Часть третья 1 страница. Давид открыл глаза. Свет, который едва просачивался сквозь закрытые ставни, был мутно‑белым, похожим на туман

Давид открыл глаза. Свет, который едва просачивался сквозь закрытые ставни, был мутно‑белым, похожим на туман. Отсюда, из теплой уютной комнаты, из‑под толстого стеганого одеяла, он казался холодным и… каким‑то потусторонним.

Давид сел в кровати и прислушался. В доме царила предрассветная тишина. Здесь, в бывшей маминой спальне, не было часов, но он подумал, что сейчас, скорее всего, самое раннее утро.

Во сне к нему на этот раз не приходило никаких «воспоминаний», поэтому он чувствовал себя отдохнувшим. Уверенным. Готовым… к чему, он еще не знал – но, во всяком случае, ему нравился этот дом. И нравилось, какой стала мама в этом доме.

Только одно омрачало его мысли: Брижитт была мертва.

Накануне вечером он узнал об этом из «воспоминания», в котором лежал, кажется, на больничной койке, слишком высокой для обычной кровати… да и обстановка напоминала больничную палату: стены почти пустой комнаты были ослепительно‑белыми, в воздухе плавал запах эфира или еще какого‑то химического вещества… но был и какой‑то другой запах, казавшийся здесь совсем неуместным: пыли, старого чердака – Давид не мог с точностью его определить. Все было каким‑то расплывчатым, нереальным… И вдруг, непонятно откуда, появился человек, который склонился над ним и прошептал: …а когда я покончу с тобой, я убью твою шлюху‑мамашу, как раньше убил ее подружку.

Он не произнес ни одного имени, не сообщил никаких подробностей. Но это и не понадобилось: Давид был достаточно взрослым, чтобы понять связь между этой призрачной сценой и вчерашней фотографией Брижитт на экране телевизора. Да и подруга у мамы была только одна…

Давид попытался отогнать вернувшийся страх, понимая, что мама не сможет в одиночку справиться с грозящей им опасностью. Он должен еще раз попытаться освободить свою силу. Это их единственный шанс на спасение. Спонтанность вчерашней попытки уступила место твердому, решительному намерению, вызванному необходимостью. И страхом.

Он отбросил одеяло, натянул свитер и шерстяные носки, снова сел на кровать.

На этот раз он не стал закрывать глаза, как вчера в бабушкиной гостиной. Нет, теперь ему хотелось воочию увидеть то, что произойдет. Он поискал подходящий предмет, который можно было бы переместить с помощью взгляда. PSP?.. Нет, слишком тяжелая… Картина на стене… книга… кукла в костюме знатной дамы XVIII века… ага, вот подходящая вещь – небольшая шкатулка, оклеенная ракушками. Маленькая и наверняка легкая. То, что надо.

Давид поднялся, подошел к старинному комоду, на котором стояла шкатулка, и стал не отрываясь смотреть на нее.

Ну давай же, Давид, у тебя получится! Ты еще не знаешь, где и как это может пригодиться, но ты можешь это сделать! Ты столько раз это видел в своих «воспоминаниях»! Да ты и сам всегда об этом знал… Тебе нужно просто выпустить на волю… этого зверька, запертого внутри. Зверька, который победит страшного черного зверя…

Он напряг все силы…

Ничего.

Еще… еще… Наконец он ощутил уже почти привычное покалывание, вроде щекотки под кожей. И теплоту… нет, жар! – волнами расходившийся из головы по всему телу…

…я убью твою шлюху‑мамашу, как раньше убил ее подружку…

Сильнее! ЕЩЕ СИЛЬНЕЕ!

Его дыхание участилось, и он почувствовал, что слегка поднимается над полом, словно в невесомости. Одновременно в ушах нарастал гул – как будто в голове работал паровой котел…

Вот… вот оно! Ты же всегда это знал!..

