Переводческая деятельность В. Брюсова, К. Бальмонта, М.Лозинского 2 страница

При работе над «Гимном Духовной Красоте» Бальмонт точно передал содержание оригинала, сделав буквальный перевод, но чаще он обращался к пересказу источника. Так, при переложении стихотворения «Монблан» преобладал пересказ, форма претерпела изменения (было увеличено количество строк в строфе). Как и в других случаях, это было сделано для более полной передачи содержания.

Лирическая драма второго тома «Освобожденный Прометей» содержит много примеров буквального перевода текстов оригинала, потому что образ ее главного героя был актуален для культуры начала XX в. Бальмонту удалось сохранить не только основную идею драмы, но и найти соответствующие языковые эквиваленты. На фоне этого произведения выделяется перевод романтических поэм «Юлиан и Маддало», «Розалинда и Елена», в которых пересказ сосуществует с буквальным переложением

Перевод поэмы «Волшебница Атласа» - это не переложение поэмы Шелли, а создание нового произведения Бальмонта, которое основано на вольной трактовке оригинала. Но перевод «Волшебницы Атласа» скорее исключение.

Особое внимание в переводческой деятельости Бальмоноа следует уделить произведениям О. Уайльда «Саломея» и «Баллада Редигской тюрьмы». При переводе «Баллады» Бальмонт отразил основные характеристики структурного содержания произведения: повторы, цветовые эпитеты. Сохранен главный элемент формы: количество строк в строфе, а также переданы особенности авторского повествования. Поэт нашел в русском языке лексические эквиваленты, соответствующие подлиннику.

При переложении драмы «Саломея» структурные характеристики произведения «поставлены на службу» раскрытия философской концепции драмы. Двойственная природа чувства Саломеи, подчеркнутая К. Бальмонтом и Е. Андреевой при переводе, обусловила сохранение актуальности их текста по настоящее время.

Сопоставительный анализ произведений О. Уайльда («Баллада Редингской тюрьмы», драма «Саломея») с переводами К. Бальмонта позволяет сделать следующие выводы.

В целом метод поэта остался тот же, что и при работе над Шелли. Но наиболее ярко, применительно к творчеству О. Уайльда, проявились четыре основные особенности:

1. Поиск метода переложения, при котором формальные признаки и содержание составляли бы гармоничное единство. В первую очередь это касается «Баллады Редингской тюрьмы», при переводе которой Бальмонту удалось сохранить строфу Уайльда и не включить ни одной дополнительной строки.

Метод перевода «Саломеи» «выбивается» из общей картины по нескольким причинам. Во-первых, это драма. Во-вторых, она переводилась как с французского, так и с английского оригиналов. В связи с этим разговор о передаче формы этого произведения сводится к адекватному отражению грамматических конструкций и композиции текста. Здесь не было никаких существенных изменений. Синтаксические трансформации часто были связаны с адаптацией английского или французского текстов к их передаче на русский язык.

2. Пересказ переводного произведения, основанный на расширении номинативных и коннотативных компонентов лексем, точно отражающих философскую концепцию подлинника и его эмоциональную и эмотивную функции. Бальмонт, как правило, стремился передать семантическое ядро слова, самостоятельно расширяя круг его значений. Так было при переводе английского существительного «snare», словосочетаний «doomed ships», «leaden sky», «doom». В отличие от В. Брюсова, который стремился к лексической точности, Бальмонт поэтически переосмыслял текст. Это давало ему возможность выйти на обобщенно-философский уровень понимания произведения, полностью отразить мысли и чувства О. Уайльда. В. Брюсов шел вслед за самим текстом, а Бальмонт, переводам которого присущ принцип пересказа, за его идеей.

3. Стремление к буквальному, подстрочному переводу в тех случаях, когда эстетические системы автора и переводчика родственны. «Баллада Редингской тюрьмы» была близка К. Бальмонту красотой страдания, поэтому ее перевод имеет много примеров буквального, подстрочного переложения. Повторы и цветовые эпитеты, как важный формальный элемент несут на себе важную смысловую нагрузку. Поэт сохранил их в большинстве случаев. Повествовательная особенность также отражена почти полностью.

Что касается «Саломеи», то здесь можно говорить о том, что буквальный перевод дан в тех случаях, когда трактовка главной героини Уайльдом совпадала с восприятием ее образа К. Бальмонтом и Ек. Андреевой. Они выбирали из ряда лексических значений такое, которое отвечало их общей концепции каждого персонажа драмы.

