Понятие переходного периода 1 страница

Подведем предварительный итог: чем ниже институциональный уровень коренных социальных преобразований и уровень легитимности складывающихся общественных отношений, тем болезненнее будет кризис, испытываемый переходным государством, тем выше будет степень интенсивности государственного насилия для удержания власти и продолжения преобразовательной деятельности.

Таким образом, в переходной многоукладности всегда имеется ведущая государственная форма, приоритетно поддерживаемая населением в процессе легитимации нового строя или внедряемая самим государством. Этот доминирующий уклад и задает логику и ритм социальных преобразований переходного времени, а главное – обусловливает тип складывающейся государственности, основы нового конституционного строя.

Строительство новых государственных институтов в переходный период

Итак, смысл социальной преемственности заключается в переносе элементов старой государственно-правовой модели в новую при условии их качественного изменения в процессе такого перенесения в соответствии с избранной стратегией перехода.

В результате смены конституционного строя реформаторские силы не могут ликвидировать властеотношения в обществе, отношения собственности, а потому и правовое регулирование как таковое. Поэтому государственная власть и право являются существенными факторами переноса достижений каждой очередной цивилизации в их будущие модели.

Преемственность государственных институтов в переходный период

Ориентация на слом, как полный демонтаж прежней системы отношений, никогда не может быть достижима в практических образцах и любая попытка осуществления такой ориентации чрезвычайно опасна.

Социальной расплатой за неадекватное обращение с идеологическим инструментарием в переходный период становится ослабление управляемости различными сферами общественной деятельности.

ГЛАВА 3. МЕХАНИЗМ ПРЕЕМСТВЕННОСТИ В ПЕРЕХОДНОМ ГОСУДАРСТВЕ

3.1. Социальное отрицание государственных институтов в переходный период

Выявление общих закономерностей немыслимо без исследования вопросов соотношения отрицания и преемственности государственно-правовых институтов на фоне создания новых. Названные явления выступают тремя сторонами одного и того же процесса переходного развития. Любой переходный процесс не ставит дилеммы: изменение существующего строя или разрыв с ним. Подлинные глубокие преобразования сочетают в себе и трансформацию институтов государства, и определенный разрыв с прежней государственной практикой.

По нашему мнению, суть социального отрицания удачно выражена в работах Ю.А. Харина: "отрицание – процесс перехода явления в свою противоположность вследствие внутренней его противоречивости"[75]. Переход к новому качеству сопряжен с коренной ломкой старой качественной основы государства и права. В марксистской литературе при характеристике данного процесса было принято пользоваться термином "слом".

К выводу о сломе буржуазной государственной машины К. Маркс пришел на основе изучения опыта европейских революций 1848 г. В работе "18 брюмера Луи Бонапарта" он писал: "Все перевороты усовершенствовали эту машину, вместо того, чтобы сломать ее". Старый государственный аппарат, по мнению К. Маркса, не приспособлен для выполнения новых задач: проведения социально-экономических преобразований в целях создания нового общественного строя.

Точка зрения К. Маркса была поддержана В. Барбером, который утверждал, что "перенос технологии иногда срабатывает, перенос институтов – никогда… Такой вывод, который дает нам теория от Монтескье и Руссо до Медисона и Токвиля".

В отечественной философской и юридической науке подобный подход господствовал вплоть до 1970-х гг. В 1940-50-е годы вопросы преемственности государственно-правовых институтов в условиях перехода находились как бы вне поля зрения. В.И. Лисовский полагал, что "при смене одного исторического типа государства другим правопреемства нет, поскольку государство нового исторического типа, свергнув прежний строй, создает свой государственный аппарат". В.П. Морозов в середине 1960-х гг. утверждал: "советское право, как юридическое учреждение в принципе не знает преемственности". Наконец, А.И. Денисов писал уже в начале семидесятых годов: "Советское государство никак не связано с формами и традициями старого государства".

Следует подчеркнуть, что слово " слом " в рассматриваемом теоретическом контексте следует признать неудачным, как не отвечающее природе явления социального отрицания. Освобождение общества от отживших организационных форм, по мнению Б.М. Кедрова, не представляет собой "полное отбрасывание, уничтожение, зачеркивание старого – это метафизика"[76]. Действительно, такое отрицание совсем исключало бы развитие. Тесная связь между старым и новым состояниями государства и права подтверждается уже тем, что, во-первых, новое не всегда рождается из старого, а во-вторых, при исследовании социальной преемственности обнаруживаются неуничтожимые и нерастворяемые в новых условиях элементы старого строя.

