Декабря 1992 года 1 страница

Люси и Пол были сегодня отправлены в 1948 год для элапсирования. По возвращении в девятнадцать часов они оказались в розовых кустах перед окном Зала Дракона, в насквозь промокшей одежде 17‑го века. Они выглядели напуганными, путано говорили, поэтому я вопреки их просьбам уведомил лорда Монтроуза и Фалька де Вилльера.

Однако нашлось очень простое объяснение. Лорд Монтроуз вспомнил о костюмированном празднике, состоявшемся в 1948 году в саду, во время которого некоторые гости, в том числе Люси и Пол, после употребления слишком большого количества алкоголя оказались в пруду с золотыми рыбками.

Лорд Монтроуз перенял ответственность за случившееся полностью и обещал восстановить оба погибших экземпляра роз: «Фердинанд Пикар» и «Миссис Джон Лэйнг».

Люси и Пол были строго предупреждены о недопустимости употребления алкоголя в будущем, вне зависимости от эпохи.

Отчет: Дж. Маунтджой, адепт 2‑го уровня

Глава первая

– Эй‑эй! Вы же в церкви! Здесь не целуются!

Я испуганно открыла глаза и отпрянула, ожидая увидеть старомодного священника в развевающейся сутане и с возмущенным выражением лица, спешащего к нам и готового обрушить на наши головы нравоучительную проповедь. Но тот, кто помешал нашему поцелую, был не священником. Он вообще не был человеком. Он был небольшой горгульей, сидевшей на церковной скамье рядом с исповедальней и смотревшей на меня так же озадаченно, как и я на него.

Хотя озадачить меня было сложно. Мое состояние нельзя было назвать только «озадаченностью». Если совсем честно, то мой разум отказывался работать.

Всё началось с этого поцелуя. Гидеон де Вилльер поцеловал меня – Гвендолин Шеферд.

Конечно, стоило себя спросить, откуда у него вдруг взялась эта идея – в исповедальне какой‑то церкви где‑то в Белгравии в 1912 году – сразу после того, как нам с большим трудом удался побег со многими препятствиями, из которых мое длинное, узкое платье со смешным матросским воротничком было не самым сложным.

Мне стоило бы проанализировать и сравнить этот поцелуй с другими, полученными ранее, и выяснить в чем была причина того, что Гидеон целовался намного лучше.

Мне надо было бы подумать и о том, что между нами была перегородка с небольшим окошком, через которое Гидеон протиснул голову и руки, что это были не идеальные условия для первого поцелуя, не говоря уже о том, что мне не нужно было еще больше хаоса в жизни, после того, как я всего три дня назад узнала, что я наследовала ген путешественника во времени.

На самом же деле я ни о чем не думала, ну разве только «Ооо!», и «Ммммм!», и «Еще!».

Поэтому я и не заметила сразу тянущее чувство в животе, и только сейчас, когда эта маленькая горгулья, скрестив руки на груди, зыркала на меня с церковной скамьи, когда мой взгляд упал на коричневую штору исповедальни, которая буквально только что была зеленой, я сообразила, что мы вернулись в настоящее время.

– Черт! – Гидеон вернулся на свою половину исповедальни и потер затылок.

Черт? Я шлепнулась наземь с седьмого неба и забыла о горгулье.

– Ну не так уж и плохо было, – сказала я, постаравшись сохранить непринужденный тон. К сожалению, мое дыхание сбилось, что, несомненно, снижало общее впечатление. Я не могла заставить себя смотреть Гидеону в глаза, вместо это я уставилась на коричневую полиэстеровую штору исповедальни.

Господи! Я прыгнула во времени почти на сто лет, даже не заметив этого – так этот поцелуй меня полностью… целиком… застал врасплох. Я имею в виду: вот только что этот тип критикует меня по любому поводу, через мгновение мы оказываемся втянутыми в погоню, и я должна прятаться от мужчин с пистолетами, и внезапно – как будто из ничего – он заявляет, что я очень необычная, и целует меня. И как целует! Я тут же приревновала его ко всем девочкам, у которых он этому научился.

– Никого нет. – Гидеон выглянул из кабинки и вышел из исповедальни. – Хорошо. Мы поедем в Темпл на автобусе. Пошли, они наверняка уже ждут нас.