4. Вольный (неадекватный) перевод был допущен в тех случаях, когда К. Бальмонт и Ек. Андреева хотели подчеркнуть деспотичный характер Ирода. Это происходило за счет выбора лексических средств. Переводчики, опираясь на сигнификативный компонент лексемы, создавали свое «новое» значение слова. Так, фраза подлинника: «Bring me - what is it that I desire?» превратилась в переложении в: «Принесите. Что мне надо?» Трусость и грубость тетрарха подчеркнута и в других эпизодах драмы. Таким образом, вольный перевод был мотивирован общей концепций персонажа. Выбор английского или французского текста был обусловлен теми же причинами. Таким образом, несмотря на то что К. Бальмонт и Е. Андреева перевели драму, основываясь на амбивалетности образа Саломеи, заложенной в произведении Уайльда, они создали свое видение главной героини. Как показала театральная судьба пьесы в России, их трактовка не потеряла своей актуальности до настоящего времени. В страсти Саломеи поэт увидел воплощение той красоты, стоящей выше всех догм и норм привычной морали, которую было суждено эстетизировать «старшим» русским символистам.

Таким образом, Бальмонт «прочитывал» английский эстетизм через призму русского символизма. Он выводил тематику произведений О.Уайльда из английской конкретики на тот философский уровень общечеловеческих обобщений, который значим для русского читателя.

Переводы Бальмонта - это переводы не переводчика-ученого, профессионала, а собрата по перу, поэтому они зачастую носят ярко-индивидуальный, «бальмонтовский» характер. Личность поэта диктует прихотливое и странное на взгляд критика-педанта соединение в одном тексте особенностей двух переводческих традиций, рождает сосуществование частей, близких к подстрочному переводу, и эпизодов, переведенных «вольно». Однако все это цементируется в единое целое сильной творческой личностью русского поэта, «переплавлявшего» звуки лир других времен в горниле своей поэтической мастерской. В этом плане Бальмонт следовал традиции переводов

А. С. Пушкина, Ю. М. Лермонтова, А. А. Фета, А. Блока. В дальнейшем этой традиции придерживались Б. Пастернак, А. Ахматова.

Синкретизм творческого метода Бальмонта вызывал неоднозначную оценку его переводов в условиях усилившейся в начале XX в. борьбы разных переводческих школ. Если оценки его переводов основывались на традиции переводов, согласно которой на первый план выдвигалось стремление точно следовать «букве» - т. е. форме и стилю источника, то в таком случае работа поэта подвергалась строгой критике. Так, его деятельность сурово судили М. Волошин, К. Чуковский, С. Я. Маршак и др. Но если переложения произведений писателей иных народов рассматривались с точки зрения отражения содержания, духа, основной мысли подлинника, т. е. с позиции не буквальной, а поэтической точности, то говорили о том, что переводы Бальмонта в полной мере выполняют свою задачу. На позиции-сторонников переводов поэта стояли прежде всего его младшие собратья по поэтическому цеху - А. Блок и Б Пастернак.

Бальмонт-переводчик открыл для России поэзию, драму и прозу писателей многих стран и народов. В настоящей работе мы затронули проблему анализа его переводческой деятельности в области английской литературы, остановившись на таких знаковых фигурах мировой культуры, как П. Б. Шелли и О. Уайльд. Представляется, что дальнейшее литературоведческое изучение трудов Бальмонта-переводчика даст полномасштабное представление о его месте в истории взаимосвязей русской и мировых литератур.

ЛОЗИНСКИЙ МИХАИЛ ЛЕОНИДОВИЧ

(8 (20) июля 1886, Гатчина — 31 января 1955, Ленинград)

— известный русский поэт, литературный критик, переводчик, один из создателей советской школы поэтического перевода, лауреат Сталинской премии первой степени (1946).

Михаил Лозинский родился 8 (20) июля 1886 г. в Гатчине, в семье юриста и библиофила Л. Я. Лозинского. Окончил гимназию с золотой медалью. Слушал лекции в Берлинском университете. Затем учился в Петербургском университете: В 1909 г. получил диплом юриста, а затем пять лет занимался на историко-филологическом факультете. Был близок к поэтам «серебряного века», в частности к акмеистам, дружил с О. Мандельштамом, А. Ахматовой, Н. Гумилевым. В 1912 г. Лозинский организовал издательство «Гиперборей», где печатались акмеисты.

