16/. Иными словами, онпереходит в новое тело и обретает новую жизнь в мире. Но кто такой наш"атман"? Это - космический Атман, "вовлеченный в беды"/17/; мы, учатбрахманы, души, вечно возвращающиеся на землю. Так было впервые сформулировано учение о сансаре, перевоплощении, ужепочти три тысячи лет господствующее над умами Индии и стран, духовно с нейсвязанных. В Упанишадах мы находим еще вполне мифологическое изложение этойдоктрины. "Все те, - читаем мы в Каушитаке, - кто поистине уходит из этого мира,идут к луне. Благодаря их пранам набухает она и в первую половину месяцавновь порождает их. Поистине луна - это врата небесного мира. Кто правильноотвечает ей, того отпускает она. А того, кто не отвечает ей, изливает она вэтот мир в виде дождя. Тот возрождается в этом мире в облике льва, или воблике рыбы, или в облике человека, или в облике кого-либо другого,сообразно со своими поступками, сообразно со своими знаниями"/18/. Со временем Упанишады освобождаются от ребяческих гипотез, от чертанимизма и тотемизма и ставят сансару в связь с учением о нравственноммиропорядке. Ощущая его реальность, они пытаются связать его с теориейБрахмана, Майи и Мокши. В самом деле, если по смерти человеческое "я"неизбежно растворится в океане высшего "Я", не будет ли этим нарушенасправедливость? Ведь люди проходят свой жизненный путь по-разному, и есливсех в равной степени ждет блаженство, то это открывает дорогу аморализму.Чувствуя здесь опасность, брахманы прибегли к вере в странствие душ,которое, вероятно, заимствовали из религии коренных жителей Индии*. --------------- * См. приложение 1 "О перевоплощении" Однако увязать учение сансары с брахманизмом было нелегко. Ведь самиавторы Упанишад утверждали, что после смерти человек полностью сливается смировым Атманом, сознание его исчезает. "После смерти нет сознания, истинноговорю я", - заявляет Яджнявалкья. Перейдя смертную черту, личностьперестает быть самой собой, ее более нет. Остается один Атман, т. е.Брахман, который во имя великой Игры или в силу своего падения вновьпогружается в суетное бытие. Следовательно, никакого перевоплощения "я" вточном смысле слова не происходит. Действует лишь один Атман. Здесь перед нами настоящий клубок противоречий. Если бы дажеперевоплощалась индивидуальная душа, то по смерти, перед новым воплощением,она должна была бы сбросить, как чешую, все земное и периферическое.Осталось бы чистое бескачественное, субстанциональное "я". Тогда о какихвозрастающих от жизни к жизни способностях и цепи воздаяния можно говорить? Если же перевоплощение - это только игра одного Атмана, то это ещедальше от "странствия личности по жизням". Что же остается? Остается безличный и неотменяемый закон, подобныйзаконам физического мира. Индийцы называют его кармой. Карма овладеваетАтманом, входящим то в одно, то в другое тело, и "опутывает" его. Человеку предлагают лишь помнить, что его проступки и его невежество непройдут ему даром. Кармический закон вновь ввергнет Атмана в новую жизнь,полную страданий, и, быть может, даже в теле животного. Это краеугольныйкамень брахманского учения о воздаянии. Здесь, в сущности, нет местасвободному духу и нет подлинно личной ответственности, ибо позволительносомневаться, может ли инкарнация Атмана рассматриваться как перевоплощениеданной конкретной личности. Но народ воспринимал эту доктрину не мудрствуя,полагая, что именно "я" каждого человека переселяется из тела в тело иполучает законное возмездие.Как бы ни понимать это учение о сансаре, само воплощение "я"рассматривается в брахманизме как зло. Ведь земная жизнь не имеет никакойцены, единственное, что достойно бессмертия, - это Единый. "Поистине, - говорит Яджнявалкья, - не ради супруга дорог супруг, аради Атмана дорог супруг. Поистине не ради супруги дорога супруга, а радиАтмана дорога супруга. Поистине не ради сыновей дороги сыновья, а радиАтмана дороги сыновья. Поистине не ради богатства дорого богатство, а радиАтмана дорого богатство. Поистине не ради скота дорог скот, а ради Атманадорог скот. Поистине не ради брахмана дорог брахман, а ради Атмана дорогбрахман. Поистине не ради кшатрия дорог кшатрий, а ради Атмана дорогкшатрий. Поистине не ради миров дороги миры, а ради Атмана дороги миры.