Дело с двойным дном 11 страница

— А участковые в принципе знают свой контингент, — подхватил поручик. — Доминик сейчас при деньгах, рыжей вовсе не обязательно работать, может взять отпуск.

И кинулся к телефону (это уже стало хорошей традицией), чтобы дать соответствующие распоряжения. Можно сказать, с самого начала расследования преступления на Вилловой квартира Януша стала своего рода военным штабом. Смею надеяться, и моё угощение действовало на поручика самым вдохновляющим образом. Горшочек с мясом под укропным соусом я сняла с огня в тот момент, когда Болек покончил с распоряжениями.

Опять же по традиции, с расспросами к Болеку мы приступили лишь тогда, когда он немного подкрепился. Болек рассказывал охотно.

Недостроенную виллу он осмотрел издалека, но, по его словам, более безобразную постройку трудно представить. Видимо, вкусы у какого-то разбогатевшего спекулянта не совпадали с Болековыми.

Бесформенная громадина, этакая глыба с идиотской надстройкой сбоку в виде башни. Но участок великолепный, считай, совсем в лесу, да и на самом участке много зелени, деревьев и кустов. Вагончик для рабочих стоит в гуще кустов, правда, в настоящее время листья пооблетали и пожухли. Там Доминик мог скрываться совершенно незамеченным, вблизи никакого другого жилья нет.

— А сейчас там не живёт? — заинтересовался Януш. — Что говорит Яцусь?

— Нет, постоянно Доминик там не живёт, но недавно был. И я уверен — теперь появится. Если мы его со всех сторон обложим. Тиран тоже убеждён, что он появится там в самое ближайшее время.

— Даже если его кто-то спугнёт и он расстанется со своей красоткой, совсем необязательно ему скрываться на недостроенной вилле, — заметил Януш. — Если отрастил бороду и запасся новыми документами, хоть в отёле может жить.

Я возразила:

— В отёле не может. Борода ещё не выросла, он только отращивает её и выглядит, по словам Каси, как настоящий уголовник. Или как люмпен, такого в гостиницу не пустят.

— А это зависит от того, какая гостиница, — сказал Болек. — Знаю я парочку таких, где и вампир может жить совершенно спокойно.

— А что вы знаете о парне Каси? — спросил вдруг Януш. — Кто-нибудь из вас видел его?

Болек немного смешался:

— Откровенно говоря, никто так и не видел. Мы и не расспрашивали её.

— Ну так вот, у меня тоже есть идея: пошлите своих людей к ней на квартиру. Я имею в виду квартиру не на Вилловой, а на Граничной. Если у Каси есть парень, он там наверняка оставил следы своего пребывания. Пусть проверят отпечатки пальцев, не в перчатках же он сидит в доме любимой девушки. А потом порасспросить Касю о тех, кто бывает у неё, и побеседовать с ними. Снять у них отпечатки пальцев. И тогда или один из них окажется её хлопцем, или им окажется тот единственный, о котором она вам не скажет.

— Сделать это не так уж трудно, — ответил Болек, — только не понимаю, с чего ты так к этому её парню привязался?

— А потому, что в вашем деле явно чувствуется второе дно, или вторая линия, не знаю, что тебе предпочтительнее. И с этой второй линией у вас полная неизвестность. Я и то удивляюсь, как Тиран оставляет столько аспектов невыясненными.

— Наверное, рассчитывает, что ему прояснит их Доминик, когда мы его поймаем.

— Может, и прояснит. Ну да ваше дело, ловите Доминика. Только уверен я — к делу, которое вы расследуете, не он один руку приложил…

* * *

Доминика схватили на следующий день.

Традиционная вечерняя рассказка поручика Болека на сей раз была захватывающе интересной, динамичной и яркой. Поручик полностью заслужил роскошный ужин: салат с карри и любовно приготовленные настоящие свиные отбивные. И представьте, он начал рассказ, ещё не притронувшись к ним, так что мне не пришлось раньше времени снимать их с огня.