С 1913 по 1917 г. Лозинский был редактором журнала «Аполлон». В 1914 г. начал работать в Публичной библиотеке в качестве библиотекаря и консультанта (работа в библиотеке продолжалась до 1937 г.). В 1916 г. опубликовал сборник стихов «Горный ключ» (переизданный в 1919 г.). После Октябрьской революции М. Горький привлек Лозинского к работе в издательстве «Всемирная литература». Лозинский много работает над переводами западной классики. В его переводе в СССР выходят произведения таких классиков, как У. Шекспир, Р. Б. Шеридан, Ж. Б. Мольер, М. Сервантес, П. Корнель, Лопе де Вега, Р. Роллан, Данте. За перевод «Божественной комедии» Данте Лозинский в 1946 г. получает Сталинскую премию. Переводит он и восточных поэтов, таких, как Фирдоуси, Саят-Нова, Н. Бараташвили.

Лозинский скончался 31 января 1955 г. в Ленинграде. Похоронен на Литераторских мостках. На доме 73/75 по Каменностровскому проспекту, где поэт жил с 1915 г., была установлена мемориальная доска.

(Источник - http://vilka.by/translator/ganzen_anna1/)

***

А. Иванов

Михаил Лозинский, и не только он…

(«Вечер Елабуги», №5 31.01.2007)

<…> Михаил Леонидович Лозинский — один из создателей советской школы поэтического перевода. В годы Великой Отечественной войны Лозинский, находясь в эвакуации в Елабуге, закончил перевод дантевского «Рая» из «Божественной комедии» — центрального произведения итальянской и мировой литературы, созданного в 1307-1321гг.

Родился Лозинский 20 июня 1886г. в Гатчине. В 1912-1913гг. Лозинский организовал и стал редактором-издателем издательства «Гиперборей», где печатались акмеисты. В период с 1913 по 1917гг. он — секретарь-редактор журнала «Аполлон», издает в 1916г. свой поэтический сборник «Горный ключ». После революции 1917г. Максим Горький привлек Лозинского к работе в издательство «Всемирная литература». Благодаря переводческой деятельности Лозинского советскому читателю стали известны «Гамлет» и «Двенадцатая ночь» Шекспира, «Назидательные новеллы» Сервантеса, «Собака на сене» и «Валенсианская вдова» Лопе де Вега, «Тартюф» Мольера, «Сид» Корнеля, «Школа злословия» Шеридана, «Кармен» Мериме, «Кола Брюньон» Р. Роллана… Он не вошел в нашу отечественную культуру как великий поэт, но он стал великим русским переводчиком XX века. Свои переводы ему на просмотр отдавали Кузьмин и Пастернак. Лозинский учил Ахматову искусству перевода и требовал от нее того, чем руководствовался сам — строгости, приверженности точности и высокому знанию в переводах. В годы Великой Отечественной войны Лозинского из блокадного Ленинграда вывезли в спасительную для него Елабугу, где все свои силы он бросил на перевод той части «Божественной комедии» Данте, которая называется «Рай». Из Елабуги в Ленинград Лозинский вернулся накануне весны 1945г. с законченной рукописью перевода «Божественной комедии». В 1946г. Лозинский за этот свой перевод получит Государственную премию СССР. Ученик Лозинского поэт и переводчик Игнатий Ивановский отмечает, что «Путь Лозинского в переводе — жертвенный путь. Читатель переводов Лозинского — счастливый читатель». В стихотворном послании «Михаилу Лозинскому, переводчику» Ивановский отметил:

«<…> восемьдесят тысяч строк

Великолепных переводов —

Недосягаемый итог,

Пример сближения народов».

Думается, что имя Лозинского — одно из тех имен, которое должно быть увековечено в истории нашего города. Будет ли это памятная доска на доме, где жил Лозинский и где он закончил перевод Данте, будет ли это бюст или памятник переводчику, решать не мне.