Поистине не ради богов дороги боги, а ради Атмана дороги боги... Поистине неради всего этого дорого все это, а ради Атмана дорого все это"/19/. Одним словом, все в Едином и ради Единого, а мир и человек, вышедшие изнего, в конце концов подлежат уничтожению, ибо они - ошибка. Они должнывернуться в Молчание, которое их породило. Вырваться из тисков жизни, освободиться от вереницы воплощений и темдостичь Мокши можно еще до смерти тела, учили брахманы. Человек долженнавсегда отбросить все, что связывает его с миром, вооружиться методамисозерцательной йоги, поднимаясь по ступеням экстаза. "Как текущие реки исчезают в море, теряя имя и облик, так и мудрец,отрешенный от имени и облика, приходит к божественному Духу, что вышевысокого". Аскеза способна прервать кармическую связь и открыть душе дорогу кБессмертному. "Тот, кто имеет желания и думает о них, вновь рождается здесьи там из-за желаний. Но все желания того, У кого совершенный атман и чьежелание исполнилось, исчезают в этом мире"/20/. Свобода от желаний - вот истинная свобода, отказ от мира - вот истиннаяМокша. Это и есть бессмертие, которое открыл Яма Начикету: Когда смертный отрешается от всех желаний, Пребывающих в его сердце, Он становится бессмертным И достигает брахмана. Когда разрубаются все узлы, Опутывающие его сердце в этом мире, Смертный становится бессмертным/21/. Пусть труден этот путь, пусть он сопряжен с тяжкой борьбой, но ему небудет препятствовать главный тайный враг человека - гордость. Напротив, она будет до конца удовлетворена. Что может питать ее больше,чем сознание, что человек стал высшим существом, стоящим надо всем! Такой отрешенный "йогин" одолеет законы природы и свое собственноетело: оно будет бесчувственным, как кожа, сброшенная змеей. Аскет больше не нуждается ни в религии, ни в ее уставах. "От нихсвободный, проникший в Запредельное, существует вне предписаний совершатьобряды. Обрядность, указанная в гимнах, - для тех, кому присуще желание.Запредельного достигает от них свободный"/22/. Отрешенному чужды не только обряды, но и все, чем живут люди: ненавистьи любовь, добро и зло. Он бесконечно далек от слабых и невежественных, он -сверхчеловек. Естественно поэтому, что брахманская религия не вышла за пределыотшельнических скитов. Гордые муни меньше всего были склонны печься одуховных нуждах народа. Пусть толпа погрязает в суевериях, познавший истинуне имеет с ней ничего общего. Он умер для мира. Он обрел спасение. В свою очередь люди, искавшие истинной веры, но не желавшиепревращаться в монахов, мало что могли почерпнуть в идеях Упанишад. Еслипуть к Божеству возможен лишь через тамас, т. е. полное растворениеличности, то для живого, мыслящего, чувствующего, любящего человекаобращение к Нему невозможно. Того, о Ком можно сказать лишь, что он есть "нето и не то", нельзя любить. Нельзя молиться тому, у Кого нет Имени и Лица. Знаменательно, что в Индии среди тысяч храмов только два посвященыБрахману.

ПРИМЕЧАНИЯ

Глава шестая. АБСОЛЮТ И ВСЕЛЕННАЯ. ПУТЬ К СВОБОДЕ 1. Чхаидогья, VI, 9, 2. Пер. В. Шеворшкина. 2. Катха, II, 2, 8. 3. Шанкара, Атмабодха, 48 Пер. А. Сыркина. 4. О брахманской космогонии см.: С. Радхакришнан. Индийская философия.т. I, с. 106, 150; Р. Deussen. The Philosophy of the Upanishads, p. 180. 5. Шатапатха-бргамяна, VI, 1, 1. 6. Брихадараньяка, V, 5, 1. 7. Брихадаранъяка, II, 1, 7. 8. Мундака, I, 1,7. 9. См. об этом: В. Зеньковский. Основы христианской философии, т. II.Париж, 1964. 10. Брихадараньяка, IV, 3, 14. 11. Чхандогъя, VI, 8, 7; III, 17, 6. 12. Тайттирия, I, 5. 13. Кайвалия, 9. Пер. П. Дойссена. 14. Кайвалия, 16-17. 15. Кайвалия, 19-20. 16. Брихадараньяка, IV, 4, 1. 17. Махабхарата. Мокша-Дхарма, 181, 2. Пер. Б. Смирнова. 18. Каушитака, I, 2. 19. Брихадараньяка, IV, 5, 6. 20. Мундака, III, 2, 2. 21. Катха, II, 3, 14. 22. Мундака, III, 1; Тайттирия, II, 9. Глава седьмая ПРОВОЗВЕСТИЕ КРИШНЫ. БХАГАВАД-ГИТА Индия около 600 г. до н.э. Постоянный гнет обыденности давит сознание человека; большинство из насзначительную часть своей жизни не могут вырваться из-под ее ига. Чувствообыденности есть величайшая ложь, затмевающая наше сознание. Эта сераяотрава искажает подлинную картину мира, пропитанный ею человек утрачиваетчувство тайны, чувство чудесного, он перестает ощущать дыхание Вечности, онзабывает, что она где-то рядом. Мы так же легко погружаемся в суетный потокобыденности, как забываем, что земля наша есть лишь планета, проносящаяся вледяной пустоте Вселенной. Кто знает, не явилось ли чувство обыденности какбы защитной реакцией слабеющего духа перед могучим натиском высшейреальности бытия? Быть может, мы уже неспособны постоянно выносить ее свет?