ЧАСТЬ III 4 страница. Íîýëü ïîäíÿë áðîâè:

Íîýëü ïîäíÿë áðîâè:

– Åùå îäèí?

– ß èç Äåòðîéòà, – îáúÿñíèëà îíà. – Ìîé ìóæ çàíèìàåòñÿ ðåêëàìîé, è îí ñâÿçàí ñ àâòîìîáèëüíîé ïðîìûøëåííîñòüþ. Ìîæíî ñêàçàòü, îíà óïðàâëÿåò íàøèìè æèçíÿìè, – äîáàâèëà îíà, ðàññìåÿâøèñü, – òàê æå, êàê îäíàæäû ñòàíåò óïðàâëÿòü è âàøåé, ìèñòåð èíæåíåð.

– Íîýëü, – ïðåäñòàâèëñÿ îí.

– Íîýëü? À ìåíÿ çîâóò Õàëëè. Áûëà íà ìàò÷å ñ ìóæåì. Îí áîëåë çà Éåëü, à ñåé÷àñ êóäà‑òî èñ÷åç. Íè÷åãî íåîáû÷íîãî, – äîáàâèëà îíà, êîãäà Íîýëü ñ óäèâëåíèåì âçãëÿíóë íà íåå. – ß ÷àñòî çàêàí÷èâàþ âå÷åð â îäèíî÷åñòâå.

Øèðîêî ïîñòàâëåííûå ãëàçà áûëè çåëåíî‑ãîëóáûìè, ñ ÷åðíûìè çðà÷êàìè, à êîæà – ãëàäêîé è çàãîðåëîé, âîçìîæíî, ïîñëå çèìíèõ êàíèêóë íà îñòðîâàõ, íàòóðàëüíûé æåì÷óã óêðàøàë óøè è øåþ, ïîëíûå ãóáû – áåç ïîìàäû, â íèõ ÷óâñòâîâàëàñü ñòðàñòü, è Íîýëþ íåîæèäàííî çàõîòåëîñü îáíÿòü ýòó æåíùèíó. Çóáû Õàëëè î÷àðîâàòåëüíî áëåñíóëè, êîãäà îíà óëûáíóëàñü åìó.

– Íå âñòðåòèòüñÿ ëè íàì ÷óòü ïîçæå, Íîýëü? – ñêàçàëà îíà. – ß îñòàíîâèëàñü â «Êîïëåé Ïëàçà», íî òàì ìîæåò áûòü ÷åðåñ÷óð ëþäíî. Ó òåáÿ åñòü êâàðòèðà?

Îíà åìó íàçíà÷àëà ñâèäàíèå! Æåëàíèå âñïûõíóëî â Íîýëå, è îí íàëèë ñåáå ãëîòîê øîòëàíäñêîãî âèñêè è âûïèë, ïîéìàâ ïðåäóïðåæäàþùèé âçãëÿä ñòàðøåãî áàðìåíà. Îí íå ìîã ïðèãëàñèòü åå â ñâîþ óæàñíóþ êîìíàòó.

– Ìû ìîæåì ïîåõàòü â ìîòåëü, – ñêàçàë îí. – ß îñâîáîæóñü â ïîëíî÷ü.

– Êàê Çîëóøêà, – çàñìåÿëàñü Õàëëè. – Ñêàæè ãäå, Íîýëü, è ÿ áóäó æäàòü.

– ß ñåé÷àñ ïîçâîíþ è óçíàþ, – ïîîáåùàë Íîýëü, âûñêàëüçûâàÿ èç‑çà ñòîéêè, îêðóæåííîé òîëïîé, ê ñëóæåáíîìó òåëåôîíó. Íîýëü ìîëèëñÿ, ÷òîáû ó íåå îêàçàëàñü ìàøèíà, îí íå ìîã ïîçâîëèòü ñåáå âñå ñðàçó – è ìîòåëü, è òàêñè.