Как мы и предполагали, Доминик обнаружился у девицы на Охоте. Участковый этого не очень отдалённого района Варшавы знал своих подопечных как облупленных, ему не составило труда выделить среди них тощих и рыжих. А как раз одна из таких уже третий день как запустила свои профессиональные обязанности, о чем проговорились её легкомысленные товарки, не подозревая о том, какую свинью подкладывают рыжей и тощей. Глупо хихикая, они даже прошлись насчёт того, что она не совсем уж разленилась, продолжает работать, только делает это с удовольствием, повезло девке, и деньги, и удовольствие, а её опекун не препятствует, он тоже своё получает. Хахаль девке попался не жмот, платит зелёными, все довольны. Везёт же некоторым…

Получив эту бесценную информацию, Болек уже через две минуты помчался со своими орлами по указанному адресу.

К сожалению, квартира девицы находилась на первом этаже, а Доминик оказался парень не промах.

Полицейские ещё звонили в дверь, а он уже сиганул в окно. Болек тоже не совсем дурак, у окна он поставил часового, и тот страшным голосом заорал: «Стой, стрелять буду!» Да только Доминика это не смутило, он знал — стрелять не будут, ну и не подумал остановиться. За ним гнались, да не догнали.

В квартиру девицы ворвалась группа полицейских во главе с Яцусем. И их восхищённым взорам предстала во всей красе старинная охотничья сумка, тот самый потрёпанный ягдташ. Яцусь без помощи лупы разглядел на ней пыль веков и тайника в ветеринарной клинике. Золота в сумке не обнаружили, она была битком набита денежными купюрами, отечественными и иностранными, уложенными тесными рядами. Сумка была в отличном состоянии, купюры в значительно худшем, к тому же они давно вышли из употребления: довоенные польские злотые, французские франки, немного долларов.

— А драгоценности? — поинтересовалась я, на минуту оторвавшись от скворчащих на огне отбивных.

— Никаких драгоценностей. А Яцусь с пеной у рта уверял: их там никогда и не было. И Доминик наверняка здорово разочаровался, когда заглянул в сумку.

Одни лишь доллары и пригодились, а сколько их там было, никто не знает. Золота в квартире никакого не обнаружили, кроме колечка и серёжек, представляющих личную собственность и в самом деле тощей и рыжей девицы. Вот я и опять засомневался в том, что это Доминик похитил золото, обнаруженное Райчиком в тайнике дома покойной Наймовой.

— Странно, что Доминик не прихватил ягдташ, когда смывался от своей рыжей красотки.

— Он просто не успел, ведь сумка была хорошо запрятана в самой глубине огромного шкафа, битком набитого вещами девицы. А ему пришлось спешно покидать помещение, отпирать шкаф и извлекать сумку не было времени. Да и с сумкой он вряд ли убежал бы от погони.

— А кроме сумки, ничего из его вещей не осталось?

— Осталось, как же: трусы да майка и ещё пара драных носков. Влюблённая девица закупила ему все новенькое, а спал Доминик в шёлковой пижаме её альфонса. Кстати, этого альфонса она куда больше, чем нас, боится. Нам она сразу же все как на духу рассказала, решительно заявив, что никакого преступления не совершала, что полиции нет никакого дела до того, кого она у себя дома держит. Кого хочет, того и любит, иметь любовника не запрещается законом. И она, в общем-то, права. Ни о каком преступлении, совершённом Домиником, она ничего не знала, он с ней не делился. Поделились мы, и только тут девица жутко испугалась. И как вы думаете, что именно её испугало?

Погасив газ под сковородой с отбивными, я спохватилась, зажгла снова, отбивные переложила на блюдо, а в жире на сковороде принялась поджаривать очищенные и нарезанные четвертинками яблоки.

Болек прервал рассказ, с умилением наблюдая за моими действиями.