Я растерянно смотрела на него через штору. Что это должно означать? Мы просто так переходим к обычному распорядку? После поцелуя (лучше, конечно, до него, но сейчас было уже поздно об этом рассуждать) следует обсудить парочку важных моментов, если я не ошибаюсь. Был ли этот поцелуй некой формой объяснения в любви? А может, мы с Гидеоном даже стали теперь парой? Или мы просто поцеловались, потому что больше нечего было делать?

– Я не поеду в автобусе в этом платье, – заявила я категорично, стараясь при этом встать, сохраняя достоинство. Я бы скорее откусила бы себе язык, прежде чем задать один из вопросов, которые крутились у меня в голове. На мне было белое платье с небесно‑голубыми сатиновыми ленточками вокруг талии и на воротнике, что, предположительно, было последним писком моды в 1912 году, но совершенно не подходило для общественного транспорта в двадцать первом веке. – Мы возьмем такси.

Гидеон развернулся ко мне лицом, но возражать не стал. В своем сюртуке и брюках со стрелками он тоже не слишком походил на пассажира автобуса. При этом он очень хорошо выглядел, тем более, что волосы у него уже не были зачесаны за уши, как два часа назад, а падали на лоб растрепанными прядями.

Я вышла из кабинки и поежилась. Внутри было очень холодно. А может, меня морозило оттого, что в последние три дня я почти не спала? Или от того, что как раз произошло?

Скорее всего, мое тело за последнее время выбросило адреналина больше, чем за все предыдущие шестнадцать лет. Так много всего случилось, и у меня было так мало времени обо всем этом подумать, что казалось, моя голова сейчас лопнет от избытка информации и чувств. Если бы я была героиней комикса, возле меня было бы облачко с огромным вопросительным знаком. И, возможно, парочка черепов.

Я подтолкнула сама себя. Если Гидеон хочет вернуться к нормальному распорядку дня – ради бога, я тоже это могу.

– Ну ладно, идем, – сказала я резко. – Я тут замерзаю.

Я хотела пройти мимо него, но он задержал меня за руку.

– Послушай, по поводу только что… – Он замолчал, очевидно, надеясь, что я продолжу.

Что я, конечно, не сделала. Я очень хотела знать, что он собирается мне сказать. Кроме того, мне трудно было дышать, находясь к нему так близко.

– Этот поцелуй… Я не…

Опять половина предложения. Но в мыслях я тут же его закончила.

Я не это имел в виду.

О, всё ясно, но тогда и не надо было делать, не так ли? Это все равно, что поджечь занавес, а потом удивляться, что сгорел весь дом. (Ладно‑ладно, глупое сравнение.) Мне не хотелось облегчать ему задачу, и я смотрела холодно и выжидательно. То есть, я пыталась, смотреть на него холодно и выжидательно, а в действительности на моем лице наверняка было выражение Я‑маленький‑Бэмби‑не‑стреляйте‑пожалуйста, и я ничего не могла с этим поделать. Не хватало еще, чтобы у меня начала дрожать нижняя губа.

Я не это имел в виду. Ну давай, говори!

Но Гидеон ничего не сказал. Он вытащил заколку из моих растрепанных волос (моя сложная прическа из уложенных баранок косами наверняка выглядела уже так, как будто там пыталась устроить гнездо птичья пара), взял прядь волос и накрутил себе на палец. Другой рукой он погладил меня по лицу, а потом наклонился и поцеловал меня еще раз, на этот раз крайне осторожно. Я закрыла глаза – и тут же произошло то же самое: мой разум перешел в режим паузы. (Ничего не осталось, кроме «Ооо!», «Ммммм!», и «Еще!»)

Но длилось это не более десяти секунд. Чей‑то голос нервно произнес рядом с нами: «О, опять начинается?!»

Испугавшись, я легонько оттолкнула Гидеона и уставилась в прямо в морду горгульи, свисавшей вниз головой с хоров, под которыми мы стояли. Точнее, это был призрак горгульи.

Гидеон отпустил меня и его лицо приняло нейтральное выражение. О боже! Что он теперь обо мне подумал? В его зеленых глазах ничего не отражалось, разве что легкое удивление.

– Мне… мне показалось, я что‑то услышала, – пролепетала я.

– Окей, – растянуто ответил он, сохраняя дружелюбный тон.

– Ты меня услышала, – сказала горгулья. – Ты меня услышала!

Существо было размером с кошку, его мордочка тоже смахивала на кошачью, но между большими заостренными рысьими ушами голову его украшали два небольших округлых рога, кроме того, на спине у него росли крылышки, а сзади был длинный чешуйчатый, как у ящерицы, хвост, заканчивающийся треугольником. И существо било хвостом в сильном возбуждении.