Его глаза расширились… и тут же их заволокло белой пеленой. Он машинально встряхнул головой, и белый занавес распахнулся. Теперь Давид стоял неподвижно, наблюдая за открывшимся ему зрелищем.

Когда он пришел в себя, все его тело охватила лихорадочная дрожь.

Результат опыта оказался не тот, какого он ожидал, но сейчас это было неважно. Давид бегом бросился в комнату матери. Увидев, что она спит, он подбежал к ней и начал трясти за плечо, чтобы разбудить:

– Мам, просыпайся!.. Скорее!.. Он едет сюда!..

Джорди Фонте еще раз проверил указания GPS, потом недоуменно хмыкнул. Она что, и в самом деле скрылась где‑то в лесу?..

Он пристально вглядывался в просвет между деревьями. Значит, Шарли проехала здесь вчера вечером?.. Никаких следов шин на дороге, конечно, не было: все занесло снегом. Он скорее предположил бы, что она застряла в одном из придорожных мотелей, когда все основные трассы перекрыли из‑за непогоды… Он и сам потерял несколько драгоценных часов…

Джорди взглянул на экран GPS: согласно указаниям, дом должен был находиться примерно в полутора километрах отсюда, в лесу. Он повел машину с почти черепашьей скоростью. Заснеженные ветки хлестали по лобовому стеклу и крыше. Он подумал, что если Шарли с сыном и приехали сюда, то явно впервые за многие годы, иначе проезд был бы более удобным. Уж ветки, во всяком случае, были бы подрезаны…

Он проехал около километра, затем остановил свой внедорожник. Дальше ехать было нельзя: лес становился слишком густым.

Он осмотрел окрестности в надежде разглядеть хоть какое‑нибудь цветное пятно: может быть, яркую зимнюю куртку, шапку или шарф…

Ничего. Только белый снег и темные стволы деревьев…

Он в последний раз взглянул на GPS, вылез из джипа и бесшумно закрыл дверцу. Затем двинулся вперед, поминутно оступаясь – на ногах у него были кроссовки, не слишком подходящие для прогулок по зимнему лесу. Он с трудом преодолевал сугробы и расселины, чертыхаясь, когда ветки хлестали его по лицу или стряхивали снег за шиворот.

Наконец сквозь густые заснеженные заросли Джорди разглядел дом. Он был занесен снегом, но из трубы шел дым – наглядное доказательство того, что след, по которому шел Джорди, был еще горячим… прямо‑таки раскаленным.

Он осторожно приблизился и осмотрел окрестности. Неподалеку стояла синяя «клио». Позади дома была пристройка – нечто вроде сельского амбара, – скорее всего, служившая гаражом. Джорди остановился за деревьями и стал ждать. Принимая во внимание ранний час, да и холод тоже, можно было предположить, что мать с сыном еще крепко спят. Впрочем, и днем тут нечего делать, кроме как спать… в ожидании заветного чека. Во всяком случае, как можно реже высовывать нос наружу.

Он проник в дом. В полуподвальной прачечной, как он и полагал, оказался старый паровой котел. Джорди остановился и прислушался, подняв голову к потолку. Тишина. Он пересек прачечную и поднялся по нескольким ступенькам в кухню. Там было тепло, приятно пахло кофе… Он медленно двинулся вперед, пытаясь прикинуть расположение комнат.

И вдруг за спиной у него раздался щелчок.

Джорди резко обернулся.

Она была здесь, в двух шагах от него. Должно быть, пряталась в дальнем углу, за огромным старым холодильником. С новой прической – короткие, стоящие торчком волосы, выкрашенные в черный цвет, – Джорди едва ее узнал. Но хрупкая фигурка и глаза – особенно глаза – не могли его обмануть: в них горел тот уже знакомый ему странный свет, который он не встречал больше ни у кого.

– Ни с места! – приказала она.