— Так кого же она испугалась? — спросила я, поставив на стол угощение.

— Своего альфонса. Боже, какой аромат… На коленях умоляла нас не говорить ему правды о Доминике, иначе ей не жить.

Я удивилась.

— Почему? Ведь он же получал свою долю с клиента.

— Получал, но она обязана была знать, с каким клиентом имеет дело. Скрывать в доме убийцу не имела права, это опасно для бизнеса, такого девке не простят. А как девка определит, убийца или нет клиент, — это уж её забота, у неё свои методы, альфонс же осуществляет лишь её внешнюю охрану да защиту от конкуренции. Вот она и умоляла нас скрыть от него правду. Поскольку это было в наших интересах, я пообещал не распространяться насчёт того, почему мы разыскиваем Доминика, а она взамен рассказала без утайки все, что знала. Ну, например о том, что всю свою наличность Доминик держал в большом бумажнике, битком набитом, и бумажник этот всегда при нем. Приклеил к животу лейкопластырем, так и спит с ним. А мелочь на текущие расходы в карманах держал. Идея с лейкопластырем неплохая, любой проснётся, когда начнут ему с живота сдирать пластырь.

Глядя на сияющего Болека, Януш недоверчиво заметил:

— Упустили бандита с денежками, а ты сияешь, как медный грош перед получкой. Не может быть, чтобы вы все-таки чего-то там не нашли.

— Ты прав! — расплылся в улыбке Болек и положил на свою тарелку отбивную с блюда, выбрав самую большую. — Нашли, но не скажу, что я так уж радуюсь этому, потому как возникает новое осложнение. Ведь этот паршивец Яцусь уверяет…

Нам с Янушем пришлось довольно долго ждать, чтобы узнать о новом открытии паршивца Яцуся.

Болек отрезал кусочек отбивной, положил в рот и принялся жевать. Даже не дал остыть мясу! Но, похоже, не обжёгся, проглотил благополучно и даже глаза закрыл от наслаждения.

— Поэзия! — выдохнул он. — Ничего подобного мне и во сне не снилось!

Отбивные у меня и в самом деле получились замечательные, сама не знаю почему. Долгие годы свиные отбивные были для меня камнем преткновения и неосуществимой мечтой. С ними связана целая история. Когда-то, на заре туманной юности, я на короткое время оказалась в Катовицах. Обедали мы там в закусочной, хозяйка которой славилась на весь город своими отбивными. Мне и в самом деле ни до, ни после не доводилось отведывать таких шедевров кулинарии. На всю жизнь запомнились, и сколько я впоследствии ни прилагала усилий, мне ни на шаг не удалось приблизиться к этим вершинам кулинарного искусства. Сегодня, похоже, я сделала-таки шаг вперёд, сама не ведаю, каким образом, а благодарный потребитель Болек сумел по достоинству оценить результаты моих трудов. Блаженное выражение его лица привело на память ещё одну историю моей, увы, далёкой молодости.

— Капуста! — невольно вырвалось у меня.

— А что с капустой? — живо заинтересовался Болек.

— Молодую капусту тушила в котле кухарка у нас в харцерском лагере, мне лет пятнадцать было. Так, скажу я вам, это была не капуста, а чистая амброзия!

И мы все, как один человек, набивались к кухарке в помощники, чтобы она разрешила нам потом вымыть котёл, тот, кто мыл, имел право его вылизать.

И вот тоже, потом мне уже никогда не удалось приготовить такой капусты…

— А жаль! — искренне пожалел Болек.

Януш попытался отвлечь нас от кулинарных тем, но ему это не сразу удалось. Наконец он раздражённо поинтересовался у поручика:

— Ты и в самом деле ешь только раз в день?

— А когда мне ещё есть? — удивился поручик. — Вот только у вас вечерком… Интересно, сколько человек вообще может выдержать без пищи?

— Говорят, вроде бы сорок дней, — сказала я.