Социальное отрицание, с диалектической точки зрения, представляет собой неразрывное единство двух начал – разрушительного и созидательного. Развитие государства и права не обходится без отрицания отживших и установления новых государственно-правовых порядков, поэтому отрицание, преемственность и создание новой социальной системы – является единовременным и взаимосвязанным процессом. Место отрицаемого социального объекта занимает новый по своему характеру (например, монархический институт главы государства заменяется президентским, унитарная форма государственного устройства конфедеративной, авторитарный порядок управления вытесняется демократическим и т.д.). Происходит это в определенных хронологических рамках, называемых переходным периодом. Внутри этого периода развитие государства и права не приостанавливается, а продолжается вплоть до завершения формирования нового строя.

Таким образом, социальное отрицание не есть гибель старого, оно лишь опосредует переход явления в свою противоположность, тем самым отрицание обладает положительным содержанием.

Формы социального отрицания могут быть разными. Пользуясь различными критериями, можно выделить следующие из них:

- революционные (осуществляемые в ходе политической революции либо переворота) и эволюционные;

- явочные и законодательные;

- осуществляемые по инициативе и силами населения либо по инициативе и силами органов переходной власти;

- начинающиеся с захвата центральной власти либо начинающиеся на местах, развиваясь и охватывая со временем все звенья государственного аппарата.

Важно отметить: при осуществлении преобразований по инициативе центральной власти, осознающей необходимость перехода и не допускающей перерастания кризиса в массовые волнения, возможность использования мирных форм социального отрицания наиболее высока. В обратном случае и при сопротивлении центральной власти назревшим изменениям процесс социального отрицания будет резким и насильственным.

Явочная форма социального отрицания характерна для первоначального этапа осуществления преобразований переходности ввиду отсутствия необходимой правовой регламентации процесса замены старых органов государственной власти новыми. Явочным порядком ликвидируются отдельные звенья прежнего государственного аппарата, обновляется его кадровый состав. Здесь же возможно создание без какой-либо правовой основы параллельных центров власти и управления (так было в пору двоевластия 1917 г. в России с учреждением Советов).

Революционная, явочная форма отрицания, к тому же осуществляемая "сверху", не может быть признана предпочтительной даже на том основании, что представляет собой более быстрое и интенсивное развитие по сравнению с эволюционной формой. Чем насильственнее будет происходить отрицание, тем более напряженным будет переход. Насильственный путь не считается с тем, что упраздняемые им институты еще далеко не исчерпали себя, а внедряемые не имеют достаточных условий для возникновения и эффективного функционирования.

В научной литературе высказывались возражения против переоценки эволюционной, мирной формы социального отрицания. Так, В.Е. Чиркин писал: "Мирному способу присущи определенные отрицательные моменты. Во-первых, использование старых органов для завоевания государственной власти и осуществление в старых формах новой, социально отличной от предшествующей государственной власти ведет к несоответствию старой формы и нового содержания. Новое содержание сковывают прежние формы, которые тормозят проведение даже неотложных преобразований. Во-вторых, мирное возникновение переходной формы государства, сохранение прежних кадров государственного аппарата может иногда означать, что новая сила не вырвала до конца политическую власть у противника"[77]. Но если учесть, что переходный процесс возникает в силу объективных условий, то следует признать, что указанные "отрицательные моменты" мирного, эволюционного пути имеют непродолжительный характер.

Отметим и устойчивую тенденцию последних десятилетий ХХ века на использование более "мягких" форм социального отрицания в переходный период. Причем отмеченная тенденция не имеет какой-либо узко-географической прописки. Один из оптимальных вариантов эволюционного отрицания связан с китайским опытом преобразований. На протяжении достаточно длительного периода времени в Китае коренным образом изменились основы экономических отношений при сохранении основ прежнего политического режима. Это позволило провести глубокие экономические преобразования в условиях политической стабильности.

Любопытен опыт смены государственного строя Испании. Когда в 1945 г. диктатура Франко переживала серьезный идеологический кризис, был проведен всенародный плебисцит, результаты которого диктатор публично пообещал уважать. Так Испания превратилась в монархию без монарха на следующие тридцать лет вплоть до физического ухода Франко в 1975 г. Переходный период, таким образом, тоже не был отмечен гражданской войной либо иными катастрофическими социальными последствиями.