И вот наши духовные глаза закрылись, наша интуиция притупилась, исчезли ликии живые духовные силы, серая пелена опустилась на все; воцариласьобыденность... но время от времени дух, просыпаясь, делает отчаянные попыткиосвободиться от лживой иллюзии обыденности, вернуть себе то утраченноемироощущение, в котором вновь заговорят мертвые вещи, в котором всезазвучит, затрепещет, обретет таинственный и многозначительный смысл. И каквспышки молний эти возвраты духовного видения освещают наш унылый путь. Еслибы смерть застала нас в такую минуту, как ничтожна была бы она тогда, какбезболезненно было бы ее жало! В минуты духовного просветления мы ее небоимся. Но кто может похвалиться, что это просветление сопутствует емувсегда? Даже величайших святых оно не раз покидало... И вот во мраке между двумя озарениями неземных светов мы стараемсяудержаться от падения, продолжать свой путь, призывая на помощь всю силуразума и воли. Идя в кромешной тьме, мы размышляем о Свете, мы вспоминаем оего блеске и этим воспоминанием поддерживаем себя на трудной дороге. Чтотакое умозрение философов и богословские построения, как не эти воспоминанияоб однажды озарившем душу сиянии? Да, они нужны, они необходимы, ониориентируют наш ум и наше сердце в мутном хаосе обыденного. Пустьнесовершенны человеческие слова, пусть наши земные понятия неприложимы кбесконечному, мы имеем право говорить о нем. Мы должны говорить. Так создаются великие философские системы, так смертные решаютсяговорить о Боге, рассуждать о его свойствах, доходить до последнего порогамысли, до Абсолютного Сверхбытия. Они даже привыкают к этим словам иоперируют ими как прочими словами! Высоко паря на крыльях абстракции, мысльобращается в нечто почти неживое, призрачное. Теоретически мы поднялись навершину, с которой далеко все видно вокруг, но внезапно ощущаем оструюнехватку воздуха, чувствуем себя оторвавшимися от Реальности. Мы отверглиобыденное, но не приобщились к реальности Вечного. А ощутить эту реальность,жить ею так нужно человеку. Ведь он сам не фантом преходящего бытия и неабстрактная схема, он личностная монада, душа живая, ему нужно прикоснутьсяк ризам живого Бога, услышать голос Его, почувствовать Его в себе и во всем.Ответом на этот вопль души, на это стремление к Богу явилось в Индииновое религиозное течение, связанное с именем Кришны Васудевы. Время егожизни относят обычно к VI в. до н. э./1/. Никаких записей от него неосталось. Памятником учения Кришны является Бхагавад-Гита, т.е. "ПесньГосподня" - одно из величайших произведений религиозной поэзии всех времен инародов. Прошел длинный ряд столетий, а эта книга продолжает захватывать иволновать человеческие сердца. Однако если мы спросим, кто ее создатель,когда и при каких обстоятельствах она появилась, то ответа мы, в сущности,не получим. Возникновение Гиты окутано пеленой непроницаемого тумана, как,впрочем, и вся до-буддийская история Индии. Датировка "Песни Господней"колеблется в пределах более чем тысячи лет. Однако по большей части еевозникновение относят ко времени между V и III веками до н.э./2/. Некоторые исследователи полагают, что Гита является не цельнымпроизведением, а чем-то вроде сборника изречений, принадлежащих различныммудрецам и поэтам. Действительно, есть некоторые основания считать так.Расплывчатость композиции, повторения и известные внутренние противоречияпоражают читателя Гиты сразу. Однако весьма сомнительно, имеем ли мы правопредъявлять к поэтическому произведению такие требования, которые уместнылишь в отношении к строго философскому трактату. Что же касается внутренней противоречивости, то она, в сущности,кажущаяся. Лишь поверхностный взгляд может не заметить, насколькоБхагавад-Гита цельна и едина по духу. И даже если в течение веков над ней поработали интерполяторы иредакторы, то им не удалось нарушить основных контуров религии Кришны, какойона отразилась в поэме. Бхагавад-Гита есть своеобразное мистическое интермеццо в великом эпосеМахабхара-те. Эпос в легендарной форме рассказывает о жестокой междоусобнойвражде в племени бхаратов и о кровавой битве на поле Куру между двумя родами- пандавов и кауравов. Историки полагают, что сражение имело место вдействительности около 1100 года, в то время, когда произошло окончательноеводворение арьев в северной Индии/3/. Но в Махабхарате поэтический вымысел и стремление придать битвехарактер символа, очевидно, почти совершенно заслонили историческое событие.По ходу действия Гиты выясняется, что враждующие раджи и воины - это боги,духи или персонифицированные абстракции. История, легенда, миф, аллегории,метафизика - все сплетено здесь в единое органическое целое, и распутатьэтот клубок полностью, по-видимому, никто и никогда не сможет.