Я ничего не ответила.

– Пожалуй, нам лучше двинуться в путь, – сказал Гидеон.

– Ты меня видишь и слышишь! – Горгулья была в восхищении. Она уже спрыгнула с хоров и теперь прыгала по скамье вверх‑вниз. У существа был голос простуженного охрипшего ребенка. – Я заметил!

Сейчас было важно не совершить ошибки, иначе я от него никогда не отделаюсь. Я подчеркнуто равнодушно скользнула взглядом по скамьям, когда шла к выходу. Гидеон открыл дверь.

– Спасибо, очень мило! – сказала горгулья и выскочила на улицу.

Я тоже вышла и прищурившись посмотрела на солнце. Было облачно, и солнца не было видно, но по моим ощущениям был ранний вечер.

– Подожди! – крикнуло мне существо и дернуло за подол платья. – Нам срочно нужно поговорить! Эй, ты наступаешь мне на ноги… Не делай вид, что ты меня не видишь. Я знаю, что это не так.

Из его рта вылилось немного воды прямо на мои штиблеты с пуговичками.

– Ой, извини. Со мной это случается только тогда, когда я волнуюсь.

Я посмотрела на фасад церкви. Скорее всего, это был викторианский стиль, с разноцветными витражами и двумя башнями. Кирпичная кладка перемежалась с кремово‑белой штукатуркой, и вместе они образовывали симпатичный полосатый узор. Но как высоко я бы ни задирала голову, нигде не было видно ни одной фигуры или горгульи. Странно, что призрак слонялся именно здесь.

– Я зде‑е‑е‑есь! – крикнул призрак горгульи и залез на стену прямо передо мной. Он двигался, как ящерица, все призраки так умеют. Пару секунд я смотрела на кирпич рядом с его головой, потом отвернулась.

Существо было не так уже уверено, что я его вижу.

– Ну пожалуйста! – сказала горгулья. – Было бы так здорово – поговорить с кем‑нибудь другим, кроме призрака сэра Артура Конан‑Дойля.

Да он совсем не глуп, этот призрак. Но я не поддалась на провокацию. Мне было его немного жаль, но я знала, какими прилипчивыми могут быть эти малютки, кроме того, он помешал нашему поцелую и из‑за него Гидеон, наверное, считает меня капризной коровой.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожа‑а‑а‑а‑алуйста! – сказало существо.

Но я и дальше изо всех сил его игнорировала. У меня и без него хватало проблем.

Гидеон подошел к бровке и махнул рукой, останавливая такси. И разумеется, тут же подъехало пустое. Некоторым людям в таких делах всегда везет. Или у них просто такой авторитетный вид. Возьмем, например, мою бабушку, леди Аристу. Ей достаточно остановиться на краю тротуара и строго посмотреть, как водители такси тут же тормозят.

– Ты идешь, Гвендолин?

– Ты не можешь просто взять и уйти. – В хриплом детском голоске слышались разрывающие душу слезы. – Мы только‑только нашли друг друга.

Если бы мы были одни, я, наверное, не выдержала бы и заговорила с ним. Несмотря на острые клыки и когтистые лапы он был очень милым и, наверное, имел не слишком много общения. (Призрак сэра Артура Конан‑Дойля, во всяком случае, нашел бы лучший способ времяпрепровождения. И вообще, что он должен был делать в Лондоне?) Но если общаешься с призраками в чьем‑то присутствии, тебя считают – если повезет – лжецом или даже – в большинстве случаев – сумасшедшим. Я не хотела рисковать, боясь, что Гидеон примет меня за сумасшедшую. К тому же последняя горгулья‑демон, с которой я разговорилась, настолько привязалась ко мне, что я едва могла одна пойти в туалет.

Поэтому я с каменным лицом села в такси и всю поездку смотрела прямо перед собой. Сидевший рядом Гидеон всю дорогу смотрел в окно. Водитель разглядывал в зеркальце заднего вида наши костюмы, задирая в недоумении брови, но ничего не говорил. За это он заслуживал уважения.

– Скоро полседьмого, – сказал Гидеон, очевидно, старавшийся начать нейтральный разговор. – Не удивительно, что я так проголодался.