Джорди перевел взгляд с ее лица на тонкую, слегка дрожащую руку, в которой она сжимала револьвер. Она держала его как нужно – очевидно, не в первый раз. Скорее всего, Тевеннен ее научил. Но было заметно, что она вне себя от страха.

– Я не двигаюсь, – спокойно произнес Джорди. – Вот, смотри, я кладу руки на затылок и стою смирно. Я ни на волосок не сдвинусь с места, обещаю.

Услышав обращение на «ты», Шарли вздрогнула.

– Что вы здесь делаете? – спросила она, как ей показалось, властным (а на самом деле почти жалобным) голосом. – У вас привычка грабить дома, оставленные без присмотра?

Незнакомец слабо улыбнулся:

– Нет, Шарли, я не граблю дома. Я пришел за тобой. И Давидом.

Услышав эти два имени, Шарли едва не выронила револьвер от изумления, но постаралась взять себя в руки.

– Я пришел тебя предупредить: нужно уезжать отсюда как можно быстрее. Они прибудут с минуты на минуту. Я забрал их машину, но им не составит труда найти другую. Поэтому не будем терять времени.

Шарли оцепенела от ужаса:

– Но… о ком вы говорите? Сами‑то вы кто?

Джорди со вздохом пожал плечами.

– О, я вас узнала! Вы следили за мной из машины у торгового центра! Вы работаете на Сержа? Кто вы?

Джорди взглянул на нее с печальной улыбкой:

– Я никто, точнее, не бог весть кто. Я просто человек, который восемь с лишним месяцев проторчал перед экраном, где проходила вся твоя жизнь, день за днем.

Судя по всему, Джошуа Кутизи сохранял свой имидж гуру даже в заключении: огромная борода патриарха, медленные, торжественные движения, пристальный, пронизывающий взгляд темных глаз из‑под нависших бровей…

Он сидел напротив Тома Миньоля и, казалось, не испытывал ни малейшего удивления или любопытства по поводу неожиданного визита, к тому же в неурочный час. Весь его облик излучал властную уверенность. Тома вынужден был признать, что, несмотря на свою одежду заключенного и старые кроссовки на ногах, Джошуа Кутизи производит впечатление человека, с которым нельзя не считаться, причем в любых обстоятельствах.

– Вам объяснили, зачем я пришел с вами повидаться? – спросил Тома.

– Нет, мне ничего не сказали. Только назвали ваше имя и должность.

– Я по поводу Джорди Фонте, – без обиняков сообщил Тома.

Никакой реакции, кроме едва заметной из‑за густой бороды улыбки.

– Это имя, полагаю, вам знакомо?

– Очень милый молодой человек, очень одаренный. Правда, немного сбившийся с пути… как большинство здешних обитателей.

Итак, Кутизи предпочел тональность светской беседы… Ну что ж… Тома подозревал, что любой гуру, поднаторевший в краснобайстве, с помощью которого завлекает в свои сети все новых и новых адептов, в итоге почти всегда оказывается воплощением чудовищного эгоцентризма. Это уязвимое место в его броне, и этим грех не воспользоваться.

– Так вот, Джорди Фонте, кажется, имеет отношение к делу, которым я сейчас занимаюсь…

– Но ваше подразделение, насколько я понимаю, занимается внутрислужебными делами. Поэтому я плохо представляю себе, какое отношение может иметь к вам Джорди.

– Я ни в чем его не подозреваю, – солгал Тома. – Но он важный свидетель по одному довольно запутанному делу, которое может в итоге стать… проблематичным для него. Мне нужно его найти…

– Его найти… – задумчиво повторил Джошуа Кутизи. – Хм… Ну и чем я мог бы вам помочь… если бы даже захотел?

– Вы, я так понимаю, покровительствовали Джорди на протяжении нескольких лет…

– Покровительствовал?

– Ну, во всяком случае, вы довольно долгое время применяли к нему ваши методы…

– Я показал ему путь, – серьезным тоном поправил Кутизи. – Его жизненный путь.

– И что это был за путь?