— Может, сорок и выдержит, но уже на десятый день, сдаётся мне, будет ни на что не годен. Что касается меня, так даже двое суток поста очень отрицательно сказываются на моей умственной деятельности.

Признаюсь честно, никакое расследование на ум не идёт, все мысли в голове — только о котлетах или, к примеру, вместо вещдоков или подозреваемых вижу только огромную гору макарон с яичницей.

— Сейчас тебе грех жаловаться, жрёшь каждый день, и вчера, вот и сегодня, что видно на прилагаемом снимке. Так что на двое суток сваливать у тебя нет оснований. Может, все-таки вернёмся к Доминику?

Болек возмутился.

— Есть у тебя совесть? Отрываешь меня от таких котлет из-за какого-то паршивого Доминика!

Мы позволили поручику спокойно насладиться отбивной, но когда он принялся, не делая паузы, за третью, не выдержали. В конце концов, может есть и рассказывать! Пришлось бедняге подчиниться. Уж очень не терпелось нам узнать о новом открытии паршивого щенка.

— Яцусь уверяет, что в охотничьей сумке были не только банкноты, но и ещё какие-то другие бумаги.

Перевязанный бечёвкой пакет каких-то бумаг. Столько лет лежал, что на коже сумки остался отпечаток. Ясное дело, невооружённым глазом его не заметить, но вы ведь знаете Яцуся, у него в мозгу и лупа, и микроскоп, и даже радар! И этот наглец уверяет, что не газеты лежали, а скорее всего связка писем. Собственно, из-за этого мы особенно тщательно обыскали квартиру рыжей красотки, но никаких писем у неё не нашли.

— Выбросил, мерзавец, — огорчился Януш. — Заполучив сумку, проверил её содержимое, письма ему ни к чему, он их и выбросил. Может, ещё там, в Константине.

— Не думаю, — возразила я. — В Константине из-за трупа у Доминика земля под ногами горела, он наверняка поспешил смыться как можно скорее, схватил сумку и был таков. Где там проверять, что в ней.

Проверил позже, в каком-нибудь безопасном месте.

Там и выбросил.

— Вот только знать бы, где он тогда нашёл безопасное место, — заметил Болек с полным ртом, трудясь над очередной отбивной. — Мы же, почитай, все подозрительные малины прочесали.

— А на Вилловой он не мог спрятаться? — выдвинул свежую версию Януш. — Знал, что квартира пустая, может, у него и в самом деле были от неё ключи, но уж набор отмычек наверняка имелся.

И опять поручику пришлось вскакивать с места, не закончив ужин.

— Куда подевалась эта Кася? — ворчал он, второй раз набирая номер её телефона. Телефон на Граничной молчал.

— Позвони ей на Вилловую, — посоветовала я.

Кася и в самом деле оказалась на Вилловой. Когда в трубке послышался её голос, Януш включил микрофон, чтобы мы тоже слышали, о чем с ней говорит поручик.

— Нет, — ответила Кася на первый вопрос Болека. — Дверь уже не была опечатана. Правда, печать болталась, но я решила, что её сорвали вы, раз отдали мне ключи и разрешили входить в квартиру.

Тихонько выругавшись, Болек задал второй вопрос — о бумагах. И Кася опять дала отрицательный ответ.

— Нет, никакой пачки писем или документов я не нашла, но ведь я все ещё нахожусь на стадии кухни и ещё не скоро с ней покончу. Да, в кухне тоже обнаружились кое-какие бумаги, например, один из ящиков буфета был битком набит использованными трамвайными и автобусными билетами. Нет, я их не выбросила, подумала, ведь они, как-никак, история…

— В каком смысле? — не понял Болек.

— И сами по себе, и к тому же на них проставлены цены.

— Умная девушка, — шёпотом похвалила я Касю.

Болек объявил ей об официальном обыске, который будет сделан в квартире с целью обнаружения пачки старых писем. Неожиданно Кася воспротивилась.