Показательна в данной связи и серия так называемых "бархатных" революций, осуществленная на территории бывшего СССР и социалистических стран Восточной Европы. Практически все указанные "коммунистические" режимы разрушались изнутри без насильственных политических революций. Ги Сорман, Дж. Бреслауэр, М. Малия и другие советологи признавали, что представляемая ими наука оказалась не в состоянии объяснить и предсказать падение европейских коммунистических режимов. С.С. Алексеев писал, что "ликвидация единой системы Советов произошла как бы сама собой, без каких либо потрясений"[78]. Это стало возможным благодаря стремительной деградации и разложению прежней политической системы. Процесс реформирования СССР, известный в мире под названием "перестройка", был во многом вынужденной попыткой сохранить строй в неизменности. Но к концу 1980-х гг. было уже очевидно, что частичная либерализация коммунистических режимов стремительно переросла в стихийную демократизацию. Стало ясно, что прежние режимы исчерпали возможности демократического реформирования. Как заметил А.И. Ковлер, "очевидная неспособность к самодемократизации вызывала их саморазрушение"[79].

Истории известны множество аналогов подобному варианту социального отрицания. Переходный процесс в России в начале ХХ века начинался с разложения, а затем падения центральной власти. Центральный аппарат власти вырождался и политически, и физически. Для этого этапа переходного процесса характерна правительственная "чехарда", беспомощность в попытках исправить положение, тотальная коррупция и моральное разложение под общим названием "распутинщина". Веками раньше по той же причине погибла афинская демократия, которая к моменту македонского нашествия, была уже внутренне разложена из-за беспредельного воровства и беспечности своих правителей.

Подорванный процессами внутреннего разложения режим способен разрушиться от повода, который при других обстоятельствах можно было бы счесть незначительным. Так, например, средством осуществления первого этапа демократизации социалистических стран была гласность. Известная степень гласности привела к тому, что социалистическая система в странах Восточной Европы и СССР просто не выдержала правды о себе. Мировая история знает немало подобных случаев. В Эфиопии военно-революционному правительству удалось сместить императора лишь после того, как были обнародованы свидетельства грабежа национальных богатств в годы ужасного голода. Такова роль идеологического фактора в социальном отрицании.

В процессе социального отрицания осуществляются следующие мероприятия: роспуск и упразднение прежних властных структур, смещение со своих постов прежних должностных лиц, отмена прежнего устаревшего законодательства, преодоление ранее господствовавшей идеологии и нежелательных стереотипов общественного осознания и поведения, подавление сопротивления оппозиционных сил, вытеснение прежнего экономического уклада и др.

Ф. Энгельс сформулировал весьма важное положение относительно способов отрицания, который, по его мнению, "зависит от особой природы каждого отдельного случая"[80]. Данное обстоятельство определяет логику социального отрицания. Ю.А. Хариным также отмечалось, что "каждое явление имеет свой собственный способ отрицания, зависящий от природы этого явления"[81]. Разумеется, от субъективного фактора тоже многое зависит в оценке выбора средств отрицания. Здесь кроется одна из причин, объясняющая, почему одни государства успешно преобразуются в желаемую модель, в то время как другие – нет.

Рядом западных ученых предпринималась попытка обнаружения закономерности: какие государственные формы наиболее расположены к распаду и разрушению. Соответствующие исследования проводили Х. Линц, А. Степан, С. Мэйнвэринг, М. Шугарт и другие.

Х. Линц и А. Степан установили, что в XX веке было две основные волны падений демократических режимов, между двумя мировыми войнами и в 1960-х гг. Первая волна затронула главным образом парламентские режимы, но ни одного действительно президентского, вторая же – в основном (но не исключительно) президентские. М. Шугарт подсчитал, что в течение XX века потерпели крах 12 президентских режимов и 21 парламентский режим, а также 6 режимов других смешанных форм. Таким образом, данные исследования подтверждают более высокую устойчивость при социальном отрицании президентских режимов по сравнению с парламентскими. Предложенные названными авторами и С. Мэйнвэрингом методы подсчета успешных демократий не учитывают по вполне объективным причинам современные президентские режимы (ведь эти режимы в настоящее время являются функционирующими), а между тем эти режимы могут оказаться успешными в долгосрочном плане. Следовательно, президентские режимы имеют больше достоинств в плане разрешения социальных конфликтов переходности, и их вполне можно отнести к факторам устойчивого развития.