Внучка о деде

Лозинские породнились с писателем Алексеем Толстым («Петр Первый»): старший сын Толстого Никита женился на дочери Лозинских Наталье. В годы Великой Отечественной войны Никита Толстой с супругой так же оказался в Елабуге. В нашем городе 2 мая 1943г. у них родилась дочь Наталия, ставшая известной писательницей (произведения «Сестры» (1998г.), «Двое» (2001г.), «Одна» (2004г.)). Сегодня Наталия Толстая преподает в Санкт-Петербургском государственном университете, читает на кафедре скандинавской филологии спецкурсы «Русская культура XIXв. и Скандинавия», «История христианства», «Женщины России и Швеции. Общественная характеристика». В 1993г. Наталия Толстая в своем рассказе «Не называя фамилий» напишет: «В той комнате в Елабуге, где я, не к месту родившаяся в сорок третьем году, лежала в корзине, дедушка Михаил Леонидович Лозинский заканчивал перевод дантевского «Рая». Комната была проходная, освещалась коптилкой, на стенах проступал лед». Приводит Наталия в этом рассказе и весьма забавный случай, связанный с поиском в Елабуге копировальной бумаги для Михаила Лозинского.

В минувшем 2006г. у уроженки Елабуги Наталии Толстой в Испании в издательстве SIGLO вышла книга прозы «EN BUSCA DE LA ARMONIA Y OTROS RELATOS». В книгу вошли 33 рассказа, и первым в этом сборнике стоит уже упомянутый выше рассказ «Не называя фамилий» («SIN DAR APELLIDOS»), в котором и упоминается родина писательницы — Елабуга.

Подарки

В контексте приближающегося 1000-летия Елабуги внук Алексея Толстого и Михаила Лозинского Михаил Никитич Толстой передал через автора этих строк в Елабугу сборник статей по физике своего отца Никиты Алексеевича. Данный сборник существует в единственном (!) экземпляре. В свое время он был составлен для личной библиотеки Никиты Толстого. В сборник включены 10 статей, датированные 1941-1949гг. На его форзаце рукой Толстого указано собственно содержание сборника. Передавая этот сборник в Елабугу в дар городу, Михаил Никитич отметил, что над частью этих статей Никита Толстой работал в Елабуге. Также Михаил Никитич передал в Елабугу из личной библиотеки Никиты Толстого учебник «Оптика и атомная физика» немецкого ученого и педагога Роберта Вихарда Поля (1966г.). Перевод учебника выполнен дочерью Михаила Лозинского Натальей, которая, напомню, тоже была в эвакуации в Елабуге. Учебник вышел под редакцией Никиты Толстого.

Михаил Толстой отметил, что не исключает возможности передачи в Елабугу для музея еще некоторых материалов и документов, касающихся как Лозинских, так и Толстых. Кстати, сам Михаил Никитич в годы войны тоже был в Елабуге вместе со своим дедом Михаилом Лозинским. Ему тогда было всего 4 годика, но описание улицы и дома, где они жили тогда в Елабуге, он дал достаточно детальное. Как яркое воспоминание «елабужского детства» Михаил Никитич рассказал, что однажды по весне он выкопал в огороде из сырой земли луковицу, которую тут же и съел: «Видимо, организм почувствовал, что мне необходимы витамины». Михаил Никитич пошел по стопам своего отца. Сегодня доктор физико-математических наук, член правления Всемирного клуба петербуржцев, видный общественный и политический деятель активно занимается российской историей. В 2004г. он выступил как руководитель проекта «Международная экспедиция-школа «Старая Ладога-2004» (в 2003г. отмечалось 1250-летие Старой Ладоги). Михаил Толстой любезно предоставил «Вечеру Елабуги» право опубликовать его статью «А был ли Рюрик?» Ученик Лозинского, член Союза писателей Санкт-Петербурга Игнатий Ивановский — возможность публикации нескольких его произведений, в числе которых и былина. В 1987г. в журнале «Аврора» (№ 1) были опубликованы несколько былин Ивановского. Предисловие к этой публикации написал Никита Толстой. Он отметил следующее: «…Игнатий Ивановский не случайно взялся за пересказы былин рифмой. <…> Эта работа кажется мне большой удачей — нашей общей удачей. Былины в пересказах Игн. Ивановского легко читаются и полны именно той поэзии, удачи, а иногда и юмора, которыми так пленяют нас гениальные подлинники…».

Говоря о потомках Алексея Толстого, так или иначе связанных с Елабугой, остается добавить, что и сам он тоже в 1902г. побывал в нашем городе. Но это — совсем другая история.