Только когда он это произнес, я почувствовала, что тоже голодна. Из‑за ужасного настроения за столом от завтрака в кругу семьи я и половины не съела, а школьная еда была, как всегда, несъедобная. С некоторой тоской я подумала об аппетитно выглядевших бутербродах и булочках на столе у леди Тилни, которые нам так и не довелось попробовать.

Леди Тилни! Только теперь я сообразила, что не мешало бы мне и Гидеону договориться о том, что случилось с нами в 1912 году. История совершенно вышла из‑под контроля, и я не имела ни малейшего понятия, как среагируют Хранители, не понимающие никаких шуток в отношении путешествий во времени. Гидеон и я совершили этот прыжок с заданием, влить леди Тилни в хронограф (между прочим, я так и не поняла, зачем это нужно, но всё выглядело страшно важным; если я не ошибаюсь, речь идет о спасении всего мира, как минимум). Но до того, как мы сумели выполнить задание, появились моя кузина Люси и Пол – в свое время злодеи всей этой истории. По крайней мере, так считают все родственники Гидеона и он сам. Якобы Люси и Пол украли второй хронограф и спрятались с ним во времени. Несколько лет никто ничего о них не слышал – пока они не появились у леди Тилни и поставили с ног на голову все наше чаепитие.

Но вот в какой момент появились пистолеты, я от испуга совершенно забыла, помню только, что в какой‑то момент у головы Люси оказалось оружие в руках Гидеона, пистолет, который он вообще‑то не имел права брать с собой. (Как я свой мобильник, только мобильником нельзя никого застрелить!) После этого мы сбежали в церковь. Но у меня постоянно было ощущение, что вся история с Люси и Полом была не так проста, как это хотели представить де Вилльеры.

– Что мы скажем по поводу леди Тилни? – спросила я.

– Хм. – Гидеон устало потер рукой лоб. – Не то чтобы нам нужно врать, но, наверное, было бы умнее в данном случае умолчать о некоторых вещах. Лучше всего будет, если буду говорить только я.

И снова этот знакомый командирский тон.

– Конечно, – сказала я. – Я буду кивать с закрытым ртом, как и положено девочке.

Непроизвольно я скрестила руки на груди. Почему Гидеон не мог вести себя нормально? Сначала он меня целует (и между прочим, не один раз!), а сразу после этого ведет себя как Великий мастер из ложи Хранителей?

Каждый из нас смотрел на улицу из своего окна.

Первым прервал молчание Гидеон, и мне это доставило некоторое удовлетворение.

– Что случилось? Кошка украла твой язык?

То, как он это произнес, придало словам оттенок смущенности.

– Э‑э‑э?

– Моя мама спрашивала меня, когда я был маленький. Когда я так же упорно смотрел в одну точку, как ты сейчас.

– У тебя есть мама? – Только после того, как я произнесла эти слова, я заметила, насколько глупым был вопрос. Господи!

Гидеон задрал бровь.

– А ты что думала? – спросил он, явно развеселившись. – Что я – андроид и меня собрали дядя Фальк и мистер Джордж?

– Звучит не так уж нелепо. А у тебя есть твои фотографии младенческого возраста? – Представив Гидеона младенцем, с круглым толстощеким личиком, я ухмыльнулась. – А где твои мама и папа? Они тоже живут в Лондоне?

Гидеон покачал головой.

– Мой отец умер, а моя мам живет в Антибе, на юге Франции. – На какой‑то момент его губы сжались в тонкую полоску, и я уже думала, что он снова замолчит. Но тут он продолжил: – С моим младшим братом и новым мужем, мсье Называй‑меня‑папой Бертелин. Он владеет фирмой, изготовляющей детали из платины и меди для электронных устройств, и очевидно, дела у него идут очень хорошо: во всяком случае, свою шикарную яхту он назвал «Крёз».

Я была озадачена. Так много личной информации в один присест – это было вовсе не похоже на Гидеона.

– О, там, наверное, классно проводить каникулы?

– О да, конечно! – язвительно ответил он. – У них есть бассейн размером в три теннисных поля, а на чертовой яхте все краны золотые.

– Во всяком случае, мне кажется, это лучше, чем неотапливаемый домик в Пибле.[3]

Наша семья принципиально проводила все отпуска в Шотландии.

– Если бы моя семья жила в южной Франции, я бы ездила туда каждые выходные. Даже если бы у них не было бассейна и яхты.

Гидеон глянул на меня с недоумением.