Гита начинается с того момента, когда борьба за власть средивладетельных бхаратов достигла кульминационной точки и многолетнеесоперничество пандавов и кауравов вылилось в истребительную войну. Наравнине Куру встретились "братья и отцы", чтобы в жестокой схватке решитьвопрос о царском наследии. Грозная и величественная картина предстает перед нами в первой песнепоэмы. Дико воют трубы-раковины, грохочут литавры, треск барабановпрокатывается над равниной. Сотрясая землю, движутся слоны, покрытыепопонами. Ветер развевает знамена и штандарты, белые кони нетерпеливо роютземлю. Еще мгновение - и две лавины ринутся навстречу друг другу, смешаютсяв одну кровавую массу, огласят воздух военными кличами, стонами умирающих иревом животных. В это время на огромной боевой колеснице на середину поля выехалпандавский князь Арджуна. Ему захотелось перед схваткой последний разокинуть взглядом враждебные армии. Вид бойцов, готовых к атаке, привел Арджуну в уныние: ведь здесь,обнажив мечи и натянув луки, сошлись дети одного предка, "товарищи, братья,сыновья и внуки". Эта картина готовящегося братоубийства ставит передсовестью князя вопрос: как поступить ему? Имеет ли он право проливать кровьсоплеменников? И Арджуна обращается за советом к своему возничему - Кришне. Кто этот человек? В поэме он выступает уже не просто как учитель веры,а как сам Бог, живущий на земле под видом воина-кшатрия. Есть все основания считать, что имя "Кришна" действительно было именембожества, хотя Упанишады говорят о Кришне, сыне Васудевы и Деваки, как омудреце/4/. В арийском пантеоне такого божества не было. В более позднихиндуистских легендах он фигурирует как типичный полубог-герой эпоса имифологии. Само его имя означает "черный", и в этом обычно видятдоказательство его туземного происхождения /5/. Как мы уже знаем, индо-арьинаучились чтить многих дравидских богов. Но почитание Кришны и учение кшатрия, носившего это священное имя, небыло лишь данью старым суевериям. Здесь перед нами попытка найти к Богу инойпуть, нежели тот, который предлагали брахманы. Учение о непостижимом Абсолюте многих пугало и отталкивало; люди хотелине только стоять у врат божественного молчания, но и услышать голос Божий.Устрашенные сверхчеловеческой мистикой Упанишад, они решили искать прибежищау старых богов. Так в семье индийских небожителей появился Кришна - богтемнокожих пастухов, существо, которое иногда путешествует по земле и готовоотвечать на вопрошания смертных. Этот Кришна совершенно заслонилисторического Кришну Васудеву. Значение этого нового для арьев образа в индийском сознании огромно; онпережил и брахманизм, и буддизм. В его лице божество приблизилось кчеловеку, стало его другом, спутником, наставником. Когда читаешь Гиту послеУпанишад - ощущаешь тепло и интимность живой встречи души с высшим. И хотяфилософски Гита тесно связана с "тайным учением" брахманов, Бог для нее нетолько абстрактное понятие или безличный Абсолют, для достижения которогонужно утратить свое "я": он - личностный Бог, выступивший из глубинысвященного Мрака навстречу людям. Поистине среди древних прообразов Христаодним из первых может считаться Кришна. В великой поэме Бхагавад-Гите, в которой Бог беседует с человеком как сдругом, мы видим как бы предчувствие того, что некогда это совершится вдействительности. Но это будет уже не миф, не поэзия, не аллегория, а"Жизнь, которая есть свет человеков".Гита называет равнину Куру "полем закона", полем Жизни. Этим самым онахочет показать, что повествует не просто о битве пандавов и кауравов, а ожизненной борьбе вообще. Не так ли, как Арджуна, скорбит каждый, ктозадумывается над житейской битвой? Не есть ли она тоже борьба братьев? В тоске обращается человек к Богу. Он не спрашивает о вещахотвлеченных, но прежде всего хочет знать: как ему жить, как правильнопоступить в сложных коллизиях, как уметь делать выбор, как обрести спасениеи счастье? Заметим, однако, что Арджуну больше всего терзает сострадание ксоплеменникам. Он видит в междоусобице попрание священных устоев родовойжизни. Что за радость нам будет? Мы согрешим, убивая грозящих оружьем. Не надлежит убивать нам Кровных сынов Дхритарашты. Ведь погубив свой род, Как можем счастливыми быть, Кришна? Хоть и не видит греха, Их ум, пораженный корыстью, В уничтожении рода, Вероломстве преступном, Как не понять постигающим эло Поражения рода, Что нам от такого греха отрешиться надо? С гибелью рода погибнут непреложные рода законы. Если ж законы погибли - весь род предается нечестью/6/. Арджуну пугает грозящее смешение каст, он опасается, что поколебленныесемейные и родовые законы отомстят за себя. Следовательно, нужно помнить, что