Социальное отрицание учитывает дифференциацию государственных органов по их значению, месту и роли в осуществлении государственной власти. Поэтому и отрицаются они по-разному. В.М. Лесной полагал, что звенья, осуществляющие "непосредственное социальное насилие ломаются быстрее (армия, полиция, спецслужбы)"[82]. Российский опыт по первоочередному упразднению жандармерии, тайной полиции, военно-дипломатической службы и старой армии в 1917 г., Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР в 1991 г. не является исключительным. С сожалением приходится констатировать, что отрицание в сфере структуры и деятельности государственного аппарата, как правило, предшествует отрицанию в других сферах, в том числе правовой. Для того чтобы процесс социального отрицания носил правовой характер, необходима его предварительная юридическая регламентация, которая возможна в условиях мирной, эволюционной формы отрицания.

В духовной сфере уровень преемственности крайне низок – от старой официальной идеологии решительно отказываются. Данный феномен Н. Неновски прокомментировал таким образом: "В действительности передаются лишь предметы, знаки, а не мысли и идеи"[83]. Эту точку зрения поддерживал его венгерский коллега правовед Л. Живкович: "Мысли и идеи не существуют самостоятельно (объективно), вне их субъектов, все их носителей. Для того, чтобы передать их, необходимо снова найти их носителя, необходимо наличие социальной потребности в этих мыслях. Только тогда предметы "заговорят" на своем первоначальном языке"[84]. Велика интенсивность социального отрицания и в области процедуры деятельности органов государственной власти, здесь немедленно возникают серьезные сбои.

Нетерпимость складывающегося нового строя к оппозиционным силам проявляется, в частности, в запрете ее легального существования. Декретами Советской власти в 1917-1918 гг. были распущены Учредительное собрание, ряд оппозиционных политических партий (в их числе: первой была запрещена партия кадетов 28 ноября 1918 г., затем партии эсеров, меньшевиков и пр.).

В ноябре 1991 г. очередной цикл российской переходности сопровождался запретом теперь уже самой КПСС, которая к тому времени сама превратилась в оппозиционную. В 1992 г. Конституционный суд РФ почти полгода рассматривал так называемое дело КПСС, суть которого сводилась к проверке конституционности Указа Президента России от 6 ноября 1991 г. о прекращении деятельности руководящих структур КПСС и КП РСФСР. Конституционный суд пришел к выводу, что указанные структуры действительно "присвоили государственно-властные полномочия и активно их реализовывали, препятствуя нормальной деятельности конституционных органов государства"[85]. В ноябре 1992 г. был запрещен так называемый Фронт национального спасения, а в октябре 1993 г. была приостановлена деятельность всех оппозиционных партий, кроме коммунистической и либерально-демократической, вскоре были распущены также Съезд народных депутатов СССР и Верховный Совет СССР в соответствии с Указом Президента России № 1400[86].

В процессе социального отрицания оппозиционных складывающемуся строю сил зачастую используются меры, ограничивающие гражданские, политические, наконец, личные права и свободы представителей оппозиции (индивидов и целых социальных слоев населения). Например, статьей 23 Конституции РСФСР 1918 г. было установлено преимущество в нормах представительства при выборах в Советы для рабочего класса, а отдельные категории населения лишались прав, которые, как было сказано в тексте Конституции, "используются ими в ущерб интересам социалистической революции"[87]. Подобный опыт использовался в 1989 г. при выборах народных депутатов СССР, когда свободные выборы обременялись надуманными 750 местами для общественных организаций, при фактическом отсутствии последних, 100 мест в советском парламенте получили кандидаты от Коммунистической партии Советского Союза.

Своеобразно проявление процесса социального отрицания при обновлении кадров, персонального состава органов государственной власти. Неизбежно в переходный период осуществляется "чистка" аппарата власти от прежнего состава высшей администрации и фигур, ассоциируемых с прежним режимом. Здесь проявляется любопытная закономерность – если на первоначальном этапе перехода осуществляется массовое смещение чиновников с занимаемых постов и высвобождение из государственного аппарата старых управленцев, то на последующих этапах происходит заметное возвращение части указанных лиц в аппарат власти. После падения фашистских режимов в Западной Европе и коммунистических режимов в Восточной Европе и СССР ожидалось быстрое очищение государственного механизма, но этот процесс потребовал длительного времени. В республиках бывшего СССР (Грузии, Азербайджане и Литве) на прежние высшие политические посты в государстве в 1992-1995 гг. вернулись их прежние обладатели.