– Да? И как бы ты это делала, если каждые пару часов тебе приходится прыгать в прошлое? Не такое уж приятное событие, если ты в этот момент несешься по автостраде со скоростью сто пятьдесят километров в час.

– О!

Вся история с прыжками во времени была для меня слишком новой, чтобы я могла думать обо всех последствиях. Существовало всего двенадцать носителей гена – разбросанных по разным векам, – и я все еще не могла по‑настоящему осознать, что я была одним из них. Вообще‑то им должна была стать моя кузина Шарлотта, которая усердно готовилась к этой роли. Но моя мама по совершенно непонятным причинам схитрила по поводу даты моего рождения, и вот результат. Точно так же, как у Гидеона, у меня был выбор: контролируемо прыгать во времени при помощи хронографа или рисковать тем, что в любой момент в любом месте может произойти прыжок во времени, что, как я уже знала из собственного опыта, не очень приятно.

– Нужно просто взять с собой хронограф, чтобы иметь возможность в подходящие моменты элапсировать, – подумала я вслух.

Гидеон горько хмыкнул.

– Ну да, именно так можно спокойно путешествовать, заодно знакомишься со многими историческими местами на маршруте. Но даже если не учитывать, что никто мне не позволит путешествовать с хронографом в багаже, что ты будешь делать без него? – Он смотрел в окно мимо меня. – Из‑за Люси и Пола у нас есть только один хронограф, или ты уже забыла? – Его тон снова стал резким, как всегда, когда речь заходила о Люси и Поле.

Я пожала плечами и тоже уставилась в окно. Такси черепашьим шагом двигалось в сторону Пикадилли. Ну да, отлично. Час пик в центре города. Наверное, пешком мы добрались бы быстрее.

– Очевидно, ты до сих пор так и не поняла, что в будущем у тебя будет не слишком много возможностей, чтобы покинуть остров, Гвендолин. – В голосе Гидеона звучала горечь. – Или этот город. Вместо отпуска в Шотландии, твоя семья должна была бы показать тебе большой далекий мир. Сейчас для этого уже поздно. Настраивай себя, что всё, что тебе еще хотелось бы увидеть, тебе придется рассматривать в Google Earth.

Водитель такси вытащил из кармана потрепанную книжицу в мягком переплете, откинулся на спинку сиденья и невозмутимо начал читать.

– Но ты же был… в Бельгии… и в Париже, – сказала я. – Чтобы оттуда прыгнуть в прошлое и получить кровь от… как там его звали и как называлась эта штука…

– Ну да, конечно, – перебил он меня. – Вместе с дядюшкой, тремя Хранителями и костюмершей. Отличное путешествие! Не говоря уже о том, что Бельгия, конечно, особенно экзотичная страна. Каждый мечтает побывать когда‑нибудь хотя бы три дня в Бельгии, не так ли?

Смущенная его неожиданной вспыльчивостью, я тихо спросила:

– А куда бы ты хотел поехать, если бы мог выбрать?

– Ты имеешь в виду, если бы на мне не было проклятия путешественника во времени? Господи, я бы не знал, с чего начать. Чили, Бразилия, Перу, Коста Рика, Никарагуа, Канада, Аляска, Вьетнам, Непал, Австралия, Новая Зеландия… – Он слабо улыбнулся. – Вообще‑то в любое место, кроме как на Луну. Но думать о том, что ты никогда в жизни не сможешь совершить, не доставляет никакого удовольствия. Мы должны приспособиться к тому, что наша жизнь в плане путешествий будет однотонной.

– Если не принимать в расчет путешествия во времени. – Я покраснела, потому что он сказал «наша жизнь» и это прозвучало как‑то… интимно.

– Да, это хоть какая‑то компенсация за постоянный контроль и жизнь взаперти, – сказал Гидеон. – Если бы не путешествия во времени, я бы давно уже умер от скуки. Парадокс, но это так!

– Мне бы для того, чтобы пощекотать нервы, хватило бы время от времени посмотреть какой‑нибудь захватывающий фильм. Честное слово.

Я грустно проводила взглядом велосипедиста, ловко пробирающегося между стоящими автомобилями. Я хотела домой! Машины перед нами не продвигались вперед ни на миллиметр, что, во‑видимому, вполне устраивало нашего водителя.

– Если твоя семья живет на юге Франции, то где же живешь ты? – спросила я Гидеона.