перед нами не просто человек,скорбящий о зле мира, но и арий, на глазах которого совершаются события,ломающие его привычные представления о жизни. Ответ Кришны Арджуне и составляет содержание поэмы. Канва эпоса:соперничество бхаратов и надвигающийся бой - становится лишь поводом длятого, чтобы открыть перед человеком тайну жизни. Но хотя князь задает Кришневопрос вполне конкретный: что он должен делать в настоящий момент, егособеседник начинает издалека. Автор песни как бы уносит нас с поля боя всферу вечных вопросов. Он говорит Арджуне о смысле бытия, о Высшем Начале, омироздании и о том, какое место занимает человек во Вселенной. Прежде всего Кришна призывает Арджуну перестать ужасаться передзрелищем взаимоистребления людей: пусть их постигнет самая горькая участь;не следует слишком трагически относиться к этому. Нужно стать выше, уметьвзглянуть на жизненную борьбу с точки зрения вечности. Познавшие не скорбят ни о живых, ни об ушедших, Ибо я был всегда, также и ты, и эти владыки народов, И впредь мы все прибудем вовеки. Как в этом теле сменяется детство на юность, Зрелость и старость, Так воплощенный сменяет тела; Мудрец не смущается этим/7/. Нет в мире поистине ничего вечного, кроме Атмана, кроме высочайшегодуха. Это он воплощен в каждом человеке. Он составляет бессмертную сущностьсмертного. Повторяя слова Упанишад, Кришна говорит, что нельзя убить илибыть убитым. Убить можно только тело, ветхое, разрушающееся, бренное тело.Но не в нем сущность человека. Невозможно убить бессмертный дух. Поэтомуживые не должны поддаваться слабости и плакать над погибшими. Вдействительности они не погибли и не могут погибнуть. Они лишь освободилисьот бремени воплощения/8/. Познав эту истину, человек должен бесстрашно смотреть в глаза смерти ине смущаясь выполнять свой долг. Правда, нелегко дается это познание. Те,кто привязан к земным утехам и наслаждениям, неспособны возвыситься до него.Они лишь покорные рабы "трех гун", т.е. материального мира. Ибо материальныймир сплетен из трех качеств (гун): гармонии, страсти и инерции (саттва,раджас, тамас). В их борьбе и сочетании созидается Вселенная/9/. "Отрешисьот трех гун, Арджуна, - говорит Кришна,- от противоречий свободный, вдействительности стой неизменно. Откажись от владенья, будь Атманупредан"/10/. В этом учении мы слышим мотивы, знакомые нам еще из Упанишад. Кришнасам не отрицает, что откровение его - древнее, данное людям в далекомпрошлом, но потом утраченное ими. Оно дает смертным силу подниматься надвременным и устремлять свой взор в бессмертие. Два пути, согласно Гите, ведут человека к истине: философское мышление(санхья) и мистическое самоуглубление (йога), и оба они приводят к одному, кадвайте, монизму, или отрицанию множественности/11/. Все бытие едино иобъемлется Брахманом. Он есть единственная Действительность в полном смыслеэтого слова. Здесь Кришна вновь вторит Упанишадам. Он говорит: Я тебе сообщу, что подлежит познанью. Познавшие это достигают бессмертия. Безначально запредельное. Брахман - Ни как Сущее, ни как Не-Сущее Его не определяют. У Него везде руки, ноги, Везде глаза, головы, лица, Все слыша, все объемля, Оно пребывает в мире; Качествами всех чувств сверкая, Ото всех чувств свободно, Бескачественное качествами наслаждается, Все содержащее, лишенное связей, Вне и внутри существо недвижное, Все же в движении, Оно по своей тонкости непостижимо, Оно далеко и близко, Нераспределенное в существах, Оно пребывает как бы распределенным. Подобает знать: Оно носитель существ, пожиратель-производитель /12/. Здесь учение Кришны пытается преодолеть трудность, возникшую вУпанишадах. На вопрос: как мог Абсолют быть и Творцом, Ишварой, - кришнаизмотвечает: мир есть результат творчества, результат действия, но действует несам по себе Брахман, а Его "частица". Она созидает миры и вливается в нихживительной силой, духовной энергией/13/. Но противоречие этим ответом неснимается. С одной стороны, Гита провозглашает по - прежнему адвайту, а сдругой, говорит о какой-то "частице". Сверхличное Божественное Началопревращается в личное, в творящего Бога. Но Гита идет еще дальше этогопредвосхищения идеи Логоса. По ее словам, Бог, спускаясь еще ниже, в самуприроду, становится Душой мира: Войдя в землю, Я существа поддерживаю силой. Я взращиваю все растения, став вкусоносящей Сомой, Став огнем Вайшванарой, в тела живых входящим, Я перевариваю четверовидную пищу. Сияние от солнца исходит и весь мир озаряет, Так же от луны, от огня. Знай, это мое сияние. В сердце каждого Я пребываю /14/. Бог есть лоно, на котором