Õàëëè ïðîäîëæàëà ñèäåòü çà ñòîéêîé, íî ðÿäîì ïîÿâèëñÿ êàêîé‑òî ìóæ÷èíà. Íîýëü ïîðàæåííî óñòàâèëñÿ íà åå ñïóòíèêà, óçíàâ åãî.

Ñêîòò Õàððèñîí ìàëî èçìåíèëñÿ, ëèøü ïðèáàâèëîñü íåñêîëüêî ëèøíèõ ôóíòîâ. Îí òîæå óçíàë Íîýëÿ.

– Èòàê, – ñêàçàë Ñêîòò, – ìàëåíüêèé, áåãëåö. Ìû âñòðåòèëèñü ñíîâà, Íîýëü, òàê âàøå èìÿ?

– Äà, ñýð. – Íîýëü ñìåøàë ñóõîé ìàðòèíè è ïîñòàâèë ñòàêàí ïåðåä Ñêîòòîì, ïîéìàâ åãî âîïðîñèòåëüíûé âçãëÿä.

– Ýòî çà ìîé ñ÷åò, – ñêàçàë îí, – ñî ìíîæåñòâîì áëàãîäàðíîñòåé.

Îí ïîìíèë, ÷òî Ñêîòò ëþáèë ñóõîé ìàðòèíè, ïîòîìó ÷òî èìåííî èì îí óãîñòèë åãî â ñâîå âðåìÿ, è ýòî áûë ïåðâûé àëêîãîëüíûé íàïèòîê, êîòîðûé Íîýëü âûïèë â ïåðâîé áîãàòîé êâàðòèðå, êàêóþ îí êîãäà‑ëèáî âèäåë, – è îí ñïàë â ïîñòåëè Ñêîòòà. Îäèí. Îí ïîíÿë, ÷òî Ñêîòò òîæå âñå ýòî âñïîìíèë ïî ñêóïîé óëûáêå, ïðîáåæàâøåé ïî åãî ëèöó.

– Òû óñòðîèëñÿ ðàáîòàòü íà êîíâåéåð? – ñïðîñèë îí.

– Äî ñèõ ïîð ðàáîòàþ, â êàíèêóëû. Òåïåðü ÿ â ÌÒÈ – àâòîìîáèëåñòðîåíèå.

Ñêîòò ïðèñâèñòíóë.

– ß ÷óâñòâîâàë, ÷òî â òåáå ýòî ñèäèò, – ñêàçàë îí, êà÷íóâ ñòàêàíîì.

Õàëëè Õàððèñîí ñïîêîéíî íàáëþäàëà íà íèìè.

– Íó, ÷òî, äîçâîíèëèñü? – øåïíóëà îíà, êîãäà Ñêîòò îòâåðíóëñÿ.

– Èçâèíèòå, – ñêàçàë Íîýëü, èçáåãàÿ åå âçãëÿäà, – íè÷åãî íå âûéäåò.

Õàëëè âçÿëà ñóìî÷êó è íîðêîâûé æàêåò.

– Âîò êàê? ß íå ïîíÿëà ñðàçó.

– Ïîäîæäè, – êðèêíóë Ñêîòò, – Õàëëè!

Ïîñòàâèâ ñâîé ñòàêàí, îí ñòàë ïðîáèðàòüñÿ ñêâîçü òîëïó çà æåíîé.

Óáðàâ èõ ñòàêàíû, Íîýëü ïðîòåð ñòîéêó. Ñêîòò Õàððèñîí ïîìîã åìó, êîãäà Îí íóæäàëñÿ â ýòîì áîëüøå âñåãî íà ñâåòå, è îí íå ñîáèðàëñÿ îòïëàòèòü åìó, ñîáëàçíÿÿ åãî æåíó. Äàæå åñëè îíà òàêàÿ êðàñèâàÿ.

Кто‑то выключил свет, и в комнате было темно, людно и накурено. Обнявшиеся парочки спокойно танцевали под магнитофонную запись, и Пич смутно вспомнила, как ее познакомили с хозяином квартиры, а потом он быстро исчез с пышногрудой брюнеткой, с которой познакомился на какой‑то вечеринке. У них кончилось виски, и все пили пиво, но никто не казался действительно пьяным.