– Недавно я переехал в собственную квартиру в Челси. Но я там бываю только, чтобы принять душ и переночевать. Если вообще бываю… – Он вздохнул. Похоже, что в последние три дня он так же мало спал, как и я. Если даже не еще меньше. – Раньше я жил у своего дяди Фалька в Гринвиче, с момента, как мне исполнилось одиннадцать лет. Когда моя мать познакомилась с месье Морда‑просит‑кирпича и захотела покинуть Англию, Хранители, конечно, были против. К тому моменту до моей инициации оставалось всего пара лет, и мне нужно было еще многому научиться.

– И твоя мама оставила тебя одного?! – Я была уверена, что моя мама никогда бы так не поступила.

Гидеон пожал плечами.

– Я люблю своего дядю, он нормальный, если только не играет роль Великого Мастера ложи. Во всяком случае, он мне нравится в тысячу раз больше, чем мой так называемый отчим.

– Но… – Мне едва хватало мужества спросить, и поэтому я прошептала: – Ты разве не скучаешь по ней?

Снова пожатие плеч.

– Пока мне не исполнилось пятнадцать и можно было безопасно путешествовать, каждые каникулы я проводил там. Кроме того, моя мать, как минимум, дважды в год приезжает в Лондон. По официальной версии – чтобы встретиться со мной, на самом деле – чтобы потратить деньги мсье Бертелина. У нее слабость к шмоткам, обуви и античным украшениям. И к макробиотическим дорогим ресторанам.

Мда, похоже, она мама прям с картинки.

– А твой брат?

– Рафаэль? За это время он стал настоящим французом. Он называет Морду‑просит‑кирпича «папой» и когда‑нибудь наследует платиновую империю. Правда, пока все идет к тому, что он и школу не закончит, настолько он ленив. Ему больше нравится проводить время с девочками, чем с книгами. – Гидеон положил руку на спинку сиденья позади меня и тут же среагировал на изменение частоты моего дыхания. – Почему ты смотришь так шокировано? Неужели ты меня жалеешь?

– Немного, – ответила я честно и подумала об одиннадцатилетнем мальчике, который должен был остаться совсем один в Англии. Под надзором таинственных мужчин, заставлявших его тренироваться в фехтовании и учиться играть на скрипке. И поло! – Но Фальк даже не настоящий твой дядя. Он просто отдаленный родственник.

Позади нас раздались ожесточенные гудки. Водитель едва глянул в ту сторону и сдвинулся с места, косясь при этом в свою книгу. Мне оставалось только надеяться, что глава была не слишком увлекательной. Гидеон, казалось, вообще не обращал на него внимания.

– Фальк всегда относился ко мне, как к сыну, – сказал он. Он криво улыбнулся. – Правда‑правда, не надо смотреть на меня, как будто я Давид Копперфильд.

Э? Почему это я должна была думать, что он – Давид Копперфильд?

Гидеон застонал:

– Я имею в виду героя романа Чарльза Диккенса, а не фокусника. Ты вообще когда‑нибудь берешь книгу в руки?

Он был снова здесь, прежний, заносчивый Гидеон. А то у меня слишком уж закружилась голова от дружелюбных и доверчивых рассказов. Как ни странно, я даже почувствовала облегчение поняв, что вернулся прежний противный Гидеон. Я приняла надменное выражение и немного отодвинулась от него.

– Честно говоря, я предпочитаю современную литературу.

– Что ты говоришь? – В глазах Гидеона было веселье. – Например?

Он не мог знать, что моя кузина Шарлотта долгие годы регулярно задавала мне тот же вопрос, так же высокомерно. И хотя я немало читала и всегда могла спокойно ответить на него, но поскольку Шарлотта постоянно презрительно отзывалась о моих книгах как о «недостаточно изысканных» или «глупостях для девочек», однажды мне это надоело, и я решила испортить ей удовольствие. Иногда нужно отвечать людям тем же способом. Хитрость заключается в том, чтобы говорить уверенно и не запинаясь, и нужно упомянуть хотя бы одного признанного автора бестселлеров, лучше всего того, чью книгу ты действительно читала. Кроме того, есть правило: чем экзотичней и иностранней звучит имя, тем лучше.

Я задрала подбородок и посмотрела Гидеону прямо в глаза.