покоитсямир. Он - его начало и конец. Выше меня нет ничего... Все на мне нанизано, как жемчуг на нити. Я - вкус воды... Я - блеск луны и солнца, Я - во всех ведах живоносное слово, Звук в эфире, человечность в людях, Я - чистый запах в земле, в огне, сиянье, Жизнь во всех существах. Я - подвижников подвиг, я - вечное семя существ... Ибо не я в них, а они во мне постигли это /15/. В этих словах Бога как будто бы провозглашается пантеизм - всебожие. Нопантеизм этот - своеобразный. "Не я в них, - говорит Кришна, - а все вомне". Божественная сила - не только внутренняя, имманентная энергия природы,она превышает природу и несоизмерима с ней. Во всем, казалось, следуя брахманизму. Гита тем не менее делает всравнении с ним шаг вперед. Она перестает удовлетворяться лишь"отрицательным богословием", а открывает личного Бога, Которому поклонялсямир во дни своей юности. Этот Бог все проникает Своей силой, жизнь и мирзаключены в Нем.Кришна утверждает, что во все периоды истории, когда человечествооказывается в духовном кризисе, когда ослабевает закон и воцаряетсябеззаконие. Бог "создает Себя Сам для спасения праведных и для гибелизлодеев"/16/. Так приходит он к людям "из века в век". Это учение возвышеннои прекрасно. Здесь мы уже видим не равнодушное Не-Сущее, безмернопревосходящее ничтожество человека, а поистине Бога Живого, Бога - Спасителяи Отца людей. Но, с другой стороны, индийцы готовы были во всех божествах имифических героях видеть аватаров Бога, т. е. его воплощения. Отсюдастремление к бесконечному умножению числа богов, поклонение которым в массахнемедленно принимало самые грубые формы. Арджуна, по-видимому, сам чувствует эту опасность: нельзя же, в самомделе, обожествить все! Человеку нужны очерченные грани, нужны прямыеуказания, нужны символы и образы. Иначе Бог ускользнет от него какобманчивый туман, И витязь дерзает молить Кришну явить себя в своем подлинном облике,какой только доступен восприятию смертного. "Да будет! - восклицает Кришна. - Нет числа моим проявлениям". И он разворачивает перед духовным взором человека все многообразиеВселенной. Все это - Он! Атман и бог солнца Вишну, ветер и мудрецБрихаспати, слон и поток Ганга, птица и бесконечное Время, правда и речь. Все, что мощно, правдиво, Крепко, прекрасно, постигни, Из частицы Моего могущества возникло. Но к чему тебе это множество знаний, Арджуна? Утвердив весь этот мир преходящий, Частицей себя Я пребываю /17/. Но Арджуне этого мало. Он жаждет узреть божие величие и насладиться им."Яви мне себя, Непреходящий, владыка Йоги!". И внезапно с Кришной происходит чудесная перемена. Перед Арджунойвырастает чудовищная фигура исполина. Сверкая "ярче тысячи солнц", сбесчисленными ликами, со множеством уст и очей, переливаясь в неземномубранстве, высится Он перед подавленным человеком. В нем мелькают ипроносятся бесконечные миры. Это - грозный Хронос, поглощающий Вселенную, внем сталкиваются жизнь и смерть, движение и покой, мрак и свет, его огненныеглаза пылают, из чудовищных зевов торчат исполинские клыки Времени, накоторых повисли те, кому суждено погибнуть. Арджуна видит, как родчеловеческий стремится к палящим устам Вечного... Кошмарное видение подавляет человека, вызвавшего его; ему кажется, чтоон будет немедленно испепелен божественным огнем. "Я не могу узнать сторон,- вопит он в ужасе, - не нахожу спасения. Будь милостив, богов Владыка,Обитель мира!" Это одно из самых величественных и волнующих мест в Гите. Не случайноименно оно пришло на ум Роберту Оппенгеймеру, "отцу атомной бомбы", когдапервое термоядерное чудовище потрясло небо и землю. Устрашающие слова гремятнад смертным: Я, Время, продвигаясь, миры разрушаю, Для их погибели здесь возрастая. И без тебя погибнут все воины, стоящие друг против друга В обеих ратях... Рази не колеблясь! Но Арджуна уже больше не может вынести этих слов и этого зрелища, какФауст, призвавший дух земли, но потом сам ужаснувшийся его виду. Он умоляетКришну принять прежний облик. И тысячерукий огненноглазый колосс исчезает, аперед Арджуной - опять его друг и наставник Кришна... Великолепная в художественном отношении сцена "преображения" тем неменее наглядно показывает, насколько индийская мысль была бессильнаосвободиться от демонолатрии, от мании чудовищных образов, навеянныхтуземной культурой. Ничего, кроме страха, не испытывает Арджуна в моментпреображения. Древний голос язычеств звучит в одиннадцатой песне, страхперед неумолимой Судьбой, отчаяние перед всепожирающим Временем. О, восколько раз более был прав Моисей, запретивший изображать божество, чем