Руки Джека обнимали ее, и они танцевали щека к щеке, едва двигаясь, и Пич хотелось, чтобы вечер не кончался никогда. Ее грудь была прижата к груди Джека, а его губы то и дело жадно целовали ее. Закрыв глаза, Пич прильнула к нему. Радклифф казался далеким, Гарри забыт. Не говоря ни слова, Джек взял ее за руку и вывел из комнаты.

Ноги Пич внезапно перестали слушаться, голова кружилась. Он открыл дверь в спальню, и они заглянули в темную комнату, услышав таинственное шуршание и смешки. Она отпрянула назад, хватая Джека за руку.

– Мы поищем другую комнату, – прошептал он, останавливаясь то и дело, чтобы ее поцеловать. Пич прислонилась к стене, в то время, как Джек открыл дверь в другую комнату, заглянул в нее и снова закрыл.

– Не везет, – тихо произнес он. – Знаешь что, поедем ко мне.

От этой мысли голова Пич просто пошла кругом. Джек снова и снова целовал ее. Она повисла на нем, и Джек прижался к ней всем телом. Его руки гладили ее грудь. Он целовал ее все крепче.

– Пойдем, – шептал он.

На улице Пич задохнулась от холода. Она забыла свой меховой жакет.

– Я принесу, – сказал Джек, ныряя в полутемный холл.

Оставшись одна, Пич чувствовала холод и испытывала страх – страх из‑за собственной чувственности, которую впервые ощутила.

Пич слышала звуки музыки и голоса, доносившиеся с других вечеринок из соседних домов. Мимо пробежала парочка, перепрыгивая через лужи и радостно хохоча. Они выглядели молодыми и беззаботными. Точно такой Пич была всего несколько недель назад – до встречи с Джеком. Но она не хочет становиться другой. Она тоже хочет быть молодой, легкомысленной, беззаботной. Если сейчас пойти с ним, пути назад уже не будет. Слезы текли по ее щекам, когда она побежала. Ей было восемнадцать лет, ее звали Пич, и она принадлежала только себе самой. И никому другому.

– С вами все в порядке, мисс? – спросил водитель такси, остановившийся, увидев, как неистово она махала руками.

– Сейчас да, – выдохнула Пич, поеживаясь от холода.

Она поудобнее устроилась на потрепанном сиденье, обтянутом пластиком.

– Если кто‑то обидел вас, мисс, я уж о нем позабочусь, – сказал мощный ирландец‑водитель, сочувственно глядя на нее в свое зеркальце.

– Нет, нет. Спасибо, – выговорила Пич, все еще плача, – сейчас все хорошо, правда. Я сама во всем виновата.

– Ну… Если вы так считаете. Куда вас везти?

Куда? Она не могла вернуться в Радклифф в такой час. Пич вспомнила о дяде Себастио.

– На Бикон‑Хилл, – решительно сказала она.

Небольшой узкий дом Себастио до Сантос находился на аокатой улице Бостона Бикон‑Хилл и был выкрашен в белый цвет с серой отделкой. Окна гостиной на первом этаже выходили на реку Чарльз.

Устроившись на сером, обитом бархатом диване дяди Себастио, Пич медленно пила горячий кофе, то и дело вытирая слезы большим белым носовым платком дяди.

Себастио думал, что сейчас его племянница похожа на двенадцатилетнего беспризорного ребенка, попавшего в беду, и он надеялся, что все не так серьезно, как казалось. Он припомнил, как когда‑то он уже выступал в роли дядюшки‑спасителя для Эмилии, матери Пич.

Себастио до Сантос всегда был влюблен в мать Пич, но Эмилия вышла замуж за его сумасбродного брата. После трагической смерти Роберто Себастио надеялся, что Эмилия оценит, наконец, его любовь, но, как последний дурак, сам представил ее Жерару де Курмону, чувствуя, что они подходят друг другу. И снова Себастио вынужден был пережить, что мужчина, который был ему другом, женился на женщине, которую он любил.