А. Иванов

(Источник - http://www.zur.ru/?action=print&id=1716)

***

А. Иванов

Михаил Лозинский: ценность советского государства

(«Вечер Елабуги», №385(5) 01.02.2006);

<…> 31 января 1955г. в Ленинграде перестало биться сердце Михаила Леонидовича Лозинского - одного из создателей советской школы поэтического перевода. М. Лозинский необычайно обогатил нашу культуру, привнеся в нее творчество поэтов мирового масштаба. Он умер, не дожив одного года до своего 70-летия. В годы Великой Отечественной войны Лозинский, находясь в эвакуации в Елабуге, занимался переводческой работой, позже оцененной по достоинству как в нашей стране, так и за рубежом. Именно в Елабуге им был закончен перевод дантевского "Рая" из "Божественной комедии" - знаменитого произведения итальянской и мировой литературы, созданного в 1307-1321гг.

Данте - основоположник итальянского литературного языка - шел к русскому читателю более 500 лет. Путь Лозинского к признанию не был так долог, но по-своему тернист. 20 марта 1932 г. Лозинский был арестован по обвинению в антисоветской агитации и осужден по ст. 58-10 УК РСФСР на 3 года лишения свободы. Но это была еще не "эпоха" сталинского 37-го года, поэтому Лозинский получил свой срок условно. Уже в годы официального признания, будучи лауреатом Государственной премии СССР, Михаил Леонидович так и жил с "клеймом" осужденного. Его реабилитировали спустя 34 года после смерти: на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989г.

Родился Михаил Лозинский 20 июня 1886г. в Гатчине. Весьма лаконичную характеристику Лозинскому дает его анкета по "делу" в НКВД: "Выходец из дворян, сын присяжного поверенного, беспартийный". Практически вся жизнь Лозинского была связана с его любимым Петербургом - Ленинградом. Получив в 1904г. золотую медаль по окончании 1-й Петербургской гимназии, Лозинский отправился в Берлинский университет. Однако вскоре вернулся в Санкт-Петербург. В 1909г. Лозинский окончил юридический факультет Петербургского университета, а затем до 1914г. учился на историко-филологическом факультете. В 1912-1913гг. Лозинский стал редактором издательства "Гиперборей", где печатались акмеисты. В 1912г. в ежемесячнике "Гиперборей" он опубликовал свои поэтические творения. Несмотря на определенную художественную ценность, его стихи явлением в русской литературе не стали. В дальнейшем Лозинский занимался преимущественно художественными переводами. Некоторые заседания Цеха поэтов проходили в его квартире на Румянцевской площади. В период с 1913 по 1917гг. он был секретарем-редактором журнала "Аполлон". При этом, начиная с 1914г. по 1937г. он работает в Публичной библиотеке главным библиотекарем и консультантом. После Октябрьской Революции Максим Горький привлек Лозинского в издательство "Всемирная литература". Горький поставил цель издать 1500 томов классической иностранной литературы в образцовых переводах. Таким образом, началась профессиональная переводческая деятельность Лозинского. В 1924г. издательство "Всемирная литература" было закрыто. Но идея высокохудожественных переводов осталась. Исправление дореволюционных переводов, чем поначалу занимались советские переводчики, уходило в прошлое. Благодаря переводам Лозинского советскому читателю стали известны "Гамлет" и "Двенадцатая ночь" Шекспира, "Назидательные новеллы" Сервантеса, "Собака на сене" и "Валенсианская вдова" Лопе де Вега, "Тартюф" Мольера, "Сид" Корнеля, "Школа злословия" Шеридана, "Кармен" Мериме, "Кола Брюньон" Р. Роллана, а также ряд стихотворений Гете, Шиллера и армянский эпос "Давид Сасунский". Принял участие Лозинский и в переводе Николаем Гумилевым древневавилонского эпоса о Гильгамеше, хотя имя Лозинского нигде указано не было. Позже Гумилев скажет с сожалением: "А я, недостойный, один на обложку попал". Гумилев отметил, что поэтическое творчество Лозинского - "значительное и прекрасное". Он не вошел в нашу отечественную культуру как великий поэт, потому что таковым не стал. Но он добился, пожалуй, большей высоты - стал великим русским переводчиком XX века. Одного перевода Данте хватило бы Лозинскому, чтобы войти в историю нашей культуры. Ахматова была восхищена переводом Лозинского и отмечала, что он справился с этой задачей блестяще: "Может быть, это наиболее трудная из переводческих работ".