Джошуа холодно улыбнулся:

– Это его путь, лейтенант. Его – и больше ничей.

Молчание. Тома пытался найти какую‑то зацепку для продолжения беседы, для возбуждения любопытства у бывшего соседа Джорди по камере. Но гордыня Джошуа Кутизи сама распахнула ему дверь.

– Что вы знаете об астрософии, лейтенант?

– Вы создали методику личностного развития человека, основанную на изучении звезд и планет в момент его рождения. При этом, насколько я понимаю, вы во многом опирались на астрологию. Причина, по которой вы находитесь сейчас здесь, – вы использовали некоторых своих… адептов в качестве подопытных кроликов в некой специальной клинике в Сен‑Жермен‑ан‑Лэ. Множество молодых женщин покончили с собой при крайне необычных – и жестоких – обстоятельствах, вследствие чего астрософией вынуждены были заинтересоваться соответствующие службы… В ходе судебного процесса всплыло ваше имя, хотя вы и не были главным обвиняемым…

Кутизи жестом остановил его:

– Можете не продолжать. Я знаю подробности этого дела, лейтенант. Сейчас я задам вам вопрос, который может показаться вам странным и не имеющим отношения к делу, но тем не менее: что вы знаете об эре Водолея? Я не спрашиваю вас, принадлежите ли вы сами к этому знаку, поскольку и без того вижу: вы Козерог. Или же у вас Козерог в асценденте. Я прав?

Тома почувствовал, что невольно краснеет под пристальным взглядом гуру. Ему показалось, что голые стены убогой комнатушки, где проходила встреча, теснее сжались вокруг него и его собеседника.

– Не удивляйтесь. Козерогов сразу видно: они держатся напряженно и слегка отстраненно от остальных, всегда сохраняют дистанцию. Тонкие черты лица, недоверчивый взгляд – это недоверие свойственно тем, кто всего в жизни добивался сам, – внешняя холодность, преданность своей работе… Представьте себе, Джорди тоже Козерог. У него к тому же сильное влияние Овна – можно сказать, именно Овен и привел его сюда… но Козерог его отсюда вытащил. Впрочем, сейчас это неважно. В данный момент нас интересует Водолей.

Тома ничего не сказал. Если Кутизи хочет играть ведущую партию в этом разговоре – пусть его. Пока.

– Я уверен, что вы слышали хоть краем уха разговоры о наступлении эры Водолея. Некоторые считают, что она уже наступила – например, поклонники нью‑эйджа и прочие невежды, – но они ошибаются. Астрологическая эра, которая длится две тысячи лет, соответствует феномену, хорошо известному в астрономии: прецессии равноденствий. Мы перейдем из эры Рыб, в которой живем сейчас, к эре Водолея в 2150 году. Вы знаете, что об этом сказано еще в Библии? Да, именно так! Но дело в том, что, точно так же как переход от зимы к весне совершается не за один день, переход к новой эре произойдет не за одну ночь 31 декабря 2149 года. Поэтому можно сказать, что сейчас мы живем в переходном периоде. Вы наверняка это чувствуете. Мы все это чувствуем. Мир стоит на пороге перемен. Все ценности предшествующих веков обращаются в прах: экономика, наука, религия, семья… и даже массовые развлечения. Интернет совершил настоящую революцию в умах, так что каждый теперь замкнулся в своем собственном виртуальном мире… Да, эра Водолея уже близко.

Тон Джошуа на протяжении всего этого монолога оставался ровным, но по лихорадочному блеску, постепенно разгоравшемуся в глазах гуру, Тома заметил, что тот все сильнее воодушевлялся. Он действительно верил в свои теории, он не был обычным мошенником, дурачащим не в меру доверчивых людей. Его внутренняя сила была основана на этой вере.