— Если вы имеете в виду личные письма, я не согласна. Я хочу найти их сама. Потом покажу их вам, обещаю ничего не скрывать от вас, но ведь письма родителей — моя собственность! И даже если не родителей, а кого-нибудь из родственников. Я имею на них право! Я хочу, чтобы у меня, наконец, тоже были родные, пусть даже в прошлом. Неужели я никогда не смогу жить, как всякий нормальный человек?

И такое отчаяние прозвучало в голосе девушки, что Болек явно смягчился, тем более что Януш принялся подавать ему какие-то непонятные знаки.

— Ну, хорошо, — согласился поручик, — но помните, никаких бумаг не выбрасывайте.

— Даже старых пакетов из-под муки и крупы? — жалобно поинтересовалась Кася.

— Пакеты можно выбросить, но сначала убедитесь, что на них ничего не записано.

— Ну что ты терзаешь девушку? — накинулся Януш на поручика, когда тот положил трубку. — У неё и без тебя хватает работы. А я догадываюсь, что Доминика вы все-таки поймали, так что он сам расскажет, куда задевал бумаги. И не надо делать в Касиной квартире новый обыск.

— Вот именно, — поддержала я Януша. — На десерт сегодня мороженое. И мне не терпится услышать о том, как схватили этого бандита!

Спешно покинув квартиру возлюбленной, бандит направился туда, где его уже давно поджидали, — в вагончик строителей на замороженной стройке под Варшавой. Ему и в голову не приходило, что там засада.

Вот что значит пренебрегать любовью женщины…

Приехал он самым обычным образом — на автобусе. Было ещё светло. Из двух оперативников один сидел с рацией на верхнем этаже недостроенной страшилки, второй занимался расчисткой леса за оградой участка, без особого энтузиазма сгребая хворост и складывая в кучи сухие сучья. Одет был соответственно и сильно смахивал на огородное пугало.

Тому, что засел наверху, очень нелегко было туда забраться, ибо лестница доходила только до второго этажа, зато место для наблюдения выбрано было отличное. Сверху открывался прекрасный вид на все стороны, сам же наблюдатель оставался невидимым, ибо проёмы окон строители забили досками, оставив в них широкие щели. На всякий случай наблюдатель отодрал по одной доске от каждого из окон, выходящих на все четыре стороны света, что значительно улучшило видимость и никак не контрастировало с общим видом недостроенного шедевра архитектуры.

Именно этот наблюдатель первым увидел Доминика. Впрочем, сразу определить, что это именно Доминик, не мог, издали лица не разглядишь, но поскольку мужчина шёл в сторону дома, наблюдатель на всякий случай по рации известил своего коллегу в лесочке о том, что к участку приближается неопознанный субъект. И когда мужчина, сошедший на автобусной остановке, прошёл по лесной дорожке, ведущей к участку, «пугало огородное» даже головы к нему не повернуло, занятое своим делом, наоборот, отошло подальше с охапкой хвороста и, кинув его на большую кучу, стало спиной к дорожке, о чем-то напряжённо размышляя и озадаченно скребя в затылке. Доминик не торопясь прошёл мимо и вроде бы собрался зайти в калитку на соседний участок, но никуда не вошёл, а внезапно исчез в кустах, что весьма обеспокоило обоих наблюдателей.

К счастью, подваршавский лесок — не Беловежская пуща, Доминик вскоре вынырнул из зарослей и углубился в лес. «Пугало огородное» перестало пялиться на кучу хвороста и переместилось поближе к интересующему его участку, руководствуясь указаниями коллеги, который со своей верхотуры следил за каждым шагом подозрительного субъекта. Оба действовали правильно, грамотно. К вагончику субъект подобрался с другой стороны, воспользовавшись не калиткой, а дырой под проволочной сеткой. Скрытая в пожухлой траве, она оставалась невидимой наблюдателям, но, как оказалось, о ней знал Доминик.