Расстроенная молоденькая девушка, сидящая перед ним, могла бы быть его дочерью, если бы он сумел не оказаться неудачником в любви. Не везет в любви, повезет в деньгах, так, кажется, говорят? С ним так и случилось. Он был одним из выдающихся архитекторов Америки. Крупные национальные компании и самые богатые люди наперебой стремились воспользоваться его услугами. Он был уважаемым профессором Гарварда. За его именем шло так много титулов и званий, что они нарушали простое совершенство и симметрию его печати на почтовой бумаге. Поэтому на белых страницах его бумаг просто стояло: «Себастио до Сантос». Адрес и номер телефона, отпечатанные мелкими буквами, стояли внизу каждой страницы. Себастио считал, что стиль его почтовой бумаги полностью соответствовал стилю его жизни, который он для себя создал. Простота и совершенство.

Он вздохнул, когда рука Пич дрогнула, и кофе пролился на безукоризненный бархат светло‑серого дивана. Возможно, совершенство нуждается в двух‑трех пятнышках, чтобы придать ему немного жизни. По крайней мере, они будут напоминать ему о том, что Пич пришла к нему, когда попала в беду.

– Хочешь поговорить? – спросил он, забирая у нее чашку.

– Как быть со школой? – обеспокоенно прошептала Пич.

– Я уже звонил туда, сказал, что ты у меня, в безопасности, и что это – моя вина. Я сказал, что ты думала, у меня есть разрешение на то, чтобы ты оставалась у меня.

Пич вздохнула с облегчением.

– Спасибо тебе. Радклифф много значит для меня. Я бы не хотела все потерять из‑за какой‑нибудь глупой ошибки.

– Значит, то, что случилось, и есть глупая ошибка?

– О, дядя Себастио! – воскликнула Пич со слезами в голосе. Она бросилась к его ногам и припала мокрой щекой к его коленям. – Я чуть не сваляла такого дурака!

– Ну, поблагодарим Бога за это «чуть», – ответил он сдержанно.

– Его зовут Джек Мэллори, – начала Пич, слова рвались наружу. – Я никогда раньше не встречала таких, как он. Я имею в виду, он старше и не похож на мальчиков, с которыми я встречалась. С ними мне было просто весело, ты понимаешь. А с Джеком все по‑другому. Словно внутри меня шла борьба между моим новым «Я», которое очень хотело его, и моим старым «Я», которое ничего не хотело менять в жизни.

Себастио рассеянно гладил рукой ее блестящие волосы. Бедняжка. Первый урок в жизни оказался довольно тяжелым для нее.

– Ты молода, Пич, наслаждайся свиданиями и вечеринками, – сказало он, – ты поймешь, когда встретишь того самого человека, и тогда тебе не нужно будет никуда убегать.

Пич встала на ноги, чувствуя облегчение.

– Я уже встретила его, – пробормотала она, зевая.

Она как‑то стразу устала. Но теперь все снова в порядке, и ее жизнь вернулась в свое русло.

Комната Ноэля находилась в подвале серого пятиэтажного дома без лифта на грязной улице без единого деревца, заканчивающейся тупиком. У комнаты имелось два преимущества. Первое – в обмен на выполнение обязанностей дворника она была бесплатной, и второе – располагалась она рядом с бойлерной, и потому в ней всегда было тепло. Кроме того, она находилась в миле от МТИ, что экономило Ноэлю деньги на подземку.