– Вы знаете, что это означает? – продолжал Джошуа. – Новый мир скоро возникнет на месте старого. Человечество должно полностью трансформироваться, пройдя через серьезную мутацию, – и сейчас ведутся поиски пути, которым она сможет реализоваться. Рано или поздно она произойдет со всеми, но те, кто сможет пройти через нее в числе первых, станут победителями в грядущую эпоху. Они воспримут новые ценности эпохи Водолея: прогресс, универсальность, глобализацию, братство, некую всемирность, коммуникацию, науку, технологию, идеологию… Да, лейтенант, вот‑вот должен родиться новый человек. В мир придут тысячи детей Водолея…

– Все это вы рассказывали и Джорди? – спросил Тома, чтобы напомнить гуру о цели своего визита.

Глаза Джошуа на мгновение расширились, в них промелькнуло разочарование – как у человека, только что очнувшегося от приятного сна и осознавшего гораздо менее приятную реальность. Очевидно, он привык проповедовать часами. Здесь ему явно не хватало аудитории.

Он мельком взглянул на Тома – с легким и даже благодушным презрением. Словно взрослый на неразумного, упрямого ребенка.

– Да, в числе прочих и ему тоже. Но он меня слушал, – холодно ответил Джошуа.

– Поэтому он и изменился?

– Не только поэтому. Я дал ему возможность навсегда избавиться от призраков прошлого, которые его преследовали.

– Но что именно вы сделали?

Еще одна слабая, почти незаметная улыбка.

– То, что мог бы сделать и для вас, если бы вы захотели – и если бы сообщили мне точную дату своего рождения. Тогда, может быть, вы поняли бы смысл этой страсти к расследованиям, которая является вашей основной жизненной мотивацией… которая увлекает вас все дальше и дальше в ваших поисках… и одновременно пожирает вас – а вы не знаете ни почему это происходит, ни как от этого избавиться.

– В данный момент все, чего я хочу, – это найти Фонте, а не узнать о роковом влиянии Сатурна на мою жизнь… и всяком таком прочем. Этот человек для меня очень важен. Найти его – это буквально вопрос жизни и смерти.

– Я знаю.

– Но отку…

– Это начертано на вашем жизненном пути.

Тома с трудом подавил желание схватить Джошуа Кутизи за шиворот и хорошенько потрясти. Нужно было найти другой угол атаки.

– Но вся ваша астрософия, кажется, сошла на нет после самоубийств нескольких ваших подопечных и вашего ареста.

Кутизи взглянул на него с презрительной гримасой:

– Не знаю, к чему вы клоните, но это не имеет никакого значения. Астрософия жива и переживет меня самого.

– В этом я не сомневаюсь. Итак, если Джорди Фонте создал свое собственное общество астрософии, руководствуясь вашими теориями, то где я смогу его найти?

– Почему вы так уверены, что мне об этом известно?

– Потому что Фонте – ваш, так сказать, апостол. Вы должны как‑то поддерживать с ним связь, чтобы наставлять его в трудах праведных. Как я уже сказал вам, это вопрос жизни и смерти…

– Я больше не поддерживаю связь с Джорди.

– Но ведь вы помогали ему в заключении, значит, вам был небезразличен его дальнейший путь. Вы наверняка дали ему чьи‑то координаты. К кому вы его направили? У него больше нет родителей, его брат, насколько я знаю, уехал в США вскоре после судебного процесса…

Долгое молчание.

– Если вы скажете мне об этом, я могу устроить так, что вам улучшат условия заключения…

– Как именно?

– Например, переведут в одноместную камеру. Там вы сможете без помех предаваться размышлениям, спокойно спать – в нынешних условиях это роскошь, сопоставимая с пятизвездным отелем на свободе… Если я найду Джорди, разумеется.

Кутизи погладил бороду – нежным, почти эротическим жестом, и этот жест его выдал: под маской гуру‑аскета скрывался любитель роскоши и наслаждений.

– У вас есть ручка?

Тома вынул из кармана листок бумаги и карандаш, с удивлением отметив про себя, что Кутизи не потребовал никаких гарантий, никаких доказательств того, что этот устный договор будет соблюден.