В Болгарии, Чехии, Албании, Румынии, Германии проходили судебные процессы над бывшими руководителями коммунистических партий, рассматривались вопросы о поголовной ответственности коммунистов, но парламенты этих стран отвергали подобные предложения. В период денацификации и дефашизации в послевоенных Италии и Германии короткое время существовал общий запрет лицам, запятнавшим себя сотрудничеством с прежним режимом, но подобное мероприятие немедленно отозвалось дисфункцией государственного управления, так как из аппарата ушли опытные профессионалы.

Уход старого партийно-государственного аппарата с политической сцены не равнозначен исчезновению данной социальной группы. Определенная ее часть переходит в экономическую элиту, другая возвращается в структуры власти, сменив политическую ориентацию. Отсюда напрашиваются следующие выводы: 1) тотальное высвобождение старых специалистов аппарата государства со своих должностей чревато серьезным ослаблением управляемости общественными делами. Это обстоятельство характеризует диалектическое соотношение социального отрицания и преемственности, которое никогда не было однопорядковым процессом; 2) сохранение в государственном аппарате прежних специалистов, приспособившихся к новым условиям управления и сменивших политические взгляды, означает, что старый аппарат все-таки отрицается как система. В любом случае сохранившиеся отдельные элементы прежней системы подвергаются коренному изменению социального и духовного содержания, меняются направления, процедуры и методы их деятельности.

Многочисленная группа ученых, к которой принадлежат В.Е. Чиркин, А.Г. Лашин, А.М. Витченко, А.Э. Азарх[88], придерживались мнения, что форма государства, имея относительно самостоятельное значение, переживает старое содержание. Но ввиду того, что форма без содержания не может существовать, рано или поздно она наполняется новым содержанием.

Значит ли это, что форма переходит в новые условия существования без изменений?

Представителями названной группы ученых отмечается, что в условиях переходного государства применяются лишь отдельные элементы старой формы, да и те используются лишь постольку, поскольку наполнены новым содержанием. "Старая форма, - считал В.Е. Чиркин, - наполняется не только новым, но и принципиально отличным от ее первоначального назначения содержанием. Меняется сама сущность данной формы, следовательно, на деле она перестает быть формой старого содержания, становится формой нового содержания". Однако в данном случае старые и новые содержание и форму государства рассматриваются как существующие автономно, в то время как элементы старого и нового в переходный период тесно переплетены в силу особой природы переходного процесса.

Следовательно, не существует в практике чистых образцов, когда сразу же после оставления старой формы прежним содержанием, ее синхронно наполняет новое. Развитие государства и права в переходный период характеризуется очевидным усложнением организации и функционирования ввиду противоположности черт старого и нового, соединенных в одно целое.

И потом, если мы констатируем изменение сущности формы, когда она "перестает быть формой старого содержания, становится формой нового содержания", то речь здесь уже идет о сложившейся законченной новой социальной системе, ибо при вытеснении нового старым переходный период заканчивается. По тем же самым основаниям вызывает сомнение мнение В.Е. Козловского о том, что сущность переходного периода заключается в "переделке" содержания и "сбрасывании" формы[89]. То и другое имеет место уже за рамками переходного периода, а внутри них можно говорить только о неустойчивом симбиозе противоречивых черт формы и содержания.

Те элементы старой формы, которые используются в новых условиях, еще не наполнены новым содержанием. Наряду с элементами нового в них сохраняются признаки старой структуры, прежних форм и методов деятельности. Иначе процесс смены конституционного строя представлял бы собой однонаправленный, метафизический процесс, а система органов государственной власти и правовая система уже в переходный период обладали чертами завершенности и стабильности.

Отсюда представляются далекими от практических образцов, а потому искусственными, следующие теоретические построения: "Как правило, в переходных формах либо новое качество облекается в старую форму, либо старое качество (сущность) выступает в новой форме" (Лесной В.М.[90]). Незавершенность формы и содержания государства и права в переходный период в этом суждении также не учитывается.