Ноэля не волновало, что комната была маленькой и грязной. Она ему подходила. В ней была плитка с одной конфоркой, поцарапанная кастрюля и кружка, вся коричневая внутри от бесконечного питья кофе, когда он занимался ночами напролет. Была еще одна чистая тарелка, один нож, одна ложка, одна вилка, консервный нож рядом с парой банок консервированного супа и банка с растворимым кофе. Старая железная кровать стояла в дальнем углу, грязный матрац на ней накрыт голубым спальным мешком, а за дверью висело старое пальто из твида, купленное с рук за пять долларов у уезжавшего студента, которое служило Ноэлю еще и банным халатом, когда он поднимался в ванную комнату на два этажа вверх.

Облезлый стол у окна, в которое не заглядывало солнце, был рабочим местом Ноэля, где он уходил с головой в прекрасную логику точных наук. В то время как одна часть его живого ума заучивала научные догмы, проделывала быстрые вычисления и впитывала, как губка, все, что можно было в себя впитать, другая – изобретала автомобиль его мечты. Не целиком, конечно, но деталь за деталью. Ноэль обдумывал радиатор последней модели «форда», а потом размышлял над тем, что можно в нем изменить, чтобы улучшить конструкцию. Он тратил часы, переконструировывая сиденья нового «крайслера» или анализируя аэродинамику «ягуара». Он бы внес некоторые усовершенствования в колпачок втулки, и бамперы, и в двигатель тоже. Ноэль испещрял большие плотные листы дорогой бумаги эскизами и вычислениями, а потом аккуратно складывал их в большой черный портфель.

Все свободное от занятий и работы время он проводил в стенах МТИ, занимаясь в библиотеках. Ноэль был Знаком со своими сокурсниками очень поверхностно и общался с ними только по делу. Он был одиночкой. Но женщины были исключением.

К своему удивлению, он обнаружил, что дорогие, принадлежащие к высшему классу девушки находили его привлекательным. Им нравились его небрежные манеры, его молчаливость они принимали за скрытую чувственность. А Ноэль держал язык за зубами, он не учился светской болтовне и не знал, как правильно вести себя с девушками. А они принимали его таким, как есть, – неотесанным и мускулистым, молчаливым и неискушенным.

Они знакомились с ним в баре отеля «Коплей Плаза», или в университетских библиотеках, или за чашкой кофе. Именно девушки заставили Ноэля впервые задуматься над тем, что ему необходимо каким‑то образом восполнить пробелы в воспитании. Он ничего не слышал ни о последних модных романах, ни о мемуарах, и Ноэль стал брать книги в библиотеках, стараясь выкроить время, чтобы успеть прочитать их. Он никогда в жизни не был ни в одной картинной галерее, и первое посещение Гарвардского художественного музея Фогга так ошеломило его, что он ходил туда каждый день в течение месяца и проводил там ровно один час, специально выкроенный им из плотного графика, рассматривая картины столь внимательно, будто хотел запечатлеть в своей памяти каждый мазок кисти художника. Всякий раз, когда Ноэль ухитрялся выкроить деньги, он покупал самые дешевые билеты на студенческую галерку в Бостонскую консерваторию и, опьяненный силой музыки, уносился в бездонный мир эмоций.

В зале консерватории он познакомился с Касси Плимптон. Ноэль видел ее мельком пару раз до того, как она заговорила с ним. Касси трудно было не заметить. Ей было двадцать девять лет, и, как она сама сказала ему, ее богатая бостонская семья считала, что она «засиделась». Касси не была красива, но так идеально ухожена, что выглядела привлекательной. Она была небольшого роста, с темными вьющимися волосами, взбитыми, как у пуделя, с большими карими глазами и склонностью носить броские розовые тона.

– Вы кто? – требовательно спросила девушка, подойдя к нему в фойе консерватории. – Мне кажется, вы бываете всюду. Разве не вы работаете в «Коплей Плаза»?

За коктейлем Ноэль рассказал ей старую историю о своих родителях, которые погибли в автомобильной катастрофе много лет назад, о том, что ему пришлось пробиваться в жизни самому, что сначала был колледж, сейчас – МТИ. Она слушала с сочувственным видом, но интереса не проявила. Касси нравились его неотесанный вид и неосознанно грубоватые манеры.

Дата добавления: 2015-05-06