Начало Великой Отечественной войны было принято Лозинским болезненно, но когда немцы подошли вплотную к его родному городу, стало невыносимо страшно. Было очевидно, что блокаду Ленинграда он не выдержит. На специальном военном самолете его уговорили, а точнее, ему приказали покинуть родной город. В приказе отмечалось, что Лозинский представляет ценность для советского государства. Вскоре Лозинский окажется в далекой, но спасительной для него Елабуге. По какому адресу Лозинский проживал в Елабуге, выяснить пока не удалось. Со слов внучки Лозинского Наталии Толстой известно, что комната, в которой жил Михаил Леонидович в Елабуге, "была проходная, освещалась коптилкой, на стенах проступал лед". Находясь в Елабуге, Лозинский все свои силы отдал заботам о близких ему людях и переводу Данте. В этом контексте весьма символична последняя - самая знаменитая - строка переведенного в нашем городе "Рая": "Любовь, что движет солнце и светила". К "Божественной комедии" Лозинский обратился еще в 1939г., а окончательно завершил свою работу в победные для Советского Союза дни 1945г. Из Елабуги в родной Ленинград Лозинский вернулся весной 1945г. Большую часть его скромного багажа составляли бумаги, в том числе законченная рукопись перевода "Божественной комедии". Вскоре в книжной лавке на Невском проспекте появился в продаже номер литературно-художественного журнала "Ленинград" с фрагментами двух песен из "Божественной комедии" (Рай. Песни XXVII -XXXIII). В 1946г. Михаил Лозинский за перевод "Божественной комедии" получил Государственную премию СССР. Можно только гадать о том, был ли знаком Лозинский с переводом трех первых песен "Божественной комедии", сделанным другом Пушкина Павлом Катеминым в 1828-1829гг. Но как бы то ни было, бессмертную "Комедию" Данте мы читаем в переводе Лозинского. А вот с "Гамлетом" ему повезло меньше: "прижился" перевод, сделанный Борисом Пастернаком. Один из блестящих литературоведов России XX века Вадим Кожинов в 1990г. писал о переводе "Божественной комедии" М. Лозинского: "Он дает ясное и верное представление о великом творении, и в этом его бесспорная ценность".

На похоронах Лозинского Ахматова сказала: "Я горда тем, что на мою долю выпала горькая радость принести и мою лепту памяти этого неповторимого, изумительного человека, который сочетал в себе сказочную выносливость, самое изящное остроумие, благородство и верность дружбе". Похоронен Михаил Леонидович был в своем любимом городе на Литературных мостках. В свое время Борис Пастернак интересовался у Лозинского, не знает ли он точное местонахождение могилы Марины Цветаевой. К сожалению, Лозинский этого не знал. Пастернак задумывался над тем, чтобы принять участие в поисках захоронения Цветаевой. Для этого ему непременно пришлось бы вновь посетить Елабугу, с которой у него были связаны весьма забавные воспоминания. Но посещение Пастернаком нашего города - это совсем другая история.

А. Иванов

(Источник – «Вечер Елабуги», №385(5) 01.02.2006; http://www.zur.ru/?action=show_id&id=683&np_id=253)

***

Из воспоминаний А. Ахматовой

С Михаилом Леонидовичем Лозинским я познакомилась в 1911 году, когда он пришел на одно из первых заседаний «Цеха поэтов». Тогда же я в первый раз услышала прочитанные им стихи.

Я горда тем, что на мою долю выпала горькая радость принести и мою лепту памяти этого неповторимого, изумительного человека, который сочетал в себе сказочную выносливость, самое изящное остроумие, благородство и верность дружбе. В труде Лозинский был неутомим. Пораженный тяжелой болезнью, которая неизбежно сломила бы кого угодно, он продолжал работать и помогал другим. Когда я еще в 30-х годах навестила его в больнице, он показал мне фото своего разросшегося гипофиза и совершенно спокойно сказал: «Здесь мне скажут, когда я умру».

