Позиция

Как можно выйти из этого положения?

Может быть, дать детям волю? Пусть делают, что хотят и как хотят. Пусть бегают и прыгают до усталости, пусть смотрят телевизор, пока не начнут слипаться глаза, пусть, наконец, займутся учением, когда вздумается. И все это мы можем подкрепить такими патетическими возгласа­ми, что перед ними немногие смогут устоять:

«Какое пра­во мы имеем отнимать у детей детство! Ведь оно дается раз в жизни и длится всего несколько лет! Им нужна сво­бода!»

Но это ни больше, ни меньше, как преступление перед Детьми: мы будем губить их, оставляя в плену собствен­ных импульсов и не направляя процесс развития способностей. Я не желаю дальше разбирать такой вариант, с позволения сказать, воспитания, приводящий к абсурдам.

Может быть, тогда выберем другую крайность: застав­лять, принуждать детей подчиняться воле своих воспита­телей, воле взрослых?

Мы ведь будем так поступать, по­буждаемые нашими добрыми намерениями.

Мы накопили огромный жизненный опыт, овладели науками и потому прекрасно понимаем, какими жизненными качествами и знаниями они должны быть вооружены. В нашем вообра­жении созданы модели того, какими совершенными мы бы захотели видеть каждого из них. Да разве есть у нас столько времени «цацкаться» с ними, упрашивать и умо­лять, чтобы они делали то, что так необходимо для буду­щей жизни их самих же!

Такая точка зрения тоже имеет свои опоры в многове­ковой практике миллионов воспитателей. И здесь мы могли бы патетически воскликнуть:

«Люди добрые! Да не видите ли вы, что дети ни на йоту не могут осмыслить собственное будущее! Не станем же мы поддаваться их капризам! Беритесь за них построже и не давайте волю вашим эмоциям. За вашу сегодняшнюю строгость и тума­ки они горячо вас отблагодарят в будущем!»

Такая стратегия воспитания тоже не вызывает во мне особой симпатии. Я не могу принять ни хаотическое, бы­ло бы вернее сказать, безответственное воспитание, ни авторитарное, тем более императивное воспитание.

Я выбираю другую позицию. Она не золотая середина между, предыдущими, а совсем другая — гуманная. И ос­новывается она на мудрой классической формуле:

«Ребе­нок не только готовится к жизни, но он уже живет».

Он живет настоящим, доставляющим ему радости и удовольствия. И только через эти радости и удовольствия он может увидеть смутные контуры будущего.

Будущее является для него смутным потому, что оно окутано па­рами кипящего настоящего.

Порой нам удается частично рассеять глубокие слои этого пара с помощью совершен­ной педагогической техники, и тогда надо спешить, что­бы ребенок умом своим успел заглянуть сквозь них в свое возможное будущее, увидеть себя таким, каким он может стать, будучи благоразумным и восприимчивым к советам взрослых и проявляя устойчивость к удовольствиям, ма­нящим его в настоящее. Но такая педагогика ненадежна, она сможет добровольно направить ребенка на «путь ис­тины» только на очень короткое время, после чего он за­будет, каким он, оказывается, может стать.

Нет, лучше не так.

Самую лучшую, радостную, жизне­утверждающую педагогику, как мне это представляется, мы получили бы, если бы нам удалось поселить будущее в настоящем, в настоящую жизнь ребенка впустить струю его будущей жизни, сделать так, чтобы цель нашего вос­питания, скрытая за тридевять земель, поселилась бы на цветущем поле жизни ребенка.

Что у нас тогда получится?

Получится то, что настоящая жизнь детей будет насы­щена сутью их будущей жизни. Получится то, что мы бу­дем воспитывать детей с позиций самих же детей. А самое главное — мы будем располагать их к воспитанию.

Ис­тинная гуманная педагогика — это та педагогика, которая способна добровольно расположить ребенка к воспита­нию, способна возбудить в нем стремление, бессознатель­ное и сознательное, воспитываться, быть воспитуемым.