тот,кто, попытавшись описать его сверхчеловеческую природу, измыслил фантом сбесчисленными руками и ногами, бесформенный, с окровавленными пастями,терзающими обреченные жертвы. Нет, это не Бог! Это - темная, разрушительная,демоническая сила, вызванная заклятием из бездны. Но, к счастью, в Гите этовидение возникает лишь на миг, и вот снова - Бог является "в кротком своемвиде" и утешает человека. Арджуна продолжает спрашивать, ибо главная цель его - практическая: онхочет разрешить свои жизненные сомнения. "Достоверно скажи мне то, что ядостигну спасения", - просит он Кришну. И Кришна вновь и вновь повторяет главный тезис брахманизма: познаниеВысшего есть путь к спасению, оно и есть само спасение. Тот, кто обретаетАтмана, освобождается от уз морали. Даже совершив убийство, он к немунепричастен. Он выше всего земного и всех временных целей. Он свободен и откульта. Мудрость есть высший культ. Нет ничего, что привязывало бы его кэтому миру. Арджуна должен идти в бой, но духовно парит высоко "над схваткой". Еслион будет взирать на поле боя глазами Непреходящего, его не смутит ничто. Горе тем, кто в этой жизни погрязал в страстях и низостях. Они будутввергнуты неумолимой Кармой в новую жизнь. Но познавшего Атмана не захватитбольше тягостный поток сансары, он не будет перевоплощаться. Высшего покоя достигает лишь саньясин, т. е. совершенный. В чем же тогда отличие кришнаизма от брахманизма? Оно заключается втом, что, согласно Кришне, не только мистическая отрешенность ведет ксовершенству, но и бхакти - любовь, благоговение, вера. Всякий, кто с доверчивым сердцем прибегает к Богу, не погибнет, кем быон ни был. Ищущие у Меня крова, Хотя бы они были дурного лона: Женщины, вайшьи, даже шудры, Идут путем высочайшим. Вот поистине голос Божий! Любовь человека не тщетна, молитва его небессмысленна, упование его не ложно. Бхакти подобна нежному растению,которое тянется к солнцу, и с вышины ему навстречу несутся солнечные лучи.Для Неба уже как бы не существует земных различий и условностей. Членыразных каст, мужчины и женщины, все призываются в чертог высшей Любви. Здесьне только предвосхищение слов Псалмопевца: "Сердце сокрушенно и смиренно Богне уничижит", но и предварение слов Христа о солнце, которое светит направедных и неправедных. Кришна говорит: Я - начало Вселенной, Все от Меня происходит; Озаренные, это постигнув, Меня почитают любовью. Обо Мне размышляя, Мне всю жизнь предоставив, Они научают друг друга, Радуются и ублажаются всегда, Ведя обо Мне беседу. Их, преклоняющихся в силу любви, Постоянно преданных, Я приобщаю мудрости, Через нее они Меня постигают. Из состраданья пребывая в их собственной сути, Сияющим светильником мудрости Я рассеиваю в них мрак, рожденный незнанием/18/. Гита указывает, что к проникновению в духовные сферы ведет незаносчивое умствование софиста, а сердце, полное благоговения. Человек можетзаблуждаться в теориях, может чтить низших ложных богов, но даже и в этомслучае искренняя и глубокая вера никогда не бывает посрамлена. Мудрыйчеловек, который из трех свойств природы более всего проникся саттвой -гармонией, чтит Бхагавана - Господа неба и земли. Люди, обуреваемыестрастями, более склонны к почитанию многих богов. Эти боги так же страстныи охвачены раджасом, как и люди. И все же Господь не остается равнодушным кэтим заблудшим. Какие бы образы с верой ни почитал поклонник, Его нерушимую веру Я ему посылаю. Он ищет образа милости, укрепясь этой верой, От него получает желанные блага, Хотя они Мной даются/19/. Таково великое снисхождение Бога к человеческим невежеству и слабости. Однако напрасно стали бы мы приписывать Гите то уравнение всех религий,к которому склонялись многие мыслители Индии в позднейшее время. Эта слишкомбольшая широта и расплывчатость, не видящая различий в религиозныхверованиях, развивалась на двух основах, из двух источников. С однойстороны, это был политеизм, не знающий границ и меры, готовый служить всембогам. С другой же - поверхностный индифферентизм, занесенный в Индию изЕвропы. Народная индийская религиозность плюс рационализм, толстовство,оккультизм дали современную "панрелигию", которую проповедуют последователиРамакришны в наши дни/20/. Подобная точка зрения чужда Гите. Хотя она и говорит о великой силеверы и благочестия представителей любой религии, она старается провестимежду ними грани, указывая, что существуют религии высшие и низшие,порожденные той или иной степенью духовного развития человека. Высшейрелигией она провозглашает веру в Единого Истинного, высшим мерилом этики -бхакти, преданность Ему, упование на Него, служение Ему. Но как понимает Гита это служение? В то время как Упанишады считали всякое земное дело, в сущности,ненужным и бесполезным. Гита призывает к действию. Человек должен бытьактивным, ибо и Сам Бхагаван, Господь, Сам Ишвара, Творец, действует. "Несовершай Я дел, эти миры исчезли бы"/21/, - говорит Кришна. У человекавсегда перед глазами его повседневные обязаннос-ти, порожденные жизнью. Ондолжен понимать свой долг сообразно требованиям обста-новки и времени."