Он не умер тогда, и ужасная, измучившая его болезнь оказалась бессильной перед его сверхчеловеческой волей. Страшно подумать, именно тогда он предпринял подвиг своей жизни — перевод «Божественной комедии» Данте. Михаил Леонидович говорил мне: «Я хотел бы видеть „Божественную комедию“ с совсем особыми иллюстрациями, чтоб изображены были знаменитые дантовские развернутые сравненья, например, возвращение счастливого игрока, окруженного толпой льстецов. Пусть в другом месте будет венецианский госпиталь и т. д.». Наверно, когда он переводил, все эти сцены проходили перед его умственным взором, пленяя своей бессмертной живостью и великолепием, ему было жалко, что они не в полной мере доходят до читателя. Я думаю, что не все присутствующие здесь отдают себе отчет, что значит переводить терцины. Может быть, это наиболее трудная из переводческих работ. Когда я говорила об этом Лозинскому, он ответил: «Надо сразу, смотря на страницу, понять, как сложится перевод. Это единственный способ одолеть терцины; а переводить по строчкам — просто невозможно».

Из советов Лозинского-переводчика мне хочется привести еще один, очень для него характерный. Он сказал мне: «Если вы не первая переводите что-нибудь, не читайте работу своего предшественника, пока вы не закончите свою, а то память может сыграть с вами злую шутку». Только совсем не понимающие Лозинского люди могут повторять, что перевод «Гамлета» темен, тяжел, непонятен. Задачей Михаила Леонидовича в данном случае было желание передать возраст шекспировского языка, его непростоту, на которую жалуются сами англичане.

Одновременно с «Гамлетом» и «Макбетом» Лозинский переводит испанцев, и перевод его легок и чист. Когда мы вместе смотрели «Валенсианскую вдову», я только ахнула: «Михаил Леонидович, ведь это чудо! Ни одной банальной рифмы!» Он только улыбнулся и сказал: «Кажется, да». И невозможно отделаться от ощущения, что в русском языке больше рифм, чем казалось раньше. В трудном и благородном искусстве перевода Лозинский был для двадцатого века тем же, чем был Жуковский для века девятнадцатого.

Друзьям своим Михаил Леонидович был всю жизнь бесконечно предан. Он всегда и во всем был готов помогать людям, верность была самой характерной для Лозинского чертою. Когда зарождался акмеизм и ближе Михаила Леонидовича у нас никого не было, он все же не захотел отречься от символизма, оставаясь редактором нашего журнала «Гиперборей»2, одним из основных членов «Цеха поэтов» и другом нас всех.

Кончая, выражаю надежду, что сегодняшний вечер станет этапом в изучении великого наследия того, кем мы вправе гордиться как человеком, другом, учителем, помощником и несравненным поэтом-переводчиком.

Когда весной сорокового года Михаил Леонидович держал корректуру моего сборника «Из шести книг», я написала ему стихи, в которых все это уже сказано:

Почти от залетейской тени

В тот час, как рушатся миры,

Примите этот дар весенний

В ответ на лучшие дары,

Чтоб та, над временами года,

Несокрушима и верна,

Души высокая свобода,

Что дружбою наречена, -

Мне улыбнулась так же кротко,

Как тридцать лет тому назад…

И сада Летнего решетка,

И оснеженный Ленинград

Возникли, словно в книге этой

Из мглы магических зеркал,

И над задумчивою Летой

Тростник оживший зазвучал.

билет 22.

В послереволюционный период издательская деятельность в стране подверглась тотальному реструктурированию, переориентации и централизации.

Однако было бы вульгарным упрощением говорить исключительно о подавлении творческой мысли в области изданий переводной литературы. Вопрос этот представляется неизмеримо более сложным - достаточно трудно на рациональном уровне объяснить «мирное сосуществование» полицейского государства и активную переводческую и издательскую деятельность по выпуску произведений классиков мировой литературы и современных иностранных писателей.

В 1919 году у М. Горького возник замысел издательства «Всемирная литература». В сентябре 1918 г. с Горьким был заключен договор, согласно которому он должен был организовать при Наркомпросе издательство «Всемирная литература» «для перевода на русский язык, а также для снабжения вступительными статьями, примечаниями и рисунками и вообще для подготовки к печати избранных произведений художественной литературы конца ХУШ и всего XIX века». Так, еще на заре становления коммунистического режима в нашей стране намечается один из значительнейших парадоксов общественного сознания России XX века - сочетание тоталитаризма во внутренней политике и подавление инакомыслия с реальным, действительным приобщением огромной массы отечественных читателей, не владеющих иностранными языками, к кладезям мировой культуры и мировой цивилизации.

Дата добавления: 2015-05-08