Наблюдатель наверху развил бешеную деятельность. Он не только руководил действиями своего напарника внизу, но и вызвал подмогу из города, сообщив им об обстановке и предупредив, чтобы, не дай бог, не прикатили на патрульной машине прямо к участку. Он отчётливо видел (уже в третье окно), как Доминик прокрался к вагончику и вошёл в него.

Нижний наблюдатель засел поблизости в кустах, помощь уже была в пути, поэтому верхний позволил себе рискнуть и слез, чтобы занять пост поближе к вагончику. Хоть он и предупредил коллег, чтобы те соблюдали осторожность и не примчались, завывая сиреной, но как-никак под боком был солидный лесной массив, где преступник мог скрыться. Прочёсывай потом лес, отлавливая сбежавшего зверя…

Вокруг царила тишина. Её нарушила курица, с оглушительным кудахтаньем выскочившая откуда-то из-под штабеля досок, сложенных у недостроенного дома. Всему миру она сообщала о том, что снесла там яйцо. Возможно, мир это не особенно интересовало, зато немедленно отреагировала невесть откуда взявшаяся собака, большая овчарка. Она заползла под доски и задом вылезла из-под них, осторожно держа в зубах яйцо, которое тут же с наслаждением сожрала. Закусив, собака занялась окружением, учуяла наблюдателя в кустах, но оставила его в покое, только внимательно обнюхала его следы. Собака убежала по своим делам, и второй наблюдатель вздохнул с облегчением, ведь она могла поднять лай и спугнуть преступника.

Подмога в количестве трех человек прибыла на обычной легковой машине, «полонезе». Он остановился на некотором расстоянии от участка, и один из приехавших незаметно подобрался к вагончику.

Туда же подтянулся и верхний наблюдатель. Затем «полонез» не скрываясь подъехал к воротам участка, из него вышли двое мужчин, одетых в рабочие комбинезоны. Громко обсуждая строительные проблемы, они направились прямиком к недостроенному страшилищу.

Трое полицейских окружили вагончик. Один на всякий случай сторожил дверь, двое других притаились у окна. В вагончике были одна дверь и одно окно, по разные стороны бытовки, и, памятуя бегство Доминика из квартиры рыжей девицы на Охоте, полиция на сей раз главное внимание уделила окну, тем более что дверь вагончика выходила во двор, а окно смотрело в лес. Что ж, и полиция на ошибках учится.

Доминик не обманул ожиданий полиции, не вводил никаких новшеств в оправдавшую себя манеру сбегать от полиции, выскочил в окно и был схвачен полицейскими.

Сработал вариант номер один, противник сам выскочил из бытовки. Вариант номер два предусматривал появление полицейских сразу в дверях и в окне. Оказавшись меж двух огней, Доминик должен был сдаться без сопротивления. Но он не стал ждать развития событий, проявил инициативу и без сопротивления не сдался, вырываясь изо всех сил.

Но, во-первых, не такой уж он был сильный, во-вторых, противник значительно превосходил его по численному составу.

Поняв, что ему не вырваться, Доминик сменил тактику и принялся извиняться за то, что позволил себе занять пустующую бытовку для строителей, он же не знал, что именно сегодня те приедут работать, вот он и хотел незаметно смыться, избежав объяснений. А он ничего там не украл, могут сами посмотреть, и не набезобразничал — все внутри в порядке.

И так правдоподобно у него получалось, что не будь у сотрудников полиции фотографии разыскиваемого преступника с дорисованной бородой, они, глядишь, и поверили бы ему. Но оперативники охотились именно за этой дичью, поэтому, не слушая объяснений Доминика и не теряя времени на ознакомление с его безусловно фальшивыми документами, посадили в машину и доставили в комендатуру полиции.