Необходимое дело совершай, лучше бездействия дело"/22/. Но, совершая свои дела, человек, как и Божество, должен стоять вышестрастной привязанности к ним. Подобно тому как Бог творит бескорыстно,должен и он трудиться, не думая о последствиях своего труда. "Действиясовершать, привязанность к ним оставив"/23/. Это отрешение отзаинтересованности придает каждому акту человека характер богослужения. Невсякий может идти по пути высших созерцаний, какой указывают Упанишады, некаждый может следовать Санхье, т. е. философии, не всякий может активнослужить Богу, но если человек лишь просто освободит себя от корысти, он темсамым уже предаст себя в лоно Непреходящего. Какой же, согласно Гите, из всего этого следует вывод? Кришна не тольконе одобряет скорби Арджуны по поводу убийства сородичей, а призывает егосмело идти в битву. Уродливая, непостижимая логика! Здесь, как и в сцене"преображения" Кришны, вновь обнаруживается языческая непросветленностьсознания. Возвышенно учение Гиты о вере спасающей, о личном любящем Боге,благороден призыв ее к действию и бескорыстию, трогательной теплотой дышатее строки, когда она касается этих предметов, строки, иногда называемые"индийским евангелием". Но все это не должно заслонить того факта, что этолишь отдельные огоньки в мраке языческой ночи. И нигде эта тьма не предстаетс такой силой, как в самой Гите! Можно было бы предположить, что религия Кришны сумеет одолеть маревомагизма и подняться к пониманию высшей духовной свободы. Но этого нет. Напрасно Арджуна пытался бы противопоставить свою волю року! Он никудане убежит от когтей кармического закона причин и следствий. Если ты, предаваясь своеволью, думаешь: Не буду сражаться, Тщетно твое решенье. Ты повлечешься своей природой, Связанный своей кармой, Рожденной собственной природой. Ты исполнишь помимо воли То, что по своему заблужденью Не хочешь делать/24/. Явившаяся как реакция на брахманизм религия Гиты в конечном счете кнему же и возвращается. Рядом с образом высшего благого Бога мы видим в нейвновь Сверхсущее Начало, которое извечно вращает мир, как на гончарномкруге/25/. В бесцельной космической Игре, в круговороте. Вселенная торождается из Молчания, то вновь исчезает в нем. Непреходящий ввергаетизлившийся из него мир в колесо Кармы, и горе тому, кто восстанет противбожественного кружения. И это прославление вечного колеса не оставляет камняна камне от учения о деятельности. Ради чего и для чего совершается этокружение? Нет конца, смысла и цели у бытия. Ничего изменить невозможно. Надовсем тяготеет непреклонная десница Кармы. Свобода уничтожена. Иди, Арджуна,и убивай братьев! Все равно нельзя убить вечность... Гита не просто видит в человеке сына своей среды и эпохи, она требует,чтобы он был таковым. Кшатрий должен сражаться, шудра должен оставатьсяотверженным низшим существом. Долг человека - это не борьба со злом во имяправды, а слепое повиновение традиционной этике. Лучше плохо исполнять своюдхарму, чем хорошо чужую. Разделения людей извечны, они коренятся в самомпорядке вещей. Что же дальше? Не вернуться ли к брахманийскому ритуализму, неуверовать ли вновь в необходимость магических церемоний? Автор Бхагавад-Гитытак и поступает. В последней ее песне Кришна говорит: "Жертвы, дары иподвиги не следует оставлять, исполнять их должно"/26/. Старое еще разторжествует над новым. Итак, учение Гиты не послужило началом духовному перевороту в Индии.Пусть и сейчас мы восхищаемся многими ее строками, не следует переоцениватьее положительной роли в религиозной истории. Люди немудрящей ипростосердечной веры не пришли через Кришну к единобожию. Кришна стал однимиз многих богов, к которым обращались в различных житейских нуждах. О егопохождениях рассказывали довольно игривые и наивные сказки. А мифология, каки прежде, продолжала громоздить монстров и наполнять храмы безобразнымикумирами. Так постепенно складывался индуизм - эклектическая религиясовременной Индии, в которой безнадежно перемешаны идеи великих мистиков ипоэтов с извращенным народным суеверием.

ПРИМЕЧАНИЯ

Дата добавления: 2014-12-25