Кутизи нацарапал на листке какое‑то имя.

– Эта женщина была одной из лучших моих помощниц, – сказал он, протягивая Тома листок. – Сейчас она отошла от дел, но, когда Джорди отпустили на свободу, я дал ему именно ее координаты. С ней я тоже давно не общался, так что вам самому предстоит выяснить, существует ли еще ее книжный магазин или нет…

Тома мельком взглянул на листок, где характерным острым почерком было написано: «Катрин Клермон. Книжный магазин „Вертекс“, Париж, Восемнадцатый округ».

– Они все вас оставили, не так ли? Поэтому вы и дали мне ее имя с такой легкостью?

Кутизи впился взглядом в глаза Тома:

– Вы знаете, сколько писем я получаю каждую неделю? От пятидесяти до ста! Поэтому у меня есть будущее. Неважно, с моими бывшими сторонниками или без них… С вами или без вас…

Тома кивнул.

– Я дал вам это имя потому, что вы – человек слова. Все Козероги такие. Большинство, во всяком случае…

Тома воздержался от комментариев и вынул из портфеля фотографию:

– И последний вопрос. Вы знаете эту женщину?

На фотографии была изображена Шарли – этот снимок был найден Коньо в доме Тевеннена накануне вечером.

Кутизи склонился к фотографии. В следующий миг на его лице появилось довольное, почти гурманское выражение.

– Так это она?..

Тома застыл на месте.

– Та, кого ищет Джорди… и кого он найдет, будьте уверены. Да, очевидно, это она…

– Как вы могли уз…

– Удачи вам, лейтенант, – перебил Кутизи. – Передайте Катрин привет от меня… если с ней встретитесь.

Шарли была не уверена, что все произошедшее за последние несколько минут реально. Ей казалось, что она провалилась в какой‑то липкий душащий кошмар. Реальность отодвигалась все дальше по мере того, как человек, которого она по‑прежнему держала на мушке револьвера, продолжал свой рассказ: камеры повсюду в доме… круглосуточное наблюдение… почти в течение года…

Значит, он все знал… он все видел!

Все!

Он видел, как Серж бил ее, насиловал, унижал. День за днем, месяц за месяцем.

Он видел, как она готовилась к бегству.

Он видел, как она вонзила нож в грудь Сержу, видел, как тот зашатался и рухнул на пол.

Он знал про лотерейный билет. А что еще ему удалось узнать? Что именно он знал о способностях Давида?

Выигрыш?.. Ради этого он приехал сюда? Чтобы шантажировать ее с помощью видеозаписей?

– Теперь ты понимаешь? – спросил он. – Нам надо срочно уезжать!

– Нет, я… я ничего не понимаю! – Шарли сама разозлилась на себя за этот жалобный тон. – Почему мы должны уезжать? Что за опасность нам грозит?

– Нас было трое, как я сказал. И нам была поручена миссия…

– Какая миссия? Кто вы?!

– …но потом я понял, что намерения моих партнеров… не так чисты, как мне казалось вначале.

– Но о чем ты говоришь? Какие намерения? И как вы меня снова нашли?

– Я не знаю. Кольбер, один из моих… ну, короче, Кольбер получил от кого‑то информацию по мобильнику как раз тогда, когда мы уж думали, что потеряли твой след. Вот так я и оказался здесь. Их я бросил на дороге…

Шарли недоверчиво взглянула на него. Как они смогли ее найти? Никто не знал, что они с Давидом здесь, – никто, кроме матери. Может быть, ее телефон прослушивался?.. Знают ли они, кто такая Шарли на самом деле? Камеры, прослушка… Но каким же образом она оказалась в самом центре этой шпионской истории?..

И вдруг ей на ум пришла ужасная догадка.

– Это вы… это вы убили Брижитт?

Глаза незнакомца округлились от непритворного удивления.