— Видели бы вы Тирана, когда ему предъявили Доминика! — говорил Болек, доедая мороженое. — Так кот глядит на сметану или визирь на гурий. Такое блаженно-умилённое выражение на лице, это надо видеть! При себе у Доминика были документы, настоящие и фальшивые, на фамилию Кремпский. Павел Кремпский, такой и в самом деле есть, или потерял свой паспорт, или у него украли, и туда вклеили фотографию этой обезьяны, Доминика, с короткой бородкой и в очках. Очки тоже нашли при нем, обычные стекла, без диоптрий. И бумажник, битком набитый. И ещё такую штуку, что пальчики оближешь: набор потрясающих отмычек. Кстати, можно это вылизать?

Естественно, я быстренько разрешила ему вылизать тарелку из-под мороженого, и Болек продолжал рассказ.

Самым же главным трофеем, обнаруженным у Доминика, оказался большой конверт со старыми бумагами. Видимо, именно его разыскивал Райчик и, возможно, библиотекарь. В основном это были счета за работу каменщика, причём на одной стороне счета перечислялись виды работ и их объём, а на обороте проставлены были фамилия и адрес заказчика. По всей видимости, они были дописаны позже, потому что более старательно и другим почерком. Владька рассказала полиции о вдове каменщика, у которой Райчик заполучил эти счета, а потом они достались Доминику. О лучшем вещественном доказательстве Тиран не мог мечтать и, потирая руки, тут же принялся допрашивать попавшегося бандюгу.

— Ну и не очень-то он оказался разговорчивый, — сообщил нам Болек, опять же с каким-то непонятным удовлетворением. Удовлетворение, можно сказать, сочилось из поручика, что явно противоречило смыслу его сообщений. Видя наши недоумевающие лица, поручик пояснил:

— Бумаги нам помогли, те самые записи каменщика. Очень полезными оказались его записи на обороте, да и описание работ тоже. К примеру, какой-то Кокот или Вербланк заказывал мастеру сделать, предположим, сейф в стене. Нам-то понятно, какой сейф, а тут и адресок на обратной стороне.

В ипотеке Райчик до всего докопаться не мог, там у этого самого Кокота или опять же Вербланка числилась всего одна недвижимость, а благодаря записям скрупулёзного каменщика мы узнали и о прочих, официально не зарегистрированных. Вот и получается, что каменщик о кладах знал, а Райчик только догадывался и искал, где можно. А этот самый Доминик строил из себя невинную овечку…

Тут Болек с сожалением посмотрел на дочиста вылизанную тарелочку. Пришлось извлечь из морозильника запасной брикет мороженого.

Болек почувствовал прилив новых сил, и мы с Янушем узнали о допросе Доминика во всех подробностях.

Итак, первой реакцией Доминика на все вопросы Тирана было чрезвычайное изумление. Он отрицал все. Потом нехотя признал факт своего знакомства с Райчиком. Ну, знаком, ну и что? Да ведь это просто шапочное знакомство, когда-то где-то в компании встречались, но уже давно, а с тех пор он не видел Райчика и понятия не имеет, чем тот занимается. В Константине он, Доминик, никогда в жизни не был. По Вилловой улице, возможно, случалось проходить, не станет зарекаться, что там никогда не ступала его нога, но когда ступала — ей-богу, не помнит, да и какое это имеет значение? И вообще, Доминик не понимает, зачем его привезли в комиссариат и задают такие вот вопросы.

Пришлось Тирану отбросить тактику наводящих вопросов, и он прижал бандюгу к стенке с помощью неопровержимых улик. Разложил улики на столе, сопровождая каждую кратким и исчерпывающим комментарием. В числе улик были и упомянутые выше счета, и увеличенные отпечатки пальцев.

Рядом с ними лежали охотничья сумка и увеличенные фотографии прочих следов, весьма красноречивые. При виде их Доминик изменил линию поведения. Он замолчал. С видом оскорблённой невинности и глубочайшей обиды он лишь молча пожимал плечами и закатывал глаза к небу, словно призывая небеса в свидетели. Тиран решил переждать, не стал давить на психику подозреваемого.