Представляется спорной и позиция В.Е. Чиркина в затронутом контексте проблемы: "Следует подчеркнуть, что речь идет об использовании некоторых сторон старых институтов, прежней внешней формы государства. Что же касается внутренней стороны старой формы, которая находит свое отражение, прежде всего в государственном режиме, то она настолько близка к содержанию, что, по-видимому, ее элементы почти не могут быть использованы в новой государственной форме"[91]. Но, во-первых, наполнение прежней формы новым содержанием здесь рассматривается как уже свершившийся факт, а во-вторых, прежние методы осуществления государственной власти довольно длительное время использует переходная власть; сила традиции сохраняет отдельные из них и в условиях устойчивого развития нового конституционного строя.

При исследовании процессов разгосударствления в бывших социалистических странах, в том числе в республиках бывшего СССР, становится ясным, что приватизация осуществлялась во многом прежними методами – «кампанейщиной» с высокой степенью соревнования между региональными администрациями. С одной стороны, логика экономических преобразований вынуждала аппарат государства освободить производителей от жестких ограничений их деятельности, а с другой стороны, инстинкт самосохранения диктовал удержание неких особых условий административного усмотрения в этой сфере. Приватизация означает отторжение аппарата от распоряжения собственностью страны, потому-то данный процесс и сопровождается ростом коррупционных деяний, посредством которых коррупционеры пытаются компенсировать свои интересы.

С.С. Алексеев отмечает в своих недавних работах продолжающееся всесилие тоталитарной общественной системы: "В чем-то уступив в сфере законодательно-управленческих учреждений и идеологии, она сохранила свои позиции в главной цитадели системы - в общественно-экономической ее основе, в сфере монопольной государственной собственности."

Сохранение института административной опеки за деятельностью важнейших государственных органов и общественных организаций, сосуществование бесплатной и платной форм обучения и медицинского обслуживания и многое другое свидетельствует об устойчивой тенденции использования переходной властью прежних методов государственной деятельности.

С социологической точки зрения, под преемственностью понимается трансляция социального опыта, т.е. передача при помощи системы определенных институтов того, что накоплено в эпоху одного поколения другому поколению. К таким институтам относятся государство, право, идеология, религия, мораль, система образования и т.д. Способность перечисленных институтов быть проводниками прежнего опыта обусловливается степенью их авторитета в обществе. Так, общеобразовательная школа, будучи по природе своей весьма консервативным учреждением, способна опосредовать в переходный период передачу социальной информации прошлого, но в условиях современной России она вызывает скорее не авторитет, а сочувствие. Вызывает беспокойство и снижение авторитета государственных органов – основных носителей идеи перехода.

В целях юридического исследования аспектов переходности под социальной преемственностью следовало бы понимать сохранение и использование элементов содержания и формы государства и правовой системы на разных исторических ступенях их развития при условии их изменения. Перенос элементов и сторон государства и права без изменений является заимствованием.

В марксистской науке сформировался и господствует тезис о том, что при переходе к социализму преемственность государственно-правовой организации общественной жизни гораздо меньшая, чем при прежних революциях, и касается преимущественно научно-технических средств. Как писал В.М. Лесной: "Буржуазные революции не могут привести к слому старого, бюрократического аппарата, как целого потому, что у нового пришедшего к власти класса имелось сравнительно много общего с классом, лишившимся власти"[92]. Можно сделать вывод, что в обществах, где отсутствуют социальные антагонизмы, уровень преемственности наиболее высок. При воплощении подобных теоретических положений необходимо проявлять известную степень социального творчества, иначе любая форма общественного раскола в переходный период будет трактоваться как своего рода сигнал к тотальному сокрушению старого конституционного строя.

В связи с этим представляются резонными попытки конструирования перечня элементов старой государственно-правовой системы, который при любом варианте перехода охватывается социальной преемственностью. По нашему мнению, в этот перечень могут входить:

1. Определенная часть структуры и персонального состава старого государственного аппарата. Большое научное значение принадлежит выводам В.Е. Чиркина и его коллег по Институту государства и права Академии Наук СССР (в настоящее время Российской Академии наук) о том, что во всех случаях переходности речь идет не об использовании и применении старой формы государства в целом, а об использовании либо отдельных старых институтов, либо некоторых сторон этих институтов.

Дата добавления: 2015-05-10