– Кто это?

– Моя подруга… у которой мы остановились в первый вечер после отъезда… Так это вы ее убили?

В глазах человека промелькнул какой‑то странный огонек.

– Может быть… – наконец прошептал он.

– Но почему?

– На самом деле я не знаю, ответственны ли мы за смерть твоей подру…

– Зачем все это было нужно? Все эти камеры? Вся эта слежка? Зачем???

– Это все ради него… ради Давида. Точнее, из‑за него… Он всему причиной.

Все это время Давид был в своей комнате, наверху. Он не находил себе места. Ему никак не удавалось ни на чем сосредоточиться. Не получалось вызвать силу. Не получалось даже отвлечься на игровую приставку… Он чувствовал страх.

Он знал, что какой‑то человек должен вот‑вот приехать. Он слышал, как тот крадется через лес, потом заходит в дом… И он знал, кто это: тот самый человек, который склонился над ним в больничной палате; человек, который объявил, что собирается убить его мать…

Внизу стояла тишина. Такая же глухая, ватная, парализующая тишина, как в те моменты, когда Серж учил маму «дис‑цип‑ли‑не»…

Тревога сдавливала ему горло, мешая дышать. Он должен был спасти маму, а для этого нужно было пробудить силу.

Давид натянул шерстяные носки и бесшумно выскользнул в коридор. Голоса снова зазвучали, точнее, говорил в основном один, мужской голос, по‑прежнему неразборчиво, но, по мере того как Давид приближался к лестнице, он слышал его все отчетливее…

…как голос Сержа, когда тот разговаривал сам с собой…

Нет, этот голос был мягче, спокойнее. Хотя именно это спокойствие казалось едва ли не самой ужасной вещью в данных обстоятельствах: человек не может быть спокойным, если на него направлен револьвер. Давид знал, что револьвер у мамы есть – она забрала его из дома в ночь отъезда и теперь взяла с собой, чтобы встретить нежданного гостя.

Он пошел вдоль перил, окружавших верхнюю галерею, пытаясь найти место, откуда можно было бы увидеть происходящее внизу. Наконец, просунув голову между двумя столбцами, поддерживающими перила, он смог различить вздыбленную копну волос, которую сразу же узнал.

Мама. Она стояла спокойно, не собираясь нападать или защищаться…

Это все ради него… ради Давида. Точнее, из‑за него…

Давид застыл на месте. Этот человек знает его?! О чем он говорит?

Он всему причиной.

Чему?!

Давид еще немного подался вперед, пытаясь увидеть лицо человека. Маневр был довольно рискованный, но…

Лица человека по‑прежнему не было видно, поскольку он стоял вполоборота, но Давид увидел его одежду и волосы.

Нет, не может быть! Что‑то не так… совсем не так! Это был не тот человек, который склонялся над ним в недавнем видении. Но именно тот должен был сегодня приехать сюда – Давид был в этом уверен.

Он уже хотел закричать, чтобы предупредить маму о совсем другой опасности, но в это время громко задребезжал колокольчик над входной дверью.

Услышав этот звук, Шарли застыла от ужаса. То, что незнакомец подался ближе к ней, словно желая защитить, ничуть ее не успокоило.

– Не отвечай! – прошептал он.

– Шарли, с тобой все в порядке? – донеслось снаружи. – Это месье Боннэ! Шарли!

Месье Боннэ… Шарли с облегчением вздохнула, узнав его голос, и в особенности этот акцент, типичный для бургундского жителя, с раскатистым «р». Да, это действительно был месье Боннэ. За эти десять лет его голос тоже почти не изменился…

Колокольчик зазвенел снова.

– Шарли?..

Шарли колебалась. Если не отвечать, месье Боннэ может подумать, что она куда‑то отлучилась, и решит ее дождаться. Или же он забеспокоится и позвонит ее матери… Ни в коем случае нельзя, чтобы он увидел здесь этого типа, иначе он вызовет полицию, и та прибудет через каких‑нибудь двадцать минут…

Незнакомец, должно быть, тоже об этом подумал, потому что сказал:

– Я где‑нибудь спрячусь, а ты открой дверь. Когда он уйдет, мы сразу же уедем.