Мог себе позволить, уж очень крепки были его позиции, а по опыту знал, что таким личностям, как Доминик, надо дать время дозреть. В запасе у капитана было ещё кое-что: очные ставки с Касей и Владькой. Их он решил приберечь на следующий день, не все сразу. И вообще Тиран был в расчудесном настроении, потому что с поимкой Доминика появились очень серьёзные шансы на раскрытие сразу двух запутанных дел.

— Мы не сомневаемся, Доминик расколется, некуда ему деваться, — рассуждал Болек. — Ягдташ, слава богу, из замшевого давно стал кожаным, и отпечатки пальцев на нем получились, как на зеркале.

Это вам уже не косвенные улики, это вам неопровержимые доказательства! А ещё можно устроить и очную ставку с Иолой, той девочкой с четвёртого этажа, на Вилловой. Холера, сплошные бабы… Пардон.

Ну да ничего, каждая о своём доложит, и конец голубчику. А Яцусь! Лопнуть от смеху можно. Примчался, когда Тиран допрашивал подозреваемого, и набросился на ботинки этой обезьяны небритой, собственноручно сорвал их с ног Доминика, тот лишь ошалело пыхтел, только потом возмутился: нету, мол, такого закона, чтобы сидеть в полиции босиком, так и простудиться недолго, вот, пожалуйста, уже насморк начинается. Пришлось выдать ему какую-то казённую обувку.

— И что Яцусь?

— А этот чёртов щенок только глянул на подошву одного из ботинок, и без слов все стало понятно. Так посмотрел на Тирана, что тот и вовсе расцвёл. В любом другом случае пришлось бы ждать результатов экспертизы, по не тогда, когда за дело берётся Яцусь. Видели бы вы его рожу! И верно, через полчаса получили результаты экспертизы.

Именно в этих ботинках был голубчик в ветеринарной клинике в Константине, и кирпичная пыль, и извёстка те самые. Так и ходил, кретин, в этих ботинках всю дорогу, не выбросил. Так что — сами видите. Как только заговорит, считай, делу конец, и, может, уже через денька два я смогу питаться, как каждый нормальный человек, а не только раз в день.

— Ты так и уверен, что делу конец? — зловещим тоном поинтересовался Януш.

Но ему не удалось испортить настроение сияющему от счастья Болеку.

— Не каркай! В любом случае преступник у нас в руках…

* * *

Полиция поймала того бандита, который был здесь. Господи Иисусе! Ведь он расскажет им про Бартека!…

Как мне теперь его прятать? Бартек же не знает, что того поймали. Может, позвонит, тогда смогу его предупредить.

А полиция оглушила меня ещё одним известием о бумагах. Знать бы, какие бумаги, любой ценой надо узнать! Может, и в самом деле тот бандит был здесь раньше, мне это тоже приходило в голову, возможно, что-то здесь оставил, но в такое счастье просто трудно поверить…

Не закончив с кухней, я переместилась в спальню, надо её как следует обыскать, ведь в тот злополучный день, вернее, ночь, бандит находился как раз в спальне. Если что-то спрятал, то только там. В старой чашке с отбитыми краями в слое закаменевшего сахарного песка на дне я обнаружила тоненькую золотую цепочку со знаком Зодиака. Козерог. Боже милостивый, наверное, тоже принадлежал маме, а я даже не знаю, когда она родилась. Долго пришлось отмачивать кулон, пока сахар не растворился.

За поиски в спальне я решила приняться спокойно, методично, хотя места себе не находила из-за Бартека. Итак, сначала то, что лежит наверху, в том числе и на полу. Под книжным шкафом грудой навалены старые газеты и журналы вперемежку с обёрточной бумагой и каким-то тряпьём. Все пространство под тёткиной кроватью и моей кушеткой забито какими-то сумками, чемоданами, узлами, некоторые из них не были завязаны и бебехи высыпались наружу.

Дата добавления: 2015-05-08