Взрослые часто сочиняют за детей тексты их выступ­лений перед публикой, а затем дети зачитывают их с вы­соких трибун. Зачитывают бойко. Мы радуемся глубоким мыслям, горячо аплодируем. Но стоит нам только осво­бодиться от первых эмоций, как нас охватывает недо­вольство тем, что из уст детей лились мысли взрослых. Дети выпустили на нас струю нашей же мудрости. Мы возмущаемся:

«Пусть дети сами говорят за себя! Пусть го­ворят, что думают! Пусть воспримут они наши мысли сердцем и умом своим, а не кончиком языка!»

Пусть, давно пора.

Но я все-таки решил сочинить короткое выступление представителя детского парламента, обращенное ко взрослым. Хотя оно сочинено мною вместо детей, думаю, его сочинил бы любой ребенок, дай ему счастливый слу­чай хоть на секунду осмыслить заботы воспитателей, взглянуть на свое будущее глазами своих воспитателей, пережить чувство любви своих воспитателей так же, как переживает его сердце этих воспитателей.

Тогда бы загорелось его маленькое сердце, и его осе­нила бы мысль, и он с детской искренностью произнес бы следующее от имени миллионов своих сверстников:

«Дорогие наши воспитатели, мамы и папы, учителя, милые люди, любящие нас и заботящиеся о нас!

Берите нас такими, какие мы есть, и сделайте нас та­кими, какими должен стать каждый из нас!

Мы будем сопротивляться, шалить, прятаться, хит­рить, мы будем радоваться жизни и стремиться к удо­вольствиям. Ибо это в нашей натуре.

Зачем возмущаться тем, что у нас пока нет здравого смысла? Он придет к нам с помощью ваших добрых за­бот, может быть, не сразу и не очень скоро.

Не надо видеть в нас взрослых, себе подобных, а за­тем удивляться тому, как мы недогадливы, непонятливы, неблагодарны.

Лучше принимайте нас с нашими недостатками и по­могите нам преодолеть их. Только уважайте наше чувство радости, которое мы находим в наших шалостях, неустанных играх, сопротивлениях, сиюминутных удовольствиях.

Принимайте все это как наши детские болезни, про­тив которых вы никогда не сможете найти вакцины, и ле­чите нас так, чтобы не было нам очень больно, то есть не лишайте нас наших радостей.

Если окажется, что в нас мало усидчивости, мы лени­вы, не желаем учиться, не надо ставить нам это в вину. Это не вина, а беда наша. Не будете же вы ругать челове­ка за то, что он находится в яме, сам не понимая, почему и как он туда попал? И не будете же вы ругать его за то, что он не может выбраться оттуда, а может быть, вовсе не догадывается, что надо выбраться? Скорее всего, вы про­явите к нему доброту души, спустите ему веревку и на­учите, как подняться, поможете ему выбраться на свет, а затем покажете, какой этот свет многоцветный.

Так помогите нам тоже пристраститься к познанию, к учению, научите, как надо добывать знания и совершен­ствовать себя.

Может быть, вам и не понадобится принимать все это как наше несовершенство, а будете воспринимать его как формы нашего движения? Это было бы лучше всего.

Дорогие, милые наши воспитатели!

Попытайтесь об­наружить в душе каждого из нас засекреченное местечко, где затаилось наше расположение к вашим намерениям. Может быть, вы там найдете гены, на которых ваш разум прочтет нашу молитву, несущуюся из глубины веков:

«Мой воспитатель, воспитай меня достойным Челове­ком!»

Нам трудно понять вас. Потому мы и дети.

Вы должны разгадать нас. Потому вы и взрослые».

Не слишком ли я отвлекся от писем с Крыши? Не по­лучается ли так, что всю эту тираду я посвящаю обосно­ванию бесконфликтного воспитательного процесса, построенного на выдуманных играх и шутках? Как было бы прискорбно мне, если бы кто-нибудь действительно при­шел к такому выводу, знакомясь с моим откровением.

Я стремился изложить общий подход к воспитанию в це­лом, в котором засекреченная переписка с Карлсоном яв­ляется одним из способов его раскрытия. И чтоб никто не схватил меня за горло:

«А ну-ка, гони скорее свою пе­дагогику!» — поспешу заявить: я сам ее ищу, давайте ис­кать вместе!

Дата добавления: 2015-03-29