– Ну, например, я с удовольствием читаю Георга Матуссека, мне нравится Уолли Ламб, Петр Зеленький, Лииза Тикаанен, мне вообще нравится финская литература, у них особое чувство юмора; еще Джек Август Мэрриветер, хотя последняя его книга меня несколько разочаровала; разумеется, Хэлен Марунди, Тахуро Яшамото, Лоуренс Дилэйни, и конечно, Гримфук, Черковский, Маланд, Питт…

Гидеон явно был озадачен.

Я закатила глаза:

– Рудольф Питт, не Брэд.

Уголки его рта слегка дрогнули.

– Хотя должна сказать, что «Аметистовый снег» мне совершенно не понравился, – быстро продолжила я. – Слишком много напыщенных метафор, тебе не кажется? Пока я читала, не могла отделаться от мысли, что это кто‑то другой написал под его именем.

– «Аметистовый снег»? – повторил Гидеон, и сейчас он по‑настоящему улыбался. – О да, мне он тоже показался ужасно напыщенным. Тогда как «Янтарная лавина» мне очень понравилась.

Мне ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ.

– Да, он не зря получил за «Янтарную лавину» Государственную литературную премию в Австрии. А как тебе нравится Такоши Махуро?

– Ранние книги – довольно неплохо, но мне кажется утомительным, что он постоянно пишет о своей детской травме, – сказал Гидеон. – Из японских авторов мне больше всего нравятся Ямамото Кавасаки и Харуки Мураками.

Я хихикала уже без удержу.

– Мураками есть действительно!

– Я знаю, – сказал Гидеон. – Шарлотта как‑то подарила мне его книгу. Когда мы с ней в следующий раз будем говорить о литературе, я ей посоветую «Аметистовый снег». Как там было имя автора?

– Рудольф Питт.

Шарлотта подарила ему книгу? Как… ммм… мило с ее стороны. Приходит же такое в голову. И что они еще делали, кроме как разговаривали о книгах? Мое хихикающее настроение как ветром сдуло. Как можно было вообще сидеть и просто трепаться с Гидеоном, как будто ничего между нами не было? Нам следовало бы сначала определиться с некоторыми основополагающими вещами. Я уставилась на него и набрала воздуха, еще не зная точно, что я собираюсь спросить.

Почему ты меня поцеловал?

– Мы почти приехали, – сказал Гидеон.

Сбитая с толку, я выглянула в окно. Действительно, пока мы обменивались колкостями, водитель, очевидно, отложил свою книгу в сторону и продолжил движение, собираясь как раз свернуть к Королевскому суду в Темпле, неподалеку от которого находился главный штаб тайного общества Хранителей. Еще через пару мгновений автомобиль остановился на одном из зарезервированных парковочных мест возле сверкающего «бентли».

– Вы уверены, что мы можем здесь останавливаться?

– Все в порядке, – уверил его Гидеон и вышел из машины. – Нет, Гвендолин, ты останешься в такси и подождешь, пока я принесу деньги, – сказал он, видя, что я пытаюсь тоже выйти. – И не забудь: о чем бы нас ни спрашивали, отвечать буду я. Я скоро вернусь.

– Счетчик тикает, – недовольно сказал водитель.

Мы оба смотрели вслед Гидеону, исчезнувшему между старинными домами Темпла, и я только сейчас сообразила, что я осталась в машине в виде залога оплаты проезда.

– Вы из театра? – спросил водитель.

– Что?

Что это за мерцающая тень над нами?

– Я просто подумал, что вы из театра. Из‑за ваших странных костюмов.

– Нет. Мы из музея.

С крыши автомобиля доносились непонятные скребущие звуки. Как будто на крышу приземлилась какая‑то птица. Большая птица.

– Что это?

– Что именно? – спросил водитель.

– Мне кажется, на крыше ворона или какая‑то другая птица, – сказала я с надеждой в голосе.

Но, разумеется, это была не ворона, которая свесила голову с крыши и заглядывала в окно. Это была та самая горгулья из Белгравии. Увидев мой обескураженный взгляд, кошачья мордочка возликовала, и на окно вылился поток воды.

~~~

Die Liebe hemmet nichts; sie kennt nicht Tür noch Riegel;

Und dringt durch alles sich;

Sie ist ohn Anbeginn, schlug ewig ihre Flügel

Und schlägt sie ewiglich.

Mattias Claudius (1740–1815) [4]

Глава вторая

– Вот это я тебя удивил, ага? – крикнуло радостно существо. С момента, когда я вышла из такси, оно говорило без паузы. – Не так‑то просто отделаться от такого, как я.

Дата добавления: 2015-03-29