Шарли в нерешительности посмотрела на него:

– А откуда мне знать: может быть, ты приехал за деньгами? Может быть, твои сообщники тебя подослали, чтобы…

Он взглянул на нее почти с болью. Потом, прервав ее жестом, расстегнул куртку и показал рукоятку пистолета, торчавшую из‑за пояса. Прежде чем Шарли успела отреагировать, он взял пистолет и протянул его ей, рукояткой вперед:

– Если бы я пришел с дурными намерениями, уж наверно, я держал бы его в руках, когда вошел в дом.

– Шарли! – снова закричал месье Боннэ и изо всех сил забарабанил в дверь.

– Бери! – настойчиво сказал человек, протягивая ей свое оружие.

– О, черт!.. – пробормотала Шарли, взяла пистолет и наспех спрятала его вместе со своим под грудой диванных подушечек. Затем пошла открывать.

На пороге стоял месье Боннэ – крепко сбитый, краснолицый человек лет шестидесяти. Его руки в огромных варежках были похожи на две лопаты. На голове была меховая шапка с наушниками.

– Здравствуйте, месье Боннэ, – сказала Шарли, пытаясь улыбаться как можно непринужденнее. – Что‑то случилось?

Гость крепко обнял ее и расцеловал в обе щеки:

– Шарли, малышка! Сколько лет мы с тобой не виделись!.. Глазам своим не верю!.. А ты не очень сильно изменилась… прическа у тебя, правда… гхм… а в остальном все как прежде! Пирог понравился?

…пирог понравился?..

Точно, ничего не изменилось! Как будто какая‑то спираль раскручивалась в ее сознании, уводя к самым глубинам памяти…

– Я просто зашел проверить, все ли в порядке. У тебя гости? Я видел тут неподалеку две машины…

Шарли вздрогнула:

– Две?..

Выражение лица месье Боннэ стало другим – на нем появилось нечто вроде недоверия.

– Ну да, две… там, на подъездной дорожке. Джип и…

Он не договорил – откуда‑то из‑за угла ему на голову обрушился удар бейсбольной биты. Месье Боннэ рухнул на крыльцо. Шарли завопила.

– Привет, Шарли.

Она инстинктивно обернулась на голос, одновременно пятясь назад.

Перед ней стоял светловолосый, высокий и худой тип, чья бледность и некоторая вялость движений была характерна для представителей старинных французских семейств, которых Шарли в своей прошлой жизни встречала довольно часто. Разница состояла лишь в том, что помимо шикарного кожаного пальто и элегантного шарфа еще одной деталью его экипировки была огромная бейсбольная бита, которой он только что оглушил месье Боннэ.

Шарли не отрываясь смотрела на него. Какое‑то смутное воспоминание поднималось из глубин памяти на поверхность…

Человек шагнул вперед, и это вывело Шарли из оцепенения. Она снова начала пятиться назад, в дом. Нужно было добраться до дивана, под подушками которого она спрятала оба пистолета…

– Ни с места… Анн Шарль!

Шарли застыла, увидев направленный на нее пистолет. Значит, недавний визитер сказал ей правду… Их действительно было трое, и они охотились за ней и Давидом. Но прежде всего им был нужен Давид! И они знали все о ней, о них обоих!..

Небрежно перешагнув через тело сторожа, человек вошел в дом и захлопнул за собой дверь. Остановившись почти вплотную рядом с Шарли, он взглянул на нее с удовлетворенной улыбкой, от которой по ее телу пробежала дрожь отвращения. Он уже собирался заговорить, как вдруг из кухни донесся какой‑то шум. Оба непроизвольно обернулись.

Дата добавления: 2015-05-08